(Не) родная. Ты у меня в крови

Марта Заозерная

(Не) родная. Ты у меня в крови

Глава 1

– Мамуль, тебе помочь?– придерживаясь рукой за дверной проём, заглядываю на кухню.

Папа, резко от неё отстранившись, сухо произносит:

– Мы сами справимся.

Наблюдаю за тем, как плечи мамы подрагивают от плохо скрываемого смеха. Кивнув, она оборачивается ко мне и подтверждает слова мужа:

– Заюш, мы скоро придём. Утка почти готова. Давид не звонил? Он задерживается.

Замечаю весёлые искорки в её глазах.

Посмеивается она не надо мной. Над папой.

Иногда мне кажется, он спит и видит, когда мы оставим их в покое. Я и брат давно переехали, а вот младшая сестра живёт с родителями. И ближайшие лет шесть, хотя бы до совершеннолетия, папе придётся терпеть её присутствие.

– Я ему сейчас позвоню.

Решаю больше не испытывать терпение родителя и иду в гостиную за телефоном, оставляя их наедине.

Давид Гафаров, мой молодой человек, и правда задерживается. Прошло полчаса с того момента, как он должен был приехать.

Мы заранее обговорили день, когда он сможет выделить время для знакомства с моими родителями.

Пока что они только хорошо друг о друге наслышаны.

Несколько раз набираю его номер, но механический голос сообщает, что абонент находится вне зоны доступа сети.

В груди давит. Невольно начинаю переживать за него.

Дом находится за городом. Точнее в лесу.

Такого любителя уединения, как папа, трудно найти. Дорогу сюда он делал за свой счет.

Асфальт хорош, но виражи приходится закладывать крутые.

Ночью всю округу занесло снегом, и я не представляю, как Давид проедет по сугробам на своем седане.

Минуты томительно тянутся, усиливая волнение.

Начинаю понимать: идея провести знакомство в доме родителей – не такая уж и замечательная. Лучше бы в городе встретились – в ресторане или у меня в квартире.

На пути к холлу – хотела подняться на второй этаж и с балкона посмотреть на дорогу, вдруг он поблизости где-то в сугробе застрял, – меня ловит сестра.

– Ты уже уезжаешь? – голос Лисёнка пропитан беспокойством. – Что-то случилось с Давидом? Он поэтому не приехал?

От её слов мурашки непроизвольно бегут по коже.

Вот кто мастер накалить обстановку!

– С чего ты взяла? – спрашиваю, заправив прядку чёрных волос крошке за ухо.

Все знакомые говорят – мы очень похожи. Учитывая обстоятельства моего появления в семье Нагорных, это звучит немного мистически.

Каким-то образом я переняла черты приёмной мамы.

Ярослав – мой младший брат, больше похож на папу. Высокий рост, широкие плечи, крепкое телосложение. Густые, непослушные темно русые волосы. Мужественное лицо с выразительными, едва уловимо раскосыми глазами, ровными тёмными бровями, прямым носом и чувственными губами. Но мне больше всего нравится его высокомерно выступающий подбородок, покрытый лёгкой щетиной…

Понимая, куда в очередной раз меня привели мысли-предательницы, заливаюсь краской.

Не хочу о нём думать! Вообще!

Неужели так будет всегда? О чем бы я ни думала, тропинка ассоциаций ведёт меня к Ярику…

– Папа сказал, Давид приедет в час дня. Скоро два, а его до сих пор нет. Мне не терпится посмотреть на твоего мальчика вживую, – Алсу выглядит очень счастливой и воодушевлённой. «Мальчик» из её уст звучит презабавно, учитывая, что Гафаров старше сестры больше, чем в два раза. – Дедушка сказал, Давид из хорошей семьи. А Ярик – он «ни о чем». Это цитата.

Лицо сестры принимает пренебрежительный вид, и я готова рассмеяться в голос, прекрасно понимая, где она понахваталась такого показного высокомерия.

Если Ярика трудно застать без наглого и холодного блеска в глазах, то на милом лице нашей детки подобные эмоции смотрятся чуждо.

Я специально его не пригласила, даже не сказала о встрече с моим молодым человеком, но этот прохвост и так пробирается в мои мысли!

Гадкий наглец! Заносчивый говнюк! Он умеет всё портить даже на расстоянии.

– Не стоит повторять глупости за старшим братом,– смотрю на сестру с лёгким укором.

Наша нежная девочка тут же опускает взгляд, смущаясь.

– Ты не сказала, куда собралась, – разглядывает ключи от авто в моих руках. – Он не приедет, да? Перенесли? Спорим, он с папой боится встречаться? – хихикает.

Подросток, что с неё взять?!

Собираюсь отправить её заниматься уроками, как входная дверь распахивается настежь.

Сердце пропускает удар.

Давид приехал? Так он бы не смог самостоятельно зайти на территорию…

Малышка ориентируется быстрее меня и с визгом несётся встречать гостя.

– Ты приехал! – запрыгивает на Ярика с лёту.

Он едва успевает выставить руки вперед и подхватить хрупкое тельце.

Смеясь, мелкая зависает в воздухе. Парит, не касаясь пола ногами.

– Ну что ты творишь, а? Алсу! – он хрипло смеётся, держа на весу килограмм тридцать семь нашей извивающейся сестрёнки. – Я холодный и мокрый. Там снег, ты, лисица, не могла не знать. Прыгай отсюда, давай,– чмокнув её в щеку, ставит на пол.

Увиденное вызывает волну умиления. Но в тоже время я остро, до бессовестной дрожи в коленях, ощущаю на себе его пронизывающий, изучающий взгляд. Он смотрит на меня поверх головы сестры, будто бы насмехаясь.

Знает, что Давид не приехал.

Шепнув сестре, чтобы предупредила маму о его приезде, проходит вглубь дома, открывает дверь шкафа и убирает пальто на вешалку.

Смахивает с небрежно растрепанных волос подтаявшие снежинки.

Ощущая жуткую неловкость, продолжаю стоять и смотреть на него.

Как и всегда, Ярик ведет себя очень естественно. Ему ничего не стоит приковать к себе внимание окружающих. Не замечает этого, потому что ему нет никакого дела до тех, кто не входит в круг избранных. А их можно легко пересчитать по пальцам.

Именно из этого круга он меня вытесняет последние месяцы. Делает всё, лишь бы я поняла, какую глупость совершила, и приползла к нему извиняться.

Как бы ни так!

Я злюсь. На себя. На него. На весь мир. На обстоятельства, из-за которых мы с ним брат и сестра.

Когда мне было два с половиной года, произошел несчастный случай – умер мой родной папа. Он был пожарным.

Лесной пожар был такой силы, что никто им с коллегами помочь не сумел.

Он воспитывал меня в одиночку, мама умерла почти сразу после моего рождения. Так я оказалась в доме малютки, если вкратце. И именно оттуда попала в самую замечательную семью. О такой можно только мечтать.

Я всегда знала, что приёмная. Родители от меня ничего не скрывали. Каждый год на годовщину смерти родного отца мама летала со мной в Якутию.

Все близкие знают, как я появилась в нашей семье, но для посторонних мы с Яриком и Алсу – родные. Никакого разделения нет.

Руслан и Саяра Нагорные были для меня идеальными родителями до тех пор, пока у нас с моим младшим братом, их родным сыном, не появилось взаимное притяжение, не поддающееся контролю.

«Ты моя. Я так решил,» – примерно так звучало его поздравление с моим двадцатитрехлетием.

– Ты, правда, думала, что я не узнаю? – его губы растягиваются в усмешке. – Очень глупо с твоей стороны. Ты уверена, что будешь хорошим следователем? Может, ну его, эту затею? Или ты поэтому с Гафаровым замутить решила? Семья, детки? – ирония из его уст звучит жутко. Интонацией он передает своё отвращение к подобной идее.

Вот, именно из-за этого я не хотела, чтобы он приезжал!

Терпеть издевательства весь вечер – не по мне.

Обида распирает внутренности! Зачем делать мне больно?! Он ведь знает, почему я так поступаю, почему отталкиваю его. Понимает, как страдаю, но продолжает изощренно изводить, подпитываясь эмоциями.

Уже и не вспомнить, когда общение между нами изменилось. Когда из моего младшего брата Ярослав превратился в…

– Надо же, какая ты сегодня молчаливая, – приподнимает один уголок рта. – Даже не огрызнешься? Так неинтересно. Хочу твоего сопротивления. Огонь, страсть где? – подойдя вплотную, нависает надо мной.

– Прекрати,– делаю шаг назад, но он ловит меня за руку. Цепкие пальцы крепко обхватывают моё запястье. – Мама может выйти и увидеть нас.

– И что с того? Я в отличие от тебя не против во всем признаться родителям. Наоборот, давно предлагаю.

В чем признаваться? Совсем очумел?

Не дав мне и слова сказать, протягивает вторую руку, и тяжёло опустив её мне на бедро, сжимает кожу до боли. Тянет на себя, приближая вплотную.

Невольно подчиняюсь, делая шаг вперед. Лицом упираюсь в его шею, касаясь кончиком носа холодной кожи.

Как только из меня вырывается сдавленный выдох, по шее Ярика бегут мурашки. Хватка на бедре становится жёстче.

Чувства настолько смешанные и противоречивые, что с трудом сдерживаю слезы. Не хочу, чтобы он меня отпускал, но и находиться так близко не могу.

Горю, обещая в скором времени превратиться в горстку пепла. Один сильный порыв ветра – и от меня ничего не останется.

Между нами нет и сантиметра пространства. Окружающий мир потихоньку тоже начинает пропадать. Я замираю в моменте, наслаждаясь таким родным запахом, от которого покалывает кончики пальцев.

Резкий, рвано-болезненный выдох касается моей макушки. Следом Ярик прижимается губами.

Вторая рука, до этого удерживающая моё запястье, опускается на бедро с противоположной стороны. Я не сразу понимаю, что он замышляет. Но как только – прихожу в ужас.

– Даже не думай, – произношу строго. И тут же, отрицая сказанное, опускаю руку ему на грудь. Поглаживаю. Ярик горит, как и всегда.– Отпусти меня прямо сейчас.

Не вижу его лица, но чувствую улыбку.

– Всенепременно.

Его пальцы начинают сминать моё шерстяное платье. Оно длинное, до середин икр. Однако спокойствия и защищенности не ощущаю. За считанные мгновения Ярик его задирает, и я уже чувствую, как холодные ладони жёстко сжимают оголённый участок кожи над резинкой чулок.

Даю себе одно мгновение, чтобы насладиться моментом. Нам нельзя, но ощущение такой силы, что я разлетаюсь на части. Пара секунд и оттолкну. Честно…

– Из-за тебя по венам течёт битое стекло … Блд. Просто крыша отъезжает, – произносит, безусловно доминируя надо мной.

Глава 2

Надо остановиться! Пора прекращать!

Умом понимаю, что мы поступаем неправильно, но ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, если Яр отстранится, умру в ту же секунду.

Подхватив меня под бедра, он разворачивается и, сделав несколько шагов, прижимает к стене. Теперь я полностью спрятана от окружающих за его широкой спиной и высоченной – почти трехметровой – шеффлерой, стоящей в огромной кадке по правую сторону от нас. Её густорастущие листья служат прекрасным убежищем.

Прижимаюсь лопатками к декоративной штукатурке, не отводя взгляда от полыхающих похотью глаз.

Как его остановить?

Как самой захотеть остановиться?

Только бы выжить…

Мы в доме родителей! Наших родителей, и это звучит ужасно! Ненавижу себя в эту секунду. Чувствую грязной.

Ругаю, но продолжаю обнимать.

Пока я ловлю кожей прерывистое дыхание Ярика, он задирает мое платье едва ли не до талии, открывая своему взору значительную часть моего полыхающего желанием тела.

Проталкивает колено между моих ног, упираясь в самый чувствительный и интимный участок.

Зажмуриваюсь, судорожно выдыхая.

– Я знаю, что ты меня хочешь, – шепчет мне в губы, для убедительности поднимая колено и плотно впечатывая его в меня.

Голова идет кругом.

Сама того не понимая, трусь об него.

Мозг отключается, мир меркнет, становится незначительным. Есть только мы.

Из моего приоткрытого рта вырывается хриплый стон. Волна дрожи проходит по телу. Совладать с собой не удается.

Прижимаюсь лбом к его подбородку.

Возбуждение. Страх. Отчаяние. Я буду гореть в аду за то, что сейчас происходит.

Где-то на задворках сознания бьется мысль: сегодня я собираюсь родителей познакомить со своим молодым человеком.

Давид.

Такое поведение недопустимо.

Нет мне прощения.

Грубо обхватив пальцами мой подбородок, Яр приподнимает мою, можно сказать, безвольную голову, заставляет посмотреть на него и впивается страстным поцелуем в мой рот.

Терзает, проталкиваясь языком глубже. Ощутив его вкус, который забыть на протяжении нескольких месяцев так и не вышло, жалобно всхлипываю.

Мысли о Давиде рассеиваются в голове, превращаясь в нечто никчемное.

– Пожалуйста, не заставляй меня ненавидеть тебя, – отстраняясь, шепчу еле слышно.

– Это то же самое, что и любить, – Ярик перехватывает меня поудобнее, сильнее наваливаясь.

Жар его тела создает невероятный контраст с холодными пальцами.

– Родители могут увидеть… Алсу… – пытаюсь вырваться, но его объятья слишком крепки.

У меня даже говорить разборчиво не выходит. Плавлюсь в его сильных руках, мечтая, чтобы наша близость не прекращалась. За это же себя презираю.

Я не могу передать, как это – влюбиться в своего младшего брата! Ужасно. Я никогда не хотела подобного.

Ярик наклоняется и проводит кончиком языка по моей щеке. От неожиданности моё сердце пропускает удар. Трепещет, словно крылышки дивных колибри, а потом замирает.

Не сразу понимаю, в чем дело, смотрю на него заворожено.

– Не хочу, чтобы ты плакала, – поясняет, и только тогда осознаю, что Яр собрал слезинку таким образом.

В следующую секунду он меня отпускает. Одергивает платье, расправляя его и медленно скользя ладонями по моим ногам, убирает выбившиеся пряди волос, упавшие на лицо.

– Как новенькая, – произносит с усмешкой, проводя взглядом по моим ощутимо припухшим губам. – Я бы предпочел, чтобы они, наконец-то, узнали. Но тогда ты снова сбежишь от меня.

Каждый раз он пользуется случаем и напоминает о самом моем малодушном поступке.

Не так давно мы отпраздновали мои «двадцать четыре» самым запоминающимся способом из всех возможных. Разделив тем самым жизнь на «до» и «после».

Поцеловав меня в щеку, он разворачивается и преспокойно уходит, направляясь в сторону столовой, откуда доносятся голоса членов нашей семьи.

Я не могу перестраиваться так, как Ярик.

Уходит, по меньшей мере, минут семь, прежде чем я решаюсь выйти из ванной, где закрылась, чтобы привести в себя в порядок.

Разглядываю свое отражение в зеркале.

«Мама обо всем догадается,» – литры отчаянья поступают в кровь.

Я уверена, увидев осуждение в её взгляде, сойду с ума.

Просто не выживу.

Всю жизнь я заботилась о последствиях своих поступков.

Каждого!

Боже!

Да меня волновало, не побеспокою ли я вахтера, уходя с секции бальных танцев позже остальных. Редко, но мне случалось ездить в общественном транспорте, и я пробиралась через весь салон к кондуктору, чтобы ему не приходилось вставать со своего места. А тут… Я подвожу самых родных и любимых людей!

Ужас, с которым приходится жить после того, как мы с Яриком переспали, преследует меня ежесекундно.

Долго держу руки под холодной водой, а после прижимаю их к пылающим щекам.

Не помогает! Мне ничего не поможет! Прогнила до самого основания!

Раздается стук в дверь.

– Солнышко моё, ты в порядке? – ласково спрашивает мама, и я не выдерживаю.

Если бы она знала, что я творю… Совсем не этому они нас учили.

Влажными ладонями хаотично приглаживаю волосы, выключаю кран и иду открывать.

– Да… Я тут… – стоит появиться Ярику поблизости, как я превращаюсь в не пойми кого. Трех слов связать не могу.

– Ты плакала? – мама обхватывает мои щеки ладонями, хмурится, заглядывая в глаза. – С Давидом что-то?

Отрицательно качаю головой.

– Он трубку не берет. Не могу до него дозвониться. Волнуюсь.

– Большой мальчик. Не переживай. Перезвонит. Может быть, его на работе задержали? Руслану тоже позвонили. Нужно в офисе появиться, какой-то сбой у них произошел. Все приложения разом перестали открываться. Я вас покормлю, и мы папу отпустим, – берет меня за руку, как маленькую, и ведет в сторону кухни-столовой.

Алсуня заканчивает сервировать стол, аккуратно раскладывая на салфетки ножи и вилки.

Папа с кем-то говорит по телефону, стоя у окна. Его напряженная поза не сулит ничего хорошего. Найдет виноватых и спустит на них всех собак. Дома он никогда не отрывается, компенсируя это на подчиненных.

Лишь Ярик сидит за столом, удобно вытянув ноги. Когда я захожу, он отрывает взгляд от телефона и смотрит с легкой ухмылкой. Доволен, что снова смог меня продавить.

Мне нестерпимо хочется ударить его в этот момент. Встряхнуть и узнать, зачем он меня мучит.

– Ну что там твой кавалер, заблудился в трех соснах? Давай ему навигатор подарим? А то он по старинке картой, наверное, пользуется, – язвительно усмехается.

Давиду всего тридцать два, но Ярик его в старики записал. В свои двадцать один он думает, что после тридцати жизни нет.

Мама издает негромкое покашливание.

– Спасибо, родной.

Смотрю на Ярослава с укоризной, слегка приподняв брови.

Мама на несколько лет старше папы. И на тему возраста обычно в нашей семье никто не шутит.

Папа этого не любит. На счастье засранца, Руслан Романович сейчас слишком занят и не слышит шуточек сына.

– Ой, ты ведь знаешь – над тобой возраст не властен, – с весельем в голосе Яр отмахивается от маминого недовольства.

Состроив гримасу, мама смотрит на него, после чего безмолвно качает головой, дескать, пропащий ты.

– Да я серьезно! – не унимается.

– Жду того часа, когда ты повзрослеешь. Не забудь меня позвать, когда тебя с неба на землю спускать будут.

Их легкая перепалка вызывает у меня улыбку. Ярик же напротив, цокнув, негромко произносит:

– Уже.

За ужином я несколько раз звоню Давиду, действительно за него беспокоюсь. За всё то время, пока мы знакомы, он впервые проявляет непунктуальность.

– Позвони своим коллегам, пусть пробьют по номеру его геолокацию,– произносит Ярик с издевкой. – Потерялся. Такая досада.

– Не смешно, – холодно обрубаю.

Такая зима выдалась снежная. Вдруг не справился с управлением, и машину занесло на льду?

По мере того, как возбуждение меня отпускает, противный холодок расползается по коже. Ерзаю на стуле от нетерпения, то и дело поглядывая на экран телефона.

– Ты когда ехал сюда, никого на обочине не заметил? – спрашивает папа.

– Мерс какой-то стоял с пробитыми шинами.

Тон Ярика настолько невозмутим, что у меня вилка из рук выпадает, со звоном ударяясь о тарелку.

Вскидываю голову и смотрю на него. Он серьезно сейчас?! В самом деле молчал столько времени?!

Папа просит его уточнить, после чего смотрит на меня, дескать, та самая тачка?

Киваю.

– Вот не надо на меня так смотреть,– по-прежнему хладнокровно Яр произносит, не отвлекаясь от трапезы. – Благотворительностью я в других местах занимаюсь.

Глава 3

– Наконец-то. Скоро начнется,– с облегчением произносит Васильева.

Настя так не любит свое имя, что все окружающие зовут её по фамилии. Даже в своих мыслях.

– Марьян, ты вообще тут? – толкает меня вбок локтем. – Я с тобой разговариваю.

Машинально киваю.

Не совсем.

События последних дней направляют мои мысли в иное русло, нежели работа.

Сначала я поругалась с Ярославом из-за его ужасной выходки. А после и с Давидом, когда он при мне нелестно высказался о характере моего брата, назвав его скотом.

Борьба с собственными чувствами – непростое занятие.

Ещё неделю назад мне казалось, что я неплохо справляюсь.

Давид мне, в самом деле, не безразличен. Какое-то время мы с ним приятельски общались. Было это в старших классах, а потом он уехал учиться в Москву. Поначалу переписывались, слали друг другу прикольные видео, делились новостями, но постепенно общение сошло на нет.

Периодически я о нем вспоминала, не испытывая при этом ярких чувств сожаления о потере товарища.

А потом он написал.

Так совпало, что это случилось именно в то утро, когда я в слезах выбегала из квартиры Ярика, осознав, что натворила ночью.

Кураж спал. Алкогольная дымка развеялась, и до меня дошло, что я переспала с братом. Мы не кровные да, но воспитывали нас, как родных.

Ближе некуда.

Я кормила маленького Ярика кашей, помогала маме укладывать его спать, вбивала в его ветреную голову логарифмы и интегралы, в конце концов! А потом вмиг все испортила, поддавшись его полупьяным уговорам.

Стыдно было так, что хотелось провалиться сквозь землю. Спускалась в лифте и мечтала оказаться на минус четырехсотом этаже.

В преисподней.

В самом жарком котле.

Для предателей.

В тот момент идея поехать в Москву, чтобы отвлечься, показалась мне неплохой. А там уже завертелось с Давидом.

– Марьяш, всё в порядке? – Васильева наклоняется и заглядывает мне в лицо. – Ты какая-то странная. В чем дело?

Стараюсь сделать вид, будто просто отвлеклась, а не конкретно загналась по поводу собственной глупости.

– Да, всё хорошо, – улыбаюсь ей, растянув рот чуть ли не до самых ушей.

Переигрываю.

Васильева вопросительно бровь приподнимает. Ещё бы. Обычно я сдержаннее.

– О, Спирин приехал. И Ко, – она, к счастью, отвлекается и смотрит мне за спину.

Обернувшись, замечаю Сергея Ивановича. В компании двух своих подчиненных он идет по проходу. Поравнявшись со мной, на миг замедляется для приветствия.

Никаких жарких объятий между нами не происходит, но и легкого кивка головы достаточно для того, чтобы все собравшиеся обратили на нас пристальное внимание.

Его это не слишком волнует – спокойно проходит дальше, а к моему лицу приливает кровь. Предвкушаю, как начну загоняться через пять… три… одну секунду.

Всю свою жизнь я хочу соответствовать. Упорно стремлюсь к этому, но недотягиваю. Самую капельку.

Родители меня всегда очень любили, заботились, всевозможно поощряли. Мне так хотелось дать им обоснованный повод для гордости. Добиться чего-то значимого самостоятельно. Чтобы это было не просто за то, что я у них есть.

И постоянно чего-то не хватало. Постоянно!

В занятиях спортом чаще были вторые-третьи места.

На олимпиадах по математике также.

Школа с серебряной медалью.

Единственное действительно важное достижение – окончание университета МВД с красным дипломом. Но знаете что?

Всё равно все считают, что в двадцать четыре года я являюсь следователем по особо важным делам из-за того, что мне повезло с фамилией, и, соответственно, со связями.

Особо «грамотные» уверены в том, что я сплю с – нетрудно догадаться – Сергеем Ивановичем.

Он пообещал маме, что будет приглядывать за мной – никто об этом не знает, – и теперь всё Управление кипит сплетнями.

Поздоровавшись со всеми собравшимися, Сергей Иванович, он же просто дядя Сережа – один из лучших друзей моей мамы, занимает место в первом ряду большого актового зала.

Мы с Васильевой садимся около стеночки, и теперь я могу беспалевно разглядывать его профиль.

Собранный, но при этом равнодушный взгляд. Уверена, что сейчас периферийным зрением он сканирует обстановку. Несмотря на достаточно расслабленную позу, его спина остается ровной, а мышцы кажутся крепко натянутыми.

Словно бы два разных человека. На выходных он дурашливо играет часами напролет с Алсу и Димкой, а в рабочих стенах, насколько я могу судить, у Сережи напрочь не имеется простых человеческих слабостей. Если не считать одной – точно знаю, что в его столе полно шоколадных конфет, которыми он со мной делится на регулярной основе.

Слухи родились не на пустом месте. Ни с кем другим руководство на места преступлений и задержания не ездит, но я смирилась. Спокойствие мамы важнее.

Один из заместителей начальника Управления Следственного Комитета нашего региона – самый ответственный за честь и доблесть мундира, начинает задвигать речь. Говорит очень долго и нудно, хоть и по делу.

– Обязанность оберегать честь и достоинство офицерского звания лежит на каждом из вас…

– Одни накосячат, а долбить будут всех,– со стенаниями произносит Настя.

Произошла неприятная ситуация.

Двоих патрульных ночью отправили проверить остановку по вызову. Женщина пожаловалась, что гуляла по набережной в компании маленькой внучки, и они наткнулись на парочку совокупляющихся молодых людей.

Как уж так вышло, непонятно, но закончилось всё тем, что девчонка – та самая, что с молодым человеком весело проводила время, – подала заявление на патрульных. Причина – изнасилование.

Казалось бы – долбить должны смежную структуру, но один из парней оказался сыном начальника одного из отделов следственного комитета.

Такие темы у нас очень долго перекатывают. Уже предвкушаю, несколько месяцев исправительных работ.