Магия найденных вещей

Я пересказываю ей наш вчерашний разговор с Джадом: дружба выше романтики, никакой ревности и драматичных страданий, партнеры навеки, дети, надежный тыл и так далее.

– На самом деле он говорил вроде бы разумные вещи, но я потом не спала целую ночь, встала ни свет ни заря, выпила две чашки кофе, явно перевозбудилась, и теперь у меня ощущение… что это какой-то дурдом. Я спросила у него: а как же любовь? И он ответил, что моя прошлая любовь ничем хорошим не кончилась, и что жизнь не должна быть похожа на романтическую комедию, и что если наша с ним дружба не любовь, то ему просто не хочется жить на свете. Что-то вроде того. Я не знаю, что делать. – Я так устала, что мне хочется положить голову на стол и немного вздремнуть. – Но ведь это сумасшествие, разве нет? Нельзя жениться и выходить замуж по таким причинам. Да? Это просто бред.

Талья пытается скрыть улыбку.

– Ну, во-первых, в чем-то он прав, – говорит она. – Называйте это как угодно… любовь или дружба, это все только оттенки смыслов… но, по-моему, вы двое уже много лет как раз к тому и идете. Просто идете в обход. С заходом к Стиву Хановеру, например. – Она наклоняется через столик. – Ты с ним спала?

– Нет! Джад никогда… Он всегда относился ко мне чисто по-дружески.

– То есть у вас никогда не было секса?

– Ни разу в жизни!

– Даже от скуки? Он же всегда у тебя под рукой! За столько лет? Почему?

– Потому что… Я даже не знаю. У нас не те отношения.

Она хмурится:

– Ну, прежде чем заключать брак, вам обязательно надо убедиться, что в этом смысле у вас все получится. Он же не против? Боже, только не говори мне, что Джад из тех, кто встречается с супермоделями, а на самом деле гей!

– Нет, он точно не гей. Я его знаю всю жизнь. Он предпочитает женщин.

– Хорошо. Ты меня успокоила. В общем, займитесь сексом, и тогда ты поймешь, стоит ли выходить за него замуж.

– Нам, наверное, будет неловко. Ну ты понимаешь. Потому что мы так хорошо знаем друг друга… но никогда не испытывали никакого влечения. Вчера он меня поцеловал, а я думала только о том, что меня щекочет его щетина. Это плохой знак?

– Тебе просто нужно немного настроиться. Перевести его из категории друзей в категорию горячих любовников. Это потребует воображения. К счастью, он очень хорош собой. И у него красивое тело. Так что сложностей быть не должно.

– Да, наверное, – пялюсь я на свои ладони.

Талья тянется через стол и касается моей руки.

– Слушай. Все хорошо, даже не сомневайся. Иногда истории любви развиваются не по привычному сценарию. Кроме того, для некоторых людей секс – вовсе не главное. В общем, тащи его в кровать, и ты сразу поймешь, что к чему.

– Да, ты права. Хотя мне все-таки боязно. Я хочу, чтобы у нас был феерический секс. Все хотят феерического секса. А вдруг я его не возбуждаю?

Талья говорит:

– Как же не привлекаешь? Вряд ли он позвал бы тебя замуж, если бы ты его не привлекала. – Она складывает салфетку. – Может, пришло время открыть один маленький секрет. Не хотелось бы тебя огорчать, но после нескольких лет брака секс теряет всю фееричность. И кроме того, у тебя сейчас много хорошего секса? Насколько я знаю, не очень. У тебя было аж сорок три совершенно безумных свидания. Чего стоит хотя бы тот парень, который принес на свидание резиновую змею, чтобы проверить, боишься ты их или нет! Или тот, который сказал, что живет уже десятую жизнь и ему кажется, что в девятнадцатом веке ты была его сварливой нянькой.

– Да, со свиданиями мне не везет.

– Так что, если ты просишь совет, мне кажется, что тебе надо выйти за него замуж, – говорит Талья. – Он будет верен тебе до конца жизни. Не парень, а золотистый ретривер. В отличие от твоего идиотского бывшего мужа, которому мне до сих пор хочется дать по морде, Джаду можно доверять.

Я молчу, вспоминаю все слезы, которые пролила из-за Стива Хановера, и осознаю, что не доверю мужчинами именно из-за своего первого и единственного неудачного замужества. Талья берет меня за руку:

– Я все понимаю. Кстати, помимо прочего, Джад умеет тебя рассмешить, ему нравятся те же фильмы, что и тебе, он любит твою собаку и… я думаю, это важно… он не будет тыкать тебе под нос резиновых змей и не станет тебя заставлять бросить работу, чтобы ты заботилась о каждой его потребности. Вам уже хорошо вместе, а это многого стоит. Просто после той травмы трудно довериться человеку. Но Джад уж точно не разобьет тебе сердце. Он бы не сделал предложение, если бы искренне не хотел провести всю жизнь рядом с тобой. Он взрослый человек, и у него было достаточно женщин, чтобы понять, кто ему нужен. И это не супермодели. Это ты.

Я вытираю одинокую слезинку.

– И у нас могут быть дети.

Она пристально вглядывается в мое лицо.

– Да, у вас могут быть дети. Только не переезжайте в Нью-Джерси, когда заведете ребенка. Иначе мне придется уехать туда вслед за тобой.

Сегодня суббота – прекрасный осенний день, я иду на работу через парк. Мне нужно просмотреть документы, связанные с книжным туром одного из моих самых проблемных авторов. Но настоящая причина, по которой я отправляюсь в офис в выходной, – мне нравится там работать над своим романом, когда вокруг никого нет. Можно засесть у себя в кабинете и печатать часами без перерыва. Мне никто не мешает: ни Мистер Свонки, требующий постоянного внимания, ни посетители кофейни с их громкими разговорами прямо у меня под ухом. Там нет никого. Ни единой живой души. Только я и моя книга.

Я выхожу прямо к детской площадке – очень милой, здесь смеются, бегают и кричат очаровательные маленькие человечки.

А их родители, такие красивые, стильные, благополучные взрослые мамы и папы, держат в руках бумажные стаканчики с кофе, разговаривают и улыбаются.

Я тоже стану одной из них. Стану своей среди женщин, которые гуляют в парке с колясками с новорожденными. А мой очаровательный старший трехлетний сынишка заберется на самый верх детской лесенки. Он, как и его отец, будет любить куда-нибудь карабкаться – именно так и скажу мамочке рядом со мной. Возьму из коляски свою дочурку и улыбнусь, когда она обхватит мой палец крошечной ручкой и радостно заворкует. Вечером Джад искупает малышей, пока я буду готовить ужин. Потом он помоет посуду (он любит мыть посуду), а я уложу детей спать, вдыхая запах их сладких макушек и прижимаясь губами к их мягким щекам. А затем залягу работать над своим романом, уютно устроившись в нашей супружеской постели, пока Джад… Я не знаю, чем Джад занимается по вечерам. Делает серию отжиманий в гостиной? Составляет индивидуальные планы чьих-нибудь тренировок?

В прошлом году моя подруга Сара как-то обмолвилась, что не может налюбоваться на детей, куда бы она ни пошла. Прямо глаз не отвести. Я спросила: «Почему?» Она посмотрела на меня как-то странно и сказала: «Потому что они очень милые. Они – наше будущее и смысл жизни, и мне нравятся их пухлые щечки, и они так радостно улыбаются, и…» Она говорила, наверное, минут десять, перечисляла все прелести, связанные с детьми, восхищалась их пальчиками на ногах и ресничками, пока мы не дошли до метро, где и распрощались. По дороге в поезде у меня было чувство, что я сбежала из кинотеатра с самого скучного фильма или с предвыборного собрания с участием донельзя нудного кандидата.

Но теперь… Теперь я понимаю, о чем тогда говорила Сара. Я действительно могла бы выйти замуж за Джада. Все, что мне нужно сделать, – внести мелкие поправки в свои ожидания, так сказать, подкорректировать настройки. И мы станем такими же, как эти родители в парке.

Еще немного восхитительных минут я стою рядом с детской площадкой, а потом заставляю себя пойти дальше.

Глава третья

Главный офис издательства «Тиллер» расположен в высотном здании с видом на реку и автомагистраль. В моем кабинете на четырнадцатом этаже есть не только огромное окно во всю стену, но и широкий диван, обитый розовой парчой. Прямо как из дворца. И полки, забитые книгами. Чуть дальше по коридору – комната отдыха с кофемашиной и большой конференц-зал, где проходят наши планерки под бдительным взором Дарлы Чепмен, руководителя отдела маркетинга и рекламы.

Я проработала в этом отделе уже десять лет. Теперь я – первый зам Дарлы, поэтому мне и достался один из самых больших кабинетов с диваном. Поскольку по возрасту я тоже чуть ли не самая старшая (скажем прямо, я здесь вроде как вдовствующая королева-мать), моя задача – наставлять молодых маркетологов, которые постоянно приходят ко мне в кабинет со своими вопросами и проблемами. Именно они в основном и сидят на парчовом дворцовом диване – молодые ребята, желающие узнать, как лучше сказать истеричному автору, что мы, скорее всего, не сможем устроить ему большой тур по тридцати городам с книгой о жизни аквариумных рыбок. Маркетинг и реклама – непростая работа, тебе постоянно приходится решать вопросы, связанные с ожиданиями авторов, с сокращением числа печатной продукции, обозревателей и книжных туров и при этом непрестанно экономить бюджеты. Нужно уметь улыбаться, когда говоришь человеку: «Мне очень жаль, но, похоже, ничего не получится».

Я уже подхожу к своему кабинету, когда меня окликают:

– О, привет, Фронси.

У меня падает сердце. Значит, сегодня я здесь не одна. Это наш новенький. Адам Каннингем. Он пришел к нам в отдел два месяца назад. Приехал из Калифорнии, где занимался серфингом. Без всякого опыта работы в маркетинге. Как он сказал, он просто любит читать и благодаря этой любви и связям отца – какого-то важного человека с большим количеством знакомых – он прошел собеседование в издательстве, и его приняли на работу. Вполне симпатичный, слегка необычного вида, с вьющимися, вечно спутанными волосами, светлыми на концах и постепенно темнеющими ближе к корням. Это пляжные волосы, как сказал он однажды. Дикие и совершенно неуправляемые.

– Привет, – улыбаюсь я, останавливаясь у двери в его кабинет. – Что ты делаешь на работе в субботу?

Он, закидывая руки за голову, отодвигается от стола вместе со стулом. У него крупные белые ровные зубы. Он демонстрирует мне эти зубы на совещании каждый раз, когда улыбается, потому что обычно садится прямо напротив меня в конференц-зале. Иногда он корчит мне рожи – например, когда я пытаюсь быть серьезной, а он старается меня рассмешить.

Прислонившись плечом к дверной раме, я продолжаю:

– Ладно я. У меня автор, с которой у нас назревают большие сложности, и я хочу пересмотреть документы и решить, что с ней делать, а потом уже обсуждать с Дарлой возможные варианты. Но ты! Ты же только недавно приехал в Нью-Йорк. По законодательству в выходные тебе положено гулять по городу и вовсю развлекаться.

А мысленно добавляю: «Уходи, уходи, уходи».

Он качает головой и тихонько откашливается.

– Если честно, я пришел поработать сверхурочно, чтобы потом подлизаться к Дарле и выпросить несколько дополнительных выходных на День благодарения. Мои родные стоят на ушах, возмущаясь, что я пропущу день рождения дедушки. Кажется, ему исполняется сто сорок два года, и все семейство должно быть в сборе.

– Ясно. Думаю, она согласится. Она любит, когда к ней подлизываются.

На самом деле Дарла собирается его уволить. Она говорила, что у нее есть сомнения в его профпригодности, и попросила меня сразу же ей сообщать, если с ним будут какие-то проблемы. Из личного дела Адама я знаю, что ему двадцать восемь лет, хотя столько ему не дашь. Может быть, все калифорнийские серфингисты выглядят младше своего возраста. «Для этой работы он слишком… я даже не знаю… – замечала Дарла, – может быть, слишком расслабленный. И вообще странный. Ты за ним присмотри».

Это правда: он странноватый – например, поселил у себя в кабинете двух керамических гномов. Они стояли на подоконнике, словно на страже. Громео и Гжульетта, как он их называет.

Двух керамических гномов.

Сейчас я вижу, что эти гномы перекочевали к нему на стол. Они стоят в блюдце с землей, а Адам держит в руке миниатюрный игрушечный трактор.

Он не смущается, заметив, что я уставилась на этот трактор, и не прячет игрушку. Лишь улыбается и пожимает плечами.

– Гномы – создания земли, – говорит он. – Я нашел для них трактор и принес им немного хорошего грунта, чтобы они занялись земледелием.

– Да, конечно, – отвечаю я.

Вероятно, мне, как наставнику молодежи, надо намекнуть ему, что людям, только что принятым на работу на испытательный срок, не следует приносить в офис вещи из своих причудливых личных коллекций. Особенно если люди, принятые на работу, пытаются вписаться в корпоративную жизнь. Но почему именно я должна пресекать его тягу к креативным решениям? Если честно, мне даже нравятся его смелые идеи. Возможно, он даже окажется гением маркетинга, несмотря на отсутствие профильного образования.

Например, однажды на совещании он предложил устроить авторские чтения в ресторане «Стардаст» – нью-йоркской достопримечательности, где официанты и официантки во время подачи блюд исполняют известные песни. Поскольку в книге говорится о рок-н-ролле, то почему бы не организовать чтения прямо там, в перерывах между песнями? Так он и сказал на собрании. Все замолчали, уставившись друг на друга и стараясь понять по выражению лица Дарлы, какая реакция будет правильной.

Как я, наверное, уже говорила, я десять лет проработала в книжном маркетинге, дольше, чем все остальные сотрудники нашего отдела, поэтому я тихонько откашлялась и сказала, что, по-моему, это отличная, нетривиальная идея. Однако Дарла нахмурилась и заявила, что это «не совсем то, что мы делаем».

Так что, наверное, Адам у нас не задержится. Он осозна́ет, что мы для него слишком скучные, вспомнит, какие отличные волны бывают в Тихом океане, соберет своих гномов с их трактором и вернется в Калифорнию.

Он по-прежнему мне улыбается. Сидит, положив ноги на стол, – как у себя дома. На нем коричневые кожаные сандалии.

– Если совсем уж по правде, то я здесь прячусь, – сознается он. – Моя съемная комната размером с клетку для хомячка, а мой сосед по квартире каждый день репетирует со своей девушкой оперные дуэты. Они поют в ванной. Как я понимаю, там лучше акустика из-за кафеля.

– И что? По-твоему, душ важнее оперы?

– Конечно, нет. Опера важнее всего на свете! По крайней мере, они так говорят. Но иногда человеку хочется просто спокойно почистить зубы, чтобы вокруг не гремел третий акт «Богемы». – Он смеется, берет в руки гнома и почти застенчиво произносит: – Ладно, наверное, теперь уже можно открыть истинную причину, по которой я пришел в офис в субботу?

С этим глупым керамическим гномом в руках он выглядит таким трогательным и беззащитным, что мне хочется подойти к нему и обнять его.

– А есть еще одна причина? Только не говори мне, что ты собираешься захватить наше издательство. Или разузнать наши профессиональные тайны и продать конкурентам.

Он смеется.

– Нет. На самом деле я пишу роман, – отвечает Адам, понизив голос, словно это какой-то постыдный секрет и он боится, что кто-то подслушает его откровение. Мне знакомо это ощущение. – А здесь сама атмосфера располагает к писательству. Не знаю, в чем дело, но мне нравится работать над книгой именно здесь.

Я киваю и почему-то вдруг говорю… Хотя непонятно, с чего бы, ведь я никому из коллег не рассказывала, что пишу роман. Так вот, говорю ему, что прихожу сюда по субботам по той же причине. Я сразу жалею о сказанном и с ужасом думаю, что сейчас он предложит почитать друг другу избранные отрывки из своих сочинений, или создать писательскую группу, или еще что-нибудь жуткое в этом роде, и поэтому мысленно вздыхаю с облегчением, когда у меня звонит мобильный. Это Джад.

Я делаю Адаму знак, что это важный звонок и мне надо ответить.

– Ну чего? – сразу спрашивает Джад. – Что сказала Талья?

– Что это хорошее дело, – отвечаю я и, улыбнувшись Адаму на прощание, иду к себе в кабинет. – Сказала, что ты будешь верным как золотистый ретривер.

– Я не уверен, что это самое приятное из всего, что обо мне говорили, – задумчиво произносит Джад. – Но, как я понимаю, это значит, что ты согласна? Значит, мы затеваем нашу авантюру?

– Джад, «затеваем авантюру» – не совсем те слова, которые хочет услышать женщина, когда ее зовут замуж. И к тому же у меня завтра свидание с пожарным, если ты помнишь.

– Конечно, помню. Получается, всего один героический пожарный отделяет нас от благополучного завершения дела.

– «Завершения дела»? Джад, это снова не те слова…

Он смеется.

– Ладно-ладно, как там говорят романтики? – Он придает голосу якобы соблазнительные нотки, хотя ничего соблазнительного в его голосе нет и в помине. – Погоди, сейчас соображу. Не томи меня, о прекрасная Фронси! Дай мне ответ. Твои глаза как озера расплавленной лавы…

– Перестань, – хихикаю я, хотя мне смешно. – Слушай, я сейчас на работе, но ближе к вечеру вернусь домой. Ты не хочешь зайти? Можем вместе поужинать. А потом, может быть…

– Я бы с радостью, но не могу, – отвечает он. – Вчера забыл сказать, что иду в поход в лес с ночевкой. С Шоном Джонсоном и его сыновьями. Кстати, мы уже выезжаем.

– Джад! Завтра вечером мы должны быть в гостях у Рассела и Сары!

– Мы завтра вернемся еще до обеда. Я думаю, Шон позвал меня, чтобы не оставаться наедине со своими двумя отпрысками. И чтобы я отгонял медведей, если потребуется.

– Ну ладно. Желаю повеселиться в походе. И постарайтесь, чтобы вас не съели медведи. Завтра увидимся.

– Ага, – кивает он. – А ты наслаждайся своим пожарным. Все, я побежал.

Наслаждайся своим пожарным. Наслаждайся своим пожарным?! Я сижу и пытаюсь осмыслить, что это значит. Неужели Джад действительно будет не против, если я встречу кого-то другого? Да, похоже на то. Он будет искренне рад за меня, если я встречу свою любовь и буду счастлива с кем-то другим. Он не собственник, не ревнивец, и – простите, конечно, – мне это не нравится.

Включаю компьютер; в почте – письмо от Дарлы. Насчет моей «любимой» проблемной авторши. Я работаю с Габорой Пирс-Антон, суперзвездным автором детской литературы, уже много лет, но теперь она написала оскорбительную и с политической, и с расовой точки зрения книгу, и мне предстоит с ней разбираться.

«Обсудим этот вопрос на совещании в понедельник, – написала мне Дарла. – Есть нехорошие новости насчет ее планов на книжный тур».

Замечательно. Обожаю плохие новости на совещаниях! И еще меня радует, что Дарла не сообщает мне их заранее, чтобы я могла морально подготовиться.

В дверях моего кабинета появляется Адам с рюкзаком за плечом.

– Я уже ухожу, – говорит он. – Увидимся в понедельник.

– Да, хорошего дня.

Он прощается, но не уходит. Стоит в дверях, улыбается.

– Слушай… а ты… Я случайно подслушал твой разговор по телефону, и, как я понял… ты выходишь замуж?

– Ну… я пока думаю. – Нервно смеюсь. – Мой друг детства считает, что мы с ним должны пожениться, потому что мы оба не молодеем… ха-ха… оба устали от неудачных знакомств и так и не встретили кого-то еще. – Я откидываю руку в сторону этаким беззаботным, небрежным жестом и ударяюсь ею о край металлического шкафчика с документами. Стараюсь не морщиться, хотя мне так больно, что из глаз вот-вот посыплются искры.

– Ясно, – кивнул Адам, поправляя рюкзак за плечом. – Это у вас вроде как дружеский договор? Если до определенного возраста вы не найдете кого-то еще, то женитесь друг на друге? Как в романтической комедии?

– Нет, у нас все не так. Просто вчера вечером он неожиданно сделал мне предложение. Ну, знаешь, как это бывает. Старое доброе «давай поженимся, потому что мы оба не встретили никого лучше».

Да что со мной происходит? Почему я так говорю? Как будто мне совершенно по барабану. Хотя я точно знаю, что, если бы Джад не пошел в свой поход, а провел этот вечер со мной и мы с ним занялись сексом… возможно, дело решилось бы сразу. Если бы оказалось, что мы с ним подходим друг другу в постели, скорее всего, я отменила бы встречу с пожарным.

– Ну тогда… – замялся Адам. – Э-э-э… поздравляю? Наверное?

– Это ты хорошо сформулировал: «Поздравляю. Наверное».

– И… э-э-э… удачи с твоим романом.

– И тебе тоже. И нам обоим, надеюсь, понятно, что мы не обсуждаем наши писательские амбиции при посторонних.

– Конечно.

Когда он уходит, я открываю файл со своим романом и перечитываю последнюю главу. Полный бред. Совершенно никчемный. Похрустев суставами пальцев, я кладу в сумку все нужные документы по нашей проблемной авторше, которая, подозреваю, скоро станет проклятием всей моей жизни, и возвращаюсь домой.

На следующий день я иду на свидание с пожарным. Уговариваю себя, что надо дать себе последний шанс найти настоящую любовь. Я даже тщательно собираюсь на эту встречу. Надеваю свою лучшую шелковую блузку темно-синего цвета и стильные черные брюки и вытягиваю волосы утюжком.

Я надеюсь, что он придет на свидание в пожарной форме, источая едва уловимый запах дыма и героизма. Что у него будут раскрасневшиеся, как бы слегка опаленные, щеки и добрые глаза. Он будет нежным, внимательным и заботливым. Буквально на днях он спас из пожара нескольких детей и стариков, но он окажется таким скромным, что мне придется буквально вытягивать из него всю историю. Он сразит меня наповал, и мне придется объяснять Джаду, что настоящая любовь все-таки существует и что я не смогу выйти за него замуж.

У меня в голове уже нарисовался целый сценарий нашей будущей совместной жизни: он спасает людей из огня, я бросаю работу и целыми днями пишу романы. И вот я вхожу в «Старбакс», где мы назначили встречу, и вижу его. Я узнаю его сразу. В отличие от всех остальных посетителей кофейни, он излучает спокойный, уверенный героизм. Народу здесь много, мне приходится протискиваться между столиками, чтобы подойти к нему, высокому, статному мужчине с темно-каштановыми волосами. Он читает первую полосу «Таймс» и выглядит так, словно готов в любой момент броситься в бой и спасти чью-то жизнь, если, например, кто-то подавится своим латте. Если за стойкой вдруг загорится капучинатор, тут есть кому потушить пламя.

Из анкеты на сайте я знаю, что его зовут Оливер Тенси, и, хотя он не в форме пожарного, все равно кажется, будто он только что переоделся в гражданское. Я сразу же задумываюсь, что мне, наверное, все-таки стоит сохранить свою девичью фамилию, потому что Фронси Тенси будет звучать совершенно нелепо.

Он видит меня, кладет газету на стол и поднимается навстречу. У него милая улыбка. Красивые карие глаза. Мужественный волевой подбородок. Джинсы. Джинсовая рубашка.

– Фронси Линнель? – уточняет он.

– Оливер? – говорю я. – Рада знакомству.

Мой голос почти не дрожит.

Мы пожимаем друг другу руки, и он интересуется, что я буду пить.

– Только кофе. Большой американо. Со сливками, но без сахара.

– Без кофеина? – уточняет он.

– Вроде бы мне еще рано для кофе без кофеина, – говорю я. Он растерянно моргает. Видимо, не ожидал от меня таких шуточек так вот сразу. – Нет. Мне обычный. Извини. Я пыталась пошутить.

– Ага, – кивает он.

– Я постараюсь вести себя прилично. Но, может, попрошу двойную порцию эспрессо для моего большого американо? Если я тебя окончательно не запугала.

– Нет, все нормально. Пойду закажу.

Он улыбается, но вид у него и вправду немного испуганный. Теперь вам понятно, в чем моя проблема? Похоже, мужчины вообще не способны оценить мои шутки. Может, все мужчины с подходящим мне чувством юмора уже давно заняты и не сидят на сайтах знакомств?

Я наблюдаю за ним, пока он идет к барной стойке: худощавый, но мускулистый, с крепкой задницей. Вероятно, он натренирован выпрыгивать из окон горящих зданий, когда это необходимо. И хорошо и надежно держит сетку внизу, когда из горящего здания выбираются пострадавшие. Но, возможно, он будет не лучшей компанией для похода на стендап.

Он возвращается к нашему столику с двумя стаканчиками горячего кофе, садится напротив, улыбается мне, и мы принимаемся смазывать скрипучий механизм первого свидания. Мы оба знаем, что надо делать. Какие вопросы надо задавать. Чем занимаешься в свободное время? Была ли ты замужем? Был ли ты раньше женат? Часто ли сидишь на сайтах знакомств? Как ты себе представляешь хороший отдых? Горы или море? Сова или жаворонок? Вино или пиво? «Звездные войны» или «Звездный путь»?

Моя очередь говорить – и я отклоняюсь от сценария. У меня было много свиданий, и мне надоело одно и то же. Я делаю глубокий вдох, чуть наклоняюсь вперед, улыбаюсь и говорю, что совершенно не разбираюсь ни в «Звездных войнах», ни в «Звездном пути», зато могу рассказать много забавных историй о жизни на ферме в Нью-Гемпшире. Например, как однажды курица забрела на кухню и вызвала кота на бой или как кто-то подмешал в детский пунш крепкого алкоголя на школьной дискотеке. Я уже собираюсь спросить, верит ли он в будущий зомби-апокалипсис – забавный вопрос, который я придумала буквально за секунду, – как вдруг он меняется в лице. Ставит стаканчик с кофе на стол и говорит голосом председателя приемной комиссии колледжа, когда тот обращается к абитуриенту, не сдавшему вступительные экзамены: