скачать книгу бесплатно
На не совсем твёрдых ногах я направился к входной стеклянной двери. Михаил пошёл за мной следом. Стройный порядок квадратов на линолеуме пола чуть вскружил мне голову. Я запретил себе смотреть под ноги и прибавил шаг. Миша держался в паре метров за моей спиной.
Сквозь двойное мутное стекло я разглядел, как со стороны улицы, под всё ещё моросящим дождем ко входу в закусочную спешат три невысокие фигуры парней в спортивных костюмах.
Я навалился на дверь, открыв её почти целиком, и в то же время с улицы в открывшийся проём предбанника заскочил молодой кавказец лицом к лицу с моей физиономией. Не выдержав натиск тяжелой двери, я случайно подался на него и толкнул парня плечом навстречу.
– Ты куда прёшь, баран? – воскликнул тот, обнажив острые, как у обезьяны, зубы в злобной гримасе.
– Извините, я нечаян… ооххх, – выдохнул я, не успев окончить фразу, когда слева в селезёнку воткнулся его твердый как камень кулак.
В глазах разошлись чёрно-красные круги, закрутившись в воронку водоворота, и я сполз спиной по открытой двери.
Где-то над головой раздался сперва презрительный смех, а затем, заглушающий его, голос Михаила: – Он извинился.
Следом послышался отвратительный звук тяжёлого шлепка, вперемежку с хрустом кости, и сдавленный хрип. Я поднял глаза и увидел стремящееся к полу лицо моего обидчика, превратившееся в кровавую отбивную. Будто по нему врезали железным рельсом, сравняв профиль в почти плоскую тарелку.
Чернявый товарищ кавказца, похожий на него как две капли воды, ринулся вперёд. Но молниеносное движение Михаила отбросило того метра на три назад на улицу. Мой глаз не уловил движения, но, похоже, что Михаил нанёс сокрушающий встречный удар. Потому что отлетевшее тело рухнуло мешком в лужу и не шевелилось. Третий приятель поверженных вытащил из кармана нож. На мгновение застыл с ним в руке в нерешительности. И тут же припустил куда-то бегом, сверкая пятками от страха.
Михаил отпихнул ботинком ноющего и булькающего собственной кровью врага, помог мне встать и преспокойно выпроводил на улицу. В то время как я пребывал в шоке, на лице моего нового знакомого покоилось безучастное выражение безразличия к происшедшему. Мне кажется, прибив комара, я был бы более эмоционален, нежели этот человек, мимоходом сделавший калеками двух крепких мужчин.
– Ты в порядке? – спросил меня Михаил.
Я отдышался и мог уже идти самостоятельно. Но возбуждение переполняло меня. Полученная травма не отзывалась болью только по причине того, что кровь моя бурлила и требовала объяснения случившемуся.
– Да. Но как ты это сделал?! Зачем? – я развёл руками, осыпаемый каплями дождя, но вовсе не чувствующий их.
– Не вижу здесь ничего особенного. Эта шваль должна быть благодарной мне за преподнесённый урок, – он окинул спокойным взглядом место боя и распластавшихся на нем неприятелей. – За необдуманные поступки следует отвечать. Они напали на тебя. Ты имел право на защиту. Что же тебя удивляет?
– Это же преступники! Они весь город держат. У них оружие и связи в полиции! Никак невозможно противостоять этому. Все привыкли!
Михаил бережно стёр с намокшей руки следы крови и сплюнул под ноги. – Ах, ты об этом…
Я обернулся к окнам закусочной и увидел в них с десяток физиономий посетителей, взирающих изнутри на нас как на инопланетян, которым, впрочем, осталось недолго ходить по земле. У кассы наметилась очередь из людей, спешащих как можно скорее закрыть счёт и ретироваться подальше от этого места, пока ещё не поздно.
– Миша, – я схватил его за руку, – мы должны линять отсюда! И быстро.
Тот вопросительно взглянул на меня, и я в очередной раз поразился его невозмутимости.
– Знаю, что ты сильный здоровый мужик, но через несколько минут здесь будет пять,… десять машин с вооружёнными людьми, которые изрешетят нас в дуршлаг! Это не шутка!
– Если хочешь, уходи. Меня изрядно разозлили твои рассуждения и я, пожалуй, встречу угрозу лицом к лицу, чтобы навести порядок в вашем трусливом городишке.
– Чёрта с два я пойду один! Ты мне обещал, что проводишь меня, помнишь? Или ты хочешь, чтобы по дороге мне оторвали голову? Это останется на твоей совести, между прочим.
Михаил оценивающе взирал мне в лицо и молчал. Моё сердце отстукивало не менее двухсот ударов в минуту. Лицо горело. А хмеля в голове будто бы и не бывало.
В намокшую одежду пробирался холодными иголками ветер. Серый свет сумерек стремительно шёл на убыль, сменяясь чернотой надвигающегося осеннего вечера. Фонари ещё не зажгли.
Я утёр капли дождя с лица. Где-то вдалеке раздался нервный клаксон машины.
– Нужно что-то решать, – я умоляюще поглядел на Михаила. – Не связывайся с ними. Подумай о себе. Что бы ни случилось – всё останется, как и есть сейчас. Ты не исправишь мир в одиночку. А помощи не дождёшься. Измельчал народ. И не наша в том вина… Пойдём! Давай сделаем это как можно быстрее. Обсохнем у меня в библиотеке, а дальше делай как знаешь.
Михаил оглянулся ещё раз на вход в закусочную. Оттуда, укрыв головы куртками, семенили люди. Затем положил тяжёлую руку на моё плечо: – Идём. Показывай дорогу.
***
Закрыв за нами дверь библиотеки, я погасил уличный плафон и заперся на два замка. В дороге я старался припомнить посетителей столовой, и не было ли среди них тех, кто мог знать меня лично. Показалось, что таких не видел, но полной уверенности не появилось. А значит, сохранялась вероятность того, что разозлённые бандиты запросто могли явиться сюда в поисках своих обидчиков.
Я провёл нового знакомого в дальний зал с книгами, окна которого выходили во двор, и только там зажёг свет. Остальные помещения оставил тёмными. «Здесь мы хотя бы сможем продержаться какое-то время, – подумал я. – Ещё в прошлом году город заменил мне дверь на новую металлическую, а на окнах сварили решётки. Поборемся!»
Благодаря холодным октябрьским ночам уже неделю как включили центральное отопление, и в библиотеке стало тепло и уютно. Я прикрыл дверь освещённого зала и усадил Михаила за своё рабочее место. А сам пошёл ставить чайник.
С зале стояли два стола для чтения. Четыре стула за ними. Стеллажи с книгами почти упирались в невысокий потолок. На подоконниках двух окон расположились горшки с эхинопсисами, фиалки и денежное дерево, за которым я особо ухаживал, хоть и не извлёк пока из этого причитающихся дивидендов.
Стены зала я перекрашивал ещё сам несколько лет назад. И планировал сделать это снова в ближайшее время, не только потому, что они покрылись царапинами и тёмными отметинами. Просто надоел салатовый цвет. Душа просила обновления. В помещениях витал запах плесени и книжная пыль. И если я к тому давно привык, то редкому посетителю специфический аромат мог показаться навязчивым. Впрочем, слышал о том, что некоторым людям наоборот он очень нравится.
Я поставил своему гостю кружку горячего чая и сам присел за гостевой стол.
– Ну, вот и моё логово, – улыбнулся я.
***
Мы проговорили довольно долго. Михаил настаивал на том, что разобщённость обывателей, порождённая ленью и безразличием, загнала в угол лучшие качества личности русского человека. Возрос и стал нормой эгоизм, преследующий цель приумножить собственные пожитки любой ценой, не гнушаясь соседского добра, что не объединяло, а разобщало людей. Если общество и существовало, то давно распалось, а без него личности быть не может. Забытая добродетельная мораль уже не может служить её воспитанию. Предложенная современностью замена утраченной морали не выдерживает критики. Её тезисы так и не ожили на практике. Взять хотя бы сегодняшний пример…
Простым и доходчивым языком он разбил все мои доводы об обоснованности самосохранения под лозунгом «моя хата с краю, ничего не знаю». И в итоге, я напрочь растерял основы собственных убеждений под весомостью его смелых и мудрых изречений, возникших, казалось, из какой-то глубины веков.
Затем мы благополучно позабыли эту тему и болтали обо всём подряд. Я рассказал ему о нашем городе, который искренне любил, несмотря ни на что. Дал полистать свои рассказы. Показал редкие собрания сочинений молодой русской литературы девятнадцатого века, являвшиеся гордостью моей библиотеки. Поведал о своих хобби в коллекционировании. Одним словом, незаметно для себя, раскрылся перед человеком, знакомым мне всего-то несколько часов.
И лишь немного обидно было за то, что на все мои вопросы о жизни самого Михаила, он не желал отвечать прямо. А вежливо извинялся и старался отвести их в сторону. Но я не подавал виду, что тревожусь об этом. Миша мне сильно импонировал своей живостью и цельностью. Заподозрить его в подлости и преступных деяниях даже не приходило в голову.
Тем временем подступила ночь. Одежда наша просохла. И на том можно было бы разбежаться по разным сторонам, подведя черту под этим необычным днём. Однако, я ловил себя на мысли, что вовсе не хочу идти домой. Расставшись с Михаилом, идти придётся одному, а было всё-таки боязно. Оставаться здесь одному было, пожалуй, ещё опаснее. И я полагал, что разрешение возникшей дилеммы зависело уже не только от меня.
– Ещё чая? – я поднялся на ноги и застыл, потирая руки, некоторым образом провоцируя на действие своего гостя.
Михаил мгновенно сообразил в чём дело и встал сам.
– Нет, нет. Достаточно на сегодня. Я засиделся и задерживаю тебя.
– Абсолютно не задерживаешь, – я возразил, однако не совсем убедительно. – Я, наверное, останусь ночевать здесь. Погода дрянь. А идти не близко.
– Всё равно. Мне тоже пора, – он стал одевать куртку.
– Тебе далеко?
– Ну,… не очень, – Михаил слегка стушевался и отвернулся поправить одежду.
– Может, я тебе подскажу короткий путь, если не знаешь город? Какой адрес?
– Я найду. Не беспокойся.
– Как скажешь. Но просто хотелось помочь… Ты всё скрываешь от меня, – я неожиданно высказал крутившуюся в голове мысль.
Михаил, начавший было уже движение к двери, остановился. Повисла пауза. Затем он резко обернулся: – Прости, Алексей. Я действительно много от тебя скрываю. Знаю, что это не честно.
– Уверен, у тебя есть на то причины.
– Именно так. Есть. Но, понимаешь… Ты прав. Я чересчур увлёкся тайнами. В общем, нет у меня никакого дома и ночлега. Вчера я ночевал на вокзале. Теперь ты знаешь правду. Но это ничего не меняет.
Он развернулся и пошёл к двери.
– Постой! – я нагнал его, – постой. Нет никакой необходимости уходить. Я в чём-то даже рад, что тебе некуда идти! Честное слово. Быть может, это выглядит глупо, но так у меня есть повод оставить тебя на ночь здесь.
Брови Михаила вопросительно приподнялись.
– Ты знаешь, что я опасаюсь… боюсь этих бандитов. Если ты останешься на ночь в библиотеке со мной, мне будет куда спокойнее. Места хватит.
Михаил не решался: – Ты уверен, что это не причинит тебе неудобств?
– О чём ты говоришь? Если я уж и сам… Нет никаких проблем! Захоти ты облапошить меня и обобрать, сделал бы своё дело уже давно. Никто не знает тебя, и никто не видел, как мы вошли в библиотеку. Да и потом, мне хочется тебе верить.
– Ты можешь верить.
Его выразительный взгляд, обращённый ко мне, подтверждал сказанное, почище всяких слов. Собственно, мне и не требовалось дополнительного убеждения, поскольку я уже для себя решил, что этому человеку не только можно, но и хочется довериться. Таких не часто встретишь. Каждое слово Михаила было сказано к месту, припечатано будто сургучом. Каждая мысль имела значение. Он великолепно владел собой, на зависть простому обывателю вроде меня. Не тратил лишних эмоций. Не заботился о произведенном впечатлении, не оценивал себя и не подстраивался под собеседника. Но если хочешь обрести такого друга, будь готов слышать о себе правду. И мне казалось, что я был готов.
Мы расположились на ночлег и затем встретили утро. Здесь не о чем рассказывать. Выпавшие на мою долю приключения, благополучно были исчерпаны прежним днем, о котором я и так довольно много помянул. Но, признаюсь, с той лишь целью, чтобы ввести читателя в обстоятельства моего знакомства с историей, о которой намереваюсь поведать. Ну и конечно, познакомить с её главным действующим лицом – Михаилом. Надеюсь, мне удалось хоть отчасти передать ощущения своего вдохновения этой выдающейся личностью. Это пригодилось бы читателю наперёд, чтобы лучше представить себе произошедшие с героем романа перемены.
***
Я сдержал слово и свёл Михаила с одним из своих приятелей, который помог пристроить того на автокомбинат разнорабочим. Вся сложность состояла в том, что у моего нового товарища не было никаких документов о личности. То есть вообще никаких! Но мир не без добрых людей. Определив Мише значительно урезанный, по сравнению с той работой, что предполагалось выполнять, оклад, на отсутствие документов закрыли глаза.
Ночевать он приходил в библиотеку. Положа руку на сердце, признаюсь, я искренне рассчитывал, что Михаил совсем скоро определится с жильём. Ведь в случае внезапной проверки, мне хорошенько влетело бы за его визиты.
Мы по-прежнему болтали с ним по вечерам о жизни. И только ближе к полуночи я уходил спать домой. Раз Миша проговорился, что скучает по родному городу Златоусту. Уральский Златоуст я знал и довольно неплохо. Несколько раз бывал там, хоть и находится он в полтысячи верст от Соликамска. Поэтому я вцепился в Михаила, пока тот не признался.
– Я не хотел упоминать свою прежнюю жизнь. Не хочу, чтобы меня что-то связывало с ней. Только по этой причине не желал бы, чтобы кто-то мог это сделать за меня. Но уж коли проговорился, знай, что родился я в Уртюшке Кусинского района. Это недалеко от Златоуста. В город уехал в восемнадцать лет. Там и остался, выучившись, работать. За два дня до встречи с тобой я ездил в посёлок, а затем и в город. Видел мать…, – он потёр глаза, – немногое изменилось. Она лишь постарела сильно. И боюсь, что я к тому оказался значительно сопричастен. Однако «таким» я не смог бы там остаться. Вот, пожалуй, и всё на этом. И дай слово, что услышанное тобой останется между нами.
Я дал слово. И только теперь его нарушил, но читатель вскоре поймёт почему.
***
Со дня нашего знакомства минул месяц. И вот, в один из дней, табу молчания моего друга пало. Это случилось в вечер пятницы.
Я сидел в библиотеке, отстукивая по клавиатуре очередной лист черновика своего нового романа. В нём уже поселилась личность, похожая на Мишу. Так велика оказалась сила воздействия его на меня.
Время от времени, я поглядывал на настенные часы, обеспокоенный задержкой товарища. В это время он обычно всегда возвращался. А как бы я ни старался, всё не мог выкинуть из головы тот инцидент с бандитами у закусочной. Я до сих пор оглядывался в темноте, ожидая удара в спину. Поэтому беспокойство за друга тут же приобрело мрачные очертания разыгравшейся фантазии. Где поножовщина шла по цене одной сигареты.
Наконец, ближе к девяти вечера раздался звонок у двери. Я сорвался с места и бросился ко входу. Это оказался он.
– Чёрт побери, где ты пропадал?!
Михаил молча прошёл мимо меня и направился в освещённый зал библиотеки. Я хотел что-то сказать ему вдогонку, но, обескураженный его поведением, просто последовал за ним.
В светлом помещении я лучше рассмотрел Мишу, и беспокойство моё только усилилось. Нет, он был цел и невредим. Только вот привычная уверенность и блеск глаз слетели с него как листва под ветром ноября. Заметно бледным, ссутулившись как знак вопроса, он сел к стене и повесил голову на грудь.
– С тобой всё в порядке? – я положил ему руку на плечо.
– Не совсем, Лёш. Не согреешь чаю?
– Конечно, – я поставил чайник и набил ситечко его любимым Шен Пуэр.
Когда я вернулся с подносом, Миша уже перебрался за стол и сидел там, подпирая ладонями голову. Я оставил ему чай и ушёл к стеллажам расставлять книги, ожидая пока мой друг придёт в себя в знакомой обстановке. Спустя двадцать минут я вернулся.
Кружка была пуста, а Михаил гонял пальцем по столешнице пачку Мальборо.
– Не знал, что ты куришь, – удивился я.
– Когда-то я выкуривал по две таких пачки за день. И ещё несколько часов назад считал, что навсегда забыл, как это делается.
– Может, ты расскажешь, что всё-таки случилось?
– Ты не возражаешь, если я закурю?
– Ну, кури, что с тобой поделать! Сегодня пятница. За выходные выветрится.
– Хорошо, – он чиркнул спичкой и на конце сигареты расцвели красные угольки. Сизый дым клубящимися вензелями потянулся к потолку и растянулся под ним едва заметным маревом. – Я хочу тебе рассказать о себе.
От неожиданности я растерялся.
– Закончи свои дела. Это будет долгая история.
Я наспех завершил работу компьютера. Занёс сведения о книгах в журнал. Заварил себе тот же чай и вскоре расположился с ним напротив Миши. За окном чернела пустота позднего ноябрьского вечера. Старая липа стучала обнажённой ветвью по стеклу, и скребла по нему словно костлявая рука бедного мытаря, забытого всеми в непогоду. Внутри же было хорошо и тепло.
– Я готов, – сигнализировал я другу, прихлебывая чай.
Михаил откинулся на спинку стула и заложил ногу за ногу: – Что ж, это будет долгая и необычная история, конец которой ещё не дописан. Рассказав тебе её всю, я уйду и больше мы с тобой никогда не увидимся.
Предваряя мои возражения, он поднял руку: – Не спорь со мной и старайся не перебивать. Я не жду, что ты поверишь мне. В мою историю так же сложно поверить, как и в счастливую жизнь. Но она правда от первого и до последнего слова. В этом порукой тебе моя честь, которой я очень дорожу.
Я хочу рассказать тебе всё, потому что ты умеешь слушать. Эту, казалось бы, незатейливую способность люди в твоём мире почти утратили. А ты хочешь оставаться человеком… Как я сказал, мне придётся оставить тебя. И не только тебя, но и эту реальность, которую ты, и окружающие, да и я сам именуем сегодняшним днем. Но на то мне дан знак, полученный сегодня. И чему я, признаться, несказанно рад, хоть и боюсь. Впрочем, обо всём по порядку.
Он достал ещё одну сигарету и закурил. Я терпеливо ждал продолжения, хотя уже готов был засыпать его вопросами.
– Алексей, моя история должна была остаться неизвестной ни тебе, ни кому бы то ни было ещё в этом мире. Однако, по моему возвращению, судьба свела нас с тобой не случайно. Через тебя я смог снова ощутить своё присутствие в мире машин и компьютерных технологий. Вспомнить и даже полюбить свою прежнюю жизнь. Твои слова о маме наполнили моё сердце болью от собственной жестокости и несправедливости к своей матери. О, как я хотел бы многое исправить!… Но, увы, это мне не под силу. Я решил открыться тебе, потому что ты сможешь потом записать и осмыслить мой путь. Может быть, мои некогда близкие люди прочтут и простят меня за всё, что я сделал дурного в жизни. А тем, кто поверит в мою историю, она чем-то послужит уроком. Одним словом, не сочти за труд превратиться на время в уши.
Я только пожал плечами: – Всё, что ты попросишь. Я могу записывать что-нибудь в тетрадь, пока буду слушать? Если ты хочешь, чтобы я потом это записал, так будет легче.
– Как считаешь нужным. Располагайся поудобнее. Итак… Как ты уже знаешь, я родился в поселке Уртюшка Челябинской области. Отец нас с матерью оставил, когда мне было всего шесть лет. Поэтому я его почти не помню. Зато хорошо помню маму. Её доброе сердце ни разу так и не позволило ей обвинить в своих трудностях отца. Она всегда находила объяснение любым дурным поступкам людей. Даже самым дурным.
Мама работала продавцом, и на отсутствие достатка нам было грех жаловаться. Она учила меня жизни. Собственным примером трудолюбия и ангельского терпения ко всем тяготам, свалившимся на её плечи. Я же рос обычным пареньком. Не шибко резвым. Где-то наверно даже увальнем. Учился при том неплохо. И подавал некие надежды.
