скачать книгу бесплатно
– Э, мы дурью не торгуем. Отвали, командир… А что, тебе дурь нужна?
– Мне дурь не нужна. Мне нужно совсем другое. Понимаете?
– А, совсем другое.
– Парень нарывается, – констатировал один таксист.
– Ну что ж… – произнес другой.
– Я не нарываюсь, – опроверг Филипп. – Я слышал: вы в курсе… Мне услуги нужны.
Водилы облегченно выдохнули.
– Ты ясней выражайся. А то можно неправильно понять, – посоветовал первый таксист. – Покарауль вон у табачного ларька. К тебе обратятся.
Филя встал возле табачного ларька.
Подошла. Репетиция свидания. Того самого. Они, которые потом, – для другого. А она – для этого. Они – для ветреных утех, а она для свиданий на ветру. Всегда – ветер. Или – кажется. Она на этом собаку съела и еще хочет: кажет млечные, как у ребенка, зубки. Запрокидывает голову, словно намекает на близкое, смотрит из-под прикрытых век млечными голубыми глазами. Черный плащ облегает плотное тело, голова, стриженная птичьей шапочкой, непокрыта.
Обкатано, ни малейшей накладки, необратимость, зыбучие пески и цепное падение плиточек домино. На черных белые крапинки, на белых черные. Закономерно: белые руки, черный плащ. Глаза мутнеют и одновременно пустеют на лице, как небо за облаками – гипнотически. Челку вскидывает рывком головы со лба призывно. Улыбка примадонны оперетты, рассчитанная на кипучие овации. Вместо оваций – запутанный, как пряжа, шум улицы.
Пряжа улицы стреножит толпу, путается в ногах, у всей разом. Затоптали пряжу, шерстяные нити изгвазданы в снегу сиплом, словно его выдули, как слюну, из трубы в оркестровой яме. Рельсы в оркестровой яме, а музыканты мелькают в вагонах. Зрители с платформы пытаются различить: какой же у кого инструмент, что получается глушащий вихрь? Ушными раковинами вихрь вычерпывается из механизированных недр; так в морских раковинах слышно море, в ушных слышится нарастающий гул поезда. Как моллюск нежит свою раковину, так язык нежит – ее – раковину. Неотвратимо. Город. И – она.
Она – это буква «а». Остальное «он». «А» провисает, как волосы, нижущие темноту. У этой – короткие волосы, но призывным взмывающим кивком она намекает на длинные, близкие, на букву «а» намекает, щурясь. Пальцы белые, как у музыканта в оркестровой яме. Из-под черного плаща – виолончельный отзвук, жажда смычка, напряжение стальных струн, живых колков и шпонок. Щиколотка приложима к плечу, как гриф. Но – не ее стойкая меловая балясина. А буквы «а».
– Вы ко мне? – взволнованно, радостно спросила Лидка.
– Наверное.
– И не сомневайтесь, вы точно ко мне. Идем! Припустила скорым решительным шагом прочь от метро в сторону дворов.
– Какая вам нужна девочка?
– Конкретная.
– О, у меня все конкретные!
– Я не в таком смысле.
– А в каком?
– Я бы хотел по имени Нонна.
Озадачилась.
– По имени предпочитаешь?
– Да, предпочитаю.
– Но у меня не справочное бюро.
– Я понимаю.
– А с чего ты взял, что у меня есть девушка с таким странным именем? Ты оригинал?
– А что, нет с таким именем?
– У меня много чего есть, всевозможный выбор.
– Тем лучше. Так я могу рассчитывать?
– Ты по рекомендации?
– Да, я по очень авторитетной рекомендации. Мне вас отрекомендовали как лучшего специалиста.
– Что ж, приятно!.. – Лидка усмехнулась опасливо. – Не знаю, кто ее отрекомендовал…
– Может быть, и знаете.
– Может быть, и знаю… – Лидка испытующе сощурилась. – Впрочем, я рада. Нонночка – сложная девушка. Она так с первых слов унижает клиента, что уважающий себя готов ее скорее сразу пописать, чем брать для услуг. Так что она пока не работала.
– Тем лучше.
– Я тебя понимаю! – закивала Лидка. – Я бы с ней не церемонилась. Но она – от одного моего старого друга. Может быть, общего, а? – Лидка синим, свежим, как незабудка, глазом подмигнула.
– Может быть.
– Не знаю, понравится ли тебе ее обращение…
– Понравится. У вас очень красивые глаза.
– Спасибо! Если Нонночка тебя обидит, мы тебя утешим.
Вошли во двор. Лидка потянулась к окну первого этажа, постучала в стекло. Почти мгновенно из подъезда выбрели три фигуры.
– Спокуха, кисы, он по записи, – объявила им Лидка.
– Абонемент, – нервно подмигнул в темноте Филипп.
– А где же наша строптивая? – спросила Лидка. – По ее душу пришли.
Девушки тупо молчали.
– Почему не отвечаем? – осведомилась Лидка.
– Она целый день на кухне сидит, – пробормотала одна из девушек.
Лидка подошла к другому окну, постучала. Филипп увидел в окне Нонну. Лидка сделала ей жест немедля выходить. Нонна метнула резкий взгляд на Филю и погрузилась глубоко в заоконье.
– Сколько? – спросил Филипп.
– Ночь? – вздохнула легко Лидка.
– Да.
– К себе возьмешь?
– Да.
– Пять.
– Неужели?
– Да. Она, когда у меня поумнеет, за валюту пойдет. Лови момент. Хотя ты с ней сначала договорись. А то, может быть, сам сейчас откажешься. Я могу тебе предложить другую. Нонке поначалу побойчее ковбой нужен.
– А Мистер Икс не подойдет?
– Ты Мистер Икс?
– Да.
– Где же твоя маска?
– Я наоборот теперь. Раньше я прятал лицо, теперь я прячу маску.
– Ну ты даешь!
Усмехнулись и девушки, им понравился Мистер Икс.
Вышла Нонна.
– Вот, Нонна, за тобой Мистер Икс прибыл.
– Он не Мистер Икс.
– Вы знакомы?.. – вздрогнула Лидка.
– Он Олень.
– Опять клиента задеваешь?
– Ничего. Я не обиделся. Олень так олень. Я согласен.
Лидка прильнула к Филиппу. Он сунул ей всю наличность, порадовался, что – только-только, но хватило. Если бы не хватило, догадливая Лидка могла потом не показать ему Нонну. Она и сейчас заметно беспокоилась и уже колебалась.
Нонна пошла вперед.
– Ты так уверенно идешь, как будто знаешь, где я живу, – отметил Филипп, поспевая из двора во двор за ней.
– Я предполагала, мне мужик подвернется, зверь, от которого не отвертишься. А попался ты.
– Что, если я и есть зверь? Звери бывают разные.
– Да, встречаются зайцы. Ты заяц. Я считала, ты олень, а ты заяц.
– Забавно ты работаешь. Ты что, как это называется, «госпожа»? Унижаешь клиентов? Но у меня другие вкусы. Я достаточно унижен обстоятельствами, мне нужна эта, как там у вас называют, «рабыня». Я актер, профессиональный артист, но одновременно нетеатральный человек. В чем заключается драма моей жизни.
– Слушай, давай правда без речитативов. Уляжемся и разбежимся в разные стороны.
Вошли в квартиру. Тут – несметно книг по стенам. Плачевно почерневший, остро пахнущий черной землей паркет. Между книгами и паркетинами и под сдержанными пейзажами в разновеликих рамах держится тонкий холодный воздух. В прихожей вешалку загромождала одежда всех сезонов.
Выпили вина. Нонна вдруг попросила:
– Давай не произойдет этого.
– Этого и не произойдет.
– А что произойдет?
– Произойдет другое.
– Что другое?
– Ты – другая. Потому и будет – другое.
– Почему тебе взбрело, что я другая?
– Ну не такая же.
– Как кто?
– Я же сказал тебе, я актер, имел дело больше с актерами, актрисами. А ты не актриса.
– Чего же тебе от меня понадобилось?
– Жизни. Мне нужна живая женщина.
– Куда тебе такая, с которой ты не в состоянии играть?
– Чтобы не играть с ней, а жить.
– Но ты-то – актер.
– Да. Но, повторяю, я одновременно нетеатральный человек. Нетеатральный актер становится шутом. Тебе нужен шут?
– Кроме шутов я никого не встречала.
– Встреченные тобой наверняка не согласны называться шутами. А я согласен. Буду добровольным шутом, а не шутом поневоле. Чувствуешь разницу?
