скачать книгу бесплатно
– Хорошо, конечно. Я никуда не пойду больше сегодня. Я хотела кое-что рассказать тебе. Может, пообедаем вместе?
Я потянулась к нему и коснулась его руки. Он вдруг показался мне каким-то чужим и отстраненным, и мне захотелось прикоснуться к нему, чтобы избавиться от этого чувства. Но он довольно грубо стряхнул мою руку и отошел.
– Нет, мне надо идти. Еду закажи в номер. И ночевать я не приду. Не звони мне, я сам позвоню. И никуда не выходи…
Когда за ним захлопнулась дверь, я все еще продолжала ошарашено стоять посреди гостиной нашего номера, пытаясь осознать смысл этих нескольких брошенных им коротких фраз. Алекс вел себя со мной так, как будто я досаждала ему и раздражала. Я что-то сделала не так? Что такого могло случиться, что вдруг так изменило его отношение ко мне? Объяснений этому у меня не было.
Терзаемая мрачными мыслями, уснула я поздно. Алекс, как и сказал, ночевать не пришел. Первый раз почти за месяц я спала одна на этой громадной кровати, которая без него уже не казалась такой уютной. Было очень непривычно не ощущать его рядом. К тому же непонимание происходящего просто сводило меня с ума.
Проснулась я тем не менее тоже поздно. Завтрак уже принесли, и я ела, взяв поднос с едой в постель. Круассаны, от которых я обычно была без ума, казались сегодня мне пресными и безвкусными, кофе горьким. Я включила телевизор, чтобы хоть как-то развеять гнетущую тишину, царившую в номере.
За мельтешащими на переднем плане людьми, полицейскими машинами с включенными мигалками и захлебывающимся в желании вылить поток «экстренной» информации корреспондентом я отчетливо различила стеклянную пирамиду входа в Лувр. Мне совсем необязательно было обладать знанием французского, чтобы понять: что-то случилось в музее, а именно – ограбление. Картинка на экране сменилась. Люди в белых комбинезонах с одинаковыми чемоданчиками внутри помещений. Опять сменилась – и крупным планом перед моими глазами возникла та самая золотая прямоугольная пластина с неровным краем, единственный экспонат дальнего почти непосещаемого полутемного зала. Диктор продолжал что-то говорить, экспозиция опять сменилась, а я сидела, сжимая в руках чашку с кофе. Как странно: вещь, никому не нужная и неинтересная, по словам того странного старика, оказалась похищенной, и, судя по тому, что больше никаких экспонатов не показывали, украли только ее. Сработавшая сигнализация, и мы, последними вчера покинувшие зал, где она хранилась. Это странное украшение в кармане моей куртки. Я только сейчас вспомнила о нем. Вчерашнее поведение Алекса, горестные мысли непонимания – все это вытеснило случившееся в музее из моей памяти.
Я откинула одеяло, собираясь встать, и в эту минуту открылась дверь – в номер вошел Алекс. Выглядел он все таким же мрачным и невыспавшимся. Я замерла. Он прошел, не говоря не слова. Скинул пиджак, небрежно бросив его в кресло, взъерошил волосы на голове, подошел к столику с остатками моего завтрака и налил себе кофе, сделал глоток и только после этого посмотрел на меня.
– Ты должна уехать.
Словно удар молнии пронзил меня, дыхание остановилось, я замерла.
– Должна уехать? – эхом повторила я.
– Да. Сегодня же. Я закажу билет на самолет и такси.
Я сидела, уставившись на него, и не верила тому, что слышу. Мне казалось, что чья-то безжалостная рука окунула меня в ледяную воду, а затем, не дав передышки, швырнула в огонь, доставать откуда не спешила.
– Ты хочешь, чтобы я уехала? – опять повторила я. Алекс смотрел на меня мрачным тяжелым взглядом, и я вдруг пришла в себя, осознав: он гонит меня, я больше ему не нужна.
– Я могу хотя бы знать почему?
Он молчал.
– Ты ничего не скажешь?!
– Я уже все сказал, – и он просто вышел в гостиную, больше ничего не добавив. Перед глазами у меня все поплыло. Я не могу потерять его! Мне ничего не нужно, только быть с ним! Я хотела все это сказать ему, но знала: раз он закончил разговор – все бесполезно, ничто не изменит его решений. Он достаточно ясно дал понять, что во мне больше не нуждается.
Чувство огромной несправедливости комом застряло в груди, сдавило горло так, что стало трудно дышать. Зачем надо было брать меня с собой в Париж, чтобы так жестоко порвать со мной здесь? Зачем все это, и как понять случившееся? В чем моя вина, что я сделала не так? Все это время, с первых минут нашего знакомства и до этого мгновения, пролетело как на одном дыхании. Я, не задумываясь, бросила все, всю свою прежнюю, возможно, не самую лучшую, но какую-то сложившуюся жизнь, и последовала за ним, с ним. И вот теперь все?!
Отлично себя зная, я понимала, что без обоюдных объяснений своим самокопанием просто сведу себя с ума. Но Алекс не собирался ничего объяснять, бросая меня наедине с моими мыслями. И это было еще более жестоко, чем если бы он просто, например, сказал мне, что я ему надоела. Или что у него есть жена, которая приехала сейчас в Париж, и нашим отношениям пришел конец… или еще что-нибудь, что угодно, но хоть какое-то объяснение его поступка.
Я посидела на постели еще несколько минут, закрыв лицо руками и пытаясь собрать воедино свои мечущиеся мысли. От боли и горечи внутри меня все как будто вымерло. Потом я принимала душ, пытаясь потоками воды остановить потоки слез, складывала чемодан. Я собрала только те вещи, которые привезла с собой, все остальное, купленное здесь, оставила в гардеробе. Возможно, это была просто глупая гордость или попытка мелкой мести, хотя я прекрасно знала, Алекс даже не обратит на это внимания, но я решила: раз я больше не нужна ему, значит и мне ничего от него не надо. Все это время Алекса не было. И когда я уже была готова, он вошел, держа в руках конверты. Он протянул их мне.
– Билеты и документы. На твое имя открыт счет в банке Швейцарии, он будет пополняться регулярно. Я хочу, чтобы ты была обеспечена. Ты ни в чем не будешь нуждаться.
Билеты я взяла, а второй конверт швырнула на кровать. Меня захлестнула горькая злость.
– Ты, видно, спутал меня с кем-то, мне плата не требуется! – я постаралась придать язвительность своему тону. Получилось плохо, горечь перекрыла ее, но мне было все равно. – Мне от тебя ничего не нужно, ты и так дал мне достаточно много.
Я имела в виду те впечатления, эмоции и чувства, что он подарил мне. А их, наверное, могло хватить на целую жизнь, которая теперь для меня заканчивалась.
– Я так хочу, – голос его звучал твердо. Даже сейчас, избавляясь от меня, Алекс пытался контролировать мою жизнь.
Он повернулся спиной и заметил мой фотоаппарат на тумбочке у кровати, подошел, взял его. Он стоял, держа камеру, как будто разглядывая ее, затем протянул мне:
– Возьми, забери ее.
В его голосе, в этой короткой фразе было столько неожиданной сейчас нежности, что мне вдруг показалось: все еще можно исправить, вернуть. Я попыталась заглянуть в глаза любимому и увидеть в них тот нежный и ласковый, мой любимый взгляд. Но в этот момент дверь в номер бесцеремонно распахнулась и вошла та самая бесподобная брюнетка, которую я заметила за стеклом автомобиля со странным мужчиной, после встречи с которым все так изменилось.
Она уставилась на меня, а я смотрела на нее.
Потом она подошла к Алексу и, ласково проведя рукой по его спине, что-то нежно прошептала ему прямо на ухо. А Алекс вдруг сразу изменился, опять став холодным и чужим. Нет, я ошиблась, ничего не вернуть. С появлением этой женщины все встало на свои места, с такой соперницей не мне тягаться.
– Конечно, такая женщина, Алекс, подходить тебе гораздо больше, – я сказала это очень тихо. Во мне достаточно самокритики, чтобы реально оценить, что я не соперница этой идеальной красотке. Вот и ответ, которого мне так не хватало.
– Ты мог бы просто сказать, я все понимаю и не стану мешать. Я не собираюсь цепляться за тебя.
Две пары глаз были прикованы ко мне, Алекс все еще держал в руках фотоаппарат. Подхватив за ручку свой чемодан и ни слова больше не сказав, я вышла из номера.
Такси уже ждало меня у дверей отеля. Водитель погрузил чемодан, швейцар распахнул передо мной дверцу машины.
Я сидела, прижавшись лбом к стеклу, и глотала слезы. Я чувствовала себя такой маленькой и совсем одинокой, выброшенной и никому не нужной. Ужасное чувство, выжигающее изнутри.
Это была сказка с первых минут нашего знакомства, великолепная мечта, воплотившаяся вдруг в реальность. Наслаждаясь каждым мигом этой сказки, я забыла, как порой жестоко спрашивает с нас судьба за такие минуты счастья. И вот так неожиданно все рухнуло, разбилось на мелкие осколки, разбив при этом и мое сердце, которое теперь болело, и не так, как пишут об этом в красивых романах, а настоящей осязаемой болью сдавливая грудь, мешая дышать. Хотелось рыдать, кричать во все горло, но я не могла себе позволить этого и лишь тихонько всхлипывала, глотая слезы. Я пыталась разжечь в себе злость на Алекса, надеясь заглушить этим боль. Ведь это он просил меня ехать с ним, хотя, конечно, совсем не упрашивал, а, как всегда, просто принял решение, даже не сомневаясь, что я соглашусь. Приручил меня к себе, поиграл и выставил за ненадобностью, встретив новую или старую подружку, ничего не объясняя мне, так грубо и равнодушно после всего того, что было между нами.
Но возможно, все это так значимо только для меня, а для него – нет. Ведь на данный момент я все так же, как и при нашей первой встрече почти ничего не знаю о нем, о его жизни и его делах. Только тайн и загадок стало больше. Алекс не посвящал меня в свои дела, не впускал по-настоящему в свою жизнь.
Но гордость моя, как и достоинство, молчала, не желая помочь мне, злорадно усмехаясь где-то в глубине души. И я вдруг поняла, что мне все это безразлично, я просто хочу быть с ним рядом, быть частью этой его странной, непонятной мне жизни. Даже измену я простила бы ему, если бы в этом было дело! Но Алекс ничего не говорил, не оправдывался, не объяснял, и я чувствовала, что причина нашего разрыва кроется в чем-то другом. Но в чем – я не понимала. Горе и отчаяние с новой силой захлестнули меня.
Так уже было! При первом нашем расставании. И уже тогда, будучи знакома с ним всего каких-нибудь пару-тройку дней, я знала, что жить без него не смогу. Только просто существовать. Горе мое, конечно сильно, и осознание того, что я не в силах что-либо изменить, давит и угнетает меня, но до тех пор, пока я буду просто знать, что Алекс есть где-то на одной Земле со мной, я буду пытаться жить ради воспоминаний о нас. Это неправильно – настолько быть привязанной к кому-то, зависеть физически. Но я не могла изменить этого ни раньше, ни сейчас.
Я ясно понимала, что если продолжу и дальше копаться в своих мыслях, то просто сойду с ума. Сейчас ни к чему хорошему это не приведет. Все случившееся надо обдумать, но позже. Я попыталась выкинуть грустные мысли из головы и сосредоточиться на мелькавших за окном пейзажах.
Вернувшись из мира своего горя к действительности, я вдруг поняла, что едем мы не в аэропорт. Я всегда отличалась тем, что не способна была как следует запомнить дорогу, которой пользуюсь не часто, но сейчас сомнений у меня не было: мы едем не туда. Я помню, что сначала через город, потом поля, которые должны остаться слева, и там уже совсем недалеко до аэропорта. А за окнами такси сейчас мелькали поля по обе стороны трассы. Да и по времени, с учетом того, что пробок почти не было, мы должны были уже быть на месте.
– Куда мы едем? Куда вы меня везете? – я пыталась подавить зарождающиеся где-то внутри меня назойливые нотки паники и даже не обратила внимания, что говорю по-русски. Шофер, естественно, не ответил мне, лишь глянул через зеркало заднего вида.
Рука моя непроизвольно потянулась к телефону в кармане. Я еще точно не решила, что собираюсь сделать, как вдруг машина резко затормозила, да так, что я полетела вперед и, если бы не выставила руку, то ударилась о спинку переднего сидения. Водитель перегнулся и вырвал у меня телефон. Я опешила от неожиданности, а он с размаху ударил меня по лицу, и я отлетела назад.
– Давай без глупостей, а то получишь еще, – произнес он на чистом русском языке.
«Еще» я не хотела, поэтому затихла, забившись в угол подальше от него и приложив руку к разбитой губе. Убедившись, что я сижу тихо и ничего не предпринимаю, водитель отвернулся, и мы двинулись дальше. Я осторожно, стараясь не привлекать его внимания, нащупала ручку на дверце и попыталась открыть ее. Меня даже не волновало, что едем мы уже довольно быстро. Естественно, дверь не поддалась.
– Можешь не стараться, двери заблокированы. Открыть можно только снаружи.
Он все же заметил мои тщетные попытки.
Через несколько минут я смогла убедиться в его словах. Мы остановились на обочине рядом с другой машиной, из которой вышли три человека и уселись к нам, двое по бокам от меня, третий впереди, рядом с шофером. Мы тронулись. Сидевший рядом со мной положил мне руку на затылок и пальцами надавил на какую-то точку у основания черепа. Я потеряла сознание.
Макс
Я лежала на широкой кровати в очень светлой и солнечной комнате. Свет лился через большое окно без штор. Чуть сбоку от себя я увидела дверь, которая вела в соседнее помещение и не была закрыта. Там находились люди, были слышны их голоса, мужские. Они переговаривались и посмеивались. Я приподнялась и села на кровати, не понимая, что происходит; голова болела. Я почувствовала, как накатывают волны страха и по телу поднимается дрожь. Один из мужчин мелькнул в дверном проеме, остановился, заметив, что я смотрю на него, и вошел.
– Наша красавица проснулась, – объявил он, подошел ко мне и, схватив рукой за волосы, дернул. От боли у меня выступили слезы.
– Ну что же, – сказал незнакомец, чуть ослабив хватку, – самое время прояснить ситуацию. Слушай меня внимательно, девочка, если ты будешь умницей и будешь делать то, что тебе скажут, все будет хорошо. Только будь послушной, – он осклабился и опять чуть дернул меня за волосы, но не так сильно, как первый раз.
– Договорились?
Я кивнула – как можно не согласиться? Он отпустил меня, и его рука легла на мою шею. Он поглаживал меня, но эти прикосновения были мне неприятны, и я попыталась отстраниться.
– Кто вы, что вам нужно… – я не успела закончить, получив такую затрещину, что упала. Застыла от неожиданности и боли, а он опять схватил меня за волосы, далеко назад запрокинув голову.
– Вот тебе первый урок: говорить можно только, когда позволят, и делать то, что говорят! – он еще раз тряхнул меня.
Я всхлипнула, хотела возразить, но говорить боялась: повторять «урок первый», как и узнавать другие, я не хотела.
– Так-то…
Я увидела прямо перед собой его слащавую улыбку и похотливый взгляд, заскользивший по моему телу.
– У нас еще есть время, – произнес мой мучитель. Сомнений в его намерениях у меня не оставалось. Внутри все похолодело. Если я опять попытаюсь вырваться, то он изобьет меня. Мужчина встал коленом на кровать и придвинулся ко мне ближе, но вдруг отстранился.
– Макс?! – он обратился к человеку, которого я не сразу заметила. Видимо, он появился только что.
Мужчина стоял, небрежно облокотившись плечом о дверной косяк, сложив руки на груди, и как будто безучастно наблюдал за происходящим.
– Мы ждали тебя позже, – произнес тот, что издевался надо мной.
А я замерла, глядя на вошедшего незнакомца. Его рост, фигура, стать, та легкая пренебрежительность в движениях, хорошо ощутимые сила и властность во всем его облике – все это неуловимо, но совершенно определенно напоминало мне Алекса. Волосы мужчины были темнее, чем у Алекса, но так же коротко по-спортивному подстрижены, он был так же гладко выбрит, у него были такие же темно-серые глаза. У меня складывалась впечатление, что я вижу двойника Алекса, но не столько по внешности, сколько по ощущениям, которые я испытывала, разглядывая его. Он внимательно смотрел на меня, чуть прищурив глаза, как когда-то, сто лет назад, Алекс в парке Петергоф. Я пыталась избавиться от наваждения, уверяя себя, что все это мне лишь мерещится от страха и после пережитого шока. Однако это было весьма слабое объяснение, которое не спасало от ощущения дежавю.
– Идем, – коротко произнес Макс, обращаясь к мужчине, и, отделившись от стены, вышел.
Я опять осталась одна в комнате. На этот раз они заперли дверь. Посидев какое-то время на кровати, я встала и подошла к окну. Пейзаж за ним ни о чем не сказал мне: деревья, поля и раскиданные вдалеке аккуратные домики. Я не смогла даже определить, в какой стране нахожусь – еще во Франции или, может, уже где-то в другом месте. Расстояния в Европе маленькие, и за то время, что я была без сознания, меня могли увезти куда угодно. Но, в сущности, какая разница, где я сейчас, понятно, что все еще за границей. А вот почему? – это интересовало меня больше.
Я подергала ручку на двери, но она не поддалась, оставаясь плотно запертой, отошла от окна и продолжила обследовать комнату. Кроме большой кровати с двумя пустыми тумбочками по обе стороны от нее, здесь больше ничего не было, поэтому мое обследование закончилось быстро и безрезультатно.
Я вернулась на кровать и, свернувшись клубочком, попыталась проанализировать ситуацию. Результат был нулевой, я не понимала, что происходит, как и почему я попала в эту историю, кто эти люди и что им надо от меня. Возможно, меня похитили, чтобы потребовать выкуп. С Алексом в Париже мы жили в очень дорогом отеле, и это могло привлечь внимание ко мне. Если это так, кому они предъявят требование о выкупе? Конечно, Алексу. Но после того, как он выгнал меня, будет ли это его интересовать или ему теперь все равно?
Из-за всех этих безрезультатных раздумий усилилась ноющая боль в голове. И напрашивался только один вывод – это как-то связано с Алексом. Или… Я вздрогнула, или с той странной историей с украшением! Та самая куртка, в кармане которой оно лежало, сейчас была на мне. Я сунула руку в карман – кулон преспокойно лежал на месте. Значит, дело не в нем, иначе меня бы давно уже обыскали и допросили. Я опять задумалась. Но и к делам Алекса я не имею никакого отношения. Он никогда ни во что не посвящал меня, ничего не рассказывал, даже не намекал. Но, с другой стороны, откуда этим людям знать, что я не причастна ни к чему. Лишь масса вопросов без ответов. Придется просто ждать, что будет дальше.
Ко всему прочему из моей раскалывающейся головы никак не выходил этот человек – Макс. Все-таки что-то в нем вызывало во мне странные чувства, определить которые я пока никак не могла.
Я вдруг снова осознала, что я больше не с Алексом, он выгнал меня, и я ему больше не нужна. Сердце заныло. Страх и неизвестность на некоторое время вытеснили боль и отчаяние от нашего расставания, но теперь они опять возвращались. Я с силой укусила костяшки пальцев, собранных в кулак. Не думать сейчас об этом! Есть проблемы важнее.
Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг почувствовала самую естественную физическую потребность, мне захотелось в туалет. И если раньше я старалась гнать от себя это желание, теперь оно стало навязчивым и всепоглощающим.
Ждать, когда кто-нибудь заглянет ко мне, уже не было сил и, превозмогая страх, я подошла к двери и тихонько нажала на ручку, хотя прекрасно знала, что она заперта. Прислушалась и, ничего не услышав, осторожно постучала. Дверь тут же открылась, на пороге стоял мой старый знакомый «учитель». Он вопросительно смотрел на меня.
– Мне нужно в туалет…
Он, отступил, приглашая меня выйти.
Помещение туалета не предоставило мне ни единого шанса изменить мое положение, и мне не оставалось ничего другого, как закончив свои дела, вернуться обратно в коридор, где меня ждал мой провожатый. Жестом он приказал мне идти в комнату, сам двинулся за мной. Зашел вслед за мной и прикрыл дверь. Я стояла, боясь повернуться к нему лицом: я очень хорошо понимала, чего он хочет.
– Теперь нам никто не помешает…
Ужас поднимался от кончиков пальцев на ногах до самой моей макушки, перебегая мелкими мурашками и вызывая во мне дрожь. Я все так же не оборачивалась к нему, а он подошел ближе и, схватив меня за шею, одним сильным движением толкнул на кровать. Я упала лицом вниз, тут же попыталась перевернуться, но он не дал, вжимая меня в жесткий матрас.
Я ощущала на себе его дыхание, испытывая омерзение от чужих запахов и прикосновений. Он сам перевернул меня. Я хотела закричать, но широкая ладонь грубо зажала мне рот. Он навалился на меня всем телом, коленом раздвигая мне бедра. Я извивалась, пытаясь вырваться и, наконец, согнув ногу, собрала все свои силы и ударила его, попав прямо в пах. Он выпустил меня и, скорчившись пополам, отполз, постанывая. Я вжалась в стену у изголовья кровати и с ужасом смотрела, как он, продолжая корчиться, испепеляет меня полным ненависти взглядом. Я даже забыла, что нужно закричать, а он, разогнувшись, дернул меня за ногу и подтащил к себе. В руках у него неизвестно откуда появился шприц и, сдернув с него колпачок и прижав меня весом всего своего тела, он воткнул иглу мне в плечо через ткань куртки. Я закричала. Но боль от укола иглы тут же сменилась другой, огнем разливающейся по моему телу, я опять закричала, но он снова рукой зажал мне рот, почти не давая мне дышать.
Я почувствовала, как тело мое немеет и перестает меня слушаться, я теперь не способна была пошевелить даже пальцем, крик застыл в горле. Он удовлетворенно хмыкнул:
– Так-то лучше, правда? – и навис надо мной, его руки, теперь обе свободные, принялись шарить по мне, проникая под одежду. Его прикосновения обжигали меня, усиливая боль. Но больше он ничего не успел сделать. Кто-то одним сильным движением оторвал его от меня и отшвырнул назад. Это был Макс.
Он подошел, взглянул на меня. Я не могла шевельнуться и только судорожно прерывисто дышала, при любой попытке движения все мышцы моего тела, даже те, о которых я раньше не подозревала, отзывались ноющей всепоглощающей болью, сознание, тем не менее, оставалось ясным.
Мой насильник поднялся на ноги, что-то бормоча себе под нос. Макс повернулся и, схватив одной рукой за ткань свитера на его груди, приблизил его лицо к своему и прошипел:
– Приказ не сметь ее трогать был тебе не ясен? Или ты решил, что тебя это не касается?
– Макс, она сама…
Макс чуть отвел сжатую в кулак правую руку назад и нанес такой удар по лицу несчастного, что он, вышибив спиной дверь, вылетел наружу.
Боль в моем теле стала постоянной и сильной, жутко болела голова, тошнило. Я лежала, стиснув зубы и закрыв глаза, и не могла сдерживать стоны. Вдруг я почувствовала, что Макс, аккуратно приподнимая меня, начинает раздевать. Сопротивляться я не могла, но я и не в полно мере осознавала, что происходит, потому что от этой непереносимой боли стало затуманиваться сознание.
Макс раздел меня полностью, доставляя при этом невероятные мучения, потом завернул в простыню, поднял с кровати и понес куда-то. Оказалось – в душ. Я поняла это, когда он затолкал меня, не выпуская из своих рук, завернутую в простыню, под холодные струи воды. Сама я стоять не могла, и он крепко держал меня за талию. Я повисла не его руке. Струи, падая мне на голову и на спину, обжигали холодом, моментально намокшая простыня облепила меня, я захлебывалась и замерзала. От холода я начала трястись, зубы у меня стучали. Я, собирая остатки своих ничтожных силенок, попыталась вырваться. Зачем он так мучает меня! Если я не умерла от боли, умру от холода! Но он, лишь сильнее прижал мою голову вниз. И вдруг я поняла, что боль отступает, успокаивается и затихает, этот мокрый холод вытесняет ее. Я смогла уже вытянуть руки и упереться ими в стену, и стояла уже сама, а не висела на его руке, он только поддерживал меня, но вырваться не давал.
Наконец экзекуция была закончена, Макс выключил воду. Я тряслась от холода, зубы стучали так, что, наверное, было слышно. Макс вытащил меня из душа, снял облепившую меня промокшую насквозь простыню и завернул во что-то сухое, что тоже моментально вымокло. Он слегка потер меня и, подняв на руки, отнес обратно в комнату, где уложил на кровать, укутал одеялом. Мне стало теплее, боль ушла, но я все еще чувствовала слабость. Я лежала, продолжая трястись, и смотрела, как Макс, сняв свою мокрую футболку, вытирается полотенцем. Я вдруг ощутила жуткую жажду.
– Я хочу пить, пожалуйста, – голос у меня был слабый и тихий, но Макс, стоявший ко мне спиной, тотчас обернулся.
– Нет, пить пока нельзя.
Если боль и холод не убили меня, то жажда точно убьет, потому что как только она, робко дав о себе знать, поняла, что ее заметили, то полностью завладела мной. Пить хотелось неимоверно.
– Пожалуйста, – с мольбой попросила я.
Макс принес пластиковую бутылочку с водой, отвинтил крышку и поднес мне, я потянулась, приоткрыв рот, но он, легонько надавив на мою нижнюю челюсть, прикрыл мне его и лишь смочил губы парой капель.
– Все. Потерпи пока.
Стало чуть легче, чуть-чуть, но больше он не дал. Накрыл меня вторым одеялом и вышел, забрав бутылку. Он не стал запирать дверь, наверное, был уверен, что сил у меня недостаточно, чтобы что-то сделать. Так оно и было. Я, наконец, согрелась, но слабость совсем одолела меня и вскоре я провалилась то ли в сон, то ли в забытье.
В себя меня привели несильные похлопывания по щекам. Мне это не понравилось, я хотела спать и хотела, чтобы меня оставили в покое. Но они не оставляли. Я открыла глаза и увидела перед собой Алекса. Я часто заморгала глазами, не веря тому, что вижу, и, как оказалось, правильно, что не поверила. Это был Макс. Я вспомнила, что со мной произошло.
– Вставай, одевайся.
Я послушно поднялась, голова закружилась, поэтому пришлось несколько секунд посидеть. Затем откинула одеяло и только тогда вспомнила, что абсолютно голая. Поспешно прикрылась одеялом, но подумала, какая это глупость: у Макса было достаточно времени и возможности рассмотреть меня. Но поймав мой взгляд, он вышел. Одежда моя лежала на кровати. Слабость не отпускала. Теперь я понимала, почему Макс не позволял мне вчера напиться вдоволь: меня тут же вывернуло бы наизнанку, до того сильным было ощущение тошноты. Руки и ноги свои я ощущала так, как будто они выходили из состояния онемения, еле слушаясь меня. Голова кружилась. Когда я наконец кое-как с большим трудом оделась и была готова, меня вывели на улицу и усадили в машину.
