скачать книгу бесплатно
Дело маленьких дьяволов
Павел Марушкин
Эдуард Монтескрипт #3Экстремальный детектив
У частного сыщика Эдуарда Монтескрипта внезапно умирает наставник и старый друг. Сыщик приходит на похороны, зная, насколько это опасно для жизни, и оглашение завещания выносит поистине смертный приговор. Учитель завещал ему дом и всё имущество, но беда в том, что довеском идет «Дело маленьких дьяволов». Дело, от которого за версту веет темными тайнами и смертельной угрозой. Вдобавок сыщику теперь придется обнаружить себя, а ведь на него давно открыта охота со стороны мстительного и очень богатого негодяя.
Профессия сыщика приучила лихого парня Монтескрипта к самым непростым поворотам судьбы. Но в этот раз судьба запутывает узел такой немыслимой сложности, что распутать его и остаться при этом в живых представляется делом почти немыслимым. Да вот только Эдуард Монтескрипт не из тех, кто отступается, и он все-таки надеется довести до конца «Дело маленьких дьяволов».
Павел Марушкин
Дело маленьких дьяволов
– Они нарушили Закон, – сказал я, наступив ногой на тело глашатая
Закона. – И были убиты. Даже сам глашатай Закона; даже второй с хлыстом.
Закон велик! Приблизьтесь и смотрите.
– Нет спасения, – сказал один из них, приближаясь и поглядывая на меня.
– Нет спасения, – сказал я. – Поэтому слушайте и повинуйтесь.
Герберт Уэллс. Остров доктора Моро
© Марушкин И., 2021
© ИК «Крылов», 2021
Глава 1
Вода и огонь
Всему на свете рано или поздно приходит конец – в том числе и ясной погоде… Распорядитель похорон то и дело бросал тревожные взгляды на небо. Солнце покуда жарило вовсю, но на город быстро наползали плотные, с просинью, клубящиеся тучи. Скоро они закроют ослепительный диск, и хлынет ливень; а именно сейчас благословенная влага небес не слишком уместна. Досадно!
Старая вера фрогов весьма изобретательна по части похоронных обрядов. Честного работягу, крестьянина или ремесленника примет в себя земля: ведь их трудами приумножалось её богатство. Рыбак обретет покой на речном берегу, под шелестящими камышами. Знатной персоне к лицу прохладный семейный склеп, ну а бродягам и душегубам – тем, без лишних церемоний, прямая дорога в болото, под толстый ковёр мхов и гниющих водорослей.
Но сегодняшний мертвец не относился ни к одной из перечисленных категорий. Подполковник Тыгуа был воином и учителем воинов – а значит, тело его можно было доверить лишь буйному пламени погребального костра.
Я наблюдал за обрядом со стороны, загодя подыскав себе местечко в тени высокого надгробия: этакий живописный клошар, облаченный в обноски местного армейского камуфляжа, выгоревшего на солнце и не единожды заштопанного. Довершала образ неряшливая широкополая шляпа, сплетенная из тростника; я соорудил её по пути в столицу. Если не двигаться, никто из процессии меня даже не заметит… В крайнем случае, примут за кладбищенского попрошайку – внешность моя вполне соответствует этому незавидному статусу.
Говоря по совести, конечно, мне бы сейчас полагалось стоять там, среди провожавших, причём в куда более презентабельном виде. В конце концов, Тыгуа был не просто другом и учителем. Старый вояка и мастер боевых искусств во многом заменил мне отца… Существовала только одна маленькая загвоздка. Я принадлежал к иному биологическому виду, чем все присутствующие; да и о том, что наставник некогда принял в ученики человеческого мальчишку, знало слишком много народу… Выйти туда сейчас – значит привлечь всеобщее внимание: я бы слишком выделялся на фоне ребят, больше всего похожих на прямоходящих древесных лягушек. Думаю, будь Тыгуа жив, он как следует отчитал бы меня за одно только намерение. И был бы прав: я сильно подозревал, что в эту толпу затесалась парочка наемных убийц.
Четверо фрогов несли на плечах скорбную ношу. Учитель при жизни весил немало, но они были крепкие, жилистые ребята – и при этом обладающие на редкость незапоминающейся внешностью… Диверсанты. Или военная разведка – в своё время Тыгуа тренировал и тех, и других. Вообще, народу было куда меньше, чем я ожидал. Таковы уж мы, разумные существа – фроги, люди, неважно… Впрочем, тут всё дело во внутренней потребности. Мёртвым, как водится, ничего уже не нужно.
Носилки водрузили на каменный алтарь, поверх вязанок хвороста. Запелёнутое в полосы плотной ткани тело казалось неестественно пухлым. Проклятая жара… Двое служителей притащили здоровенные медные кувшины. Я знал, что в них: светильное масло, настоянное на пыльце мау-курру, «дерева мертвецов».
Эта штука меняет цвет пламени на зеленовато-голубой; считается, что подобный огонь угоден обитателям загробного мира. Бинты потемнели, моментально пропитавшись горючей жидкостью. Распорядитель шагнул вперед – сейчас ему по протоколу полагалось огласить последнюю волю покойного.
– …Находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю: коллекцию холодного и огнестрельного оружия передать в собственность кадетского корпуса Королевского Военно-воздушного флота, за исключением боеприпасов и взрывчатых веществ, представляющих угрозу для жизни и здоровья, а также предметов, особо оговорённых в примечании…
Всевозможных штуковин, предназначенных для умерщвления себе подобных, в хозяйстве Тыгуа наверняка скопилось немало. Насколько я знал, учитель не покидал своей хижины на болотах, не вооружившись как следует, да и дома у него под рукой всегда был целый арсенал. Специфика профессии… Вряд ли его привычки сильно изменились за то время, что я отсутствовал.
– …Сам же дом, вкупе с содержащейся в нём мебелью, а равно и прочим имуществом, переходит в полную и безраздельную собственность гражданина Королевства Эдуара Монтескрипта, о чём подготовлены соответствующие документы…
И вот тут я не выдержал и поперхнулся. Хорошо ещё, что моё убежище находилось на достаточном расстоянии от собравшихся… Никак не ожидал услышать собственное имя, тем более в подобном контексте! Тыгуа удивил-таки своего ученика напоследок…
М-да, удивил – это ещё мягко сказано! Проклятый «подарочек» был, по сути, грандиозной подставой. Вообще-то, считалось, что я уже два года как мёртв. По крайней мере, мои документы нашли по весне на трупе какого-то бедолаги-туриста, выловленном в одном из столичных каналов, – вместе с пустой бутылкой из-под рома, пистолетом и угнанной машиной до кучи. Весьма красноречивый набор, согласитесь: картину произошедшего можно нарисовать сразу. О, не сомневаюсь: Тыгуа вряд ли на это купился: уж кто-кто, а он знал своего ученика… Не говоря уже обо всём остальном.
Итак, учитель прекрасно понимал, зачем мне понадобилось бежать из столицы, спешно инсценировав собственный бесславный конец. Выходка, кстати, была вполне в его духе: старый вояка обожал подобные фокусы, и с удовольствием подыграл бы мне, стоило только попросить… Но что заставило его поступить подобным образом – фактически объявить меня живым, да ещё при таком скоплении народа?
Распорядитель дочитал завещание и отошел в сторону, обмахивая пятнистую, как у всех фрогов, физиономию папкой с бумагами. К алтарю подступил жрец Старой веры с факелом в руках. Обычно эти ребята зачитывают отрывок из какого-нибудь священного текста, или поют литургию, или ещё что-нибудь в таком духе – в зависимости от своей конфессиональной принадлежности. На сей раз, однако, обошлось – должно быть, всё дело было в надвигавшейся грозе. Пробормотав нечто высокопарное, клирик дотронулся концом факела до пропитанных светильным маслом бинтов. Пламя, немного похожее на спиртовое, расползлось по носилкам. Народ зашевелился, придвинулся ближе: наступил тот момент, когда в огонь положено бросать маленькие свёртки с пряностями и кулоны, вырезанные из ароматной древесины, – и в качестве прощального дара покойному, и чтобы умилостивить князей преисподней. У нас, в королевстве Пацифида, подобные традиции блюдутся свято… Но кое-кто, по-видимому, решил, что на сей раз всё должно быть иначе.
Похоронный костёр внезапно поменял цвет. В его сердцевине развернулась ослепительно-белая пламенная хризантема, похожая на маленькое солнце, – и принялась стремительно набирать силу, плюясь длинными искрами и шипя, словно сотня рассерженных змей. Толпа отшатнулась, разразившись возгласами, полными страха и изумления. Жрец выронил факел и бросился прочь, на ходу охлопывая себя перепончатыми ладонями: богатое облачение на нём дымилось.
Происходящее легко могло показаться чем-то сверхъестественным – но только тому, кто ни разу в жизни не видел, как срабатывают термитные шашки. Теперь необычная пухлость покойного сделалась понятна. Я поискал глазами тех фрогов, что тащили носилки, – но, как и следовало ожидать, их уже и след простыл. Выполнили (я не сомневался в этом) последнюю волю своего наставника и исчезли – в лучших традициях королевского спецназа…
Яростное пламя в считанные секунды пожрало и тело, и носилки, и дрова, раскалив поверхность алтарного камня до вишнёвого свечения. Стоять рядом было просто невозможно: от жара темнели и сворачивались листья растущих вокруг деревьев…
Сомнительная шутка удалась на славу. Шокированная публика начала расходиться, оживлённо обмениваясь впечатлениями. Громыхнуло уже над самой головой, но я не двинулся с места, продолжая наблюдать. На особом подозрении у меня была компания Скрывающих Облик: фроги из этой секты носят большие и довольно уродливые маски, скорее даже – глухие шлемы с прорезями для глаз и рта. При жизни Тыгуа был дружен с их настоятелем, однако сектанты вполне могли оказаться насквозь фальшивыми. Проверять на собственной шкуре остроту их мачете что-то не хотелось… Но эта группа тоже не стала задерживаться.
Наконец кладбище опустело. Хлынул ливень. Со стороны алтаря раздался громкий треск, и раскаленный камень окутали густые клубы пара.
– Счастливого пути, учитель! – прошептал я.
Да. Я тоже сентиментален в глубине души – просто не всегда могу позволить себе подобную роскошь. Когда за твою голову назначена награда, начинаешь смотреть на мир немного по-другому: и главное, и второстепенное проступает гораздо чётче. Тыгуа хорошо понимал такие вещи… А мне теперь предстояло расшифровать оставленное им послание.
В том, что сухие строчки завещания имеют двойное дно, я даже не сомневался. Старый вояка слишком хорошо знал своего ученика; знал и то, что объявляя меня живым, фактически ставит под удар… Не из банальной же вредности – он всегда был выше подобного! Значит… Значит, была некая причина. Важная настолько, что он позволил себе бесцеремонное вмешательство в мою судьбу.
Допустим, у него было нечто… Некое дело. Вполне возможно, он понял, что не успеет его завершить: если верить газетам, последние дни своей жизни Тыгуа провёл на больничной койке… Но почему он выбрал именно меня? К его услугам были весьма серьёзные ребята – одна прощальная выходка с термитом чего стоила! Это ведь надо умудриться организовать… Выходит, ему нужны были совершенно особенные таланты. Таланты сыщика.
Вообще-то, я частный детектив; по крайней мере, считался таковым ещё пару лет назад, до того, как вынужден был покинуть столицу амфибийного королевства. Я человек, но рождённый в этом мире – и понимаю коренных обитателей, фрогов, гораздо лучше большинства иммигрантов с моей «исторической родины». Это во многом предопределило выбор профессии… И ещё, конечно, любовь к загадкам. Мне всегда нравилось складывать мозаику фактов – и приходить к выводам, зачастую весьма неожиданным для меня самого. Со временем я приобрёл определенную репутацию; этому способствовало и несколько успешно распутанных хитроумных дел, и знакомства среди газетчиков – не знаю уж, что тут важнее… Можно сказать, я сделался своего рода столичной достопримечательностью.
Но всё это в прошлом, увы. Два года – немалый срок; особенно если твоя профессия предполагает, что ты должен непрерывно держать руку на пульсе столичной жизни. Утеряны связи, знакомства, что-то подзабылось, да и случилась с тех пор целая уйма всякого; фактически, я стал чужаком в родном городе. Осталась лишь наблюдательность и умение разгадывать житейские ребусы…
Должно быть, Тыгуа посчитал, что этого будет достаточно. Что ж… Я в любом случае выполнил бы его волю. Учитель слишком многое для меня сделал, чтобы я мог вот так взять и отмахнуться. Оставалось понять, чего же именно он от меня хотел.
– Обычно ко мне приходят с готовыми проблемами, – проворчал я. – Искать их самому – это что-то новенькое!
Но, по крайней мере, я знаю, с чего начать. Самое время вступить в права наследования де-факто. Ещё раз оглядевшись по сторонам, я поднялся на ноги. Одежда давно уже промокла до нитки, но я не сильно переживал по этому поводу – замечательная местная ткань высохнет моментально, стоит лишь прекратиться дождю… Впрочем, в моих интересах, чтобы он не кончался как можно дольше: видимость в такой ливень оставляет желать лучшего. Да здравствует скрытность! А змеящиеся по телу струйки можно и потерпеть. В конце концов, я уроженец Амфитриты, столицы королевства амфибий!
* * *
Морфи уныло шлёпал по лужам. В животе бурчало от голода. Он нарочно сделал изрядный крюк по заболоченным пустырям, обходя территорию, подконтрольную одной из местных уличных банд. Попадаться совсем не хотелось. Здесь, в Весёлых Топях, любой одинокий прохожий являлся потенциальной жертвой – если только не выглядел достаточно круто, чтобы мелкие хищники сами обходили его стороной. Конечно, Морфи вполне мог надрать задницу одному и даже парочке маленьких дьяволят; но повстречаться с отвязной шайкой в десяток голов – себе дороже… Поиздеваются вволю и оберут догола – это, считай, повезло. Могут ведь и ножиком полоснуть – просто забавы ради.
Да, такова жизнь… В карманах гуляет ветер, в брюхе бурчит от голода – а ведь сегодня, как ни крути, его очередь принести домой хоть какой-нибудь снеди! Папа будет очень недоволен…
При мысли об этом Морфи тяжело вздохнул. Папа Ориджаба правил своим пёстрым семейством твердой рукой; оспорить его авторитет никому и в голову не приходило. Раз сказано: «Добудь поесть», – то хоть наизнанку вывернись, а сделай… Ну что за непруха! В воображении Морфи возникла связка сушёных моллюсков, виденная им не далее как час назад. Сорвал бы у той старухи с прилавка – и дёру! Уж всяко лучше, чем с пустыми руками заявиться. Папа Ориджаба редко прибегал к рукоприкладству, но умел повернуть дело так, что ты начинал чувствовать себя полнейшим ничтожеством… Вот Гас – уж он-то не пришёл бы с пустыми руками!
Гас был младше Морфи на год, а с виду – так и на все три; но даже задиристый Роффл, старший из «братьев», признавал, что ума хилятику-фрогги не занимать. Гас не попёрся бы туда, где пятна на твоей физиономии успели примелькаться каждой торговке! Нашел бы себе тихое местечко на берегу и забросил бы удочку… Благодать! Никто не норовит дать пинка, а то и переломать шаловливые пальцы, ненароком забравшиеся в чужой карман. И вернулся бы уже к полудню, с тяжеленькой низкой рыбин – в самый раз на густую, ароматную похлёбку… А главное – никакого риска! Конечно, Папа Ориджаба не слишком одобрял подобные наклонности. Ты должен учиться ремеслу, сынок, любил говаривать он. Настоящая твоя рыбка плавает не в воде, а в карманах расфуфыренных дурней. Ловкие руки – вот лучшая удочка, и поверь, у шустрого малого вроде тебя тут большие перспективы!
Впрочем, принесенный Гасом улов Папа уплетал за обе щёки – как и все они…
А ведь этот мелкий хитрюга всегда поступал по-своему, внезапно подумалось Морфи. Не ныл, не пытался оправдаться, и уж, конечно, не пререкался с Папой – но раз за разом умудрялся не делать того, чего не хотел. Вот бы и ему так же…
Он опять вздохнул. Ага, сейчас! Размечтался… Уж его-то неприятности стороной не обходят, какое там – если где-то впереди и поджидает зловонная куча, можно не гадать, кто из «семейства» Ориджаба вляпается в неё по самые уши. Всю жизнь такое невезение! Приходится держать ухо востро и смотреть по сторонам, да толку-то… С этими мыслями Морфи толкнул скрипучую дверь хижины.
– Пожрать принес? – угрюмо осведомился Роффл.
Старший «братец», в одной набедренной повязке, с недовольным видом развалился на рваном матрасе, брошенном прямо на земляной пол. Кругом валялись перепачканные кровью тряпки, а на мускулистом бедре Роффла сочился свежий порез.
– Ого! Кто это тебя так?
– Не твоё дело!
– Попался докерским, – охотно поделилась «сестрица» Олури, ловко обрабатывая рану вонючей дегтярной мазью. – Предупреждали же – в порт не суй-ся, там своя шайка орудует…
– Ну ты уж им, наверное, тоже врезал как надо? – неумело подольстился Морфи.
– Врезал, врезал… Так что насчет харчей, а? Помнится, сегодня твоя очередь! – сбить Роффла с толку было не так просто. – Что, опять пустой?
– Пиксин увел где-то мешок сушёных дафний, – сообщила Олури. – Татти варит похлёбку. Голодными не останемся, успокойся.
– Мы-то не останемся, – фыркнул Роффл. – А этот дармоед…
– Не тебе решать, а Папе. Сам, что ли, много принёс, а? – «сестрица» за словом в карман не лезла. – Давай, переворачивайся, спину ещё надо намазать.
Роффл безропотно перевалился на живот, коротко зашипев от боли. Эге, а «братца»-то и впрямь нехило расписали, сообразил Морфи. Что ж, нет худа без добра: пока раны не заживут, тумаков будет поменьше.
– Дети мои! – рявкнул из-за соломенной занавески Папа Ориджаба. – А ну, давайте сюда! Роффл, Морфи! Гас! Где этот бездельник? Пиксин, сынок, будь ласков, найди Гаса и скажи, пусть тащит свою задницу сюда поскорее.
Пронырливый Пиксин, которого в семействе Ориджаба частенько звали не иначе как «гадёныш», проскользнул мимо «братьев», скроив насмешливую гримасу. Роффл привстал было отвесить ему пинка, но тут же раздумал. Морфи, втянув голову в плечи, проследовал на зов.
Глава клана восседал в большущей бочке, по грудь в тёплой водице. Как и все фроги, он обожал влагу. Такой роскоши в «семействе» ни у кого больше не было. Захочешь освежиться жаркой летней ночью – вставай и тащись к ближайшему каналу, либо терпи… Наполнять бочку вменялось в обязанность Роффлу, как самому сильному; но он всегда норовил спихнуть это на кого-нибудь из младших «братьев».
– Садитесь, дети мои. Садитесь и ешьте. Татти, налей им супу, – Папа Ориджаба широко улыбнулся и приглашающе помавал изуродованной правой рукой.
Всё это было настолько не похоже на заведённый порядок вещей, что Морфи вытаращил глаза. Как так – никаких тебе расспросов, где был да что принес, никаких упрёков, да ещё похлёбки «сестрица» Татти плеснула, что называется, от пуза! Впрочем, изумление не помешало ему быстро придвинуть к себе щербатую глиняную миску, исходящую ароматным паром. В Весёлых Топях никого не приходилось звать к столу дважды.
Похлёбка – настоящая, густая, почти как каша, щедро сдобренная пряными корешками и водорослями, восхитительной тяжестью наполняла желудок, отчего по всему телу разливалось благодатное тепло. Папа так и не вылез из бочки – должно быть, успел подхарчиться раньше. Достав откуда-то из глубин своего обиталища стеклянную фляжку с мутноватой жидкостью и критически глянув её на просвет, он открутил крышку и приложился к горлышку.
– Сегодня только это, Папа… – возникший из-за занавески Гас переминался с ноги на ногу, весьма правдоподобно изображая смущение. Ладони его мяли рыбацкую куртку, настолько ветхую, что, казалось, она состоит из одних дыр и заплаток. – Можно будет обменять тряпичникам на что-нибудь…
Морфи усмехнулся про себя. Эту рвань он уже видел у «братца» дней пять тому назад. Выходит, умнику сегодня тоже не подфартило. Но каков хитрец! Вроде и дрянь притащил, а всё одно не с пустыми руками. Надо бы запомнить трюк – мало ли, вдруг…
– Брось ты эту гадость, сынок. Садись, поешь.
Папа Ориджаба снова поверг Морфи в изумление. Нет, определённо, что-то большое на болоте сдохло, как любил выражаться «братец» Роффл. Гас, конечно, тоже удивился; но спрашивать ни о чём не стал. Оно и понятно: похлёбка есть похлёбка, это вещь по-настоящему важная, а всё остальное может и подождать.
– Ну ладно, дети мои, – заявил Папа Ориджаба, когда щербатые миски показали дно, а животы мальчишек налились восхитительной тяжестью. – Настала пора нам серьёзно обсудить кое-что.
Слегка размякший от блаженной сытости Морфи выпрямил спину и старательно изобразил на физиономии внимание. Ага, стало быть, сегодняшний ужин – не просто так. Сейчас Папа что-нибудь потребует от них взамен. Мог бы и догадаться…
Глава клана Ориджаба облокотился о край бочки и обвел присутствующих внимательным взглядом. Морфи даже стало малость не по себе.
– Я тут многому вас научил, – негромко начал Папа. – Так ведь? А вот какой урок, по-вашему, был самым главным? Ну, Роф?
Роффл заёрзал на колченогом табурете.
– Это самое… Кругом полно дураков с набитыми карманами…
Папа поморщился: не то.
– Морфи?
– Осторожность. Задумал дельце – сразу прикинь: стоит барыш риска или нет, – Морфи думал недолго: изуродованная рука Папы маячила прямо перед его глазами.
Историю этого увечья они все тысячу раз слышали…
– Ближе, но не то. Гас?
– Ты всегда говорил, Папа: не упусти свою удачу…
– В самую точку! – Папа Ориджаба шевельнулся, вода плеснула через край бочки на земляной пол. – Шанс, дети мои. Это же величайшая удача на свете – если жизнь дарит тебе шанс. Когда-то я дал его каждому из вас. Приютил, сделал одним из членов семьи. И вот теперь у нас появился ещё один. У всех нас. Шанс урвать столько, чтобы выбраться из этой гнусной дыры и не рисковать каждый день из-за каких-то жалких медяков. Да что там, мы все сможем начать шикарную жизнь! – тут Папа поднялся во весь рост в своей бочке и отчеканил:
– Большой куш, дети мои. Вот что нам светит.
Большой куш! Эта тема в Весёлых Топях являлась неиссякаемой. С кем бы ни свела тебя судьба, рано или поздно любой разговор сворачивал на тему шальных денег. Истории о рисковых парнях, а порой – и об отчаянных девчонках, поставивших на кон всё и сорвавших-таки банк, были, наверное, самыми популярными, соперничая у здешних обитателей с мрачноватыми легендами Старой Веры.
– Сколько? – зачарованно прошептал Морфи.
– Столько, сколько мы захотим, – ответил Папа Ориджаба, с самодовольной ухмылкой опускаясь обратно в бочку. – Сколько мы кой за кого попросим, сынок, вот в чем соль! Разумеется, – буднично добавил он, – риск велик.
– Насколько велик? – насторожился вдруг Гас.
– Если дело обернётся скверно – нам крышка, без вариантов! – сурово отрезал глава семейства. – Закатают под мох, глазом моргнуть не успеешь. А ты как думал?! – Папа Ориджаба вроде даже рассердился немного. – В таких раскладах по-другому не бывает! И вот что я вам скажу, дети мои: либо мы тут все заодно, либо и начинать не стоит. Только учтите: второго такого шанса больше не выпадет. Тогда вам одна дорожка – до старости по карманам шарить, да и то – если пальцы в целости сохраните…
– Я в деле! – тут же заявил Роффл и злобно уставился на «братьев»: мол, попробуйте только отказаться!
– Я тоже! – поспешно сказал Морфи.
Гас помедлил, но все же ответил:
– И я.
Папа посмотрел на «сестёр».
– Всегда мечтала вырваться из этой дыры! – с горячностью заявила красотка Татти.
– И не ты одна! – поддержала её Олури.
