скачать книгу бесплатно
– Бу сделано, – ответил Алёшенька то, что ему сразу понравилось и запомнилось.
Его глаза возбуждённо и радостно сияли от множества гостей. Лиза с Ариной пошли на кухню помогать Валентине Адамовне, готовить всё на стол.
– А где вы встретили Серёжку? – спросила Лиза.
– Олег сказал ему на работе, что мы идём к вам и на танцы, и он напросился с нами. Ты бы знала, как у нас в городке все женщины словно с ума посходили за этим Серёжкой.
– Вот так всегда в каждой части, куда нас переводят. Они сами к нему домой бегают.
– Так женщины сами портят и балуют мужчин, – проговорила Валентина Адамовна.
– Женщины балуют и портят только тех мужчин, которые сами этого хотят, – решительно возразила Лиза. – Но Серёжка, между прочим, славный и добрый. Коренной москвич, у него там осталась бабушка, которая его вырастила.
– А почему нет традиционных стихов Олега? – спросила Лиза, когда они вернулись в комнату и расселись за столом.
– Сейчас будут, – с готовность отозвался тот и сразу посыпал:
Не допускай обмана в сердце,
Туман соблазна одолей
И страсти сладостный напиток
Низринуть в бездну не жалей.
Он передохнул, словно давая возможность прочувствовать магию этих слов и вникнуть в их затаённый смысл. Потом снова продолжил:
Не верь в их ложные обеты
И наслаждений их мираж —
Всё преходяще. Канет в Лету.
За всё сторицею воздашь.
Он снова остановился, но все молча слушали и ждали продолжения.
А если призрачное счастье
Коснётся вновь крылом любви,
Цветы в мелодии вплетая, —
Ты прикоснися, но беги…
Багряный сладостный напиток
Не допивай до дна. Разлей.
Папирусный прадревний свиток
Сожги и по ветру развей.
Забудь слова, касанья, ласки, —
Пусть уплывут в закат, в рассвет,
Пусть миражом кружатся краски
И тихо льётся нежный свет.
Пусть жизнь вся соткана из мук
Без радости познанья Бога,
Как в вечности плывущий звук
И в бесконечности – свобода…
– Что за декадентская поэзия? Я ничегошеньки не понял, – сказал Сергей, когда Олег сделал паузу, чтобы передохнуть.
– Ты просто не дорос, – заметила Лиза.
– Я уверен, что Илья тоже не врубается, но молчит, – возразил Сергей.
– Вот и молодец. Олег, дальше, пожалуйста, – попросила Лиза.
Олег кивнул и прочёл:
Непостижимость не лови,
Пусть сокровенность возродится
И с таинством большой любви
В Небесном Царстве обручится.
Некоторое время все молчали и даже Сергея пронзили последние слова. Арина задумчиво повторила:
И с таинством большой любви
В Небесном Царстве обручится.
– Что за дивная магия слов? Кто так чудно сплёл их? Потрясающе. Почему ты никогда не читал этого стихотворения? Чьё это?
– Какая разница, чьё? Я не помню, – ответил Олег.
– А можно и я ещё одно? – спросила Лиза. – Оно в чём-то созвучно, но другое:
Две царевны, бледны, русы,
У воды лежат.
Их кокошники и бусы
Точно отблески жар-птицы.
Опустив свои ресницы,
Две царевны будто спят.
Олег чуть приподнял руку, останавливая Лизу, и продолжил:
Осень, сняв венок и платье,
Косы подобрав гребенкой,
Плещется чуть слышно у скалы.
– Олег, ты просто умница, – с восторгом проговорила Лиза. – Откуда ты знаешь даже это стихотворение? Я не помню, где нашла его и даже не знаю, кто автор.
– Вера Инбер, маленькая женщина, о которой её муж сказал, что её губы пахнут малиной, пороком и Парижем, – с пафосом произнёс Олег и все даже захлопали.
– Потрясающе, – произнесла своё любимое определение Арина и повторила: – «Её губы пахнут малиной, пороком и Парижем…» – невероятно.
Через час они весело спускались вниз по лестнице, отправляясь на танцы.
Почему люди бывают так безоглядно беспечны? Почему не ценят каждую минуту, каждый день счастья, уверенные в том, что так будет всегда? Почему не думают, что за безоблачным везением и добрыми дарами судьбы непременно наступит совсем другое время, порой совершенно противоположное? И тогда или судьба всё заберёт и разрушит, или они сделают это сами, подчиняясь незыблемому закону свободы выбора и, кто часто, а кто почти постоянно ошибаясь в нём.
Перечитывая теперь приговорённые к сожжению дневники того времени, она снова переживала все милые и забытые мелочи тех счастливых дней и жила в них так, словно между понятиями «тогда» и «теперь» не было прожито нескольких десятков лет.
Когда они весёлой и шумной гурьбой вышли на улицу, вечер окружил их ласковой теплотой. Стояли задумчивые осенние дни, пронизанные свежестью приближающихся, но всё ещё далёких холодов, едва заметно подступавших к ночи. Тихие улицы мягко освещались редкими фонарями. Изредка медленно плыл и падал с дерева уснувший листок, мечтательно и долго, словно растерянно удивляясь, кружил в воздухе, опускаясь на землю, и пропадал, исчезая в темноте.
Они неторопливо шли по улице, и Лиза сказала:
– Какая чудная осень!
– И как здесь хорошо, – поддержала её Арина.
Олег внимательно посмотрел на них и спросил:
– Девочки, а не спеть ли вам песенку мышонка из мультфильма:
Какой чудесный день!
Какой чудесный пень!
Какой чудесный я
И песенка моя.
Все весело засмеялись, и Арина с деланной укоризной проговорила:
– Ты разбаловался от счастливой жизни. Тебе надо было жениться на сварливой и жадной бабёнке и ты завидовал бы тем, у кого весёлые жёны.
Олег серьёзно посмотрел на неё и ответил:
– А может быть, я и сейчас сам себе иногда завидую. Откуда ты знаешь?
– Слушайте, прекращайте в присутствии холостяка объясняться в любви, а то я умру от зависти, – вмешался Серёжка и все снова рассмеялись.
Зачарован невидимкой,
дремлет лес под сказку сна,
– прочёл Олег и Лиза повернулась к нему:
– Откуда у тебя столько дивных стихов? И каждый раз всё новые.
– Академия. Всё это Москва и академия, – ответила за мужа Арина. – Он там днями пропадал в библиотеке. Переписывал, запоминал, рассказывал мне потом и декламировал.
– А вот Илья не захотел ехать учиться в академию, – сказала Лиза, и было непонятно, одобряет она это решение или осуждает и сожалеет.
– До академии надо дорасти и дозреть, – Илья назидательно поднял указательный палец. – А я не дозрел и не дорос – вот в чём вопрос.
– Да ты заговорил стихами, – заметил Сергей.
– Рыжик, разве тебе мало тех денег, что я приношу? – спросил Илья, поворачиваясь к Лизе.
– Нет, мне их предостаточно. Я просто не знаю, куда их девать и на что тратить, – в тон ему ответила она.
– Значит, тебе хотелось бы быть женой генерала?
– Нет, я не тщеславна, – она, улыбаясь, посмотрела на мужа.
– Тогда зачем нам академия? – спросил Илья, и она снова в тон ему ответила:
– Нам не нужна академия.
Из громкоговорителя на площади вдруг полился плавный и волшебный вальс Штрауса, заполняя и завораживая всё вокруг празднично счастливым кружением. Илья вдруг церемонно обнял жену за талию, она положила руку ему на плечо, и он закружил её в вальсе по дороге.
– А мы? – воскликнула Арина. – Подождите, сделаем «восьмёрочку», это же замечательно, здесь столько свободного места!
И они с Олегом закружились тоже, то сходясь, то расходясь с Савельевыми, рассчитывая движения и длину шага.
– Осторожно, не задень крылом, а то снесёшь фюзеляж, – очень серьёзно проговорил Олег, предупреждая Илью, и все сразу рассмеялись, сбились с такта и остановились.
– Нет, вы только посмотрите на него, – удивилась Арина. – Сколько сил я потратила, чтобы уговорить его идти на танцы, а теперь, он кружится даже посреди улицы.
Олег обнял обеих женщин и тихо проговорил:
– Девочки, пошли немедленно, пока мы не передумали.
– Нет, это невыносимо, – простонал Сергей. – Глядя на ваши семейные идиллии, я преждевременно и неудачно женюсь, а вы будете в этом виноваты, только вы.
А вальс всё звучал и лился над небольшой площадью, над тёмными крышами домов, над деревьями и мягко освещённой улицей, как сладкие волны счастья. И они действительно были тогда очень счастливыми, даже не сознавая это.
Танцевальный зал дома офицеров был уже в меру заполнен и ярко освещён. Наступила небольшая передышка между танцами, и в зале царил мягкий приглушенный говор.
Группа ребят стояла на своём излюбленном месте справа от входа, выделяясь безоглядной уверенностью молодости и сплочённости связывающей их дружбы. Трое из них недавно вернулись из армии и учились в вечерней школе, один приехал на выходные из Минска, где заканчивал университет, ещё двое жили и работали здесь. Они родились и выросли в этом городе, знали друг друга с детства, были связаны той крепкой и верной мужской дружбой, которая редко слабеет с годами. Самый высокий среди них был Стас Палевский. Янек Заграва и Антон Копешко, оба ниже Стаса, но крепкие и самоуверенные, стояли рядом, в отглаженных рубашках и брюках. Янек тоже чуть улыбался, разглядывая стоявших поодаль девочек. Его рыжеватая и чуть вьющаяся шевелюра отливала золотом. В тёмной глубине карих глаз таилась задумчивая замкнутость, когда он осматривал зал, стоя в своей любимой позе, чуть расставив крепкие ноги, как часовой на посту. Заметив это, самый старший из них, Коля Мацик проговорил:
– Янек, вольно, ты не на посту, можешь расслабиться.
Все улыбнулись, а Дима Ясневский заметил:
– Отличник боевой и политической подготовки. Чувствуете?
– Ладно вам, кончайте травить, – отшутился Янек, мягко улыбаясь, и спросил: – А чья сегодня «чёрная»?
Все переглянулись и посмотрели на миловидную черноволосую женщину лет тридцати, танцующую с высоким и долговязым офицером, неловко и неуклюже двигавшимся по залу.
– Моя, – неохотно ответил Коля Мацик и, чуть покашливая, добавил: – Только я сегодня пас. Иду спать, устал.
– Слабеешь, старичок, – засмеялся Антон и, наклонившись к нему, тихо спросил: – Тогда, может, я вместо тебя?
– Иди, – разрешил Коля.
– А может, сегодня я нырну? – спросил Янек, глядя на Антона.
– Или я? – повернулся Дима.
– Завтра, – решительно ответил Антон. – А сегодня вы зевнули, место забито. Иду я и только я.
– Смотрите, кто пришёл, – проговорил Коля, и все повернулись к входу в зал.
