Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность

В отношении к «Нашему другу» со стороны некоторых из влиятельных петербургских педагогов дело не обошлось и без значительной доли двоедушия: в глаза они говорили барону Корфу о его деятельности и печатных трудах одно, а за глаза старались показывать и утверждать совсем другое. Вот особенно характерный факт в этом отношении.

Один из видных петербургских педагогов, с влиятельным служебным положением, писал из Петербурга в ноябре 1870 года барону Корфу следующее:

«На всем протяжении обширной России нет другого человека, который бы с той же энергией и успехом, подобно вам, трудился бы в возделывании большого и долго заброшенного, а потому заросшего сорными травами поля нашей народной культуры. Много еще потребно труда и усилий, чтобы совершить этот труд, и нельзя не выразить при этом сожаления, что мало существует общения и содружества между служителями этой миссии. Будем надеяться на лучшее будущее… Как жаль, что вы не здесь (хотя, собственно говоря, вы везде нужны и прежде всего в вас сила и жизнь руководимого и созданного вами дела в вашем крае): заседания с. – петербургского педагогического общества в настоящее время весьма интересны, и оно ныне особенно нуждается в деятеле с вашею опытностью и компетентностью, так как прения последних заседаний затронули самые живые и, надо сказать, далеко не вполне решенные проблемы относительно нашей народной школы, которая вам так хорошо и специально известна. Мне приходит на мысль, нельзя ли устроить дело хотя посредством письменных сношений – по поводу рефератов, – это, конечно, обществом примется с благодарностью. Мне кажется, что можно бы даже было, – разумеется, если ваши столь многосложные занятия позволят, – прислать письменные тезисы, поручить их защиту и развитие в заседаниях кому-либо из членов общества (на что, например, всегда согласен с удовольствием). Я говорю это, имея в виду, что общество наше бесспорно много теряет, не имея возможности непосредственно пользоваться трудами одного из компетентнейших своих членов по самому важному из специальных вопросов педагогии».

Автор этого сердечного письма, вполне отвечавшего притом действительному положению вещей, в скором времени внес в педагогическое общество доклад по поводу книги барона Корфа «Наш друг». В этом докладе – увы! – автор письма не сообщал уже обществу педагогов, что «на всем пространстве России нет другого человека», с такою же «энергиею и успехом», «опытностью и компетентностью». Напротив, он трактует о «Нашем друге» с высоты величия и ничем не оправдываемого самомнения. В общем, однако, отзыв был вполне благоприятен для труда барона Н. А. Корфа, хотя в нем невольно бросается в глаза такая странная постановка критики, что выдвигается на первый план сам докладчик, его «энергия» и «компетентность», а вовсе не барон Корф и его прекрасный труд. Но это еще куда бы ни шло: главное же в том, что докладчик вслед за тем поместил в одном из педагогических журналов статью, в которой расходится с сущностью своего же доклада.

Озадаченный такою тройственностью отношения к себе со стороны одного и того же лица, барон Н. А. Корф обратился в Петербург за разъяснениями. Лицо, стоявшее в то время во главе педагогического общества, в ответном своем письме барону Корфу пишет:

«Ваше недоумение относительно разногласия между тезисами, поставленными в педагогическом обществе, и содержанием статьи, помещенной в журнале (мы пропускаем название журнала, фамилию докладчика, равно как и автора цитируемого ответного письма барону Корфу), разделяют многие лица в Петербурге. В самом деле, непонятно преднамеренное искажение одних фактов и умолчание о других. Где же нужно искать причины подобного разногласия, положительно сказать трудно; вероятно, она лежит, с одной стороны, в ваших личных отношениях с некоторыми господами, а с другой, – в отсутствии литературной добросовестности этих некоторых лиц, пишущих и печатающих свои писания. Протокол педагогического общества выражает то, что было в заседании общества. Следовательно, педагогическое общество сделало свое дело. Если же в настоящее время появляются уколы тупых булавок, вы должны переносить их, потому что не присылаете статей в „Семью и школу“ и „Народную школу“. Значит, вы – враг изданиям, живущим жизнью, бедною содержанием».

Эти «уколы тупых булавок» послужили, однако, большим соблазном для некоторых органов общей периодической печати. Зато люди, непосредственно стоявшие у дела народного образования, с высокою похвалой отзывались об этой книге. Из многочисленных отзывов этого рода остановимся на двух следующих как наиболее характерных и выразительных. Вот что писал, например, директор московской учительской школы Цейдлер.

«При первой, появившейся в „Голосе“, хуле на „Нашего друга“, мне хотелось, многоуважаемый Николай Александрович, заявить и мое мнение о том, что в нашей педагогической литературе нет ни одной книги, которую бы можно было не только приравнять, а хоть близко поставить к „Нашему другу“ в библиотеке или в классном столе народной школы. Если мы говорим о необходимости образования для народа, если заботимся об устройстве народных школ, то, конечно, потому только, что образование, школа – самое сильное, самое лучшее средство для достижения важнейшей государственной цели: поднять уровень нравственного развития и улучшить материальный быт народа. Но где же та книга, которая бы прямо вела к этой цели? Только одна и есть – „Наш друг“. Указывают на книгу Водовозова, но в ней, как и во многих так называемых „народных“ книжках, есть несколько статей, которыми сумеет воспользоваться хороший учитель, т. е. учитель, каких почти нет в наших школах. Между тем „Наш друг“ удовлетворяет цели от первой страницы до последней и сподручен для каждого мало-мальски грамотного крестьянина… Ваши критики, не замечая существенного капитала в „Нашем друге“, тыкают пальцами на мелочные недосмотры, чуть не на опечатки» (27 января 1872 года).

В заключение же письма автор его говорит, что такие книги, как «Русская начальная школа» и «Наш друг», «внушают каждому признательность, уважение и преданность». Заслуживает внимания следующий краткий, но выразительный отзыв известного русского педагога И. Ф. Рашевского, стоявшего в ту пору во главе С. – Петербургской земской учительской семинарии.

«Считаю необходимым передать вам, – писал он барону Корфу, – что мне пришлось быть свидетелем очень хороших успехов учеников, занимавшихся по книге „Наш друг“. Значение „Нашего друга“, я убедился в этом, в настоящее время велико у нас именно потому, что в этой книге не только находится известный материал, пригодный для народной школы, но и разъяснен учителю способ передачи учебного материала: взяв вашу книгу за руководство, учитель народной школы знает, что делать и как, и не теряется в пустых опытах, часто кончающихся ничем» (14 мая 1872 года).

Пока некоторые из влиятельных педагогов, мучимые завистью к авторитету, всероссийскому влиянию и успеху барона Корфа, изощрялись то в общей, то в педагогической печати относительно «уколов тупых булавок», школьная практика делала свое дело. Новые и новые издания «Нашего друга» нарасхват расходились одно за другим. Всего по 1893 год «Нашего друга» разошлось 16 изданий. Но и этого значительного распространения нельзя еще назвать максимальным, т. е. каким оно могло бы быть, если бы с ним не случалось странностей совершенно курьезного свойства. Конечно же, «Наш друг», вскоре после выхода его, был одобрен «учеными» и «учебными» комитетами всевозможных ведомств и министерств. Тем не менее, с ним случались следующие, совершенно необъяснимые, курьезы. Корф усиленнейшим образом работал над улучшением своей книги, соответственно росту народной школы и ее потребностей, и не выпустил в свет двух одинаковых изданий. Между тем случалось так, что предыдущие издания попадали в каталог книг, одобренных министерством народного просвещения для народных школ, а последующие – не попадали. Так это, между прочим, случилось и с десятым изданием «Нашего друга», значительно переработанным, которое не попало в каталог министерства и потому могло быть допущено только в библиотеки народных школ. Было ли это продолжением и последствием того «двоедушия», которое так характерно проявилось при критической оценке «Нашего друга», или дело объяснялось слепой случайностью, – трудно решить. Во всяком случае несомненно, что указанное недоразумение значительно затормозило распространение книги.

Тем не менее, все, что вышло из-под пера барона Корфа и продолжало выходить, находило большой сбыт. Так, в 1872 году он выпустил небольшую книгу «Малютка». В последующих изданиях «Нашего друга» весь учебный материал, заключавшийся в «Малютке», вошел в него. Это, однако, не помешало единственному изданию «Малютки» в 25 тысяч экземпляров разойтись начисто.

В Числе первой серии книг, выпущенных в свет бароном Н. А. Корфом, есть и еще очень важная книга – «Наше школьное дело». Но о ней мы скажем несколько ниже, так как необходимо предварительно ознакомиться с некоторыми обстоятельствами жизни и деятельности барона Корфа.

Глава VII. Заслуги и черная неблагодарность

Барон Н. А. Корф как центр деятельности по народному образованию. – Письма попечителя Кавказского учебного округа Я.Неверова. – Отзыв Д.Д.Семенова о гиколах барона H.A. Корфа и его деятельности. – Признательность интеллигентной части русского общества барону Н. А. Корфу и пребывание его в Петербурге. – Жестокий удар и всеобщее сочувствие.

Благодаря барону Корфу на исходе 60-х и 70-х годов Александровский уезд Екатеринославской губернии стал своего рода педагогической Меккой в отношении собственно народного образования. Туда не только обращались за советами и указаниями земские деятели по школьной части, там не только искали прибежища и помощи молодые люди, желавшие потрудиться на пользу народного образования, – туда обращались также и крупные администраторы по учебной части и лица, пользовавшиеся большой педагогической известностью, чтобы умудриться примером и опытом барона Н. А. Корфа в деле народного образования и достигаемыми им прекрасными результатами. Он стал центром всей деятельности по народному образованию в России.

Как известно, за Кавказским учебным округом прочно сохраняется репутация одного из самых гуманных, деятельных и производительных районов в учебно-воспитательном отношении. В этом дореформенном крае с давних пор уже довольно значительные успехи делает и народное образование. Всем этим Кавказский округ очень много обязан той дельной закваске, которая была положена в бытность там попечителем учебного округа Неверова. Этот просвещенный и энергичный администратор с искренним увлечением отнесся к начинаниям барона Н. А. Корфа и задался целью воспринять от него и целиком насадить у себя на Кавказе все, что есть хорошего в созданной бароном Корфом организации народного образования. И он блестяще осуществил эту цель на свой страх и риск, не стесняя себя никаким формализмом.

Между бароном Корфом и Неверовым завязалась большая переписка, растянувшаяся года на четыре, чрезвычайно характерная для Неверова как талантливого администратора и для дела барона Корфа. Вот некоторые черты из этой переписки. В официальном, например, письме от 18 марта 1869 года попечитель Кавказского учебного округа пишет барону Корфу:

«Из моей долгой педагогической деятельности я вынес убеждение, что без правильной подготовки учителей для начальных и вообще низших учебных заведений развиваемое в высших слоях общества просвещение никогда не может проникнуть в низшие его слои, а всегда будет поверхностно и односторонне, потому что лишится самых питательных соков, которые оно может черпать только в непосредственно народной среде. При таком убеждении естественно, что я с особенным вниманием следил за вашею благотворною и просвещенною деятельностью на поприще народного образования. Несмотря на открытие в окрестностях Тифлиса правильной учительской семинарии, носящей название Александровской учительской школы, я счел необходимым для удовлетворения насущной потребности обучения прибегать к тем же мерам, какие были с успехом принимаемы и вами, как то: съезды начальных учителей и проч.».

В другом, тоже официальном, письме Неверов говорит:

«Приношу вам мою искреннейшую благодарность за письмо ваше от 15 мая и присланный мне вместе с ним „отчет“ ваш, который я прочел с особенным вниманием и самым теплым сочувствием к благим результатам столь блистательно начатого вами важного дела. Честь и слава вам: вы доказали, что правильная школа возможна на русской почве и что народ не только не чуждается ее, но вполне ей сочувствует. Вместе с сим я делаю распоряжение, чтобы все начальные училища вверенного мне округа были снабжены изданным вами руководством к обучению грамоте, а также экземпляром вашего отчета, который служит наилучшим комментарием к этому руководству… Я получил известие, что проект мой об открытии второй учительской семинарии в моем округе поступает в государственный совет ибудет утвержден в начале следующего года. Тотчас по получении утверждения я непременно командирую будущего директора в ваш уезд для ознакомления с вашими школами. Руководитель будущих народных учителей должен на месте ознакомиться с правильною русскою школою и изучить все особенности и условия ее быта. Я надеюсь, что вы и училищный совет не откажете в содействии этому лицу. Прилагая при сем для вас, барон, экземпляр моего отчета за минувший год, я покорнейше прошу у вас извинения в том, что, не спросив вашего позволения, я напечатал в моих циркулярах извлечения из вашего письма ко мне. Я придаю очень большую цену столь любезно предлагаемому вами обмену мыслей в таком общем деле и рад был случаю, предоставленному мне письмом вашим, чтоб показать моим сослуживцам, что в реформах, мною вводимых, я нахожу сочувствие и готовность содействия в вас – в лице, на деле доказавшем возможность существования у нас правильной школы» (14 августа 1869 г.).

Новая учительская семинария, о которой писал барону Корфу попечитель Кавказского учебного округа, – Кубанская. Директор ее – известный русский педагог Д. Д. Семенов, который и посетил школы Александровского уезда весною 1871 года. Вот что писал по этому поводу барону Корфу попечитель Кавказского учебного округа Неверов 11 декабря 1871 года:

«Я только что прочел официальный отчет Д. Д. Семенова о командировке его в Александровский уезд и, под влиянием впечатления, произведенного на меня подробным описанием того, что видел Семенов у вас, берусь за перо, чтобы выразить вам, барон, глубокое сочувствие к вашей общественной деятельности, поистине заслуживающей уважения не отдельных только симпатизирующих вам лиц, но и всего народа русского, которому вы показали возможность существования в среде его правильной школы. Благодаря вашему благому примеру теперь смело можно, с полною надеждою на успех, приниматься за великое дело народного образования».

Далее в письме говорится о намерении попечителя командировать в Александровский уезд весною 1872 года инспектора народных училищ Ставропольской губернии.

Отчет Д. Д. Семенова о командировке был напечатан в январской книжке циркуляров по Кавказскому учебному округу за 1872 год. Кроме того, Д. Д. Семенов поделился с публикой своими впечатлениями от этой командировки и в периодической печати. Описание им этой поездки, появившееся в «Народной школе» за 1871 и 1872 годы («Педагогические очерки школ Александровского уезда»), почти совпало с известной уже читателям статьей г-на Кашина, командированного московскими комитетами грамотности. Так как от появления «Педагогических очерков» Д. Д. Семенова отделяет нас период времени более чем в 20 лет, то мы предпочитаем ограничиться небольшой выдержкой из другой статьи этого автора – «Барон Николай Александрович Корф», помещенной в брошюре «Русские педагогические деятели», вышедшей в свет в 1887 году.

«Хотя прошло тому около 15-ти лет, – вспоминает Д. Д. Семенов в позднейшей своей статье о поездке для осмотра школ барона Н. А. Корфа, – но я живо припоминаю первую встречу мою с Н. А. Отыскивая школы в уезде в апреле 1871 года по грязным донельзя дорогам, я случайно попал в село Майорское, где ждали приезда барона для ревизии школы.

Тут я встретил уже попечителя школы, из местных помещиков, мирового посредника, члена училищного совета, заезжего учителя из Харькова, священника и учителя школы; возле школы толпились крестьяне. Наружность школы немногим отличалась от малороссийской хаты зажиточного крестьянина: та же белая мазанка, та же соломенная крыша; но школа особняком на холме; возле школы небольшой садик, обработанный учителем и учениками. Внутренность школы поражала поистине праздничным видом. Стены и потолок были выбелены; глиняный пол чист и полит водою во избежание пыли; по стенам развешаны картины, преимущественно из Священной истории; в углу – образ; на передней стене – портрет Государя и часы; на столе разложены тетради и рисунки детей; дети сидели чинно, в ожидании Η. Α.; βсе они были умыты и гладко причесаны, в чистых рубашках или свитках, и все в сапогах; перед каждым учеником лежало новое перо и пол-листа белой бумаги. Подобную обстановку школы я видел потом и в других школах, где и не ожидали ревизора. Но вот пробило два часа – время, назначенное Корфом для приезда. Вдали послышался колокольчик; все встрепенулись; приехал Η. Α., σсталый, изнуренный, обрызганный грязью, в простой телеге, на обывательской тройке, объездивший без отдыха почти все школы своего участка и уже утром успевший обревизовать одну школу. В какие-нибудь 5-10 минут Н. А. успел наскоро перекусить, привести себя в порядок и вошел в школу бодрым и свежим. Вошли в школу и отцы. На приветствие Корфа: „Здравствуйте, хлопцы!“ – дети радостно закричали: „Здравствуйте и вы, Николай Александрович!“ Видно было, что дети хорошо знают своего гостя. После приветствия дети согласно пропели молитву „Достойно есть“. В этом пении участвовали священник, учитель и сам Н. А. Затем начался экзамен, который продолжался три часа. Сам Н. А. изложил детям рассказ для письменной работы, сам спрашивал по всем предметам, не исключая Закона Божия и славянского чтения, сам пересмотрел все письменные работы детей, их тетради и рисунки и, найдя все в порядке, присудил учителю высшую награду от земства, в 100 рублей. Что чувствовали отцы, видя и слыша все это, – решить трудно. А видели и слышали они, что дети их в какие-нибудь три зимы научились молиться Богу, толково передавали рассказы из Священной истории, бойко читали по-русски и славянски, умели грамотно написать слышанное, решали задачи, над которыми задумывались отцы, да еще умели начертить план хаты, мельницы, разбить поле на десятины; знали о полезных и вредных животных, насекомых и растениях. И таковы были все 70 школ уезда».

Сославшись затем на известную уже читателям статью г-на Кашина о несчастном положении школ Александровского уезда в дореформенное время, Д. Д. Семенов продолжает:

«Не то мы видим через пять лет по вступлении барона Корфа в члены училищного совета. Вместо двух сносных школ в уезде открывается до 70 прочно организованных, обеспеченных в материальном отношении, с приспособленными к учению школьными зданиями, с дельными учителями, с хорошими учебниками, наглядными пособиями, библиотеками и книжными складами».

Кроме указанных командировок от Кавказского учебного округа, к барону Корфу были и еще две: командировка учителя образцовой школы Кубанской учительской семинарии, выписанного из Петербурга, человека опытного уже в преподавании, и инспектора народных училищ Кубанской области. Сообщая об этих новых командировках барону Н. А. Корфу 12 февраля 1872 года, Д. Д. Семенов писал ему:

«Вероятно, оба они съедутся у вас в одно и то же время (около начала марта), притом в самое благоприятное время, когда вы обыкновенно делаете весенние объезды и ревизии школ. Было бы особенным счастьем для них обоих и для Кубанской семинарии в особенности, если бы вы, Николай Александрович, придали своим объездам тот же характер, который имели эти объезды, когда я посещал ваши школы, т. е. не только бы производили общие испытания, но и взяли бы на себя труд дать образцовые уроки по всем предметам обучения, заставили бы как моего образцового учителя, так и своих учителей дать по нескольку пробных уроков и в заключение показали бы, как совместно, с тремя отделениями, должен заниматься учитель в течение целого дня. В заключение я был бы весьма признателен вам, если бы вы откровенно написали мне о том, чего еще недостает для будущего моего образцового учителя».

По поводу приведенных цитат из статьи и письма Д. Д. Семенова необходимо заметить, что они принадлежат педагогу большой школы и высокой пробы, т. е. бывшему сподвижнику К. Д. Ушинского в его преобразовательной деятельности по Смольному институту – человеку, немало потрудившемуся над подготовкой учителей для средних учебных заведений на бывших «Педагогических курсах» при второй с. – петербургской военной гимназии, справедливо пользовавшихся большим уважением и давших России немало весьма дельных педагогов, и впоследствии ставшему одним из руководителей по начальному образованию в Петербурге. Одно уже это избавляет нас от необходимости вдаваться в перечень описаний других лиц, посетивших школы барона Н. А. Корфа, видевших на месте и работу школы, и деятельность самого барона Корфа. Следует, однако, сказать, что все они в один голос свидетельствуют о блистательном порядке и благоустройстве школ, стройном и отчетливом ходе занятий в них, законченности и прочности организации. Словом, это в полном смысле образцовые школы. Более 20 лет тому назад эти школы, помимо разумных учителей и всех необходимых учебных пособий, имели еще и «садики», и «библиотеки», и «книжные склады», тогда как большинство не только тогдашних, но и нынешних народных школ все еще не может добиться этих необходимых при них «учреждений» или даже испытывает горькую нужду и в хороших пособиях, и в дельных учителях.

Заслуживает особенного внимания, что даже лица, обладавшие обширными общепедагогическими познаниями и большой опытностью в ведении школьного дела вообще, тем не менее, находили для себя чему учиться у барона Корфа в отношении собственно народного образования, его организации, постановки и ведения и советовали отправляться к нему учиться другим лицам, тоже сведущим и опытным в школьном деле. Это, само собою, свидетельствует о большой трудности дела народного образования и оттеняет значение той заслуги барона Корфа перед всей Россией, которую он оказал отечеству как новатор, организатор и пламенный пропагандист великого дела просвещения народа.

Но как бы не доверяя себе, как бы желая еще более укрепиться во всех своих начинаниях в области народного образования, барон Н. А. Корф, несмотря на многосложность прямых своих обязанностей, предпринял еще объезд и осмотр длинного ряда учебных заведений, представлявших какую-нибудь характерную особенность по своей организации и постановке. Со многими из деятелей этих учебных заведений барон Корф вел деятельную переписку, – и они усиленно звали его, желая услышать от него авторитетную оценку. В 1871—1872 годах барон Корф посетил: элементарную школу Ильиных в Николаеве; начальные и воскресные народные училища города Харькова, а также и находящуюся там частную воскресную женскую школу, основанную дамским кружком и находящуюся под главным руководством известной деятельницы по народному образованию X. Д. Алчевской; фабричную школу братьев Милютиных под Москвою; воскресные школы московского общества распространения технических знаний; школу оборвышей Е. И. Чертковой в Петербурге; женские педагогические курсы П. И. Чепелевской в Москве; новгородскую и московскую земские учительские семинарии; наконец, комиссаровскую техническую школу в Москве. Эта масса осмотренных разнородных заведений была тщательно изучена им и описана в ряде статей, органически связанных между собою, хотя и помещенных в разных периодических изданиях: в «С. – Петербургских ведомостях», «Вестнике Европы», «Семье и школе» и «Народной школе». Помимо собственно педагогического значения этих статей, в смысле указания на хорошие и неудовлетворительные стороны осмотренных учебных заведений, они представляют большой интерес для оценки той эпохи, так как заключают в себе прекрасный анализ замечательного частного и общественного почина в деле учреждения самых разнообразных школ: начальных, воскресных, фабричных, технических, специально-рисовальных, школ для оборвышей и, наконец, семинарий для подготовления народных учителей и учительниц. Ничего этого не было раньше: все это как бы само собою явилось по почину городов и земств, частных лиц и обществ. Русское общество поняло свою отсталость в деле образования массы и, видимо, торопилось наверстать потерянное время. Это напряженное состояние общества прекрасно очерчено бароном Корфом, попутно указывающим, как поставлена за границей та или другая отрасль содействия массе населения в деле образования и чего недостает нам в том или ином отношении.