Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия

Красотка Мэри в очень модной и красивой одежде изящно доставала из клатча свой телефон и соблазнительной походкой от бедра шла в магазин. Она привычно входила в супермаркет, как в собственную контору, обводила взглядом вокруг, и мгновенно охранник вставал рядом с огромной тележкой, а работник зала в фирменной безрукавке по указу Мэри перекладывал в тележку продукты и товары. Не зря Мэри умела искусно и вкусно готовить пасту и пиццу, равиоли, салаты и знала много рецептов… Тележка катилась, а работник был счастлив оставить работу и служить только Мэри. Он уже знал, какую воду она пьёт, какие любит фрукты и овощи, какую пиццу, итальянские макароны, конфеты, хлеб и какой шоколад необходим прекрасной Мэри. И всё только самое свежее оказывалось в тележке (сам проверял срок годности). Огромный охранник в затемнённых очках воинственно толкал заполненную товаром тележку и улыбался девушке всякий раз, когда Мэри вдруг удивлённо смотрела на него.

Мэри ходила по залу и одновременно звонила и говорила по телефону со своею младшей сестрёнкой Никки. Осталось всего полгода до её совершеннолетия, и будет свадьба. И, конечно, они бесконечно обсуждали платье невесты, и что свадьба будет во дворце, на озере Комо и 40 персон, а в парке – фото на память. Лимузины, перчатки, бельё и чулки – каждую деталь сёстры подробно обсуждали и долго смаковали, и спорили. Мэри говорила с сестрой на итальянском языке и грациозно себе помогала – активно жестикулировала руками и пальцами, изящно мимикой или улыбкой, или хмурила брови, но тогда уж переходила на строгий английский. Тележка с охранником катилась по залу, и все слушали итальянку и улыбались. Местные жители и покупатели давно привыкли к дачникам из богатой Москвы, но чтобы вот так в магазине встретить экспрессивную заграничную супермодель в прекрасном летнем платье (из последнего журнала мод), они ещё не привыкли и радостно, удивлённо застывали в проходах между рядами фруктов и овощей. Красавица Мэри в тёмных очках с телефоном ходила по магазину, и два человека ей накладывали в тележку продукты. Она указывала на следующие, и на иностранном языке обсуждала по телефону с сестрой или с мамой великие вещи – платья, лимузины, деньги, картины. Если вдруг кто-то из богатых парней осмеливался и нагло преграждал ей путь, пытаясь познакомиться, она мило отвечала: «Я позволю себе, сэр, послать вас на хэр». Красотка изящно улыбалась визави и шла дальше по магазину.

У кассы она быстро расплачивалась, мило кивала работнику зала и большому охраннику, говорила им: «Грацио, grazie molto! Чао!» Счастья было немерено на лицах друзей. Они расправляли плечи и, подтянув животы, с обожанием смотрели на красивую фигурку Мэри в модной одежде, говорили ей: «Всегда рады! Чао! Грацио, грацио! Обязательно ждём вас!» и перекладывали все покупки в пакеты. На выходе её уже ждал мистер таксист, Гиви. Он принимал пакеты от работника зала и торжественно нёс их из магазина в багажник, затем открывал заднюю дверь. Мэри, не выпуская телефона, садилась, кивала в ответ, и они ехали дальше – на рынок, в кафе, или в банк, или в другой магазин. В машине звучал Паваротти, а Мэри любила, расправив платье, сидеть на заднем диване и мечтать, или говорить по телефону, или просто слушать красивую музыку и смотреть на свои бриллианты.

Сегодня она заехала в салон – маникюр, педикюр, чуть подправила волосы, полистала журналы, поболтала с мастерицей и обсудила последние веяния моды. А теперь – в банк. Мэри элегантно, словно королева, величественно и по-деловому вошла в офис. И сразу к ней подбежал сотрудник банка, предложил стаканчик кофе и заговорил на английском. (Он явно жаждал поговорить по-английски с заграничной супермоделью.) И, изъясняясь с трудом и громко, он гордо обводил взглядом весь офис. А Мэри держала в одной руке телефон, в другой – стаканчик кофе. На каждом пальце – камни, алмазы, на тонких запястьях – браслеты, дорогие очки, умный взгляд, яркая помада, улыбка с милыми ямочками и модное платье (о её платье в банке говорили весь день) – более красивого оформления очень милой девушки он в жизни не видел. Красавица улыбнулась менеджеру и далее на русском, с нежным заграничным акцентом, объяснила, что необходимо сделать работнику банка – она продаёт и покупает картины, и ей надо зарезервировать большой сейф, оформить сделку и перевести деньги в Европу. Менеджер, заворожённый, кивал:

– Ессс! Ессс!

Мэри переложила ногу на ногу:

– Что Ес?

– Кхм, Кхм! Вы ужасно прекрасны!

– Ужасно? Прекрасны? Хм! Я люблю, когда обо мне думают дурно, это может оказаться правдой. М?

Мэри посмотрела на менеджера поверх очков, послала ему поцелуй и загадочно улыбнулась. Старший менеджер два раза икнул, захлопал глазками от смущения и вдруг покраснел до ушей. Он заворожённо смотрел, как она улыбалась ему, тряхнула головой, откинула волосы. Мэри с улыбкой поглядела на парня и подумала привычную для красивой девочки мысль: Когда люди не светятся, они смиряются и мило поклоняются свету других. Ей нравилось, как смотрел на неё этот скромный джентльмен, но вносить сумятицу в его умную голову и вгонять сильно в красную краску она тоже очень стеснялась. И поэтому Мэри одёрнула себя, снова улыбнулась менеджеру и быстро увела разговор в сторону бизнеса.

Раз в банке появилась супермодель, все сотрудницы вдруг срочно зашли в зал по важным делам (посмотреть). Они мгновенно оценили красивую модную сумочку-клатч, длину ног, платье и туфли супермодели. А Мэри уже получила от менеджера документы на оплату сейфа, открыла текущий валютный счет, перевела деньги, положила документы в свой красный клатч (из крокодиловой кожи и вставками из белого золота), защёлкнула его, посмотрела на часики, потрогала браслеты, надела очаровательные солнцезащитные очки Bulgari и решительно встала с кресла. Старший менеджер мгновенно вскочил и вызвался проводить, Мэри благосклонно кивнула и изящной походкой прошла по залу на выход. Менеджер с девочками ещё долго стояли в открытых дверях, пока Мэри садилась в машину. Гиви почтительно помогал, держал её за руку и открывал дверцу своего мерседеса.

Через десять минут Мэри уже была в приличном кафе, пила кофе с миндальными орешками и ела мороженое, говорила по телефону с клиентами, а ещё с мамой о младшей сестре и со своими подругами. Когда красотка шла по улице, то все парни на неё оборачивались! Сзади её попа (и прекрасные ноги) сводили с ума всех парней и мужиков, и даже дедов! Качая бёдрами в красивом платье (юбке) и слушая музыку, Мэри с улыбкой могла на полном ходу легко развернуться под музыку на 360 градусов и, не останавливаясь, красиво продолжить свой путь! Все вокруг думали, что это фотосессия или видеосъёмка, искали фотографа и не находили. А Мэри так красиво жила!

Сделав все дела и выпив кофе, красавица Мэри возвращалась в Тарусу. Мерседес летел, в машине играл её диск – зе бест Глена Гульда, или Emma Shapplin, или любимые арии, или скрипки «зе бест». А сейчас звучал Вагнер – увертюра «Тангейзер», хор скрипок вначале играл тревожно и загадочно, издалека: «Вау-вау-вау». Мэри закрывала глаза, внимала чарующим звукам и наслаждалась. Только в классической опере герои прекрасно умирают под великую музыку на все времена. Мэри сочувственно подпевала героиням Верди, Моцарта, Пуччини, Бизе и Чайковского… Но раздавался очередной миллионный звонок по телефону – звонила мама, подруги или сестра, и они весело, долго болтали на итальянском:

– Никки, я счастлива! Он любит меня!

– Откуда ты знаешь?

– Поэт целует меня с утра, днём и на ночь целует, а уж во время секса не сосчитать. Он очень страстный!

– Он богатый?

– Нет, такой же, как я.

– Что? Мэри, ты сошла с ума? Ты достойна лучшего! Там страшно жить!

– Никки, он абсолютно прекрасен, я чувствую – он очень крутой, он своей харизмой круче рок-звезд, секс-символа Голливуда, любой поп звезды и умнее любого спортсмена, но я ему это не говорю. Никки, он гений, и он прославит меня! Я буду любимой и очень богатой! Ах! Мы гуляли по ночной Москве! Я в его рубашке спала! Поэт очень сильный, красивый, упрямый, сочиняет стихи и с хулиганами сильно дерётся – всё, как я люблю! О-Мамма-мия, мою голову сносит! Я впервые так влюблена!

Мама позвонила:

– Мэри, мой Бриллиант! Что я узнала от Никки? Ты в глухой провинции! У тебя бурный роман? Э-э, с небогатым молодым человеком. Извини, пожалуйста, меня, но должна напомнить тебе, что я твой поручитель, и пока не погасишь кредиты, ты не должна выходить замуж и пока не должна рожать. А иначе банк нас разденет высокими ставками.

– Мама, я взрослая девочка и знаю, как рождаются дети, и сама могу погасить кредит.

– Я очень люблю тебя, Мэри.

– Я тоже тебя.

– Никки говорит, он очень хорош собой. Так ли это?

– Да, так оно и есть. И, пожалуйста, не забудь, моя милая мамочка, you are my pr- manager.

– О-о, конечно, не волнуйся! Я буду со всеми говорить только о бизнесе! Доченька, я тебя обожаю, и ты моя умница. Но твоя бабушка очень сильно волнуется, она думает, что у тебя роман с губернатором или с молодым генералом, не расстраивай бабушку. А-ха-ха! И она просила тебя помнить о хороших манерах.

– Я позвоню бабушке.

Через полтора часа такси подъезжало к дому и сигналило. Гиви называл сумму своей пассажирке, и тогда Мэри заканчивала слушать классическую музыку или говорить с младшей сестрой Никой или с мамой и благодарно кивала Гиви-таксисту. Звучала музыка, пела Emma Shapplin «Lucifero Quel Giorno» («Удали мои соблазны»), красавица Мэри, словно по красной дорожке, изящно выходила, держась за руку Гиви, из такси, с телефона переводила деньги таксисту на карточку и одаривала его улыбкой. И в этот момент она позволяла Гиви поцеловать её в щёчку. И всё было прилично и очаровательно-мило, а Гиви было очень приятно – не зря он тщательно мыл свой «Мерседес» до зеркального блеска, делал химчистку салона, ставил любимую музыку Мэри, вёл аккуратно машину и, конечно, балдел от присутствия заграничной супермодели и подруги Поэта. Вечером в кругу коллег, закатив кверху глаза, он скажет: «Видели в журналах супермодель? Я сегодня её возил! Вах, у меня даже дыхание остановилось, когда она шла. Да, у нашего Поэта живёт, моего друга подружка. Она сущий Ангел земной. Мамой клянусь! Увидишь – сам упадёшь. (И все посмотрели, как Гиви махнул рукой вниз, и поняли – Гиви не врёт!) Прямо ей под ноги! Вах!

В это время Поэт уже радостно подходил к мерседесу, обнимал и нежно целовал Мэри в прекрасные губы и пожимал руку Гиви. Мэри хотела отнести покупки, но Поэт со смехом ей говорил: «В Европе тяжести будешь таскать, а в России всё тяжёлое носит мужчина». Он решительно брал в руки пакеты с покупками. А уже дома Мэри разбирала покупки и говорила, что будет готовить на обед и что она очень любит его, и всякие новости про сестру, и про маму, и про работу бла-бла-бла… Поэт закрывал её рот поцелуем: «Я соскучился по тебе!» И как в замедленном фильме, Мэри, счастливая, кружилась по дому, отдавалась танцу и крепким поцелуям в объятьях любимого.

В обед, если погода была сухая, Поэт жарил в саду стейки и мясо на гриле, а Мэри готовила пасту и пиццу. Накрывали стол на веранде на летней кухне, Поэт тщательно расставлял кресла-качалки и самовар и говорил, что именно так делал его отец и что традиции – огромная сила. Стихи и музыку Поэт больше не сочинял. Он думал над романом, после обеда до позднего вечера много печатал-черкал-исправлял – роман захватил все его мысли, а ночью и вечером его чувства были в плену у любимой Мэри.

Летом в Тарусе было много друзей и дачников из Москвы. Поэт и Мэри ходили в гости, слушали стихи и пили вино у художников и смотрели картины, и много говорили о красоте мира, человека и неба. Если играла музыка, то Мэри танцевала, смеялась и всех заводила. И они покупали посуду у друзей-гончаров, ели мёд с хлебом и запивали его родниковой водой, или просто гуляли в полях, рвали цветы, лежали, любили, купались в реке и были очень счастливы. Друзья с семьями приходили к ним в гости, все одноклассники обожали Поэта, и ещё к ним заходил его друг Иерей с детьми, пили чай и говорили обо всём. На день рождения Поэту звонили друзья со всего света, дружный был класс, и он всем помогал в трудный час и весёлые дни.

Вечером, лёжа на диване с бокалом шампанского, Мэри на большом экране смотрела и слушала прекрасную оперу, подпевала и была очень счастлива!

– Но Поэт, милый, тебя все любят. Я ревную тебя.

– Истину говорю – цены нет тем, кто любит меня, и я их тоже люблю.

– А? Тогда ладно, ты любишь только меня. А на что похожа любовь?

Поэт наклонился и поцеловал Мэри, серьёзно облизал губы свои и ответил:

– Правду говорят – на вкус как весна.

– А-ха-ха-ха, Поэт, я люблю тебя!

Глава 7

Арт-диллер в действии

В Тарусе у Мэри появилась подруга Варя, девушка очень воспитанная и строгая, которая тоже была классической меломанкой. Она закончила музыкальный колледж с отличием и мечтала быть музыкальным агентом в Москве, а пока добросовестно работала репетитором по музыке и по английскому. Варя была на два года младше Мэри, и если ей надо было поплакать над девичьей судьбой, то она шла только к Мэри, и подруга её успокаивала и всегда веселила, и они уже пили шампанское или чёрный шоколад на двоих. Подружки часто ходили в гости друг к дружке, пили кофе и разговаривали о нарядах, косметике, сумочках, классической музыке, опере и других важных делах.

Днём красавица Мэри три часа интенсивно работала дома по лондонскому времени – надевала деловой красивый костюм, делала макияж, садилась с телефоном и ноутбуком в каминном зале за стол и через интернет продавала и покупала на аукционе картины. Видеочаты – клиенты её разрывали заказами, просили купить и продать, прилететь, посмотреть, найти покупателя, заказать экспертизу… А Мэри всегда отвечала с улыбкой и полушёпотом или громко смеялась, и все прислушивались к ней и смотрели на неё с обожанием. Некие клиенты долго что-то ей доказывали и рассказывали, психовали, кричали, умоляли, тогда Мэри закуривала сигарету, выслушивала, не перебивала, пила кофе или бокал вина и говорила с клиентами свободно на четырёх языках, и они в конце концов всегда с ней соглашались и признавались в любви. Бизнес шёл, продажи росли, в мире богемы авторитет её был незыблем. Капризные и великие художники слушались красавицу Мэри с первого слова и, как овцы, шли за ней, куда укажет она. Иногда картины целый месяц не продавались и висели в галереях без ценников, но наступал момент, и покупатели валом шли и требовали к себе обязательно Мэри. (И Мэри тогда летела на другой конец света, покупатели торговались с ней – ругались, мирились – но всегда покупали картину). Ура! И Мэри, счастливая, возвращалась к Поэту в Тарусу.

Поэт принёс ведро с цветами и поставил с ней рядом на стол, внимательно и заинтересованно на неё посмотрел. Мэри улыбалась, докуривала сигарету, сделала глоток вина из бокала и, поймав его удивлённый взгляд, сказала:

– Пока у меня есть кофе, вино и две сигареты – я могу выдержать бред любого художника или продюсера, (она затушила сигарету). Они сделают так, как я захочу. Беспрекословно, вот так!

– Я удивлён – ты говоришь одновременно на четырёх языках.

– А-да-а, у меня детский билингвизм.

– Что за болезнь?

– Я с детства думаю на двух языках – итальянском и русском. И сны мне снятся в Италии на итальянском, а в России на русском. Ты что, забыл? Я итальянка. А ещё я свободно говорю на английском и на немецком, на французском чуть хуже. Но главное – это моя красота, драгоценности, вино и сигарета в руках. А-ха-ха! Они смотрят на меня и забывают, из-за чего истерику начали. Обожаю художников-гениев! Хи-хи. А ты знаешь? Внутри я до сих пор ещё в Италии, и всё это вокруг кажется временным. Ах, у меня есть история, мама-дорогая, я тебе потом расскажу. А ты о чём думаешь?

– О нашем романе.

– О-о-у, прекрасно.

– Прекрасно? Я разрешаю тебе курить в ванной комнате! Там вытяжка есть.

– А на подоконнике? У раскрытого окна?

– Договорились.

– Спасибо, мой милый.

Поэт вышел, вернулся, взял Мери на руки и отнёс в ванну. Там уже была расстелена простынь, и Поэт аккуратно положил Мэри в сухую ванну на простынь:

– Кури здесь.

– А-ха-ха! «Милый мой, не дари мне цветы полевые, ты в цветы меня положи».

– Угу.

Поэт вернулся в ванну с цветами, серьёзно отрывал бутоны и лепестки и осыпал ими Мэри. Закрыв глаза, она была счастлива:

– Я люблю тебя! О Боже – я счастлива, это фантастика.

Мэри задумчиво курила, лёжа в ванне в ярких милых цветах, отдыхала и рассказывала Поэту всё, что ей нравится – про искусство и меценатов, художников, выставки-продажи, и как нравится ей активно работать только с теми художниками и покупателями, кто любит её, и любит работать именно с ней, с красоткой Мэри.

– А ещё, милый, я обожаю, когда за полотном стоит настоящая драма и огромные цифры, да и сам художник пережил в жизни трагедию. А ещё лучше – умер! Да, я люблю рассказывать на продажах всякие детективные истории и авантюрные романы, связанные с предметом продаж. Это потрясающе!

Мэри самозабвенно болтала о торгах и картинах и рассказала ещё, что обожает путешествия и командировки, всё время куда-то передвигаться. Все её шикарные платья для высочайшего выхода, а и ещё бриллианты, знаменитые аукционы-продажи, концерты, деловые встречи, галереи, рестораны, красивые страны, и везде её любят, приглашают и ждут. Арт-богема жаждет видеть только её! Ей говорят, что она очень красива, божественна, талантлива, женственна и что она – их талисман. Все художники и даже хипстеры тоже обожают её. Мэри светилась вся радостью изнутри, и все клиенты мечтали поддержать этот свет её красоты, отталкивая друг друга…

Перекур закончился. И снова работать за стол, за телефон, ноутбук. Красотка Мэри – модный менеджер и молодой крутой арт-дилер – активно принимала от друзей и знакомых заказы на искусство из Лондона, из Берлина, с Востока. Она снова громко говорила по телефону на четырёх языках, смеялась, ругалась и требовала оплатить в банке миллионы в валюте, кому-то приказывала, кого-то упрашивала, звонила на аукционы и покупала или продавала картины в Америку или Ближний Восток. Через ноутбук она оплачивала счета и, очень довольная, с телефоном в руке снова курила, пила крепкий кофе, смешно грызла миндальный орешек, а Поэт пил крепкий чай из огромной пивной кружки и с улыбкой во все глаза смотрел на неё. А красавица Мэри любила Поэта и очень много, энергично работала, на несколько дней улетала и возвращалась.

На сегодня Мэри закончила всю работу, улыбаясь, повернулась к Поэту и спросила его:

– Извини, я хотела про деньги спросить – когда напишешь роман и получишь гонорар, куда ты потратишь 20 тысяч евро? Купишь нам квартиру в Москве? Ипотека? И жить будем в Москве?

– Нет. Я когда-то в аварии три чужие машины разбил. Там люди пострадали, и есть другие долги. Я много выплатил, осталось отдать 20 тысяч евро. А сейчас вообще денег нет.

– Ах, машины? Но можно в кредит.

Поэт улыбнулся печально и просто:

– Ха, у меня нет постоянного заработка.

– Ах, я не знала.

– Да Мэри, я хочу заработать 20 тысяч евро.

– Конечно! Но, может быть, что-то продать?

– Ты не поняла меня. Я сам ничего не куплю и не продам – не умею, и денег нет у меня даже в кредит. Я сочиняю за деньги стихи, кую в мастерской ножи из дамаска и стали, и продаю их. А теперь пишу роман для тебя, и мне нужны деньги, твои 20 тысяч, чтобы все долги оплатить. Как ты не поймёшь?

– Но картины на стенах? Это огромный капитал! У тебя есть даже Коровин, я могу продать что-нибудь.

– Не вздумай к ней прикасаться! Коллекция у меня от родителей и ещё от деда осталась. Она не для продажи. Нет, нет, для меня они как живые! Сама посмотри – прекрасные картины, с душой. Родители не продали коллекцию деда, и я не продам. Эти картины перейдут моим детям. Умирать, голодать буду, но не продам, всё перейдёт детям после смерти моей и далее внукам. Коллекция будет пополняться от поколения к поколению, запомни – искусство прожирают только дураки и кретины.

– Я поняла – у тебя денег нет.

– Вообще. Мэри, ты сейчас получаешь деньги?

– Да, как арт-дилер я получаю комиссионные за продажи картин. Меня очень ценят.

– Дай мне аванс на роман.

– О-кей, пиши расписку – аванс за роман.

– Диктуй.

Поэт под диктовку написал расписку. Мэри вынула из сумочки и передала ему свою очередную кредитную карту:

– Это кредитка – тут деньги.

– Я понял.

Глава 8

Безбашенный хулиган и любовь

– У тебя не было денег, а как же ты жил? Честно, всё-всё мне скажи. Ты был бандитом?

– Ха, ты с ума сошла? Я честно работал, как мог: сочинял тексты и мюзиклы звёздам, на кладбище могилы копал.

– О Боже! Ты могилы копал?

– Да, работал. Плохих и хороших – надо всех хоронить. С бывшими уголовниками честно могилы копал и людей хоронил, за это хорошо платили. А по субботам ездил в бойцовский клуб дяди Фадея, надевал шлем и перчатки и дрался за деньги с богатыми, а потом в баре на спор пил с ними водку. В мастерской Деда ковал топоры, катаны и ножи из дамасской стали и продавал – это мой бизнес, у меня есть патент. В рамочке на стенке висит.

– Я в шоке. Так ты могилы…

– Хватит, Мэри! Хватит! Не для нежных девочек про могилы рассказы. Забудь! Иди, радость, ко мне, я буду любить тебя и напишу красивый роман. Великий роман.

– О-о, роман! Я люблю тебя (и шептала в объятиях), жаль, что у меня нет веснушек. Ты любишь веснушки? А я сегодня утром гуляла в Песочное. Там много травы и цветов полевых, ходила по полям и улицам и много мечтала. Ах, я думала, что только в книгах бывает счастливый служебный роман. Писатель и Муза. Это я твоя любимая муза! Это прекрасно! Люблю тебя… а-а…

– Молчи. Замолчи. Тс-с-с, хочу тебя.

Поэт схватил сильнее руками Мэри и закричал: «Я люблю тебя!», а она улыбалась: «Хорошо, я согласна!» и умоляла: «Ещё!», и была очень счастлива.

И вот Мэри прошептала:

– Поэт, иногда мне кажется, что это кино, я теряю голову. Я в раю?

– Да, предвкушение рая – это любовь.

– Я люблю тебя, мой милый Хемингуэй, возьми же меня!

Дурацкая улыбка на её лице, аритмия и бабочки в животе. В глазах – восхищение, страсть, и мощным потоком уносит её счастье. Платьем для неё сегодня были его объятия, нежные, крепкие. Мэри была идеальной любовницей – её мгновенно заводили прикосновения, она млела, громко стонала, кричала, а он говорил:

– Кошка! Что так счастливо кричишь? Ты будишь во мне зверя, р-р-р, тигра, альфа-самца!

– Возьми же, милый, любовью меня! Да, герой! Да, мой Поэт, я хочу в рай! Я твоя ненасытная кошка, я твоя муза, Поэт. Хочу, чтобы страстно! Давай же страстно, сильнее, я прошу, ещё раз! Как в первый раз. А-а-а, чмок тебя всей слюной! Боже, не могу поверить, что это я! И я это сказала тебе?! А-а! Поцелуй меня в шею, и сзади. Умоляю! Ещё!

После любви, когда они лежали в постели и отдыхали, Мэри спросила:

– Как ты познакомился с первой женой? Говорили, она погибла в аварии?

– Да (с секунду помолчал), не помню, как познакомился, могу рассказать, как первый раз делал ей предложение.

– Расскажи мне, пожалуйста.

– Слушай. Я в школе был хорошистом, но безбашенным, отчаянным хулиганом и драчуном. Специально ходил драться с уличными хулиганами в парк, силу и гормоны девать было некуда. На меня все жаловались, и в полицию, и родителям, и в школу, даже в суд подавали – вообще беспредельщик полный! С рождения я был упрямый, мечтал стать кузнецом или скульптором. Делал только то, что хотел, и заставить силой меня было невозможно, только любовью и разговорами. Родители терпели – они очень любили меня. Безмерно любили! И я их любил…

Я учился в одиннадцатом классе, а Настя в восьмом, когда случилась у меня первая в жизни любовь. Настя, дочка директора школы и красавица, красиво пела в нашем ансамбле. На сцене мы играли известные кавер песни, а она пела закрыв глаза в микрофон чистым вокалом и разбивала сердца всех парней на куски. Я начал писать ей стихи, отвадил всех женихов и решил жениться на ней. А её папа – Дядя Витя – в шутку говорил всем, что отдаст свою дочь, красавицу Наську, за меня, но только за 3 миллиона рублей, чтобы ей квартиру сразу купить. И тогда я решил заработать деньги (пока дядя Витя не передумал), обойти всех знакомых и поработать у них. И пошёл к дяде Мише, пожарному инспектору. Пришёл с утра со своим топором наколоть дрова, заработать чуть денег и заодно пригласить Настю на свидание, благо они были с дядей Мишей соседями.

Дядя Миша спросил меня:

– Зачем тебе деньги?

– Хочу на Наське жениться! Люблю!

– Ага, дрова поколи. Сейчас колун принесу.

И дядя Миша задумчиво почесал затылок, но перенёс брагу со двора в сарайчик, где у него был аппарат, а бутылки с самогонкой спрятал подальше в дом от меня. После колки дров дядя Миша, добрейшей души человек, сказал мне, что ещё есть работа – за сараем бычка завалить, разделать на части, мясо отвезти в магазин и упаковать в холодильники. Или же пригласить забойщика? И он посмотрел на меня. Я смело сказал – могу сам бычка завалить! Не надо никого приглашать. Хозяин обрадовался, быстро забрал колун, выдал мне нож и кувалду и сказал, что бычок за сараем, в загоне, а сам пошёл готовить праздничный стол (он решил соседа ещё пригласить, отпраздновать это).