Харон

Она ничего не говорила, и я набрался смелости сказать то, о чём мне хотелось с ней поделиться. Я знал, что не должен этого делать, но сейчас мне было всё равно.

– Я видел его. Диму. Я перевозил его в своей лодке, – произнёс я, смотря прямо в её бездонные прекрасные глаза.

В них был интерес, лицо приняло изумлённое выражение, но… совсем не такое, какое я мог бы ожидать. Даже примерно. Она была удивлена, но не ошеломлена.

– Ты можешь не поверить, но я чувствовала это, – сказала она всё с той же улыбкой. – Даже больше… я знала, что он проплывал здесь, что он стоял и сидел в этой лодке, и… думал обо мне. Я знаю, что он думал обо мне.

Я чувствовал какую-то тонкую, но невыразимую никакими словами связь с этой девушкой, сильную, будто в каком-то смысле я был частью её души. Я чувствовал, что всегда её знал и, более того, что она всегда знала меня. Это абсурд, но мне было всё равно.

– И ещё я знаю, что там, куда ты меня везёшь, я увижу его вновь, и мы снова будем вместе. Время обратится вспять, всё это исчезнет, – она раскинула руки, словно желая объять всё пространство, – всё исчезнет, мы вернёмся назад, а ты найдёшь ответы на свои вопросы. И ты сам всё это знаешь.

Она смотрела на меня с такой нежностью и теплотой, что я на мгновенье ощутил себя человеком, подобным ей. Я увидел в глубине её глаз себя. Я увидел себя отчётливее, чем в моём зеркале.

– Почему ты так уверена во всём этом? – спросил я, когда она отвела глаза. – Я существую вечность, и я не уверен ни в чём, кроме того, что не знаю ничего. Вообще ничего.

Она тихо усмехнулась и, не поворачиваясь ко мне, сказала:

– Мы все живём вечность, и все останемся в вечности.

Я смотрел на неё и по-прежнему ничего не понимал.

– Загляни в туман, – вдруг сказала она.

Я снова послушался. Я не мог не послушаться.

Она была в другой комнате – видимо, спальне, – сидела на кровати, опершись спиной на подушку и держа на коленях странный предмет в виде большой развёрнутой чёрной книги: одна половина её светилась белым, а по ней бегали буквы, цифры и другие знаки; по второй же половине девушка быстро водила пальцами и нажимала нарисованные цифры и буквы.

Я следил глазами за бегающими значками на светящейся части «книги» и пытался прочитать, что мог. Из списка, неожиданно возникшего и состоящего из строчек «Журнал», «Ученики», «Работа», «Дима», «Фотографии», «Я», строка «Я» выделилась среди остальных; появился новый список со строками: «Ницше, Хайдеггер и Локк», «Дневник», «Достоевский», «Животные».

Затем – новый список: «Написать в фонд по защите животных», «Дура, составь уже план тренировок», «Записаться на испанский», «Распланировать лето» и ещё несколько строк.

Я перевёл взгляд на Соню – глаза её были задумчивы и серьёзны. На светящемся фоне тем временем выделилась строка «Психология сознания». Дальше ничего не появилось. Девушка вдруг закрыла «книгу», отложила её в сторону и тяжело вздохнула, растянувшись на кровати. Видение стало угасать, но на прикроватном столике я успел заметить небольшую книгу – теперь настоящую. На обложке было написано «Мифы Античности».

Если я не ошибаюсь, первый и второй пассажиры упоминали античные мифы в разговоре со мной. И вот они, снова. Но я не стал об этом задумываться. Я пытался понять, чем важна картина, представившаяся в этот раз, но никаких нормальных идей в моём сознании не рождалось.

Вид у Сони оставался оживлённый и даже весёлый. Казалось, что девушка находится в приятном ожидании чего-то необычайно прекрасного, что должно произойти совсем скоро. Но впереди лишь Чёрные Скалы. Так было всегда.

Она очаровательна.

– Ты хороший, – вдруг произнесла она, глядя на меня. – Жаль, что больше мы никогда не увидимся.

– Почему ты называешь меня хорошим? – спросил я. – У меня нет никаких качеств – я нежить.

– Потому что я знаю тебя лучше, чем ты сам, Харон, – взгляд её глаз будто прожигал меня насквозь. Не знаю, как, но я чувствовал, что ритм моего сердцебиения стал совпадать с её ритмом. Более того, в груди я почувствовал ноющую боль. Но было в этой боли что-то приятное…

– Ты никогда больше не увидишь меня, но помни, что ты – часть меня. И, как и я, ты останешься в вечности.

Я не понимал абсолютно ничего.

– Скажи мне, ты человек? – спросил я у неё, не зная, какого ответа жду.

– Да, я человек, – чуть усмехнувшись, сказала она. – Не похожа?

– Ты не похожа на других людей.

– А много людей ты видел? – спросила она.

– Бесчисленное множество, – произнёс я и тут же понял, что сам сомневаюсь в правдивости этого утверждения.

Соня не ответила на это и отвернулась к туману.

– Загляни в него ещё раз. В последний раз, – сказала она через минуту.

Я увидел Соню, пятнадцати лет, в белой рубашке и чёрной юбке.

Теперь я знал, что будет дальше. У зелёной ограды неподалёку от большого здания стоял Дима, у него был взволнованный вид, непокорные волосы он так и не смог пригладить.

– Спасибо, что подождал, – сказала Соня, улыбнувшись. – Пойдём, – и они пошли. Соня шла чуть впереди, но каждую секунду краем глаза смотрела на парня.

– Мне ещё нужно в магазин быстренько забежать – мама просила масла купить, – сказала она, покачивая сумочкой. Она заметила, какой у Димы вид, и пыталась угадать, о чём сейчас думает. Неужели…

– Соня, мне… – услышала она и сердце забилось быстрее. Я чувствовал это вместе с ней.

– Погулять сегодня не получится, Дим, если ты об этом. Мне нужно сестру отвезти на рисование, а потом у меня тренировка. Ну, ты знаешь, – Соня поняла, что он наконец решился заявить о своих чувствах, решился первым из них. Девушке захотелось убедиться, что его намерения серьёзны.

– Да, знаю, – в голосе парня она уловила разочарование и укорила себя за то, что перебила его. Быть может, она всё испортила.

– Соня, я должен… мне нужно сказать… кое-что.

Слава Богу, он не передумал.

Соня улыбнулась, но Дима не увидел этого.

Дурак.

Тот продолжил:

– Я не знаю, как мне лучше… я давно хотел сказать, но… может быть, это глупо, и я сомневаюсь… В общем, мы хорошо общаемся только с прошлого года, но я давно… следил за тобой… нет – обращаю внимание… нет. Боже, что я несу… ладно, забудь, что я сказал, мне нужно…

– Нет, – девушка решила, что именно сейчас они должны высказать всё друг другу. – Продолжай.

– Сонь, я… я не знаю, как… – Пауза. – Ты мне очень нравишься. Я люблю тебя, – Они остановились. У Сони внутри порхали бабочки, а сердце колотилось всё быстрее.

– Дима, – негромко произнесла она. – Дима, ты просто дурак, – из её глаз потекли слёзы, слёзы радости. Она улыбалась. – Наверное, полгода я ждала от тебя этого. Ты не застал меня врасплох, знаешь.

– То есть ты…

– Подожди, дай сначала я скажу, а то забуду всё, что хотела сказать… – Соня перевела дыхание. Она действительно хотел сказать многое, но произнести нужные слова как-то не получалось. Они просто молчали, глядя друг на друга.

И это прекрасно.

– Хотя знаешь, думаю, слова не нужны… что думаешь? – сказала она, думая о том, что очень хочет его обнять. Соня заметила его слёзы и ещё больше заплакала сама.

– Ты плачешь? Дим, ты плачешь? – она коснулась рукой его щеки, смотря прямо в глаза, почти смеясь от переизбытка чувств. – Дим, перестань.

Они наконец обнялись.

– Знаешь, а ведь мои последние стихи – посвящены тебе, – сказал он.

– Я знаю, Дим.

Они стояли, прижавшись друг к другу, ни замечая никого и ничего вокруг. Влюблённые дети. Такими я и запомнил их вместе. Запомнил навсегда.

– Сейчас всё закончится, – сказала Соня и я понял, что мы снова в лодке. Я уже видел очертания Чёрных Скал.

У меня было ощущение, что не я везу девушку навстречу судьбе, а она везёт меня. С той же целью.

Я всё смотрел на неё, я не мог наглядеться. Да, я прекрасно знал, что не увижу её никогда, и мне было больно от этого знания. В это мгновенье мне было безразлично всё, что до этого имело значение, сейчас мне казалось, что я всё время выполнял чужую работу, что на самом деле я создан не для этого, что на самом деле Харон – это не я.

– У меня получилось, – произнесла Соня и встала на ноги. Я перестал грести – лодка по инерции доплывала до Скал. – У меня всё получилось. Теперь всё будет хорошо, – она подошла ко мне и обняла. Я погладил её по голове.

Любовь и жизнь.

– Прости за всё и прощай, – сказала Соня. – Помни, что ты – это я. Помни, что все мы останемся в вечности.

Она улыбнулась. И я унёс эту улыбку в вечность.

Над нами были Чёрные Скалы.

4

Она ушла, и в этот миг я понял всё.

Я исчезаю. Я плыву назад, к Берегу Оставленной Надежды. Но там уже никто не появится. Всё исчезает. Воды Ахерона больше ничего на нашепчут. Ахерон умер.

Внутри у меня – пустота, и скоро она заполнит всё. У меня есть время только на то, чтобы сесть на траве у своего дома, который обращается в пепел, и думать о любви, думать о вечности.

Я исчезаю, ухожу в небытие. Но мне хочется верить, что я послужил любви и жизни… что я – причина их торжества. Пусть я жил лишь в сознании человека, но я счастлив, поскольку я по-настоящему жил, а не просто существовал. Я не знаю, кто создатель всех миров – или создатели, – но я и не хочу знать. Для меня важно лишь, что жизнь властвует над смертью, что те двое – снова вдвоём, что они вновь обрели друг друга и обрели навсегда. Должно быть, сейчас Соня просыпается от глубокого сна и ловит на себе изумлённый взгляд Димы, который ещё несколько мгновений назад плыл к Чёрным Скалам, навстречу своей участи, оплакивая свою судьбу и судьбу возлюбленной, а теперь – видит её перед собой, живую, здоровую и прекраснее, чем когда бы то ни было. Он ещё долго не сможет осознать, что жив и счастлив, что он и не писал никогда ту новеллу… но уже сейчас он убеждён, что главное его сокровище – его жена, и никакая литература, никакие вопросы бытия и психологии не стоят даже её тени. Соня же, хоть и попрощалась навсегда со своим Хароном, никогда не забудет его.

Что же до первого пассажира… видимо, он был рождён сознанием девушки, как и я, и создан он был не просто так. А зачем – этого я не знаю, это знает только она.

Я – призрак света. Я исчезаю и остаюсь в вечности. Я исчезаю и воспеваю жизнь.

В оформлении обложки использована фотография автора Sampreety Ali с https://www.pexels.com/ru-ru/photo/695794/.