Антонимы любви

Мы продолжаем прогулку, огибая группу детей с воздушными шарами. Я молчу, прокручивая в голове его слова. Что-то в этой легкости, с которой он отмахивается от происшествия, царапает меня изнутри. Марк, почувствовав мое напряжение, обнимает меня за плечи.

– А что тебе Фил сказал про Анюту? – заискивающе спрашиваю я, чтобы сменить тему.

– Что она милая, – Марк отвечает без особого энтузиазма, глядя куда-то в сторону.

– Милая? – я хмурюсь, чувствуя укол разочарования. – Так обычно говорят, чтобы не обидеть.

– Фил не такой, чтобы рассуждать про чьи-то первоклассные сиськи, – усмехается Марк, покачивая головой. – Он скромник.

По правде я говорила не об этом. Помимо женственной фигуры у Ани есть ещё множество положительных качеств. Искренняя улыбка, чувство юмора и «легкое дыхание», как писал Бунин. И вот последнего мне самой всегда не хватало.

Мы подходим к озеру, в котором отражается серое осеннее небо. Неподалеку плавает семейство уточек – мама-утка и четыре пушистых утенка выстроились в аккуратную цепочку. Жаль, не взяла ничего, чтобы их покормить. Я останавливаюсь у самой кромки воды, наблюдая за их неспешным плаванием, и чувствую, как Марк встает рядом.

– А про меня ты как рассуждал? – поворачиваюсь к нему, прищурившись с игривым вызовом.

– Я сразу всем сказал, что отстрелю яйца любому, кто приблизится к тебе ближе, чем на пять метров, – Марк произносит это с показной серьезностью, но в уголках его губ играет улыбка.

– Значит, те два деда-шахматиста уже должны быть евнухами, – машу головой в сторону лавки позади нас.

– Не беспокойся, будут, если начнут приставать.

Марк достает новенький телефон и открывает камеру. Я принимаю позу и натягиваю улыбку. Делаю вид, что не смотрю в объектив, а просто наслаждаюсь моментом. Воскресным днём в парке с любимым человеком. Марк строит из себя настоящего фотографа: присаживается, приближает, отдаляет, щелкает сверху, снизу. От его титанических усилий мне становится забавно.

Те самые деды-шахматисты предлагают нам сделать совместное фото. И мы соглашаемся. Марк выглядит потрясно. Как мужчина с рекламы «Ральф Лорен». Светлые волосы уложены назад. На нём темно-синий лонгслив и распахнутое пальто. Вместе мы смотримся, как чета Маунтбеттен-Виндзоров. Или хотя бы их друзья.

Когда Марк, дурачась, пытается поцеловать меня прямо на камеру перед дедами, я хихикаю и выпархиваю из его объятий. Он благодарит фотографов, и мы садимся на пустую скамейку поодаль.

– Я в пятницу забыл тебе рассказать одну новость.

– Какую?

Марк достает телефон и показывает напечатанную страницу с заголовком: «Можно ли предсказать пробки: алгоритмы анализа транспортных потоков».

– Мою статью опубликовали в научном журнале нашей кафедры.

Мои глаза округляются.

– Это же потрясающе. Когда ты всё успеваешь?

– Ну мне там приятель помог. Я так накоплю работ для портфолио и смогу поступить в какую-нибудь крутую магу. Не в нашем Задрищенске. Может, даже в МИТ.

Внутри у меня всё сжимается от неприятного предчувствия. Сердце начинает биться чаще, а в горле встает ком. Я понимаю, к чему он ведет, но не желаю об этом думать. Не сейчас, когда мы так хорошо проводим время.

– Ты хочешь уехать?

– А ты нет? – он поворачивается ко мне, и в его глазах читается искренне удивление. – Варь, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем. Больше двух лет для этого есть.

– Тебе в любом случае придется целый год здесь торчать и ждать, пока я не получу степень бакалавра.

– Ну ничего, подожду. Нахер мне сдался МИТ без тебя.

Он целует меня в лоб и растирает плечи через тонкую ткань плаща.

– Нос красный. Ты, наверное, замёрзла. Может, ещё глинтвейн?

– Лучше поедем.

От разговоров о магистратуре настроение у меня подпортилось. Даже небо кажется серее и ниже, будто давит на голову. Хорошо бы обсудить это с Марком, но я не хочу быть тревожной занудой. Пусть даже если мы и расстанемся, в своем крутом американском университете он будет вспоминать, как со мной было хорошо и весело, и кусать локти.

Мы садимся в машину, и я листаю фотографии, выбираю, которую выложить. С Марком или без? В голове проносится мысль-молния: «Антон Вицин это увидит», – но я отмахиваюсь от неё, как от назойливой мухи. Увидит и увидит. А ещё триста других моих подписчиков. Но почему-то именно его имя всплывает в памяти.

Мама присылает какую-то ссылку в мессенджере со словами: «Надо срочно брать». Я перехожу по ней, и мне открывается чье-то объявление о продаже большого зеркала в металлической рамке. Закатываю глаза. Эта женщина не угомонится. В следующий раз ей на курсах расскажут, как крупные бренды помогают детям в Африке, она тоже туда полезет? Хотя ладно, зеркало за полторы тысячи не такая уж плохая затея.

Приходит новое сообщение: «Марк же на машине, может, вы заедете?». Дальше следует миллион жалостливых смайликов.

– У тебя есть планы на ближайшее время? – осторожно интересуюсь я.

– Куда-то ещё хочешь?

Я называю ему адрес с объявления и объясняю, в чем дело. Марк хмурится. Он цепляется за руль так, будто едет по треку на Формуле-1. А затем, недолго поразмыслив, спокойно произносит:

– Это же частный сектор? – Марк потирает лоб. – Там дорога такая раздолбанная. Поцарапаю днище, отец мне голову оторвет. Может, лучше доставку закажем?

Внутри меня закипает злость. Конечно, куда такому франту в дорогом пальто ехать зеркала таскать. Хочется сказать, что, вообще-то, внедорожники и созданы для того, чтобы ездить по пересечённой местности, а не красоваться на идеальном асфальте. Но я сдерживаюсь и, стискивая зубы, бурчу:

– Его по-любому надо будет ещё посмотреть. Вдруг битое.

– Это точно. У вас с битыми стеклами токсичные отношения.

Его слова больно бьют по самолюбию. У нас с матерью из-за этой долбанной витрины чуть инфаркт не случился, разве это повод для насмешек? Я чувствую, как внутри всё сжимается от обиды. Молча отворачиваюсь к окну, делая вид, что любуюсь пейзажем.

Иногда мне кажется, что наши отношения ограничиваются тем, что я исполняю для него роль трофея, «самой красивой первокурсницы», которую он заполучил. И как только я хочу выйти за эти рамки, он меня останавливает. Трофеи не просят таскать зеркала, они просто красуются на стене. Ими гордятся, восхищаются, любуются. И больше ничего. Но поднимать эту тему сейчас мне не хочется: я всегда выхожу проигравшей в наших словесных перепалках.

Зайдя в подъезд, я останавливаюсь возле лифта и медлю нажимать кнопку. Достаю телефон, набираю дрожащими пальцами: «Привет», и, кажется, целую вечность пялюсь на пустой диалог. Отправить или нет? Если не попробовать, тогда точно придется рассказывать маме о том, как мой бойфренд придумал глупую отговорку, чтобы лишний раз не напрягаться. Переломится ещё. Черт. А если рискнуть… может, даже получится уговорить взять оплату уроками английского.

Отправить?

Отправить?

Отправить?

Отправить?

Отправить.

9 глава

– Вчера обзывала меня маньяком, а сегодня сама зовешь в какую-то глушь, где нет ни одной камеры?

Антон крутит в руке мой телефон с открытым на нём навигатором, а затем бросает любопытный взгляд: на мне по-прежнему голливудская укладка, макияж и бежевый тренч. Самый подходящий образ, чтобы ехать в сомнительный район на окраине города. Но заходить домой переодеваться я не захотела и всё это время проторчала в подъезде, прислонившись к холодной стене и вдыхая запах сырости, пока ждала его.

– Мать попросила. Это для магазина.

– Да я уж понял, – кивает он, запуская двигатель.

В салоне пахнет освежителем-ёлочкой. Антон включает радио на магнитоле и заводит мотор. Никаких вопросов не задаёт. Например, почему я попросила его, а не своего парня меня отвезти. Слава богу. Решаю осторожно начать разговор сама, чтобы заполнить повисшую между нами тишину:

– Давно водишь?

– Ну так. Достаточно, – пожимает он плечами, перестраиваясь в левый ряд. – Мне батек её на совершеннолетие подогнал, сказал, чтоб я возил их везде с матерью, раз такой уже взрослый. Ему самому не дают права по зрению. А там его друг свою продавал, вот он и решил такой подарок мне сделать. А что, боишься?

– После езды с Екатериной Андреевной мне ничего не страшно, она любит полихачить.

Антон издает глухой смешок.

– По ней и не скажешь.

Играет задорная песня про муа-муа и джага-джага. Она совершенно не сочетается с угрюмым водителем в странных татуировках. Пытаюсь рассмотреть, что же всё-таки изображено на его руке: какие-то черточки, точки, палочки. Черт знает что. Как будто случайно ручкой себя исписал. В душе поднимается волна смятения, зыбкое, гложущее чувство. А если Марк узнает, где я и с кем? Он же обещал отстреливать яйца всем, кто приближается ко мне ближе, чем на пять метров. А между мной и Антоном нет и одного. Я утыкаюсь в телефон, чтобы хоть чем-то себя занять и отвлечься от навязчивых мыслей. Читаю конспекты из заметок, но буквы перед глазами расплываются, сливаясь в бессмысленные строчки. Я волнуюсь, чертовски волнуюсь, сама не зная почему, и это раздражает ещё больше.

Мы съезжаем с заасфальтированной трассы на просёлок. Машину шатает в разные стороны. Дорога тут и правда не очень. Как бы только довезти зеркало и не разбить? По указанному в объявлении адресу стоит кирпичный дом с железными орлами на высоченном заборе. Это место идеально подходит для логова какой-нибудь закрытой секты. Что творится внутри, не видно и не слышно. Представляю, как бы я поехала сюда одна, точно от страху упала бы в обморок ещё на подъезде.

Я набираю хозяину, и перед нами разъезжаются ворота, ведущие к участку. Внутри встречает коренастый мужичок со сверкающей лысиной. Он взирает на меня с некоторым удивлением, увидев Голливудскую прическу.

– Ну пойдемте, не стесняйтесь, – машет он рукой.

Следуя за ним, мы огибаем дом и заходим в темную пристройку. На стене поблескивают инструменты: молотки, пилы, отвертки, аккуратно развешанные на крючках. Прямо как в фильме ужасов про тихого соседа. Оттуда – по лестнице вниз, в другое помещение, из которого тянет могильным холодом.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, насчет плесени или ржавчины, мы отнесли его сюда только вчера. Жена мозг изъела, что в гараже оно обязательно на кого-нибудь грохнется.

Меня, честно говоря, сейчас больше волнует моя жизнь и то, что мы спускаемся в какой-то подвал с незнакомым мужиком, чем состояние зеркала. Будь рядом Марк, я бы обязательно схватила его за руку, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но поблизости только Антон, настолько спокойный и невозмутимый, что мне начинает казаться, будто он с сектантами заодно.

Мы оказываемся в чем-то наподобие погреба с низким потолком и бетонным полом. Включается лампочка, тусклая, качающаяся на проводе, и я замечаю на полу нечто, накрытое белой тканью, что немедленно рождает в голове самые жуткие картины. «Хватит, блин, фантазировать!», – кричу себе мысленно. Со мной же Антон, конечно, он меня, если что, защитит, правда ведь? Так? Уже через пару секунд я узнаю, что под простыней лежат банки с консервацией. Хозяин показывает нам их сам, явно гордясь своими запасами, и протягивает одну банку мне в руки.

– Возьми, это варенье с грецкими орехами. А то у нас его хоть жопой жуй. Ой, пардон, мадемуазель, хотел сказать: очень много.

Я с благодарностью принимаю в дар банку с черными шариками внутри. А мужчина указывает Антону на полутораметровые зеркало, прислоненное к стене.

– Без сколов, без трещин. Тертое мягкой тряпочкой. Ну, что, взяли, понесли? – потирает он руки.

– Помочь? – пищу я неуверенно, глядя на внушительные размеры зеркала.

– Подержи-ка лучше нам дверь, – командует Антон, закатывая рукава.

Смотря на то, как они пыжатся на лестнице, я диву даюсь своей идее. Звать человека, который разбил тебе окно, чтобы донести зеркало? Верх разумности. Но иначе мне бы пришлось забирать его вместе с матерью. Не заказывать же ради такого грузчиков? Очень быстро мы выбираемся во двор, где в сгущающихся сумерках стоит припаркованная «лада», которая выглядит особенно маленькой на фоне огромного участка. Взглянув на неё, а затем на громадное зеркало, хозяин произносит с сомнением в голосе:

– Вы бы ещё на велосипеде приехали.

– Чем богаты, тем и рады, – бурчит Антон.

Они вдвоем какое-то время трудятся в поте лица, словно пытаются впихнуть айсберг в консервную банку. Наконец находят верный угол, и стеклянная махина уходит внутрь салона по диагонали: от багажника до передней панели. Я сую купюры в руку мужчины, и мы выезжаем на безлюдную улицу, где сумерки не освещает ни один фонарь.

Пытаюсь прочитать эмоции на лице Антона, не возненавидел ли он меня за причиненные неудобства? Сложно разобрать. Его профиль в полутьме салона остается непроницаемым, сосредоточенным на дороге.

– Как ты смотришь на то, чтобы я позанималась с твоим братом в качестве оплаты за доставку зеркала?

Не отрывая глаз от дороги, он отвечает:

– Я думал, это пойдет в счет отработки за хулиганство.

– Можно и так, и так. Если Екатерина Андреевна согласится.

Повисает тишина, только шуршат колёса по разбитому асфальту. Антон тянется рукой к магнитоле и вновь включает радио, из которого льётся какая-то медленная мелодия. Будто вовсе не собирается отвечать на мой вопрос.

– Ладно, приходи в четверг. В любое удобное тебе время. Скажу Саньку, чтобы сидел дома. Пойдет?

– Угу.

На душе становится легче. Мне гораздо проще воспринимать его помощь как оказанную услугу, чем широкий жест. Так наши отношения держатся в рамках исключительно деловых, под строгим контролем. Из динамиков доносится песня Луны:

Ты совсем близко со мной

Всю ночь стоял за моей спиной

Но ты хулиган, я не гуляю с тобой

Ты хулиган, мне пора домой

Антон хмыкает, и на секунду мы встречаемся глазами. Этой секунды мне хватает, чтобы захотеть провалиться под землю. В ушах шумит так, что я не услышу приближение реактивного самолета. Неужели мы подумали об одном и том же? Черт, лишь бы меня спасла пудра, которая должна перекрыть алеющий румянец на щеках. Становится всё хуже и хуже, меня засасывает в водоворот стыда. Я молюсь, лишь бы все светофоры на нашем пути загорались зеленым.

Вечно убитый, вечно живой

Ты научил меня быть собой

Возле магазина нас уже ждёт мама. При виде меня на пассажирском сиденье Антоновой машины, она вскидывает брови и, по-видимому, проглатывает язык. Я же ей так и не сказала, с кем именно поехала забирать зеркало. А она в свою очередь не оповестила, что будет стоять, как часовой, в ожидании меня.

– Куда? – спрашивает Антон, хлопая дверцей.

– Добрый вечер, в подсобку. Я помогу.

– Почему не сразу на улицу? – удивляюсь я.

– Ага, мне прямо дали в воскресенье разрешение сверлить фасад.

Снова болтаюсь из угла в угол, как неприкаянная, с вареньем под мышкой, пока все вокруг возятся с зеркалом. Чудом оно осталось в целости и сохранности. Наблюдая за Антоном, гадаю, почему он не был ничем занят сегодня вечером и приехал ко мне всего за двадцать минут. Будто сидел и ждал отмашки. Странно, может, он просто ведет ночную жизнь? Мы машем друг другу на прощание, словно старые приятели. И я вижу, как с мамы вмиг слетает маска радушия:

– Варь, я думала, ты приедешь с Марком.

Мама смотрит на меня, как на малолетнюю преступницу, которую поймали за воровством жвачки. Наверное, она думает, что я специально всё подстроила. Решила таким образом привлечь внимание Антона и покататься с ним по частному сектору в сумерках. Становится противно.

– Он не смог, – мрачно бурчу я, не имея ни малейшего желания вдаваться в подробности.

Она поджимает губы, наклоняется и полушепотом произносит:

– Делай, конечно, что хочешь. Но чтобы ты знала: я не в восторге от того, что ты так близко общаешься с этим парнем.

Многозначительно хмыкаю. Даже и не буду с ней спорить.

10 глава

После пар Аня тащит меня в ближайший торговый центр, потому что нам пришла стипендия, которую мы традиционно спускаем в первый же день. Мы часто так делаем – ходим часами по магазинам, примеряем разные шмотки под энергичную музыку из динамиков, фотографируемся в примерочных, а потом всё равно заказываем их на маркетплейсах, чтобы сэкономить. Но в реальном шопинге с подругой всё равно есть какая-то магия, которую не заменит никакая онлайн-корзина. Особенно потому, что Аня разбирается в моде гораздо больше меня и щедро делится своими знаниями. Так я бесплатно получила личного стилиста.

Среди вешалок и манекенов она чувствует себя как рыба в воде и трещит без умолку, перебегая от одной стойки к другой: «Фу, прошлый сезон», «Классный принт, в моде снова животные мотивы, особенно олень и корова», «Это же точная копия древней коллекции "Боттега Венеты"», «К твоему цветотипу очень пойдет воздушный образ, и не вздумай спорить». Она сует мне в руки целую охапку вещей, и я покорно плетусь в примерочную.

Я надеваю деревенскую юбку-миди, замшевые казаки и огромную кожаную куртку, будто снятую с плеча американского байкера. Как по мне, в таком образе можно идти только на Хэллоуин или на тематическую вечеринку в стиле вестерн. Аня видит мою кислую мину в зеркале и визжит на весь торговый зал, хлопая в ладоши:

– Ты ничего не понимаешь! Это последний писк. Сюда бы ещё шляпу необычную…

– И можно идти снимать продолжение «Маленького домика в прериях», не переодеваясь? – усмехаюсь я, разглядывая своё отражение с разных сторон.

– Да ну тебя, – машет она рукой, но улыбка не сходит с её лица. – В чем ты будешь фоткаться в Москве? В школьной блузке?

Моё настроение вмиг скатывается куда-то на дно.

– Варь, я не хотела, – Аня замирает, понимая, что сказала что-то не то. – Нормальные у тебя блузки.

– Да дело не в них, – бормочу я, снимая куртку и вешая её обратно на плечики. – Просто не хочется напрягать маму. У неё и так непредвиденные издержки в связи с магазином. А эти сапоги стоят, как две полноценные рабочие смены в качестве консультанта.

Вспоминаю, что при этом всём я отказалась брать деньги у Антона за занятия с Сашей. Но я ни о чем не жалею. Думаю, его финансовые проблемы гораздо масштабнее, чем «не хватает на сапоги-казаки».

– Уверена, ты там всех затмишь хоть в бабушкиной ночнушке, – Аня обнимает меня за плечи, прижимается щекой. – Не расстраивайся, пожалуйста. Мы пойдем сейчас смотреть ромком, и ты сможешь расслабиться, да?

Она чмокает меня в щеку, пачкая её помадой цвета спелой вишни. Я немного оттаиваю. Аня вталкивает меня обратно в примерочную, но продолжает болтать из-за шторы, пока я переодеваюсь:

– Как, кстати, продвигаются сборы? Вы уже всё купили?

– Билеты на фестиваль – да, – отвечаю я, натягивая джинсы. – А вот на самолет ещё нет. Я решила, что подкоплю немного.

Собственно, для этого я и торчу в «Лаборатории сияния» каждую субботу, жертвуя выходными.

– А как же Марк?

– Он и так оплатит нам жилье, не хочу наглеть, – выхожу из примерочной, поправляя волосы.

Аня заглядывает мне в глаза, наклоняется ближе и переходит на шепот, хотя вокруг никого нет:

– Спросила у футболиста, есть ли у него девушка?

– Ты не поверишь. Я спросила, а он ушел от ответа!

– Вот гад, – качает головой Аня, скрещивая руки на груди. – Наверное, ищет себе кого-то на стороне. Тебе он глазки не строил?

В памяти всплывают наши разговоры в магазине при приглушенном свете, сумеречная поездка за зеркалом, его внезапное угощение. Можно ли всё это подогнать под определение «строил глазки»?