Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия

– Что, я? А-ха-ха! Чувства? Что, служебный роман?

– Иди сюда.

Он властно привлёк её за талию и поцеловал сначала в щёчку, потом в губы, и она, закрыв глаза, ответила на поцелуй.

– Ты наглый.

– Да.

– Э-э? – не открывая глаза, тихо спросила она. – Это уже переходит границы.

– Да. Ты хотела – любовь и роман? И ты поможешь мне с любовью роман сочинить… Душа моя уже просит чувства и страсть, эпиграф я придумаю. Итак, я решил – ты мне поможешь.

– Я? Помогу?

– Я люблю тебя.

– А-ха-ха! О-о нет, я сегодня днём гуляла в шортах, на каблуках и в белой шляпке по Москве, а все парни в метро на эскалаторе кричали громко: «Люблю! Красавица, эй! Я люблю тебя!» И что, все они в меня влюблены? Вот так запросто и любят меня? А я не раздевалась, не манила, не обещала им ничего, я только смотрела и улыбалась. Мистер, чистый вздор все эти ваши слова! О, а парни фотографироваться хотели со мной, а-ха-ха, звали меня в ресторан, знакомиться, кататься на машине, свидание, но всё-всё это – чистый вздор! Да, все мне кричали сегодня – люблю.

– Хм, что ты делала в метро?

– Олимпий Рудаков! – с апломбом ответила Мэри.

– Скульптура матроса на станции «Охотный ряд»?

– Да, будущий капитан Рудаков, истинный красавец и кавалер, танцевал вальс с королевой Англии Елизабет на её коронации и был в неё очень влюблён. Теперь у меня есть его фотография из личного дела. Очень амурное дело, и всё о любви.

– И преподнёс юной королеве мантию из горностая.

– О-рили! Настоящий красавец-мужчина, капитан, вскружил голову Елизабете и её сестре Маргарет. Я хочу уговорить Виндзоров организовать выставку картин королевы Англии Елизаветы Виндзор II.

– Это невозможно, у тебя не получится.

– Нет такого слова! А-ха-ха, со мной всё может быть и всё возможно. А ещё я хочу заказать для Бродвея мюзикл про этот случай, тема шикарно амурная. Влюблённый русский красавец Капитан и юная Королева Англии, любовь, интриги, коронация, бал! А? Что ещё ты скажешь мне, красавец, о любви, кроме «люблю» и старого клише «сияние чувства»? Скажи – мне интересно.

– Экспромт? Да пожалуйста! Эй, все меня слушаем! Фи-и-ить!

Поэт громко свистнул на весь ресторан так, что все вздрогнули и повернулись к нему, и с обволакивающей хрипотцой заговорил:

– Девушки, слушайте меня о любви!

Самое трудное – первый раз в жизни сказать: «Я… тебя… люблю…» В первый раз – и всё. Если стесняетесь говорить, но всё же хотите получить любовь, для этого нужен любовный рецепт. Да, рецепт! Итак, для всех милых дам про любовь (он задумался немного, встал, повернулся к залу и громко продолжил на весь ресторан) шутливый экспромт!

Дорогие дамы, миссис и мисс, миледи и милые красавицы, записывайте любовный рецепт (с секунду подумал). Любовь, девушки, это как крепкий чай. Возьмите любовь и расфасуйте в мешочки, о-да! Если не получается её найти, то купите или продайте. А затем медленно опустите любовь в кипяток и настаивайте. От того, сколько настаиваете, зависит сила заварки любви: светлая или тёмная. Лучше заваривать любовь в обжигающем, крутом кипятке. Некоторые любят покрепче и погорячее, но иногда обжигаются и плачут; другие страстные девушки любят сильней, энергично заливают кипятком, с любовью, со страстью помешивают, пьют яростно, с криками, в танце и с наслаждением, обязательно через край и в постели. Это уж как вам угодно!

Далее мешочек с остатками первых впечатлений вынимаете и выбрасываете в мусор – теперь ему там место – или же оставляете себе, чтобы ещё раз любовь настоять, если ваш «чай» – зелёный. А что в чашке осталось и настоялось, медленно пьёте и наслаждаетесь, и обязательно при этом нужно мечтать, неспешно смакуя, рассказывая подругам, как хорошо и приятно. Ну или морщитесь и говорите кому-нибудь о любви – хорошего в ней ничего нет – и льёте слёзы.

Можно ещё подсластить или специй добавить в любовь для чувствительных дам. Можно дома, на улице, на море, на даче… Или подождать, пока любовь остынет, и пить скучно, без суеты, обыденно. Или же успеть выпить залпом, обжигаясь, до дна в постели и с наслаждением, с криками-вздохами, чтобы искры летели в душе, закончить и другого найти. А ещё можно пить с удовольствием и долго крепкую и очень горячую, маленькими глоточками, вприглядку друг на друга, пока не остыла, наслаждаясь, мечтая. И уверяю – пить любовь лучше вдвоём и всю долгую жизнь, с конфетами, с подарками, с разговорами, с поцелуями и с сексом в постели, на кухне, в машине – везде! Вдвоём испытывать счастье и вместе пить нежной страсти любовный напиток. Или, увы, всё упустить и пить в одиночестве остывший чай в неуютной спальне холодной ночью и говорить всем, что да, налили холодный и оставили вас. Выбор, милые дамы, за вами! Au revoir chérie!

Поэт замолчал (ему свистели и хлопали!).

– Поэт, все смотрят на нас.

– Это хорошо. Как я сказал?

– Чудно говоришь и так необычно! С тобой не соскучишься. Прекрасно и нагло!

– Не нагло, а хорошо сказал, потому что я гений, я думаю совсем по-другому.

Он не дал ей ответить, уверенно притянул девушку к себе и поцеловал. И Мэри это очень понравилось, она захотела ещё:

– Ты псих, так у вас говорят! Но (она обернулась – был вечер пятницы и уже никто на них не смотрел) я согласна.

– Бьюти, согласна на что?

– На любовь и на любовный роман. Пиши роман для меня.

Она умильно-умоляюще захлопала глазками и весело улыбнулась ему. И, глядя на девушку, Поэт почувствовал в себе нечто необычное, творческое (так всегда было с ним в преддверии музы), и чувства его понесли:

– Ещё поцелуй, красотка, и тогда, может быть, напишу роман про тебя,

Поэт взял её за подбородок и поцеловал в губы. Она прошептала:

– Это наглость.

– Да.

– Что ты делаешь?

– Целую тебя, а что ты подумала?

– Я красивая, мне думать не надо (Мэри закрыла глаза). Что ты со мной делаешь?

– Целую тебя… Мне нужно сияние.

– Кхм-кхм! Что? Сияние? (Она улыбнулась, выпила из бокала глоток шампанского.) А хочешь, я покажу тебе сияние, мистер Поэт?

– А давай!

Девушка слегка оттолкнула его рукою, откинула волосы, посмотрела мельком на него, затем улыбнулась и, чуть отклонив голову, томно-игриво заглянула прямо ему в глаза:

– Смотри в глаза мои, плизз (улыбнулась ему).

И он увидел искорки и небо, хотелось плыть и даже утонуть в этой глубине. В её прекрасных глазах был целый мир! Океаны любви! Поэт мотнул головой, чтобы очнуться. Ему нравилась девушка, хотелось смотреть в её глаза и ласкать её губы и груди в постели.

– Да-а-а-ужж, и правда – в глазах голубой океан! Но я смотрю на красивую грудь.

– Что? А-ха-ха! Я думала, ты оценишь улыбку.

– А-ха-ха! Не отпущу тебя, с такой грудью! С улыбкой! И с такими ногами!

– А-ха-ха! (Мэри решила сменить тему.) Ты обещал научить меня быть самой счастливой.

Вечером он провожал её, подарил цветы, целовал, обнимал, приставал, смеялся. А Мэри рассказывала ему, что только гении, герои и вечное искусство никогда не скучно и интересно ей, что она любит импрессионистов – Моне, Гогена, Коровина et cetera, и конечно, Караваджо и Микеланджело, великих гениев. А все остальные люди: миллионеры, клерки, биржевики, официанты, рабочие и прочие – они очень скучные или несчастные, на взгляд молодой энергичной девушки, прошедшей Нью-Йорк и крайнюю нужду в наличных деньгах. Она, зная богатство Лондона, мечтала провести выставку великих картин Винздоров. А сейчас она, ещё начинающий, но модный арт-дилер, продаёт и покупает дорогие картины. Аукционы, эксперты, заказчики, художники и продавцы… В России она узнала всё об Олимпии Рудакове и его волшебной, мимолётной любовной истории, и в будущем мечтает стать продюсером фильма по этой чудесной лав-стори. А так как она очень красивая, ей всё даётся легко! Ву-а-ля! Бла-бла-бла (ей хотелось говорить долго-долго с красивым, высоким и сильным Поэтом).

Но в данный момент происходило самое главное – Мэри, закрыв глаза, целовала красавца Поэта, бойца, и млела в его объятьях, и ей было важно, что он красивый Поэт, хулиган, а эта ночь обещала сюрпризы (и уже заныло истомно, призывно внутри).

И она повторила с улыбкой:

– Ты обещал научить меня быть счастливой. Поэт?

– Счастливой? Конечно! А что бы ты делала в последний день жизни?

Мэри опешила от вопроса:

– Ты сумасшедший!

– Живи, Мэри, сегодня, работай и радуйся, добрая девочка! Бог даёт жизнь на один только день! (Поэт взял её бутылку шампанского «Новый свет», накинул ей на плечи свою ветровку.) Пошли гулять этот день по Москве.

– Гулять? Пошли! Я не боюсь с тобой погулять по Москве, ты очень мужественный.

– Да, со мною можно гулять, а то, знаешь, здесь медведи страшные ходят и пьяные в шапках. А-ха-ха.

– А мне можно будет капризничать и танцевать? Я же девочка! Куда мы идём?

– Дай руку мне, не потеряйся. Начинай танцевать.

И непонятно было, смеётся он или серьёзно.

Багратионов мост – целовались! Она уже шла впереди, пританцовывая, с бутылкой шампанского, и её красивые бёдра (попа) при ходьбе на каблуках с каждым шагом изящно отклонялись то влево, то вправо. Это было высшее искусство соблазнения и наслаждения! Поэт чуть сзади в восторге любовался её попой и ножками, которые жили отдельной жизнью и притягивали взгляды, и все мысли его были о том, что обладать ею – мечта! Он жаждал схватить сильно её голую за попу и обладать! Она оборачивалась и ласково улыбалась ему. Есть в мире девушки с милым живым лицом, на которых хочется бесконечно смотреть и любоваться. Её ямочки на щеках и маленькая на подбородке явно сводили с ума всех парней.

– Ой! (Девушка захромала и так прошла несколько метров.) Ай-яй! Я туфлю потеряла! А-ха-ха.

Поэт вернулся за туфелькой, наклонился поднять. И тут какие-то парни, проходя мимо, увидели красивую девушку с бутылкой шампанского; они удивлённо присвистнули, и самый наглый хулиган шлёпнул девушку по попе и схватил её за руку. Зря он это сделал!

На хулиганов обрушился град – удары кулаками, ногами! Поэт дрался страшно, на смерть и зло сразу против троих. И ей стало страшно, она нервно думала: «Это ужас! О Боже, мне страшно! Ужасная драка! Что делать? Бежать, звать полицию? Боже мой! Но всё же, как это прекрасно – из-за меня дерутся! Словно в боевике о плохих и добрых парнях!» Страшная драка, Багратион, длинный мост, за окном река Москва, дикая Россия. Она смотрела на драку и грызла ноготь, отчаянно «болела» за своего прекрасного бойца и поэта, ей хотелось смотреть, и плакать, и курить, и кричать одновременно. Ужасная драка, кровь, кулаки, громкие удары по мясу, крики парней… Собралась толпа зевак, все смотрели на неё и на драку. А её реально бил озноб, и ноги не двигались, и в груди был сладко-приятный тремор, адреналин бил в теле и накрывало восхищение – она стояла, словно принцесса, над ареной над схваткой быков. И неожиданно подумала: «Если Поэт победит, то ночью я непременно буду его! Я этого хочу!»

Поэт дрался как дикий волк, отчаянно, упорно и смело, изрыгая проклятия. И вот неудачный ухажёр после первого раунда драки упал искать мелочь на чистом асфальте, а за ним и остальные хулиганы, побитые, присели вдоль стен. Поэт облизал свои разбитые в кровь кулаки, поморщился от боли и посмотрел на неё, нахмурился, шумно дыша, поднял туфлю и прорычал:

– Что смотришь? Тебя нельзя оставить одну? На туфлю свою!

– Надень!

– Что-о-о?! Р-ррр! М-мм! Ты что, пьяная?

– Ха-ха-ха! Надевай! Не злись, Поэт, пожалуйста, я всю жизнь мечтала, чтобы из-за меня дрались и туфли мне надевал красивый мужчина. Ты реально сводишь с ума, победитель! (Протянула ему красивую ножку свою.) Надень!

Мэри смотрела на Поэта, а в голове её вихрем кружились волнующие мысли: «Как странно! Как удивительно! Я хочу смотреть на него, сильного, красивого, вечно. Это рок. Это судьба. Очень хочу, чтобы только он меня целовал…»

А Поэт, ещё часто, громко дыша, яростный, встал на колени перед барышней, разбитыми пальцами аккуратно надел ей модную туфельку, посмотрел на изящную ножку и вдруг перестал дышать и нежно поцеловал красивую ногу, а дальше провёл рукою вверх по чулку и спросил:

– Я победитель?

– Да-да!

– Теперь ты моя.

– О нет, я – моя!

Поэт не слушал её, он смотрел снизу:

– Красивые чулки, а ты будешь моя.

– Эй! Стой-постой, не надо шалить! (И оттолкнула от своей ножки руку его.)

Поэт встал:

– Дай бутылку, я хочу пить.

Поэт отпил шампанское и посмотрел удивлённо вокруг. Затем прикрыл пальцем горло бутылки, растряс её и сильной струей облил толпу зевак.

– А-а-а-а! – весело закричала толпа, и все разбежались.

Поэт вновь посмотрел на Девушку:

– Вот увидишь – я добьюсь сегодня тебя, Золушка!

– Нет-нет, хи-хи, сумасшедший.

– Уф-фф! (И обнимал её, и целовал, и шептал). Я хочу разорвать на тебе платье, лифчик и трусики! Всё разорвать. Теперь ты моя!

– А-ха-ха, в чём я останусь?

– В пояске для чулок! Достаточно?

– А-ха-ха, нет, недостаточно.

– Эй! Голая, в объятьях моих! Ты сводишь с ума.

Глядя на него, Мэри подумала: «Сводя с ума других, я рискую сама потерять голову».

– Нет же, постой, Поэт, ты посмотри – вокруг Москва, много красивых и ласковых девушек. Много…

– Молчи (он её целовал)! Не в состоянии думать ни о ком, кроме тебя! Я целую! Ты слышишь меня?

– Да, мне приятно, герой. Так мне молчать? А-ха-ха (и вырвалась из объятий), с тобой не соскучишься.

– Что ты чувствуешь, когда на губах поцелуй? Ещё поцелуй на груди твои. Хочешь меня?

Поэт снова схватил её за руку.

– Нет, нет, ни за что, Поэт. Ха-ха-ха! Ты преследуешь меня.

– Я люблю тебя!

– Ох-хо-хо, нет, это ты хочешь меня.

– Да! Я хочу тебя! Очень! Или я всё здесь разобью!

– Я тебе что-то должна?

– Да, я победил! Теперь ты моя!

– Пока ещё нет. Ты серьёзно думаешь, что я с тобой пересплю?

– Конечно!

– Но я не люблю тебя, мистер Поэт. Прочь с дороги! А-ха-ха-ха, я ухожу! (И с улыбкой оттолкнула его, но он силой удержал её руку и потащил дальше.)

– Скоро полюбишь, не убежишь.

– А-ха-ха! Тогда как в романах – на коленях объяви всем, Поэт, что любишь меня! Эй, люди, послушайте! Мистер Поэт хочет…

– Что ты душу мне рвёшь?

– На мелкие части, осколки? Но ты докажи, что любишь меня.

– Всё! Хватит с тебя! Я не собираюсь доказывать правду тебе!

Поэт сгрёб Мэри в охапку и насильно поцеловал, она чуть заупрямилась, но через мгновение с улыбкой победительницы отвечала на поцелуи. Она отдалась грубой, настойчивой силе красавца и была счастлива:

– Ах! Я тебе обещаю – со мной у тебя будут только проблемы.

– Проблемы? А-ха-ха! Напугала!

– Что такое?

– Всё сказала?

– Да, большие проблемы, (и после поцелуя) но они будут прекрасными.

– А-ха-ха! Я согласен. Поехали в центр.

Ехали в такси, она заметила: «С тобой жарко», сняла чулки и улыбнулась ему. Снимала чулки Мэри очень естественно, сексуально и мило; про таких, как она, говорят – эстетика в крови и в каждом движении. Поэт балдел!

А затем Александровский сад, и снова обнимались, и целовались, Мэри томно шептала:

– Ещё целуй! Я всю свою жизнь скучала по поцелуям взасос! Мне не хватит! Ещё!

– Всё?

– Ещё! Come Back To Me! Страсти хочу! Мур-м-мур, c’est l’amour.

– Я хочу тебя всю. Или побью, я за себя не ручаюсь, я натянутый железный канат. Очень сильно хочу.

– Нет же, нет! Туда руки нельзя! А ты классно дерёшься! Вау-вау-вауууу, это очень эротично, это заводит. Ещё поцелуй?

– Ха! Я впадаю в ярость, когда лапают мою девочку. Да, я дерусь и целуюсь, а ещё обнимаю тебя. Знай! Ты красивая.

– Бьютифулл. А ещё?

– Что ещё? Пить водку и стихи сочинять?

– Целовать!

– А-ха-ха-ха, хватит, пошли.

– А куда мы идём?

– На мосту через канал мои друзья собираются, заглянем туда. Обещаю – скучно не будет. Это Москва!

Мэри достала из клатча тонкую сигару и посмотрела вокруг. Поэт вытащил из кармана куртки спички и, держа коробок в руке, ловко зажёг спичку этой же рукой. Девушка удивилась:

– Ого! – сказала она восхищённо.

Но Поэт уже убрал коробок. Мэри впервые увидела такой трюк и задумчиво курила свою сигарету.

– Зачем куришь?

– Прости, но когда я курю, то ни о чём не думаю, а для девушки это очень приятно – не думать. Ни о чём совершенно не думать. Тогда я очень счастливая и наглая, а когда я сильно чего захочу – о-о-о! (И она округлила глаза.) Вот что ты смотришь так на меня? Как волк на овцу?

– Хочу тебя.

– Секс? А-ха-ха-я-знаю. Нет-и-нет! Ты ищешь только красивое тело во мне, а в нём огромная душа и целая галактика чувств.

Мэри ещё о чем-то говорила, а он упрямо смотрел на неё, держал за талию, чтобы не потерялась, улыбался (и конечно, жаждал затащить в постель её). Именно об этом Поэт мечтал: гулять по Москве со своей девушкой, которую он держал бы в сильных руках и любил, не отпускал, целовал, защищал. Они смеялись и веселились, идя по Москве, и Поэт думал, что можно даже прокатиться на катере (это романтично и действует на девушек безотказно, проверено). Сейчас же Поэт был очень рад, что они гуляют по его любимым местам. Хорошая погода, красота Москвы, милая красавица Мэри, любовная благодать и трепет в душе, ожидание секса и сладкое предчувствие страстной ночи… Мечты в голове уже колоколами бились наружу и требовали действий, сильных объятий, любви и страсти.

Во все времена парень провожал свою девушку, но на самом деле отчаянно хотел уже отнести её в постель на руках, а дальше всё зависело от его смелости, наглости, от симпатии девушки и её воспитания, да Бог знает, от чего ещё зависит любовь и желания. Главное, что наш Поэт в это сладкое мгновение вёл за руку самую прекрасную девушку, которую хотел любить всю жизнь, и думал, как скорее затащить её в постель (застолбить) и чтобы она была только с ним и навечно его. А Мэри? О! Её душа и тело всегда жаждали и требовали себе хулигана. Мэри хотела выбрать самого умного и красивого, лучшего хулигана на свете. И – о чудо! – в этом Поэте сошлись все её тайные мысли и чувства.

Прекрасный вечер! Москва! Поэт привёл Мэри на мост. Необычайно красивая девушка в его объятиях (как он хотел) радостно улыбалась ему, а он целовал её руки, и губы, и глаза. Он смотрел на неё и хотел на всю жизнь запомнить этот вечер и красавицу Мэри в мельчайших подробностях.

Что это – любовь?.. Они в обнимку шли по Москве, и Мэри весело, громко смеялась и счастливо улыбалась всем вокруг. Патриарший мост – вновь целовались, обнимались, смеялись, и, перевесившись через перила, Поэт кричал:

– Ты красивая!

– О, да-а-а, ха-ха-ха.

– А твоя бабушка Джейн Биркин?

– Что? Нет! А-ха-ха-ха!

– Мэри! Ты самая красивая девчонка на свете!

– Не нацелуешься и не налюбуешься впрок? – дразнила она. – А-ха-ха!

– Я хочу тебя!

– О-о-ноу! Я что, пьяная?

– Хочу только тебя!

Мэри веселилась:

– Меня? А-ах-ха! Я уже счастлива?

– Да, тебя! Красивую девочку к сердцу прижму! (Поэт вдруг обнял её ноги, и поднял Мэри вверх, и закружил на мосту.)

– А-ха-ха-ха! Я счастливая-а-а! О, сумасшедший, остановись! У меня есть желание. Прошу – поставь меня. Прошу тебя, мой герой! У меня есть желание. Дай мне монетку, кинем с моста (дал ей монетку, и кинула монетку она).

– Какое желание?

– Хочу стать знаменитой и, только не смейся – заработать 100 миллионов! Я своими длинными ногами везде пройду, куда захочу – да, прямо в рай. И обязательно – сто миллионов!

– Ха, как с шампанского тебя занесло.

– Хи-хи. Я хочу ещё и тебя.

– Что?

– Поцеловать! А ты что подумал?

– Про секс!

– А-ха-ха! У тебя другое желание есть?

– Нет! Да.

Поэт посмотрел на неё и вдруг стал очень серьёзен, повернулся решительно к Храму, перекрестился, развёл руки в стороны и крикнул:

– Боже! Я хочу долго жить и любить! Каждый день как последний! Боже, я счастлив!

– Что? Счастлив?

– А как можно быть недовольным жизнью? И кричать на каждом углу – эта книга не нравится мне, дайте другую! А-ха-ха! Нет уж, не желаю быть скучным. Жадным и жалким, несчастным. Йо-хо-хо! Душа моя вечная, а я очень счастлив, и теперь я влюблён. Э-хэ-хэй!

– Влюблён? (И улыбнулась счастливо.) Ох! Ты сумасшедший! О-о-о-да, теперь я верю – ты русский настоящий поэт. Явный максималист.

– Да, и будет, как сказано!

Они шли за руку по огромным широким перилам моста обводного канала.

– Поэт, спасибо тебе, здесь очень красиво. Шикарный амбианс, вокруг красота, шумный вечер, ты и Москва, сумасшедшая драка, поцелуи, Храм Спасителя, мост, и мы романтично идём по перилам. Ха-ха! Обожаю всё это! Незабываемый вечер.

– Да, я сегодня для тебя всё это построил, чтоб было красиво. Ха-ха!

А на широких, в метр, перилах, словно на сцене, лежали, сидели, ходили парни и девушки. И Поэт смеялся, ходил по самому краю, пугал красавицу Мэри, что спрыгнет, обнимал и целовал её.

– Ты спрыгнешь? Осторожно, сумасшедший! Не надо!

– Я пьяный и упрямый, хочу тебя! И ещё я очень ревнивый, смотри у меня!

– Ты псих.

– Хочешь меня?

– О-ноу-ноу!

Но Поэт уже целовал её шею и грудь, а Мэри откинула голову и счастливо улыбалась, закрыв глаза.

– Теперь я поняла, почему девушки любят таких – ты умеешь страстно целовать и любить! Я впервые счастлива, о, сумасшедшая ночь, не бросай меня!

– Я люблю тебя! Я полон желания! У тебя самые сладкие щёки, и губы, и грудь. Что ты молчишь?

– А-ха-ха! Прекрасно! Ещё говори, говори! Я люблю, когда меня любят. Amore Mio! О, прекрасная ночь! Oh Dio! Oh Mamma mia!

– Мэри, ты сегодня будешь моей!

– А-ха-ха! Вы такой наглый? Sono shockato!

– Смелый.

– Что? Нет-нет, позвольте вам отказать. А-ха-ха-ха.

– Не смейся! Ты будешь только моя! Так и знай!

– Ты мне дерзишь? А-ха-ха! О, бедный Поэт!

– У тебя кто-то есть? Ты влюблена?

– Что? Нет. Конечно, у меня были парни (она поморщилась), но как-то не комильфо; скажу честно – не секс, а фитнес.

– Что?

– А ты смелый, красивый и о-очень страстный, герой. Ты завораживаешь! Sono shockato!

– Что это ещё?

– А? Ещё поцелуй! О-ха-ха, вскружил мне голову! О, мамочки, как мне хорошо! Бьютифул! О-о-ох…

Яркие фонари, ночные огни, музыка, смех, любовь, молодёжь, мост через канал. Они подошли к его друзьям-музыкантам и обнялись с ними. Мэри явно произвела на всех впечатление. Слепой бармен сказал: «Через десять минут будет музыка». Кто-то крикнул:

– Поэт, почитай нам стихи!

– Требуем!

И Мэри подхватила:

– Да, стихи! Читай нам Шекспира, Поэт!

Поэт замер на мгновение и вдруг театрально обхватил своё лицо руками, секунду подумал и, серьёзно глядя в глаза Мэри, начал читать:

Ты для меня, что пища для людей,Что летний дождь для жаждущего стада.Из-за тебя разлад в душе моей,И я, как скряга, обладатель клада,То радуюсь, что он достался мне,То опасаюсь вора-лиходея,То быть хочу с тобой наедине,То жажду показать, чем я владею…Порою сердце радости полно,Порой гляжу в глаза твои с мольбою,Я знаю в жизни счастье лишь одно —Лишь то, что мне подарено тобою!

Поэт поцеловал Мэри! Бурные аплодисменты, и Мэри в ответ целовала героя.

– А теперь, друзья – танцы!

Гитара, клавиши и Слепой на ударных весело заиграли на мосту всем известную песню. И Мэри, настоящая красавица лета, в своём шикарном откровенном наряде и в драгоценностях, тут же засмеялась и начала прямо на широких перилах моста танцевать под зажигательную музыку рок-н-ролл. Её замечательная попа соблазнительно вертелась, и мелькали голые ноги. «Такие мгновения счастья впиваются в память раз и навсегда», – подумал Поэт. Друзья и парни вокруг ошалели, девчонки хотели быть на месте Мэри, и весь мост танцевал. А Поэт громко крикнул:

– Я сказал – да! Ты будешь моей! (И плюнул решительно под ноги.)

– О, безрассудная наглость поэта! А-ха-ха!

– Я не сдамся!

В ответ Мэри смеялась ещё веселей, зажигательно танцевала и всем кричала:

– I am gain babe, Aloe-aloe, again! Эй, все – dance! Dance!

Мэри азартно замахала руками, приглашая всех танцевать!

– Мы девочки, смотрите, мы танцуем между вашими эротическими fantasia и вашими мыслями! А-хаа-ха! Signori, la pista è vostra! Девушки, этот танцпол наш! Хейя-а-а! Все девушки танцуют! О-о, уже и парни танцуют! Шампанского нам! Поэт! Что ты смотришь? Танцуй же со мной!

– Ну, слава Богу, наконец-то в тебе проснулся ребёнок! А то Шекспира ей подавай!

Все вокруг танцевали. Пришлось и Поэту танцевать со своей красавицей. А Мэри танцевала великолепно! Модное платье, красивые туфельки и стройные ножки эротично кружились в ночи и ловили заворожённые взгляды. Поэт тоже с восхищением и жаждой смотрел на Мэри, на то, как она приподнимала подол и вдоль ног эротично показывались ремешки для чулочек. А Она азартно танцевала, и хохотала, и говорила ему: