скачать книгу бесплатно
– Славянин в лучшем варианте, правда? Иван-царевич из сказки, – сказала Лиза.
– Не говори. Красивый парень. И что замечательнее всего, – ведёт себя так, словно даже не подозревает о своей красоте.
– Ему бы в кино сниматься где-нибудь в столице, а не жить здесь в провинции, – согласилась Лиза. – Но наш кинематограф, словно специально, выискивает такую серую посредственность, что просто удивляешься, как они могут сниматься в кино да ещё играть положительных героев.
– Ты права. Просто непонятно, кто сменит Столярова, Тихонова, Самойлова, Медведева. А женщины? Ушли Орлова, Ладынина, Серова, Целиковская, а вместо них приходят какие-то бабочки-однодневки. Ни внешности, ни таланта, ничего.
– Ты видела старосту моего класса? – спросила Лиза.
– Таню Мацкевич? Да, конечно.
– Вот пара Палевскому, правда? Такая стройная и милая, а эти её русалочьи зелёные глаза – просто очарование. Я не могу от них оторваться.
– А как тебе твои новенькие вообще?
– Ты имеешь в виду ребят? По-моему, ничего. Серьёзные и собранные. Но сейчас ещё рано делать выводы.
– И они, по-моему, сегодня задались целью не дать нам поговорить, потому что вот идёт ещё один с новым гениальным вопросом.
Копешко был ниже Палевского, но ладно сбитый. Крепкие плечи, тренированное тело, как у всех после армии. Смело и без тени смущения он, чуть улыбаясь, спросил:
– Елизавета Сергеевна, вы не могли бы записать меня в классный журнал?
Он свободно стоял и так же свободно говорил, глядя на молодых учительниц как на равных, весёлыми, всё знающими глазами в тёмных густых ресницах.
– Непременно запишу, – сказала Лиза. – Как только вы принесёте все документы и заявление. А до этого побудете просто вольным слушателем.
Он чуть снисходительно, даже ласково улыбнулся, опустив ресницы, отчего в его красивых глазах с припухшими нижними веками появилось выражение нагловатого всезнайства, словно говорившего: «Ты для меня не учительница, а всего лишь хорошенькая девчонка. И знаю я вас всех, и умею вертеть вами так, как захочу. Но так и быть – подыграю тебе». Глядя с той же насмешливо-ласковой снисходительностью, он улыбнулся и мягко, но наставительно поправил её:
– Вы меня не поняли. Я принесу заявление вместе с документами позже. А пока вы всё-таки запишите меня в журнал.
Она с интересом посмотрела на него, и, подражая его насмешливой снисходительности, но ещё более настойчиво подчёркивая, что будет не так, как настаивает он, а как решит она, спокойно возразила:
– Это вы меня не поняли. Нужно принести заявление и недостающие документы. И я вас сразу же, без промедления запишу в журнал. А пока будет именно так, как я сказала.
В его чуть прищуренных глазах была умная уверенность мужчины, хорошо знающего женские слабости и прощающего их своей молоденькой и неопытной учительнице.
– Хорошо, тогда я принесу их прямо завтра, – с мягким послушанием проговорил он и кивнул. Она тоже кивнула, вежливо отпуская его и понимая, что уступает он ей сейчас только как учительнице, соблюдая внешние приличия, хотя насмешливо-ласковые глаза его говорили совсем другое. Когда он отошёл, она повернулась к Арине и с той же насмешкой спросила:
– Ну, как тебе нравится этот самоуверенный зазнайка?
Арина с иронией передёрнула плечами и они обе посмотрели вслед уходившему ученику.
Совершенные бестелесные сущности, купаясь в невидимых сладостных волнах и мелодиях света, то поднимаясь ввысь, то опускаясь почти до земли, играли и светились, наслаждаясь плавно льющимися и никогда не прекращающимися волнами радости и счастья. А внизу, у самой земли, так же невидимо и неощутимо для человеческих существ, клубились и перекатывались серовато-синие до темно-фиолетовых и почти чёрных оттенков волны, перемежаясь с более светлыми, окутывая, всё и особенно сгущаясь вокруг живых и движущихся созданий. Вдруг силой светлого желания и внезапно возникшего каприза, сияющие сущности высших сфер послали к земле красочный светящийся поток неземной гармонии, любви и счастья. Он устремился вниз, пронзая серость тяжёлых и тёмных сгустков, рассеивая их непреодолимым светом добра, чистоты и сияющей всесильной радости. Рассеиваясь и горя, переливаясь и вращаясь, он рассыпался мелкими искрящимися волнами света, случайно захватив два человеческих существа, попавших в сияние их невидимых лучей, проникающих сквозь сердца и души…
Он отошёл от них той же лёгкой и самоуверенной походкой, а они некоторое время с нескрываемой насмешкой продолжали наблюдать, как он шёл по коридору, каким привычным жестом поправил волосы, чуть наклонив голову, как что-то лёгкое и удачное сказал проходившим мимо девочкам и те восторженно засмеялись, устремляясь к нему. Он мягко и красиво обнял одну из них, она смущённо прильнула к нему, но он тут же и так же мягко отпустил её и подошёл к ребятам. Они перебросились несколькими словами и, обернувшись, все трое посмотрели на стоявших у окна и наблюдавших за ними учительниц.
– Ну, что ж, – проговорила Арина. – Он абсолютно точно знает, что ему нужно, и уверен, что получит от этой жизни всё, что захочет.
– Особенно в этой вечерней школе или после неё, – насмешливо возразила Лиза и, подумав, добавила: – Очень светлая перспектива для этого зазнайки.
Арина задумчиво сощурила глаза и возразила:
– Он неглупый и напористый. И поэтому всё еще может успеть.
– Ничего он не успеет, – сказала Лиза. – Не переношу таких зазнаек и выскочек. Их надо одёргивать.
– Именно это ты сейчас и сделала. А ему так хотелось пообщаться с нами на равных, как взрослому молодому мужчине, а не ученику.
– Значит, он не такой умный, как тебе показалось. Вот Палевский действительно умный. А этого, я думаю, ещё не раз придётся ставить на место. Особенно, если он снова посмеет говорить со мной на равных.
Повернувшись, Арина ещё раз посмотрела на отошедших учеников и задумчиво проговорила:
– Но что-то в нём есть. Очень притягательное, мужское, не могу понять что.
– В Палевском?
– Нет, именно в этом зазнайке. Что-то в нём такое есть, особенное.
Не поворачиваясь, Лиза недоумённо пожала плечами.
Палевский и Заграва ждали, пока подойдёт Копешко, и Заграва спросил:
– Ну, как наша классная?
Копешко пренебрежительно щёлкнул пальцами и ответил:
– Ничего особенного. Обычная офицерская фифа.
– Ну не скажи, – возразил Палевский. – Если не знать, что она замужем, то можно вхлопаться. Классная девчонка.
– Вернее, женчинка, – по-белорусски поправил Копешко и хвастливо добавил: – Да я раскрутил бы её как пропеллер, если на то пошло…
Палевский задумчиво покачал головой и возразил:
– Этот орешек не по твоим зубам. И смотри, чтобы она не проучила тебя. Она ведь оттянула тебя сейчас на все сто. Хотя мы видели, как ты на неё смотрел.
– Ничего подобного. Я вёл себя как послушный и примерный ученик, но мы ещё посмотрим, кто и кого проучит, – уверенно и загадочно ответил Копешко и, обернувшись к группе девушек, стоявших возле их класса, разводя руки в стороны, шутливо проговорил:
– Девочки, милые, кто меня сейчас пожалеет и обнимет, на той женюсь.
Вся стайка девушек со смехом бросилась к нему, а он в притворном игривом ужасе отступил:
– Не все сразу, ласточки. Мне не нужен гарем.
Легко обняв за талию зеленоглазую красавицу Таню, он на минуту привлёк её к себе, что-то прошептал на ушко и отпустил.
– А нас? А нам тоже что-нибудь скажи по секрету, – засмеялись девушки, но тот весело отшутился:
– В следующий раз, милые. После Танечки сегодня больше никому и ничего.
– Ах, обманщик, – засмеялись девушки – Знали же, что обманщик.
– А если знали, то зачем верили? – лукаво спросил Копешко и шутливо-наставительно добавил: – Не верьте, девочки, ребятам, они в беду вас заведут.
Повернувшись, он снова ловко обнял Таню и, оглянувшись на стоявших у окна и наблюдавших за ними учительниц, вошёл вместе со всеми в класс.
– А ведь он всё это проделал тебе в отместку, – вдруг сощурила глаза Арина. – За то, что ты его так одёрнула.
– О, я просто сражена наповал, – насмешливо ответила Лиза.
– И всё-таки в нём что-то есть такое особенное, что притягивает женщин. Ты заметила, как все девочки вьются вокруг него, хотя есть другие, красивее.
Отвернувшись к окну, Лиза проговорила:
– У немцев есть такое слово: «киндерштубе». Это значит «детская комната». Они уверены, что упущенное в развитии и воспитании в раннем детстве не восполняется уже никогда. Ни в каком возрасте.
– По-моему, немцы ошибаются, – возразила Арина.
– А, по-моему, нет. Какой бы умный и самоуверенный не был этот заносчивый хвастунишка, он уже никогда не догонит таких, например, как мы с тобой. Хотя, мы почти ровесники, ведь так?
– Наверное, но почему ты считаешь, что не догонит?
– Ну, хотя бы потому, что пока он бездельничал и не хотел учиться в школе, мы с тобой вовремя и отлично усвоили все знания. Ни после вечерней школы, ни тем более после заочного института он никогда не сравняется с такими, как мы.
Арина медленно покачала головой и возразила:
– Неверное утверждение. Он может всё усвоить и даже лучше, чем мы с тобой. Потому что мы всё учили на неосознанном уровне, а у него сейчас есть мотивация. Ты ведь помнишь силу мотивации в педагогике? Он знает, зачем учит, а мы это делали ради оценок и стипендии.
– Допустим. А если у него и сейчас вся мотивация сводится к получению не знаний, а только бумажки и диплома для продвижения вверх и карьеры? Разве ты не поняла, какой он? И пока он маршировал строевым шагом в армии, мы с тобой учились в столичных вузах, общались с умными преподавателями, бегали в библиотеки и театры.
– А он приобрёл настоящий, жизненный опыт, в то время как мы с тобой остались начитанными романтиками и смотрим на жизнь сквозь розовые очки, что не очень полезно.
– Ну и что? Зато так приятно, – улыбнулась Лиза. – Разве есть в жизни что-нибудь лучше, чем остаться романтиком до самой старости? Нет, я не хочу смотреть на жизнь сквозь серые очки прагматизма. И постараюсь всегда остаться романтиком.
– Я тоже. И как тебе вообще новый коллектив? – спросила Арина.
– Кажется, нормально. Мне всегда труднее сживаться с учителями, чем находить общий язык с учениками.
– Удивительно, что мы с тобой так похожи, – мне тоже.
Прозвенел звонок и они разошлись по своим классам.
– Слушай, так можно прокиснуть, – сказала в пятницу Арина. – Давайте куда-нибудь оторвёмся, как говорят наши ученики. И наших мужей немножко проветрим. А то они сами что-нибудь предпримут и совсем не то, что нам понравится. Ведь впереди два выходных.
Подумав о неумении Ильи пить, Лиза спросила:
– И что ты предлагаешь?
– Ну, что здесь можно предложить, кроме танцев в доме офицеров? Все наши туда бегают. Может, сходим?
– Никогда не любила ходить на танцы. И наши мужья не согласятся.
– Чего же мы стоим, если не сможем уговорить их? Итак, завтра в шесть мы у вас. Посидим и пойдём потанцуем. Что с собой принести?
– Ничего не нужно, у нас всё есть. Мы с мамой всё приготовим, приходите.
Арина удивлённо посмотрела на Лизу:
– Ты называешь свою свекровь мамой?
– Конечно. А ты свою?
– Я – нет. Не могу.
– Это надо делать сразу. Мне тоже сначала было нелегко и непривычно, но я ведь стала женой её сына. Нельзя обижать её, называя как чужую по имени и отчеству. Она очень хорошая и добрая женщина.
– И у тебя с ней никаких недоразумений?
– Совершенно никаких. Мы с ней как подруги. Моя мама даже ревнует.
– И свекровь всегда жила с вами?
– Не всегда. Она работала главным бухгалтером в воинской части в Туркмении, хотя уже вышла на пенсию. А я уговорила её переехать жить к нам.
В субботу вечером по шумному разговору на лестнице на второй этаж, Савельевы поняли, что Лавровы идут не одни, а через минуту пришедший вместе с ними красивый и высокий капитан уже обнимал Лизу.
– Серёжка, это просто судьба, от тебя никуда не деться, – говорила она и объясняла всем: – Нас второй раз переводят вместе в одну часть. Вы можете в такое поверить?
– Действительно невероятно. С военными это очень редко случается, – удивился Олег. – Вы уже, можно сказать, родня.
– Точно, – подтвердил Сергей. – А всё потому, что я люблю эту женщину.
Поглядывая на Илью, он добавил:
– Вот жду, когда она его бросит.
– Ну, как вам нравится такой враг семьи? – добродушно отшутился Илья. – Проходи, вечный соперник и родня, проходи и прекрати обниматься с моей женой, а то вызову на дуэль.
– Всё, всё, понял. А где мой любимчик и будущий лётчик Алёшенька? Я принёс тебе шоколадку.
– Никаких шоколадок детям, – заявила Лиза. – Сколько раз говорить? Он после шоколада как вы после пива. И плохо спит.
– Так не давать? – спросил Сергей.
– Как же теперь не давать? Но больше не приноси.
– Бу сделано, никогда больше, ты понял, Алексей?