Бессонница

Я вновь влился в поток людей на нескончаемых улицах этого города. Иногда очень необычно было ощущать себя частью общества, особенно вспоминая собственные замкнутость и последствия болезни. Даже такие стычки с не самыми приятными элементами невероятно возвышали уровень собственного удовольствия. Кажется, это было в какой-то книге по психологии. Мол, социальная составляющая человека проявляется во всех актах общения, будь то удачных или неудачных. Этакие "поглаживания", только не в физическом, а в эмоциональном плане. И чем сильнее и продолжительнее такие "поглаживания", тем больше внутреннего удовольствия получает человек от абсолютно любого контакта, будь то беседа с продавцом-недоноском или самое настоящее поглаживание по плечу.

Совсем уж понятную аналогию можно привести, следуя правилам многих компьютерных игр. Повреждённый персонаж, за которого вы играете – это человек, долгое время проживший в одиночестве или попросту ни с кем не общавшийся, а аптечка для него – разговоры, встречи, сталкивания с людьми, добрые и не очень взгляды. И так уж вышло, что некоторые люди наносят себе вред куда быстрее остальных, а потому им жизненно необходимо "пополнять здоровье". В конце концов, именно этим я сейчас и занимаюсь, ведь таких вот вылазок поближе к центру, где цветёт и пахнет жизнь, случается немного. Куда меньше, чем мне бы этого хотелось.

Ньюберч-порт, в какой-то степени, был богат на такие вот неприятные встречи. Многие люди, как я успел заметить, были не совсем довольны своим положением, а потому часто спускали пар именно на улицах. Не в магазинах, как случилось со мной, не в парках или барах, а именно на улицах. И ведь их можно понять. Где, как не на улицах, встретишь массу недовольства. Не лёгкую ссору в очереди или пьяную стычку, а именно живое недовольство, которое дышит, ходит и плещется внутри "сосудов". Вполне ожидаемо, что чем больше и плотнее друг к другу находятся "сосуды", тем легче им переливать недовольство между собой. Даже мелкая капля, случайно попавшая не в тот бокал, могла вызвать такую бучу, что сложно было остаться неравнодушным, имея абсолютную пустоту внутри.

Это были самые обычные люди, занятые рыбалкой, торговлей, мелким хозяйством и предпринимательством, вроде того же мистера Фуллера или Дженни, продавца оружия или повара Пута, моей собственной матери и меня самого. Здесь практически не случалось выходящих за рамки слова "обычный" эксцессов, которые бы взбудоражили общество чуть больше, чем плещущиеся сосуды с недовольством. Ведь во многом это самое недовольство рождалось глубоко внутри из-за собственной несостоятельности, неспособности уехать из города-порта в более презентабельное и говорящее место. Потому вы примерно можете понять, насколько колким и прохладным был этого город.

Не лишённый природной красоты, особенно густых лесов на юге и красивого океанского залива на севере, город был тесным и холодным, уверенно не хотел каким-либо образом разрастаться и пользовался крайне скорбной репутацией во всяких казначействах и государственных организациях, которые специализируются на выдаче денежных средств провинциальным городам. Люди, набитые словно сардины в банке, жили здесь поколениями, выстраивая свой быт в высотках и больших частных домах, и высоток в Ньюберч-порте было уж слишком много, потому периодически и происходили ситуации, будто на момент ты оказывался в гудящей толпы туристов где-нибудь на Таймс-Сквер. Но так случалось лишь в центре, самой современной и развитой части города, куда стекались все без исключения жители города.

Словом "губернатор" можно было достаточно легко оскорбить любого прохожего, а при упоминании мэра кулаки чесались даже у подростка вроде меня. Архитектура портовых городов особенно сильно ощущалась у побережья, навевала тошнотворные мысли, непременно связанные с запахом рыбы и видом рыбацкого комбинезона, вечно гудящими траллами и дряхлыми рыболовецкими судами, устилающими чёрным дымом весь берег, недовольными рожами пьяных матросов и их жён, часто с синяками на руках или ногах, но никогда на лице. Низенькие кирпичные дома, бывшие некогда конторами и администрациями, к счастью, стояли именно у побережья, оставив хоть какой-то глоток чистоты на улицах ближе к центру. Невероятно, но всего в километре от десятка верфей и доков можно было свободно вдохнуть полной грудью и не почувствовать запах дыма или рыбы.

Центр был местом, куда приходили и спускать деньги, и стремились разумом для отдыха и некоторой релаксации. Множество пансионов и клубов, которые, в отличие от остального города, щедро осыпались хрустящими наличными, притягивали абсолютно все слои населения этого города. В них располагались и бары, и игорные заведения типа бильярдных и боулинг клубов, несколько библиотек, парочка кинотеатров и кафешек в этих кинотеатрах, средней руки ресторанчики, уйма магазинов; тихий и умиротворённый парк с велодорожками и уютными скамеечками, на которых толпы детишек усаживались смотреть на заходящее солнце, уплетая за обе щеки жареные жёлуди.

Являясь оазисом среди рыболовецкой суеты с одной стороны и серости обычной офисной жизни с другой, центр выгодно отличался от всего, что можно было встретить на улицах в любом другом месте города, потому даже жители старались сохранить это местечко в чистоте и порядке, хоть на них это и не было похоже. От большей части из них всегда ожидаешь какого-то подлого, злого поступка, которому зачастую даже нет оправдания, кроме того, что их "сосуды" снова плещутся из-за спешки жизни.

Раздумья о городе совсем меня затуманили, а потому общий поток человеческих душ вынес меня как раз к парку, где я, удобно уместившись на странно пустых лавках, принялся думать дальше над своим положением. Вполне вероятно, что сильные впечатления от увиденного оружия и того, какого же оно на деле, поможет и мне материализовать его в своих снах. Сделать что-то, что сделала та девушка.

Эта девушка. Интересно, а кем она работает? Она не похожа на жену рыбака, может она и не замужем. Но она не похожа и на вечно угрюмых и взбалмошных офисных работников, которых легко можно узнать на улицах по специфической походке, точно кричащей "Я самый занятой человек на свете". Было в ней что-то залихватское, смелое и, несомненно, вульгарное. Вульгарное настолько, что едва-едва граничило с хамством. Предпринимательство? Может, что-то связанное с акциями? Банковских работник, любящий рискнуть? Или учитель боевых искусств?

Я, конечно же, понимал, что образ, который она принимает во снах, может меняться от случая к случаю. И та неуловимая мания величия, которую она выдаёт, когда с издёвкой подтрунивает надо мной, всего лишь прикрытие для очередного образа. Цвет волос, одежда, ещё больше скрытого от моих глаз оружия, вполне вероятно, что и фигура – вряд ли настоящие. Тогда как отыскать того, кто меняет свой облик из раза в раз?

Вопросов было и в правду много, и ведь даже не приходилось думать о том, что всё это было обманом разума и она в действительности даже не существует. Скрытое, словно червь, что прокапывает себе дорогу на поверхность, чувство реальности моих снов не давало даже мгновения, чтобы усомниться в самом себе. Я должен был повстречаться с этой девушкой ещё раз. Кроме неё у меня нет ни единой зацепки насчёт того, как же дальше продвигаться среди кошмаров и реальных сновидений.

Покинув приятное, пригретое солнцем местечко под деревом, я вновь направился домой. Кофеин циркулировал в крови, впитываясь в клетки, потому спать хотелось чуть меньше, чем обычно. Резкого щелчка пальцем, по которому я отправлюсь в страну сновидений, не предвиделось, а потому я не особенно спешил, вновь проскакивая меж озабоченных собственными проблемами пешеходов. Лавируя в толпе до смешного важных офисных работников в лакированных туфлях и серых пиджаках с набриолиненными волосами, проходя сквозь кучу работников портов и доков, которых все называли не иначе, как "рыбами", несмотря на то, чем на самом деле занимались люди: вели ли бухгалтерию, управляли погрузочными работами, были ли работниками таможенного контроля или в самом деле обычными рыбаками и матросами – для всех нас, людей с окраин и центра, они были всего лишь "рыбами"; проскакивая через шумную гурьбу детей, бегущих из школы, я мысленно улавливал их настрой и поведение, пытался стать незаметным, вливаясь в поток прохожих и становясь той самой каплей воды, что порывается упасть с ветки влажной сосны в ревущую реку, но никак не может набрать подходящую массу, а потому всё ещё висит на кончике иглы.

Как бы я не хотел стать нормальным, в общем понимании, человеком, но вот так сразу, просто прогулявшись по улицам города впервые за последние несколько месяцев, я никак не смог бы набрать свою "подходящую массу", а потому больше, чем нужно, выделялся совсем обычными для меня вещами: заинтересованно разглядывал лица людей, пытаясь запомнить выражение какого-нибудь банковского работника; разглядывал ноги, чтобы в точности скопировать походку развязного рыбака; слушал разговоры, рассматривал до мелочей одежду и аксессуары, заглядывался на кампании людей, что сидели в тени широких зонтов под очередным баром, и на то, как они общаются между собой. Я был ростком, что вечно валяется в затхлом сухом подвале, а когда попадает на улицу или внутрь дома, то несомненно встречает ливень.

Чуть ускорив шаг, я вновь оказался на просторах родной улицы, рядом с "Штопором" и школой, недалеко от готического собора святого Кристофа и небольшого магазинчика, который торговал всем, чем угодно: цветами, едой, хозяйственными товарами, наборами для выживания и даже какой-никакой техникой. Проскочив рядом с широким окном "Штопора" и куда приветливее махнув рукой всё бегавшей от стола к столу Дженни, я прошёл по узкому проходу между двумя высотками и очутился совсем близко к своему дому. На часах около двенадцати, мать, должно быть, уже уехала на работу.

В полном одиночестве я приготовил себе лёгкий обед и попытался оторваться от всего, что связывало бы меня со снами, но увы, я больной человек, а потому от моих желаний зависит крайне малый спектр действий. Удобно примостившись на кухонном стуле с высокой мягкой спинкой я и не заметил, как уже съезжаю в полудрёме всё ближе и ближе к полу. Щелчок – и из моей жизни выпадает полчаса, пока меня не будит яркое солнце, бьющее прямо в глаза.

Здесь стоит отметить те особенные состояния, которые свойственны многим нарколептикам. Они случаются непосредственно перед самим сном и спустя какое-то время после пробуждения и никаким другим словом, кроме как "галлюцинации", их вряд ли можно описать. Красочные пейзажи, почти как во снах, проецируются на реальных вещах, вроде прохожих людей или элементах интерьера. Так рождаются люди с метровыми крыльями за спиной; цветочные горшки с коронами из необычайно яркого самоцвета; шкафы, что смыкают зубастые дверцы. И девушка, что тычет в тебя стволом револьвера.

Почувствовав некую пустоту внутри от осознания возможной нереальности девушки я почти застонал. И как я мог забыть о том, что постоянно вижу галлюцинации? Вполне возможно, что и та сцена с револьвером была всего лишь плодом фантазии, в который я поверил из-за пережитого стресса.

Тем не менее, желание убедиться возросло. Она или иллюзия, или реальный человек. Точка. И если, как она заявляла, мне угрожает опасность, она придёт и спасёт меня. Так ведь? Мне всего-то нужно было попасть в смертельно опасную ситуацию вновь…

По крайней мере в мыслях это звучало куда убедительнее. О чём я, чёрт возьми, думаю? Поставить жизнь под угрозу лишь для того, чтобы убедиться в реальности человека, что спас меня во сне. Оно действительно стоит того или я просто поехал крышей от невозможно будоражащей голову мысли, будто одни люди могут проникать в сны других?

А вдруг… А вдруг оно действительно так? Я на собственном опыте убедился в том, что сны, в которых ты можешь свободно прервать идущие события и стать зрителем на стороне, возможны. Так настолько ли бредовая и неправдоподобная теория того, что два человека, свободно перемещающиеся в снах в тех направления, какие они только могут придумать, не могут быть связаны каким-нибудь общим миром? Как соты в улье, только каждая сота живёт собственной жизнью. Вопрос оставался открытым – так ли важно и достойно возможной бесчестной кончины то, чему нет ни объяснения, ни хоть мало-мальского повода, чтобы существовать? Пожалуй, беззаговорочного ответа я не придумал, но рискнуть попробовал.

Часть вторая. Сны наяву.

Глава 4. Сны наяву.

– Митч, а чем вы занимаетесь? Как-то за время нашей беседы вы даже словом не обмолвились.

– О, Митчелл – капитан рыбацкой шхуны! – гордо произнесла мать.

– Как-то вы не похожи на рыбака. Слишком трезвый.

– Ха-ха! Ну, скажем так, и ты не похож на парнишку-лунатика, хотя… – Митч перешёл на шёпот и словно открыл мне детскую тайну, комично прикрыв рот ладонью, чтобы этого не услышала мать. – Я ведь тоже могу быть таким.

– Митч, перестань! – с улыбкой сказала мать и хлопнула смеющегося мужчину по плечу.

Парнишка-лунатик. На фоне последних событий я и в правду начал верить в то, что просто брожу во сне и попутно просматриваю галлюцинации, сдобренные чрезмерной фантазией, что не могла не развиться благодаря той здоровенной стопке книг, мирно лежащих в алфавитном порядке внутри старого шкафа.

Всегда приходится сомневаться. Сомнение – основа скепсиса, потому как мир вымер бы лет сто пятьдесят назад, как только все поголовно люди поверили бы в эффективность неизвестных солей из токсичных химикатов, в пользу лучевых ванн, в непрерикаемую потребность в приятно светящихся радиоактивных элементах, что использовали бы как ночники. Сомнение полезно ещё и тем, что зачастую люди без знаний не сомневаются. Или наоборот, сомневаются в совершенно правильных вещах, которые прописаны природой или абсолютно точно подтверждены учёными не одной, и даже не десятка стран. Люди без сомнений легко отсеиваются из цивилизованного общества ровно до того момента, как не становятся хитрее и открыто не афишируют о том, что их похищали инопланетяне или президент Америки уже давно сам лично прослушивает их телефон. Они уходят в интернет, а как мы знаем, интернет полон лжи и плохого юмора, за которые новоявленные "несомневающиеся" и выдают свои бредни. Но интернет всё помнит.

Становилось легче от того, что меня настигла волна скепсиса в след за волной полной уверенности. Было одновременно и сложно, и легко свыкнутся с тем, что мой риск, возможно, будет неудачным, и меня либо поглотит пучина сновидений, из которых я никогда не выберусь, либо я просто проснусь в холодном поту и посетую на собственное воображение. Скепсис давал мне понять, что я абсолютно адекватный человек, лишь поддавшийся возбуждению от встречи с необыкновенным, хоть и маловероятным, явлением.

Однако мысль проверить возможность этого явления не отпустила меня ни через час, ни через день. Очередным вечером я, наконец, решился на очередную попытку попасть в кошмар. Весь вечер и всю ночь я смотрел фильмы ужасов от самых именитых мастеров этого жанра. Противное "Проклятье" и "Звонок", более классические варианты вроде "Оно" и "Чужой", совсем уж артхаусные вещи а-ля "Плёнок из Паккепси" и "Человеческой многоножки". И мне совсем не обязательно было по-настоящему испугаться, ведь в том снафф-ролике, как и в названных выше фильмах, основой выступал страх отвращения, то самое первобытное чувство, что заставляло внутренности сжиматься в комок и производило куда большее впечатление на несформировавшуюся личность, чем соответствующие саспенс и атмосфера, заставляющие ёжиться и укрыться под одеялом.

Сон, лишённый помех вроде таблеток и кофеина, нагрянул быстро и стремительно, окунув меня в холодную атмосферу настигающего кошмара куда как более резко, чем мне показалось. На сей раз это было похоже на водопад, только в самый последний момент я уже не летел в пропасть, а просто стоял перед стеной воды и силой был втащен в эту воду незримыми руками.

Я вывалился на бетонный пол непонятного сооружения, внешне напоминавшего незаконченную стройку и, осмотревшись, понял, что так оно и оказалось. Высоченное здание этажей в пятьдесят упиралось в небо острыми шпилями стальной арматуры и неоконченных бетонных перекрытий. Тонны строительного мусора, респираторов и мешков от штукатурки и цемента валялись на полу, а кое-где были свалены в здоровенную кучу. Моросил лёгкий дождь, разгоняемый холодным ветром до такой скорости, что казалось, будто это мелкие кусочки стекла влетают сейчас в моё лицо и руки.

Я поднялся на ноги и быстро осмотрелся. Никаких следов каких-либо существ, что могли зародиться в сознании из кошмаров, просмотренных на кануне, не наблюдалось. Я куда как смелее прошёлся по пустым незаконченным комнатам возможных офисов, всё также упираясь взглядом в кучи мусора и пустоту. На какой-то момент мне начало казаться, что сон этот – пустышка. Что ни монстров, ни тайных страхов, всплывающих на поверхность, я не увижу. И если единственный мой страх, о котором я не знаю – это боязнь высоты, то всматриваясь с края этой постройки в горящие огни уличных фонарей и окон домов неизвестного мне города я не почувствовал ничего, кроме чувства спёртого дыхания, которое возникает всегда, когда ты оказываешься на непривычной для тебя высоте.

Простояв на краю крыши ещё несколько минут, я лишь сильнее убедился в том, что опасность в этом месте мне не угрожает. Завораживающий вид совсем отвлёк меня, так что я даже не сразу услышал лёгкий свист, который явно отличался от свиста ветра, проходящего лабиринт из комнат. Обернувшись, я быстро оглядел пространство перед собой, но не увидел ничего необычного. Всё та же свалка и гора мусора, без изменений. Свист, однако повторился, и я, чуть напрягшись, взглянул наверх.

Легко скользнув с бетонного перекрытия, служившего основой будущего этажа, на меня вылетело нечто, лишь смутно напоминавшее фигуру человека. Скорее, это был невероятно широкий балахон, который обтягивал на ветру худощавое тело. И в этот момент случился перелом. Не знаю, каким образом я догадался или понял, но моим последующим действиям явно нет объяснения по крайней мере со стороны здравого смысла.

Сделав несколько неуверенных шагов в мою сторону, балахон взвился и я смог увидеть, что тело под балахоном пробирает неестественная дрожь, сходная, скорее, с конвульсиями и судорогами. Гулкий и протяжный хрип, перекрывающий шум ветра чуть ли не полностью, забрезжил где-то в моих ушах, отчего мне даже показалось, что я оглох. И даже после таких явных признаков какого-то сверхъестественного происхождения моего оппонента, я не испугался и не опешил. Наоборот, я устремился на встречу существу под балахоном и одёрнул накидку в тот момент, когда подобрался на расстоянии вытянутой руки.

Ожидаемо, но под балахоном никого не оказалось. Ровно как и самого балахона. И существо, и накидка просто распались на мелкую-мелкую пыль, витавшую в воздухе словно дымка или туман.

– Ты ненастоящий. Иллюзия. – в голос сказал я, удивившись собственной смелости.

Откуда-то сверху послышались медленные, но уверенные хлопки. Уже мгновение спустя хлопки доносились за моей спиной, отчего я нервно вздрогнул и быстро обернулся. Это была она! Та самая девушка, в той самой одежде и с той же самой фигурой!

– Ты настоящая! – выпалил я.

– Я уже говорила тебе тоже самое.

– Я хотел убедиться…

– Да-да, я так и поняла. И даже так – парень, я удивлена. Почти шокирована. – сказала она и, иронично, зевнула.

– А… Я не понимаю, о чём ты…

– Сон. Ты разрушил собственный кошмар, убедившись в нереальности угрозы. Ты сам того не желая узнал один из секретов этого мира. Поздравляю! – сказала она и комично быстро похлопала в ладоши.

– "Один из"? Значит, есть и другие?

– Конечно есть. И чувствую я, что от меня ты не отвяжешься, пока не узнаешь их? – она снова сложила руки на груди и серьёзно уставилась на меня, готовая к шквалу вопросов.

– Ты говорила о Сомнам… Как их там. Кто они? И кто ты такая?

– Слушай, мне не следовало бы вот так с тобой стоять и мило беседовать. Но то, что ты сделал – правда, парень, это было впечатляюще – наводит меня на мысль, что ты можешь стать полезным для других. Хотя бы чуть-чуть.

– И… Каким же образом? – недоверчиво спросил я.

– Меня зовут Таша. И только что я нарушила одно из правил этого мира. Хотя, – она фыркнула, – мне не привыкать. Но тебе я посоветую впредь не говорить людям своего имени, особенно пока ты не управляешь сном. Знает один – обязательно узнают другие.

– Лад…

– Слушай и не перебивай, второй раз объяснять не буду. Ты и люди, похожие на тебя, которые вот так по щелчку пальцев могут, как ты говорил, "вырваться за материю", называются на нашем жаргоне "Бродячими". Да, они контролируют сон. Да, они действительно могут остаться в стороне, когда во сне на них несётся сотня-другая человек, просто переключив их внимание на совершенно другую точку. Но зачастую они не понимают того, что делают. Не могут просто взять и догадаться ущипнуть себя. Как я понимаю, ты до этого догадался?

– Тонна просмотренных фильмов кое-чему меня научила.

– Угу. Им, как и любым другим людям, снятся кошмары. И здесь встаёт ребром их особенность. Если бы они блуждали и проверяли свои сны на прочность, то со сто процентной вероятностью бы узнали о том, что их сны небезопасны. Ты можешь делать всё, что угодно. Но у всего есть своя цена. – она серьёзно взглянула мне прямо в глаза, пытаясь уловить ход моих мыслей: – Ты, вроде, сообразительный парень, должен схватить на лету.

– Во сне можно… Умереть? – догадался я.

– И не просто умереть, а попасть под второе правило. Умрёшь во сне – умрёшь наяву. Такая судьба.

– Но… Это же просто глупо. Сколько людей просыпались от невероятно реалистичного ощущения, будто во сне ты падаешь в бездну?

– А скольких людей, кроме меня, ты можешь назвать и быть уверенным, что они управляют своим сном? – приподняв бровь, сказала Таша. – В этом и есть суть. Попадая в сон, они… Так сказать дублируют своё тело, передавая копии все чувства и переживания реального тела. Порежешь палец во сне – прочувствуешь каждую каплю крови и ноющую боль. Отсекут голову – и ты не проснёшься.

– Значит, Сонмба…

– Сомнамбулисты. Да, они служат защитой таким как ты. Убийство иллюзий, тушение пожаров, вытаскивание из пропастей, спасение твоей задницы от стаи собак. Мы нужны этим людям потому, что они не выбирали быть "Бродячими", как и мы сами не выбирали быть Сомнамбулистами. Мы такие же люди, что когда-то страдали от кошмаров, но сумели пораскинуть мозгами и понять, что сны – это всего лишь сны, но вот угроза от них реальная.

– То есть… Те собаки не были материальными существами, но вполне могли оттяпать мне ногу?

– Именно.

Переварив такую невозможную информацию, я на минуту захотел бросить всё. Сдать назад сейчас означало, по крайней мере для меня, что я избегу такой опасности, о которой мне ещё только предстояло узнать. Но… Другие люди?

– И… Много вас… То есть нас… То есть…

– Не знаю. Чтобы знать такое – надо как минимум проехать по всей стране. Сам понимаешь, задача не из лёгких.

От такого ответа становилось совсем неуютно. Может ведь статься так, что каждый человек в какой-то мере контролирует свой сон, но ещё даже не знает об этом. Тысячи, сотни тысяч людей, что каждую ночь борются со страхом никогда больше не проснутся.

– А много ли Сомнамбулистов?

– Есть парочка. Когда-то было больше, можно сказать, что мы были группой… Единомышленников. Но сны не проходят без последствий, парень.

Внезапно в голове появилась невероятно сумасбродная идея. Сам не могу понять, как так быстро решился на столь недальновидный поступок. Может, во мне тогда говорил юношеский максимализм, а может и откровенная глупость.

– Как часто я могу перебираться из одного сна в другой? – не совсем уверенно спросил я.

– Угу. Я чувствую, к чему ты клонишь. В героя захотел поиграть, да? Спасти целый город от их кошмаров за одну ночь?

– Как часто? – повторил я.

Девушка прикрыла глаза руками, тяжело вздохнула и продолжила, видимо, смирившись с наивным и упёртым созданием перед ней.

– Для начала ты должен научиться уходить в Подсон. Чтобы ты понимал – Подсон это то место, куда на время уходит твоё мысленное тело после окончания одного сна для перехода в другой. И надеюсь, что ты понимаешь скорость, с которой создаются сны. Это не один сон за ночь, как многим кажется, а несколько десятков, а то и сотен коротких снов, из которых запоминаются те, что наиболее близки к моменту пробуждения.

– То есть, как с поездом? Один состав тронулся, и ему на смену сразу же приходит другой. И чтобы пробраться на другую сторону вокзала, надо вовремя проскочить между двумя поездами?

– Не так опасно, но в целом верно.

– И… Как часто? – вновь повторил я свой вопрос.

– Нечасто. Нечасто по двум причинам – ещё одно правило мира и банальный стресс.