скачать книгу бесплатно
Миллион на стене
Калле Каспер
Гоар Карлосовна Маркосян-Каспер
Расследования супругов Кару #3
Детективные романы Гоар Макосян-Каспер и Калле Каспера созданы в жанре классического детектива и связаны общими героями: писатель Кару при содействии жены-переводчицы Дианы помогает двоюродному брату-полицейскому расследовать преступления, свидетелями которых волей случая оказывается.
У театрального художника Матса Теллера украли картину Константина Коровина, доставшуюся ему по наследству. Матс очень на нее рассчитывал: человеку свободной профессии пенсия не положена, а на свои работы кормиться еле-еле удается. Цена Коровина не маленькая – миллион двести тысяч. Что важно – вор не взял из дома больше ничего. Значит, приходил конкретно за картиной. Круг подозреваемых сузился до тех, кто а) когда-то бывал у Матса, б) разбирается в живописи. Но полиция к краже отнеслась с прохладцей. И вольному художнику ничего не остается делать, как прибегнуть к помощи своих друзей – Диане и Калеву Кару, которым не раз удавалось распутать клубки преступлений…
Гоар Маркосян-Каспер, Калле Каспер
Миллион на стене
Диана сидела, подобрав под себя ноги, в углу дивана под торшером и читала «Татарскую пустыню», подаренную приехавшей на Новый год дочерью, а скорее, матерью, вряд ли восемнадцатилетняя девчонка обладала столь развитым вкусом, наверняка Буццати ей вручила бабушка. Пока Лелька была в Таллине, Диана за книгу не бралась, хотя дочь больше бегала по подружкам, чем сидела дома, но все равно создавала вокруг себя суету, что, наверно, присуще юности, как таковой… Или нет? В любом случае, после ее отъезда в квартире воцарилась непривычная… или, скорее, привычная?… тишина, и Диана могла углубиться в произведение, о котором давно слышала, но в руки взяла только теперь. Калев, закончивший утром очередную часть романа и собиравшийся вечером отдохнуть от работы, рассеянно глядел на экран телевизора, смотрел, хоть и с прохладцей, теннис, матч, кажется, был малоинтересный, и, когда подал голос домофон, он сразу выключил телевизор.
– Это еще кто? – спросила Диана, захлопывая книгу.
– Теллер, – сказал Калев, поднимаясь.
– Матс?
– Он.
– Разве он звонил?
– Конечно. Час назад. У него какое-то дело.
– И ты говоришь мне об этом только сейчас? – рассердилась Диана.
– А что?
– Надо же прибрать комнату. Хотя бы!
– По-моему, тут полный порядок, – флегматично бросил Калев, направляясь в прихожую.
– Это тебе кажется, – буркнула Диана, вскочила и стала оглаживать сбившееся покрывало на диване, то был более или менее гармонировавший с обивкой стульев и кресел искусственный мех серо-голубого цвета, найденный и приобретенный после долгих поисков. Потом она окинула взглядом свою любимую гостиную, белые стены, оклеенные однотонными, но с рельефом обоями, сине-голубую люстру, простенькую белую мебель, в основном, книжные полки, набитые до упора, так, пыли как будто не видно… быстренько сложила в стопку разбросанные по журнальному столику газеты, расставила по местам стулья… этим мужчинам все равно, где что валяется, в порядке, видите ли… тут она сообразила, что не мешает позаботиться и о собственном виде, и опрометью кинулась в спальню, авось, пока гость доберется до третьего этажа, она успеет напудрить нос и причесаться.
Когда она вышла в прихожую, Матс Теллер, благообразный подтянутый мужчина с седыми висками и холеной бородкой, протянул ей уже освобожденную из пут многослойной бумажной обертки полураскрывшуюся розу с переливчатыми сиреневыми лепестками.
– Что за прелесть, – воскликнула Диана не из вежливости, а вполне искренне и подумала, что у Матса вкус подлинного художника… впрочем, по нынешним временам вкус далеко не главный признак такового, скорее, наоборот, не случайно Теллер не относился к числу особенно преуспевавших живописцев, возможно, для преуспеяния в постмодернистском мире его вкус был слишком тонок… Собственно, он не был и живописцем, Теллер рисовал тушью и делал прекрасные, в нежнейших тонах, акварели, одна из которых висела в квартире супругов Кару на почетном месте над комодом.
Близкой дружбы между Калевом и Матсом не было, наверно, из-за великоватой разницы в возрасте, но приятельские отношения существовали давно, с тех пор, как пьесу Калева поставили в драмтеатре, а Теллер оформил спектакль, время от времени тот этим занимался, хотя ни в одном театре не числился, был свободным художником со всеми плюсами и минусами подобного статуса, Диане отлично известными. Матс бывал у них относительно часто, супруги Кару приглашали его в гости по праздникам, на день рождения Калева да и просто так, но сами к нему были не особенно вхожи, Теллер с женой развелся уже давно, жил с матерью, а после ее смерти один и потому, видимо, предпочитал присылать им приглашения на премьеры спектаклей, которые оформлял, или выставки, обычно скромные, в каком-нибудь кафе или маленькой галерее. И однако Диана не помнила случая, чтобы он явился по делу, посему ее снедало любопытство, довольно умеренное, правда, скорее всего, Матсу понадобилось написать или отредактировать какой-то текст, чем иным мог ему помочь современный писатель, лицо маловлиятельное и еще менее обеспеченное.
Теллер согласился выпить чашку кофе, и пока Калев его заваривал, приготовление чая и кофе входило в число его домашних обязанностей, Диана извлекла из стенного шкафа глубоко запрятанную на случай такого вот неожиданного визита коробку печенья. Сперва, правда, она хотела подать на стол купленные днем штуковины, которые высокопарно именовались миндальными пирожными, хотя представляли собой дрожжевое тесто, пропитанное неимоверным количеством эссенции, однако Калев, заметив ее поползновение, глубоко возмутился:
– Ты что, собираешься угощать гостя этой булкой с цианистым калием?!
– Не я же ее пекла, – пробормотала Диана, но продукцию местной кондитерской промышленности отставила, подумав печально, какие вкусные некогда в Таллине были пирожные…
Вначале говорили о том, о сем, больше, конечно, о работе, Матс стал рассказывать, что получил нежданно-негаданно предложение оформить оперный спектакль, «Аттилу» Верди, дело интересное, но многотрудное, требующее массу времени…
– Но и выгодное? – спросила Диана.
– Это с какой стороны посмотреть, – сказал Теллер неопределенно.
– То есть?
– Понимаешь, работы много, и я целый день в театре.
– Ну и что?
– А то, что когда я в театре, дома меня, естественно, нет.
Диана смотрела непонимающе, и Теллер повернулся к Калеву.
– Скажи-ка, брат твой двоюродный по-прежнему ловит воров и грабителей?
– Ловит, – отозвался Калев чуть настороженно. – Правда, больше убийц. А в чем дело?
– Да видите ли, дорогие мои, кто-то воспользовался тем, что меня целыми днями нет дома, и залез в квартиру.
– Обокрали? – воскликнула Диана.
Теллер кивнул.
– Но как это?…
– Самым примитивным образом. Взломали замок, вошли… Собственно, полиция полагает, что грабитель был один. Судя по отпечаткам.
– И много чего он унес?
– И да, и нет. Это смотря с какой точки зрения… Словом, ребятки, у меня украли картину.
– Твою? – спросил Калев.
– Если бы! Нет. Коровина.
– У тебя есть Коровин?! – удивился Калев. – Первый раз слышу.
– Я старался особенно не распространяться… Что, тем не менее, не помогло… Коровин у меня относительно недавно, два года, с тех пор, как умерла мать, до того он, естественно, принадлежал ей. Но я всегда знал, что когда-нибудь он достанется мне. Если, конечно, родителям не придется его продать, чтобы обеспечить себя на старости лет. Отец мой еще в эстонское время… я имею в виду, до войны… купил несколько картин, Коровин был из них самой ценной. Две-три попроще он продал в девяностые, но Коровин остался и перешел ко мне. – Он тяжело вздохнул. – Я очень на него рассчитывал, – добавил он тихо. – Я ведь человек свободной профессии, пенсия мне не положена, а на свои работы кормиться и теперь еле-еле удается.
– И дорого этот Коровин стоит? – спросила Диана.
– Недешево. Примерно такой висит в галерее… Знаешь «Шифару»?
Диана кивнула.
– Цена миллион двести тысяч.
Калев присвистнул.
– Сумма кругленькая!
– Это отнюдь не предел, – вздохнул Теллер. – На аукционе Сотбис подобные картины стоят в несколько раз дороже.
– Ну до Сотбис отсюда далеко, – сказала Диана меланхолично.
– Ерунда, – бросил Калев. – Включаешь компьютер, входишь в интернет, найти адрес – две минуты, написать туда – еще три.
– И ты бы стал предлагать что-то Сотбис? – не поверила Диана.
– А почему нет? Чем я хуже других? Конечно, стал бы. Тем более Коровина… Ладно. Так когда картину увели?
– Неделю назад, – сказал Матс сумрачно. – Не так давно, но у меня ощущение, что полицию это волнует мало. По-моему, они к кражам вообще относятся с прохладцей.
– Даже миллионным? – удивилась Диана.
– Так ведь это не их миллион. «Почему вы держите такие ценности дома, без охраны, у нас столько охранных фирм»!
– И правда, почему? – спросила Диана.
– А потому, что охрана стоит дорого! Я ведь не миллионер.
– Разумнее было бы картину продать, – заметил Калев, – а деньги держать в банке. Еще и проценты можно было бы получать.
– Это верно, – признал Теллер. – Я и собирался. Просто она мне нравилась, я ее повесил в спальне, утром и перед сном полюбуешься, уже настроение лучше.
Он снова вздохнул.
Калев снял очки и меланхолично потер концом дужки переносицу.
– Я, конечно, поговорю с Андресом, – сказал он, – но не поздно ли? За неделю картину могли двадцать раз вывезти из страны, поди теперь поищи… А, кстати, большая она?
– Семьдесят на девяносто.
– Немаленькая. А как он ее вынес? Снял с подрамника или как есть?
– Как есть. Вместе с рамой.
– Удивительно, что никто его не приметил… Хотя, конечно, в нашем районе даже летним днем народу немного… Но дальше он ведь не будет с рамой разгуливать. Снимет холст с подрамника, свернет в рулончик, и пожалуйста, свободно влезет в чемодан. Сдал в багаж и махнул в Европу. В любую страну.
– Такую ценность, и в багаж?! – возразила Диана.
– Ну не в руках же ее нести.
– Все равно, вряд ли все это так просто.
– Вряд ли, – вдруг согласился Калев. – Все зависит от того, кто вор. Одно дело, если это продуманная кража с заранее намеченным покупателем или перекупщиком, другое, коли импровизация… Слушай, Матс, а больше ничего не украли, только Коровина?
– Только.
– Но тогда вор знал, за чем он идет. При всей своей фантазии мне трудно вообразить заурядного квартирного вора, который залез в дом, прошелся, увидел в спальне картину, одну из многих к тому же, твои ведь тоже везде висят, с первого взгляда определил ценность полотна…
– Он мог прочесть подпись, – сказала Диана.
– Да, разумеется. Прочел и, как недюжинный знаток живописи, сразу понял, что вот он, миллион, больше ничего брать не стоит, игнорировал компьютер, телевизор, словом, все, что обычно квартирные воры тащат, снял Коровина и был таков?
– Не очень правдоподобно, – признала Диана.
– Таким образом круг подозреваемых можно очертить сразу. Это те, кто знал о картине. Ну-ка, Матс, перечисли нам их.
– Конечно, я над этим размышлял, – ответил Теллер после небольшой заминки. – Тем более, что и полиция этим интересовалась. Но, понимаешь, это не так просто. Картина принадлежала нашей семье больше шести десятков лет. Отец мой был еще совсем юнцом, когда ее купил. После смерти бездетного дяди ему достались кое-какие деньги, и, вместо того, чтобы вложить их, скажем, в ценные бумаги, он купил картины. Тогда в Эстонии было много русских эмигрантов, белогвардейцев и иных людей, часть из них сумела вывезти из России и какие-то вещи, за счет продажи которых потом жила. Вот отец и приобрел кое-что, в основном, полотна русских художников. И еще несколько небольших предметов, антиквариат, естественно. Фарфоровые статуэтки, бронза и тому подобное.
– Весьма предусмотрительно, – заметил Калев, – ведь ценные бумаги или сами деньги с приходом русских обратились бы в ничто.
– Вот именно! А вещи сохранились. Но вот в чем проблема: откуда мне знать, кому и когда отец демонстрировал свои сокровища?
– Вряд ли он особенно хвалился ими в советское время, – сказала Диана.
– Да, но все же… Я ушел из дому, когда женился. Снял квартиру. И жил отдельно до последнего времени, и когда развелся, и когда женился снова и опять развелся… Только после смерти отца мать осталась одна, ну и я к тому времени был один, так что перебрался к ней. В отчий дом, так сказать. Потому и перечислить тех, кому о картине говорил отец, я не могу.
– А сколько лет, как он умер? – спросил Калев.
– Восемь.
– Тогда вряд ли в данном случае орудовал кто-либо из оповещенных им людей, – заметил Калев. – Неужели вор будет ждать восемь лет? А как насчет матери? Она ведь умерла относительно недавно.
– Да, – согласился Матс. – Но мама в картинах не больно-то разбиралась. Она ведь была только бухгалтершей, знала, конечно, что картины стоят денег, отец неоднократно об этом говорил, но в «мирискусниках», равно как и «Бубновых валетах» и «Голубых розах» не разбиралась. Да и подруги ее и бывшие сотрудницы, с которыми она, в основном, водилась, знатоками живописи отнюдь не были.
– Ну хорошо, а сестра твоя? Кстати… извини за нескромный вопрос, но… Как я понял, квартира и Коровин достались тебе. А что получила в наследство она?
– Две другие картины, – ответил Теллер с готовностью. – Жуковского, в частности. Тоже довольно ценная вещь. И кое-какие антикварные вещицы. Что касается квартиры, я переписал на ее старшего сына свою однокомнатную; после того, как я переехал к маме, ту я сдавал. Так что никаких обид…
– Понятно. Однако она была в курсе дела. Как и наверняка вся ее семья. Она ведь замужем?
Теллер кивнул.
– Дети?
– Двое. Сыновья. Уже взрослые парни, одному двадцать восемь, другому двадцать три.
– Четыре человека, – сказал Калев.
– То есть?
– Люди, которые могли где-то кому-то обмолвиться. Не обязательно ведь специально сообщать грабителям. В какой-то компании заходит разговор о живописи либо о картинах как способе вложения денег, еще чем-то в таком роде, и молодой человек говорит: «Мой дед когда-то купил на аукционе картину Коровина. Сейчас она принадлежит моему дяде». Например.
Матс вздохнул.
