скачать книгу бесплатно
И снова – неприятный холодок: как будто не в доме она, где проходит ритуал Очищения, а в ловушке. В хитрой и опасной ловушке.
Улыбается Схайли, но за этой улыбкой, и за весельем Цархона, и за молчанием Варгула, и за смеющимися глазами молодого варвара Астереля стоит что-то пугающее. Чужое. Мертвое. Неужели ошибся Тахриз, неужели старый Харст не знал, о чем говорил, уверяя ее, что Очищение – совершенно безопасный обряд? Что происходит? Что плохого – произошло, произойдет или… или прямо сейчас и происходит?
Ее размышления прерывает крик жреца Земли.
– Вина! – кричит Цархон, врываясь в дверь. – Да, вина, самого крепкого, что заменит оленью кровь в наших жилах! Вина, чтоб его!!! Астри, старая макака, лезь в погреб!
Это самые откровенные слова, которые слышит сегодня Риаленн.
Потому что скрывающаяся за шутками и прибаутками тревога серой помоечной крысой высовывается из норы, водит усиками, ищет добычу – мягкое, боязливое сердце. У Хранительницы оно почти такое и есть. Почти – потому что привыкла бояться, привыкла видеть за обыденностью повседневной жизни то, что не каждому следует видеть, и уж тем паче – чувствовать, и поэтому злой крысюк только смотрит маленькими жадными глазенками, но не может укусить: зубы коротковаты.
Они уже сидят впятером за ужином – ночь поспешила укрыть свою тайну – и вот в каменных кубках бьется старое вино, и шум в голове Риаленн оборачивается словами, которые напрочь выбивают хмель: говорит Астерель, и крыса тревоги вылезает из норы и потягивается: правда краснополосым аспидом лезет за пазуху с октябрьского ветродуя – погреться. Выбросишь? Убьешь? Не поверишь? Как бы не так…
– Мы не шуты, Риаленн, – говорит Астерель. – Мы и вправду жрецы. Жрецы Стихий. Просто это наш последний праздник.
– Боги есть, – говорит ни с того ни с сего Варгул, – и они действительно очень могущественны. Они не совсем такие, какими их представляют люди. Точнее, они совсем не такие. Мы долгие годы существовали под их эгидой, но всему на свете когда-нибудь приходит конец. Я не смог выяснить, что произошло, но те, кому мы служим, отдали нам приказ, не подлежащий обсуждению. Радуйся, Хранительница… или скорби. Отныне твой дом – среди людей.
– Ри, – нежно говорит Схайли, – не бойся. Тахриз сказал тебе правду: твоему существованию как Хранительницы пришел конец. Отныне ты станешь признанной всеми чародейкой. Карфальская ведьма исчезнет, и ее место займет Роглакская волшебница. Так надо, Ри. Тахриз объяснит тебе все. А теперь…
– Вина!!! – громогласно подытоживает Цархон, и на этот раз Астерель первым поднимает свой кубок.
Встает во весь рост Варгул, и слова Молчаливого раздирают плоть заиндевевшего воздуха когтями снежного кота:
Я жизнь отдам тому, кто станет мной,
Не взяв взамен ни серебра, ни злата.
Я встану нерушимою стеной,
Когда падет последняя преграда.
За новый мир,
За новый мир -
Не мой!
– Выпей это, Ри, – Схайли протягивает девушке кубок, а пальцы дрожат… мелко плещется вино… а в глазах жрицы Воды – боль, непонятно откуда взявшаяся боль, и спросить хочется, и страшно… Дрожат руки у Схайли, дрожат руки у Риаленн, и выедает глаза мужчин глухая тоска.
– Что будет потом? – почти прошептала Хранительница, принимая каменную чашу, которая на ощупь оказалась ледяной. – Почему… Почему так страшно?.. Я умру… умру потом, да?
– Нет, – ответил, глядя куда-то в сторону, Варгул. – Но не торопись с выводами. Тебе будет тяжело. Очень тяжело. Возможно, ты пожалеешь о том, что Харст нашел тебя на снегу немного раньше, чем следовало. Нет, Ри, ты не умрешь. В этой чаше – жизнь, а не смерть. Да… целая жизнь, проклятая небом и землей. Нет, ты не умрешь. Умрем мы. Ну же, братья… и сестры! Последний глоток!
– Стойте! – закричала Риаленн, но губы жрецов уже согласно коснулись каменных чаш. Цархон оторвался от кубка и в перерыве между двумя глотками прорычал совершенно не своим голосом:
– Пей! Пей, или все будет напрасно!!
Хранительница дала бы голову на отсечение, что в тот момент она глотала вовсе не вино.
Пузырьки легкого газа обожгли гортань Риаленн, вызывая на бой остатки сознания, и в тот же миг – внутрь, до дна, до пульсирующего средоточия жизни – рванулся огненный вихрь, плавя мысли в один громадный бесформенный комок, а потом комок этот раззвенелся по полу мириадами льдинок, погребая под собой ошалелую серую крысу, и все встало на свои места, и пришло Знание. Какое-то мгновение она ощущала себя богом. Она могла сокрушить тысячи и создать миллионы, ей были подвластны все земные, морские и небесные твари, и обитатели Живого Огня, и призраки, и духи, и еще сотни и сотни когорт и колонн… но мгновение оборвалось, прежде чем иссякла жидкость в кубке. Она запрокинула голову, не в силах понять, почему блаженство вдруг кончилось, но лишь несколько капелек упали с края тяжелой чаши: вина больше не было. Поплыл куда-то стол с бутылками и олениной, поплыли, искривляясь, фигуры жрецов… Хранительница вцепилась в дощатую столешницу, царапая ногтями сухое дерево. Так не должно было случиться!
А как – должно?!
– Вот мы и мертвы, – говорит живой, как ни в чем не бывало, Варгул. – Каково это – быть мертвым, Астри?
Астерель пожимает плечами.
– Мне будет легче, чем вам, – говорит он. – Мне и Схайли. Мы ведь еще молоды.
– Вина, – хрипит Цархон. – Вина, черт побери! Я взаправду хочу…
Варгул поморщился, поднял старика за шкирку и вынес во двор. Снаружи послышались возмущенные вопли, и через минуту жрец Земли вошел в дверь на своих ногах, весь в снегу и с еще более красным, чем ранее, лицом.
– Вина, – бросил он с порога. – Этот зараза Варгул вывалял меня в снегу, как котенка! Вина бывшему жрецу Стихии! И Варгулу тоже налейте. А потом снова пойдем купаться.
– Ночь на дворе, – попытался вразумить его вошедший следом жрец Воздуха. – Вот разбуянился-то! Успокойся, никто никого бросать не собирается. Как жили раньше, так и будем жить.
– Я ж теперь, – всхлипнул Цархон, – даже бутылку вина не наколдую. Правда, сотен пять я про запас сотворил…
– Сколько? – медленно проговорил Варгул, уставившись на раскисающего жреца.
– Пять или шесть сотен, – сквозь всхлипывания произнес Цархон. – Эйленвилль, тридцать пятого года. В погребе стоит, за домом. Мало, конечно…
Сначала хихикнул Астерель, к нему присоединилась Схайли, расхохотался Варгул – смешно, совсем по-человечески хлопая рукой по колену; прыснул, наконец, и сам Цархон, и только Риаленн во все глаза глядела на жрецов и ровным счетом ничего не понимала, кроме того, что утром у нее будет изрядная головная боль.
– Вы не умерли? – задала она вопрос, на который, очевидно, сама не могла найти ответ.
– А вы как считаете, юная леди? – игриво вопросил совершенно оправившийся от приступа меланхолии Цархон. Жрец Земли, похоже, менял настроения со скоростью прихотливого весеннего ветра. – Человек либо жив, либо мертв, третьего не дано. Шарлатаны, разумеется, будут пытаться втемяшить вам в голову свой бред относительно пограничных состояний. Не слушайте их, девушка! Обещаете – не слушать?
Риаленн была готова пообещать все на свете, только бы поскорее понять, в чем дело. Варгул усмехнулся, уловив растерянность в синих глазах Хранительницы: теперь она будет слушать до конца, даже если наступит последний день этого мира. Что ж, начнем…
– Слушай сказку, Хранительница, – негромко начал жрец Воздуха, и стихли смех и разговоры; только слышно было, как в наступившей тишине Цархон невозмутимо обгладывает оленью ногу. – Жили-были на свете четыре бога: Хойгри, бог Огня, Сронгир, бог Воздуха, Нхайя, богиня Воды, и Туграйн, бог Камня и Земли. Неважно, сколько их было раньше и какими путями пришли к власти четыре исполина: разве человек может похвастаться подлинно гуманными методами в борьбе за выживание? Не могут и боги… Так вот: четыре бога в разных землях избирали себе… жрецов.
– Рабов, – поправил его Астерель, глотая терпкий напиток из отнятого у Цархона кубка. – Рабов, а не жрецов.
– Ты не прав, Астри, – поджал губы Варгул. – Мы все согласились, соблазнившись даром, который каждый из нас использовал по своему усмотрению. Мы согласились быть тенями богов, следить за миропорядком… проклятье, мы согласились быть пешками в больших играх, но отнюдь не рабами! Просто с нами богам было легче – как и нам с ними. Не морщись, Астри, это тебе совершенно не идет. В общем, цокали мы копытами по лунным дорогам… пока не слегли, все четверо, разом. Случилось непредвиденное. В Карфальский лес вошла чужая сила, и имя ей было – смерть. Ты вполне успешно справлялась с обязанностями Хранительницы, пока не увидела…
– Молчите! – крикнула Риаленн. – Откуда, откуда вы все знаете!
– Тахриз сказал, – спокойно ответил Варгул. – Он забегал к нам изредка. Теперь уж не будет забегать…
– Что с ним? – прошептала Хранительница. – Вы и его…
– Сразу видно женщину, – подал голос Цархон, оторвавшись на мгновение от оленьей ноги. – Чуть что, сразу: вы его… Ничего мы с твоим волком не сделали, просто… не нужны мы ему больше. Не того полета мы теперь пташки.
Схайли упрямо качнула головой.
– Я не верю, – сказала она. – Он все равно будет приходить иногда. Что с того, что мы более не судьбоносные Хранители Стихий? Тьфу! Разве ты, Цархи, не накормишь его, когда он поскребется под дверью в декабрьский мороз? Он всегда будет помнить нас…
– Сантименты! – фыркнул жрец, вновь припадая к хрустящей мясной корочке.
– Он всегда такой, – кивнул Варгул. – Так вот, после того, как Карфальский лес заразила смерть, боги велели нам Уйти – примерно так же, как уходят ВАШИ Хранители. Разница состоит лишь в том, что нам не светит превращение в симпатичную зверюгу: мы просто навсегда теряем дар, посланный нам свыше. Отныне мы не жрецы, Риаленн. Мы самые обычные люди, без тени колдовства в жилах и с печатью смертности на лицах.
– А я наколдовал только пятьсот бутылок! – трагически проговорил Цархон, на мгновение осчастливив оленью ногу отсутствием своих клыков.
– Помолчи и дай мне закончить. Обычно дар возвращается к тому, кто его дал, то есть к божеству. Но в этот раз все было иначе, – жрец медленно поднял голову, словно пытаясь в синеве взгляда Хранительницы увидеть ответ на какую-то страшную загадку. – Да, в этот раз все пошло через перекосяк на хитровыверт, и мне бы очень хотелось знать: почему? Почему боги выбрали именно тебя? Почему было решено отдать тебе все, что у нас было, почему боги сами не наделили тебя Даром, почему они решили, что обойдутся без нас и – самое главное – почему ты до сих пор жива?
– Я?
– Любой нормальный человек, скорее всего, умер бы, глотнув той смеси, которую ты выпила, даже не почувствовав. Знаешь, что было в том кубке?
– Яд? – печально предположила Риаленн. В голове начинало шуметь: эх, Тахриз, Тахриз…
– Да, – Варгул отвел глаза в сторону. – Яд. Яд совершенно особого рода. Ты выпила Дар, объединенную силу четырех Стихий. Ты ощущаешь ее в себе, девочка Ри? Чувствуешь? Мы отдали тебе все, что отделяло нас от обычных людей, а три дня назад нам отдали Дар жрецы со Скохкорра – последние, у кого он оставался. На нас взвалили непосильную ношу. Она была тяжела для каждого из нас, потому что мы все-таки люди, а не боги, а для тебя она станет вчетверо тяжелее. На планете более не осталось Дара. Остались маги, колдуны, волшебники, но не жрецы Стихий. Последние полгода мы только и делали, что с поклоном принимали частицы раздробленного Дара… радуйся, девочка Ри: отныне ты несешь в себе учетверенную мощь богов. Ты – Единая. Избранная Стихиями. Ты находишься под покровительством богов. И все же – будь осторожна. Воля Всевышних иногда бьет по спинам друзей больнее, чем по врагам. Берегись Высшего гнева, но стократ опасайся Высшей дружбы. Это – все, что я хотел сказать. Прости нас, если сможешь. Мы выполнили свой долг.
– А я выполню свой, – пробежалось холодком по спине, прокололо шею. Чужая воля вошла в сознание, поздоровалась и вежливо отступила. Только одно существо умело так приветствовать хозяев, и, оборачиваясь, Риаленн уже знала, кого увидит.
На пороге стоял серый зверь с разорванным левым ухом. Полхвоста у него отсутствовало, а шерсть на боках висела неопрятными клочьями, и весь он был похож на бабку-ежку в волчьей шкуре. Несмотря на значительные потери былой лохматости, держался зверь с прежним достоинством и даже ухом не повел, когда Цархон с хрустом отломил половину оленьей ноги для нового гостя.
Варгул фыркнул, глядя на жреца, и приветливо сказал:
– Заходи, Тахриз, мы всегда тебе рады.
– Я не буду говорить долго, Ри, – волк словно и не видел никого вокруг, кроме своей Хранительницы, и совершенно не обратил внимания ни на отложенное для него мясо, ни на разочарованного таким наплевательским поведением Цархона. Слова переплетались с мыслями, и Риаленн начало казаться, будто волк и вправду говорит, а не думает. – Наверное, ты уже и сама поняла… Темные времена – без всяких шуток – настают для людей. И не только для людей. Ты не увидишь меня до весны… возможно, не увидишь вовсе. Об одном прошу: не недооценивай врага. Ты обязательно встретишься с ним, потому что враг любит играть… видишь, как поиграл со мной? И это – учитывая то, что я Хранитель; пусть Ушедший, но все же Хранитель… Береги Дар, люби, дружи, враждуй – но помни о противнике. Враг силен… даже боги его боятся. Дела плохи, но надежда… она всегда есть, даже на грани смерти. Даже после нее. Я сам найду для тебя убийцу, если он не найдет меня первым, и в последний час буду биться рядом с тобой. Потом наступит очередь Стража, и это станет концом всего. Надеюсь, справедливая месть излечит его от безумия. Ты согласна, Хранительница?
Риаленн опустила голову.
Справедливая месть?
Сучьями – насквозь, как того охотника?
Но он убийца… Именно из-за него…
И все же…
– Ри, сейчас только ты с твоим Даром можешь что-то противопоставить начавшейся эпидемии! Помоги нам! Деревья умирают! Страж охотится по ночам! Хранительница!!!
– Я не Хранительница, – прошептала Риаленн. – Я просто пьяная ведьма. Я боюсь. Я не умею сражаться со смертью…
– Когда-то у тебя очень неплохо получалось, – возразил Варгул. – И вовсе не мы решали, кому выпадет судьба стать защитником Карфальского леса. Я думал, ты поняла…
– Я не хочу убивать людей, – сквозь зубы произнесла Риаленн. – И Страж вот уже полгода как перестал охотиться. Одна жертва…
– Одна жертва?! – изумленно вопросил Тахриз. – А сколько тебе надо, чтобы ты встала на защиту своих лесов, Карфальская ведьма?!! Десятки? Тысячи?! Не притворяйся, что не видишь, насколько болен Страж… насколько болен весь Карфальский лес! "Одна жертва"!!! Еще пара очагов болезни – и Страж начнет выходить по ночам из-под защиты деревьев, и как ты тогда будешь его останавливать? Снова попытаешься Уйти? А не боишься, что совесть замучает, когда будешь скакать веселой белочкой, а внизу твои осинки-березки будут живых людей насухо высасывать?! Этого ты – не боишься?!!
Повисло воистину гробовое молчание.
– Своими руками убивать братьев по крови, – негромко произнес Варгул. – Из-за слабости, из-за трусости, из-за того, что Страж на время успокоился… Сила никуда не делась, девочка Ри. Меч по-прежнему занесен над Карфальским лесом. Когда он опустится – не жить никому. Поэтому сядь и слушай, что тебе говорит Тахриз. Сегодня он встретился с врагом один на один, и у него в этом доме больше прав, чем у нас… и даже у тебя, Единая. Так или иначе, ты должна послужить своему Стражу – пусть даже в последний раз. Твоя роль не так уж и велика. Все за тебя сделает сам Лес.
– Нет, – тихо сказала Риаленн. Перед глазами вспыхнул фиолетовым ожогом, незарубцевавшейся раной – убитый Стражем охотник. – Нет. Не так! Никогда! Лучше смерть… Оставьте меня в покое… Я не могу… не могу…
– Рана глубока, – Варгул отвернулся к окну, на котором плакал январь. – Пусть будет так…
– Пусть будет так, – спокойно произнес Тахриз, но плачущую Хранительницу вдруг кольнуло куда-то в левый бок, туда, где пару недель назад зиял разрез, оставленный костяным клинком. Много позже научится она распознавать извилистый ход Судьбы, а сейчас – ничего, кроме странного беспокойства, не ощущала Риаленн, слушая вполуха необычно твердый голос серого зверя – как гвоздь забивает… – Пусть будет так. Мне и самому, если честно, стыдно перед Лесом, но, видно, у нас разные понятия о чести. Я не буду более просить тебя о том, что идет вразрез с твоими желаниями. Оставайся у Харста и Ланс. Они очень хорошие люди. Они любят тебя, как родную дочь. Будь хорошим человеком, Ри, а меня забудь. Прощай… Хранительница!
– Стой, балбес! – крикнул в распахнутую дверь Цархон, но что толку звать обратно серую косматую молнию? Небось летит сейчас – лапы снега не касаются, летит, подставив морду ночному ветру, – забыть, забыть, как звали его хозяйку, как звали когда-то его самого, чтобы – не жалко…
Или – иди обратно и будь такой же, как они…
– Риаленн, – печально проговорил Варгул, – ты… нет, у меня нет слов.
– Я могу вернуть Дар? – еле слышно произнесла бывшая Хранительница. – Я не хотела… пусть – человеком… можно?
На Варгула было страшно смотреть.
– Нет, Риаленн, – выдавил он, наконец. – Дар останется с тобой навсегда. Видно, судьба такая, что ж поделаешь. А грамоту об Очищении мы тебе выдадим. Звери мы, что ли, в самом деле…
И после этих слов ей снова захотелось завыть. Дико, по-волчьи, задирая голову к бледному лицу той, что никогда не ответит, ища защиты и утешения у той, что никогда не защитит и не утешит. Нет, зачем, ведь есть мягкая постель в доме охотника и вкусная, человеческая еда…
Звери мы, что ли, в самом деле!
– Ей-богу, – подвел итог Астерель, снова отбирая у Цархона кубок, – два дурака – пара. У одного принципы, у другого гордость. А еще Хранители называются!
Риаленн вздрагивает во сне. Январь серебрится за окнами избушки, мягко окутывая синим сиянием высокую фигуру у кровати, на которой дремлет – прерывается дыхание, вдох – выдох – вдох… – будущая Роглакская волшебница, которую будут чтить наравне с легендарными полубогами.
Все это – в будущем.
А сейчас – сейчас Хранительница должна беречь себя и ни в коем случае не подвергать свою жизнь опасности. Более того, она должна забыть обо всем, что видела; забыть о том, что знала о чудовищных поступках ее родного Леса.
Потому и стоит неподвижно бывшая жрица Воды – стоит и, улыбаясь, рассматривает на свет обгоревший стебелек редкостной травы – некропсиля, свойства которого, как и многих растений, лежат за гранью несовершенного человеческого сознания.
И не так уж важно, есть ли у тебя пресловутый Дар. Важно лишь то, насколько ты хочешь чего-то добиться.
– Спи, Риаленн, – шепчет Схайли. – Спи… человек.
Март.
И точка.
Весна.
Бурка подполз к сидящей на сухих уже ступеньках высокого крыльца девушке – хвост отчаянно лупит по грязи: поиграй со мной, девица-красавица! Вррр… весна! Аррарр! отдай деревяшку, хозяйка, или закинь подальше – весь день гоняться буду! Чтоб шерсть клочьями в драках, чтоб – гордо! – хвост кольцом – и по улице, как хозяин! Да, только так – на то и март!
Ах да: кошки!
Ух, и задать бы жару жирному, рыжему ходячему усатому безобразию, что примостилось на солнышке, да нельзя: не разрешает хозяйка. Да и тьфу на него, мы из тех, из гордых, которые с цепочкой ходят, навроде глейновского Ставроя, нам эти коты – что грязь под лапами. Не этого, так другого приголубим, чтоб место свое знал!
– Бурка, проказник, где репьев нацеплял?
