скачать книгу бесплатно
– Это всё.
– Но батька…
– Всё! Скажете точно, слово в слово. А еще добавите, что говорить я хочу либо с ромейским стратигом, либо с царевичем Борисом. И еще скажете, что я – друг патрикия Калокира, посланника кесаря Никифора Фоки…
Глава четырнадцатая
Ромейская честность
– Ты полагаешь, росс, что это хорошая рекомендация – быть другом изменника Калокира?
На одутловатом лице патрикия Никифора Эротика – привычная брезгливо-надменная гримаса потомственного аристократа, разговаривающего с варваром.
Рядом с патрикием – ромейский поп. Попа зовут Филофей. Он – важная шишка, поскольку патрикий обращается с ним как с равным. И, кажется, даже немного заискивает. Оба – и поп, и аристократ, неплохо владеют языком славян, так что переводчика не требуется. Естественно, перевода не требуется и обоим булгарским царевичам, которые тоже присутствуют здесь. Но помалкивают.
Духареву сыновья Петра не понравились. Одеты по-византийски, рожи постные, глазки потуплены. Вид у обоих далеко не царственный. Впрочем, что возьмешь с тех, кто с малолетства – в заложниках.
– Изменника Калокира? – Это для Духарева сюрприз. – Мне об этом ничего не известно. Мой князь – союзник вашего императора. Он здесь – по его просьбе.
– Следи за своим языком, росс! Император не просит – он повелевает!
– Пусть так, – согласился Духарев. – Мы здесь, потому что булгарский кесарь отказался выполнять повеления Константинополя, и ваш император повелел предложить моему князю золото, чтобы мой князь пришел сюда и научил булгар повиновению. Так сказал патрикий Калокир, которого ты назвал изменником. Возможно, ты и прав, патрикий, но могу тебя заверить: золото, которое привез Калокир, чтобы мой князь помог вашему императору в его войне с булгарами, было настоящим.
– Ты лжешь, варвар! – перебил Сергея патрикий.
– Не кричи, ромей! Даже этот священник рядом с тобой сможет отличить настоящее золото от фальшивого!
– Не о золоте речь. Ты лжешь, говоря, что император Рима воюет с Булгарским царством! – Патрикий повернулся к царевичам: – Разве не с почетом принимали булгарских послов в июне сего года?
Царевичи закивали, подтверждая.
«Ловко», – подумал Духарев.
Нанятые ромеями русы высадились в Булгарии в августе, а хитрожопые ромеи за два месяца до этого принимали булгарских послов и небось договор о взаимопомощи заключили.
Тем временем патрикий по-гречески принялся заверять царевичей, что всё будет путем и Великая Преслава никогда не достанется варварам.
Духарев понимал достаточно, чтобы сообразить, о чем идет речь. Разубеждать никого не стал. Во-первых, потому что не считал ни себя, ни своего князя варварами, а во-вторых – не желал афишировать, что кое-как, но понимает ромейскую речь.
Патрикий снова вспомнил о пленнике.
– Ты утверждаешь, росс, что находишься у нас на службе. Тогда почему ты напал на моих воинов?
– Это они напали на меня, – возразил Духарев. – Я и мои люди были вынуждены защищаться.
– Ты мог сдаться, – заметил поп Филофей.
– У меня не было возможности вступить в переговоры, – сказал Духарев. – Когда на меня нападают, я сражаюсь.
– Ты и твои люди убили сорок шесть воинов императора. Это преступление.
– Это бой, – Духарев пожал плечами. – Воины императора тоже убили одного из моих воинов.
Опрометчиво сердить тех, от кого зависит твоя жизнь. Но Сергею было наплевать.
Патрикий поморщился, а Духарев поймал весьма заинтересованный взгляд царевича Бориса.
Похоже, арифметика, в которой выразилось столкновение двухсот ромеев и шести русов, произвела на него впечатление.
– Вы не воины, а разбойники, – процедил патрикий. – И вас накажут, как разбойников. Вас распнут! Распнут! – повторил ромей с явным удовольствием. – Завтра на рассвете! Уведите варвара! – бросил он страже.
– Ты поклялся, что сохранишь жизнь моим людям! – возмутился Духарев.
– Клятва, данная язычнику, – недействительна, – ухмыльнулся патрикий. – Верно, преподобный Филофей?
Поп с важностью кивнул.
– Я не язычник, ты, лживая ромейская обезьяна! – рявкнул Духарев. – Я – христианин!
– Ты должен выполнить обещание, патрикий, – заметил царевич Борис.
– Даже если он и крещен, это не важно, – сказал ромей. – Он разбойник. Этим всё сказано. У разбойников нет ни понятия чести, ни понятия верности клятве.
– Зато они есть у нас! – возразил царевич. Он определенно начинал нравиться Сергею.
– Ты клялся сохранить жизнь его людям, – подал голос Филофей. – О нем самом не было сказано ничего. Но я бы сохранил ему жизнь. Если он действительно военачальник Сфендослава, за него могут заплатить неплохой выкуп.
– Наверняка он на это и рассчитывал, – по-гречески отозвался патрикий. – Но посмотри на него внимательно, преподобный. Это наш враг.
И очень опасный. Потому будет так, как я сказал. Его распнут. Утром. – И сказал по-булгарски: – Я помилую твоих людей, росс. Оставлю их в живых. Возможно – тебя тоже. Я еще не решил. Уведите его!
– Зачем ты ему солгал? – по-гречески спросил Филофей, когда Духарева выводили из шатра. – Ложь – грех.
– Ты мне его отпустишь, преподобный, – ответил патрикий. – Зато варвар, надеясь на помилование, не выкинет ночью никакого фокуса. Поверь мне, преподобный, я знаю этих дикарей. Даже спутанные по рукам и ногам, они всё равно могут быть очень опасны.
Ночь была темной и теплой для конца сентября. Духарев остановился, запрокинул голову. Красивое небо. Звездное. Безлунное.
Сергей перевел взгляд с неба на землю. На земле горел костер. Вернее, много костров. Но этот – ближе прочих. От костра пахло дымом и едой. Духарев сразу вспомнил, что поесть ему не предложили.
Стражник легонько пихнул Сергея древком копья. Не будь у Духарева связаны руки, он мог бы отнять у стража копье и умереть с честью, с оружием в руках. Но даже и со связанными руками он мог бы сделать стражу очень больно. Ромей, надо полагать, это чувствовал, поэтому относился в пленнику с опаской. Но сбивать стража с ног не было смысла: остались бы еще семеро. И вдобавок полторы тысячи воинов в лагере.
– Я хочу пить! – объявил Духарев. – Пить! – последнее слово он сказал по-гречески.
Его охранники посовещались, потом подвели его к костру. У костра четверо ромеев играли в кости, еще двое спали, остальные занимались кто чем. Оружие было аккуратно сложено рядом.
Старший из стражей поднял с земли полупустой бурдюк (игроки в кости недовольно заворчали), знаком показал Духареву, чтобы тот сел, и поднес бурдюк к его губам. В бурдюке оказалось разбавленное вино.
Спать Духарева уложили у другого костра. Всё – очень вежливо. Даже попонку подстелили. Но ноги связать не забыли.
Спать Духарев не собирался. Если завтра его казнят – это его последняя ночь…
Что ж, пожил он славно. Детишек трое. Уже, считай, взрослые. У Слады тоже всё будет хорошо. Может, еще и замуж выйдет, какие ее годы… А вот что будет с Людомилой? Эх…
Как уснул, Сергей сам не заметил. Но когда проснулся, ночь еще не кончилась. Проснулся же воевода оттого, что кто-то перерезал ремни, которыми были связаны руки.
Костер погас, потому Духареву трудно было разглядеть своего освободителя. А пахло от него, как от любого кавалериста: конским потом, пылью и кожей.
Духарев лежал молча, не шевелясь. Не важно, кто. Важно, что друг. Враг сначала перерезал бы горло.
Руки освободились. Духарев аккуратно подвигал кистями, повернул голову. Справа – силуэт стража. Сидит, опираясь на копье, как ни в чем не бывало. Спит? Или – мертв?
Освободитель покончил с путами, молча сунул в ладонь рукоять короткого меча, нахлобучил на голову воеводе шлем, потом лег на землю и пополз подальше от костра. Духарев тоже пополз.
Впрочем, по-пластунски они передвигались недолго. Метров через тридцать спутник Сергея решительно поднялся. И рядом поднялись еще шестеро. Встал и Духарев.
– Ты как, батька, идти можешь? – шепотом спросил один из шестерых. Духарев узнал голос. Стемид Барсук. Его собственный большой сотник.
– Могу.
На Духарева накинули плащ. Барсук двинулся вперед. Шел решительно, уверенно, не скрываясь. Как раз так и нужно идти через спящий вражеский лагерь, разбитый по всем правилам военного искусства, даже огражденный невысоким частоколом. Впрочем, через ограду они лезть не стали. Двинулись прямо к выходу.
– Куда? – заступил им дорогу опцион охраны.
– В Преславу, – ответили ему по-гречески. – Приказ стратига.
К несчастью, опцион оказался недоверчивым.
– Документ!
– Пожалуйста!
Распахнувшийся плащ, быстрый укол. Подчиненные опциона тоже ничего не успели: ни взяться за оружие, ни даже закричать.
Зато беглецы успели пробежать почти двести метров, прежде чем поднялась тревога.
Погоню, впрочем, снарядили проворно. И двух минут не прошло, как Духарев услышал позади топот копыт. Позади и впереди. Можно было нырнуть в придорожные кусты, но Барсук упрямо бежал по дороге, и Духарев решил, что сотник знает, что делает. Так и оказалось.
Из темноты навстречу вылетели всадники, но рубить беглецов не стали. Передовые пронеслись мимо, остальные окружили, стеной отделив от погони.
Защелкали луки, заржали лошади, закричали люди… Преследователи слишком поздно сообразили, что столкнулись с многократно превосходящими силами – большой дружиной киевского воеводы Серегея.
Духареву подвели коня.
– Здрав будь, батька! – раздался звонкий голос Йонаха. – Эй! Славно получилось! – и похвастался, не удержался: – Это я тебя углядел! Когда тебя ромеи вином поили!
Посланный за помощью хузарин добрался до Преславы вполне благополучно. И обнаружил там не только Дементия с остатками малой дружины, но еще пять сотен духаревских дружинников во главе со Стемидом Барсуком. Барсук решил не обращаться за помощью к Икмору и Щенкелю – чтоб времени не терять. Поднял гридней и немеденно двинулся на выручку воеводе.
Но все-таки опоздал. Никифор Эротик со своими катафрактами поспел раньше.
Вступать в бой с троекратно превосходящим противником Стемид Барсук не стал. Отправил гонцов Икмору со Щенкелем, расположил воев на должном удалении, а с наступлением темноты взял десяток гридней и подобрался поближе. Им повезло: глазастый Йонах сумел углядеть Духарева.
Глава пятнадцатая
Конец ромейского войска
– Надо выручать своих, – сказал Духарев.
Его сотники согласно кивнули. Никто не стал говорить, что в бою с ромеями поляжет много больше четырех гридней, томившихся в плену. Своих надо выручать.
Для начала дружинники Духарева устроили ромеям веселенькую ночь. В лучших степных традициях: с устрашающим воем, с дождем стрел, зажигательных, «визжащих», и обычных, невидимых и беззвучных. Не устрой ромеи «правильного» лагеря, им пришлось бы еще «веселее», но и так было не скучно.
Утром не выспавшийся, злой Никифор Эротик собрал таких же невыспавшихся командиров. Он уже знал, что главный росс ухитрился бежать. И высказал по этому поводу всё, что думал. И собственным командирам, и царевичу Борису, осмелившемуся этого росса защищать.
Обидно, что наказывать за побег некого. Стражи, которые должны были охранять воеводу, уже несли ответ перед другим судией.
У патрикия было большое искушение выместить недовольство на четверых пленных, но он вовремя сообразил, что их можно использовать как приманку… А потом на военный совет явился проедр[6 - Проедр – дословно «председатель». Высший гражданский чин.] Филофей и напомнил, что у них есть цель поважнее, чем сбежавший росс. Великая Преслава. Надо поторопиться. Очень возможно, что Святослав уже у ее стен.
– Или внутри, – буркнул Никифор.
– Преславу взять не так просто, – возразил царевич Борис. – Это могучая крепость. Я думаю, торопиться как раз не следует. Надо подождать, пока подойдут дружины моих вассалов.
В этом был резон. Когда царевичи с ромейским «эскортом» шли через земли южной Булгарии, большинство местных боляр выразили готовность поддержать сыновей царя Петра. Но им требовалось время, чтобы собрать дружины, а Никифор с Филофеем настаивали на том, что ждать – некогда.
В их словах тоже был резон. Надо опередить варваров. Но царевичи подозревали, что немалую роль в этой поспешности играло и то, что сейчас в союзном византийско-булгарском войске на одного булгарина приходилось десять ромеев, а когда к нему присоединятся верные Борису боляре, расклад существенно изменится. И уже тогда не патрикий Никифор будет главным военачальником, а наследник престола Борис.
– Надо подождать, – сказал царевич. – Пусть Сфендослав посидит под стенами Преславы. Мою столицу ему не взять.
Никифор фыркнул. «Мою столицу!» Щенок. Как только ромеи войдут в Преславу, Булгария снова станет провинцией империи. Таков приказ царственного тезки Никифора Эротика, василевса Никифора. А россы пускай убираются в свою Скифию. Возможно, Никифор Эротик даже расплатится с ними… из казны булгарских царей.
Пока руководство совещалось, византийское войско завтракало. И ожидало команды «в поход».
Разведчики, посланные Духаревым искать подходящее место для засады, возвращались и докладывали о результатах поиска. Результаты были – не очень. Как часто бывает, самую интересную информацию доставил последний дозор. «Информация» прибыла верхом на кауром жеребце. Звали «информацию» Тотош угорский, и сопровождали его двенадцать сотен конных угров. Вполне достаточно, чтобы вместе с духаревскими гриднями устроить ромеям веселую жизнь. Но от этой замечательной идеи пришлось отказаться.
Дело в том, что угры Тотоша были не самостоятельной боевой единицей, а всего лишь передовым отрядом, на полпоприща опередившим настоящее войско.
Навстречу царевичам и их ромейской «свите» двигался сам великий князь киевский Святослав.
– От величайшего из повелителей, василевса Римской империи автократора Никифора Фоки брату его катархонту россов Сфендославу – привет! – торжественно провозгласил патрикий Никифор Эротик.
– Не катархонту, а великому князю киевскому, хакану тмутороканскому Святославу! – тут же поправил его сын херсонского градоправителя патрикий Калокир.
Эротик посмотрел на него с ненавистью.
– Пусть ему, – махнул рукой Святослав. – Спроси его: что он тут делает? Деньги обещанные привез?
– Не деньги он привез, а царевичей – булгар против тебя поднимать.
– Это я и сам знаю. Мне интересно, что скажет этот индюк.
