Соточка. Кружка водки, рюмка чая

Буёк и мёртвая волна

За длинным столом у развесистого старого ореха, с тяжёлыми зелёными плодами, коренастой морщинистой кроной, опоясанной внизу огромной ржавой цепью с тяжёлым корабельным якорем и грудой глиняных черепков у подножья, любила собираться по вечерам тёплая компания жителей маленького комплекса. Гостеприимные хозяева, арендаторы, приезжие и постояльцы несли на общий стол инжир, вино, хлеб, рыбу, водружали арбуз и разговаривали под трели цикад на ближнем берегу, крики чаек над Чёрным морем, тявканьем собак с Виа Понтика и воем шакалов из-за Буджака.

Сегодня собрались вновь прибывшие на побережье и несколько старожилов. Чуть пригоревшие на солнце новички, счастливые от первой в этом году встречи с южным морем, весело щебетали о своих впечатлениях, а постояльцы, хорошо загоревшие и прикрытые широкополыми шляпами по сложившейся летом привычке, слушали и кивали им головами, да рассказывали местные новости. В какой-то момент большинство отдыхающих выговорилось, стали возникать спокойные паузы в разговоре, на небе высыпали яркие звёзды и, молчавший весь вечер Сергей несколько грустно произнёс:

– На днях я впервые узнал, какова она – «мертвая волна»…

На него тут жу накинулись с вопросами любопытные новички, старожилы принялись было объяснять, что каждый год эта волна уносит несколько человек в море, и никто из них пока не вернулся. Юрий принялся чертить на песке принцип действия «мертвой волны» и показывать возможности борьбы с ней. Игорь назвал это отбойное течение тягуном, в появлении которого виноват исключительно августовский «сулган». Этот ветер поднимает ту самую страшную волну, которая с невозможной силой затягивают купальщиков далеко в море, а не выталкивает их на берег.

Только Сергей по-прежнему тихо ел инжир, аккуратно разрезая каждую ягоду и посматривая на обилие маленьких зёрнышек. Казалось, он пытался их сосчитать, а, может быть, таким образом, растягивал удовольствие и наслаждался не только сочной мякотью, но и внешним совершенством плодов дикой смоковницы.

Когда он принялся тихо говорить, все разом примолкли и прислушались к его неторопливой речи.

– Довольно сильный накат не подпускал в тот день к морю людей. Красный флаг у пункта спасателей предупреждал о реальной опасности всех тех смельчаков, кто пытался зайти в воду. Но кто может остановить человека, который каждый день утром и вечером прокладывает один и тот же маршрут от дома к морю, чтобы окунуться в воде?

Как обычно я бросился под волну и поплыл в сторону буйков. Нырнул, правда, не в привычном месте, а отошёл чуть правее, туда, где чище, меньше волн, и нет такого обилия водорослей, о которых мы говорим, «не вода, а борщ».

Плыву спокойно, но с трудом, продвигаюсь к заветному буйку, который мельтешит невдалеке перед глазами. Как тот, то всплывающий, то тонущий оранжевый поплавок. Добрался, ухватился за буёк, потом лёг на спину чуток отдохнуть. Наслаждаюсь, посматриваю краем глаза на буёк, набираюсь сил в обратный путь. Чайка какая-то кружит надо мной в сахарной вате облаков, ветер ревет, как в печной трубе, пена на гребнях волн шипит, как дышит. И тут чувствую, что-то не так, как бы теряю я ориентиры в пространстве. Солнце в тучах, но тепло-то его я чувствовал одной щекой, а теперь другой, буёк, как был справа, так и остался, но легче почему-то стал и вырывается из рук. Отпустил я его, а буек без якоря! Смотрю на берег, а берега то не вижу! Одни очертания нашей горы вдалеке и все…

Оказывается, оторвался буёк от каната с якорем, а я и не заметил.

Поплыл назад. Подальше от берега мелкие волны, одна за другой начали бить в лицо, относить от берега и тянуть в открытое море. Гребу, гребу, а к берегу не приближаюсь. Понял я, что это она – мертвая волна! Волна скалы разбивает, кораллы точит, и в тот день решила со мной поиграть.

Тянет меня в открытое море и не дает к берегу приплыть. Выдохся весь, силы на исходе. Стал обращаться к волне, как к живой:

– Прости, если не прав! Ты самая сильная, самая могучая. Не мне с тобой тягаться! Только не топи. Дай шанс…

И тут я вспомнил, как мертвая волна уносит и отличных гребцов в море навсегда. А чтобы победить её, надо плыть не в сторону берега, а поперек, параллельным к нему курсом. Лёг на спину и поплыл. Так я быстрее плыву обычно.

Повернул. Вроде, как легче. Работаю в основном ногами, даю рукам передышку. Продвигаюсь по течению, медленно, но движение замечаю. Волну встретил, что американские горки! На вершину поднимет и со всего размаха вниз кидает. Вверх и вниз, вверх и вниз. Бьет немилосердно. Казалось, превратился в сплошной синяк. Противостоять этой волне невозможно. Силы она неимоверной! Что для неё человек? Так, щепка, песчинка. Воды нахлебался – мама не горюй! Волны захлестывают, чайка кружит, как стервятник над падалью. Ну, думаю, конец мне приходит.

Вдруг мелькнул невдалеке тот самый буёк, от которого я отцепился! Я – к нему. Все силы, что оставались, напряг напоследок. Ухватился за кольцо, к которому канат привязывают, и прилип к буйку. Как родные мы с ним. Только дрожь пробирает, страх одолевает. Молчу и жду, что дальше будет.

Чайка ли глаз выклюет… Акула ли ногу оторвёт… Силы пропадут – на дно пойду. Хорошо бы, якорем к этому буйку.

Размечтался. Жизнь принялся свою суматошную вспоминать…

Не помню, сколько времени прошло, да вот стало волнение на море утихать, волны пошли этаким длинным накатом, как будто дно изменилось – мельче стало. Присмотрелся, а меня-то вынесло к другому побережью, к дюнам! А там, я знаю, море мелкое, пляжи песчаные. Флаг у спасателей виден не красный, а жёлтый. Обрадовался! Держусь за буёк и направляюсь к берегу. Еле-еле плыву… Кричать попытался, а слова в горле застревают. Ору, как Василич, которого по утрам, пока не опохмелится, не поймёшь: сипит он или хрипит? В общем, только сам себя и слышу с трудом.

Закрыл глаза и обидно мне стало. Вот он берег – передо мной, а добраться не могу к нему. Лежу на воде и не пойму, то ли слезами умываюсь, то ли волной морской… В конце концов, сознание потерял.

А очнулся уже на берегу. Увидели, оказывается, меня спасатели, катер быстро направили, вытащили холодеющего на борт, а я, говорят, руки отцепить от буйка не могу – в оба его кольца вцепился скрюченными, онемевшими пальцами.

Если бы не буёк, унесла бы меня мёртвая волна туда, откуда возврата нет никому…

Буратино в русском лесу

– Сегодня у нас событие, которое нельзя не отметить! – мой старинный товарищ сел напротив за любимый нами столик во дворе, где частенько собирались соседи, судачили старушки, играли в нарды или шахматы любители настольных игр.

– У нас бывают другие события?! – я улыбнулся, вспомнив, как каждую неделю по пятницам мы собираемся здесь по вечерам и пробуем наливку, настойку, водку, вино или коньяк. В этот день большинство соседей едет на дачи, а мы остаёмся в бетонном лабиринте городских кварталов с редкими зелёными островками, как у нашего подъезда, ждать понедельник. – Пьем за любовь к природе, за любовь на природе, за природу любви!

– Не-а. Сегодня особенное! Моего внука приняли в кадетский корпус. – Чуть суетясь, он достал из рюкзака флягу, пару маленьких стаканчиков и разлил в них янтарный напиток. – И по такому случаю я предлагаю усугубить потрясающий напиток – «Российский Казахстан»!

– Казахстан никогда не был российским, а только советским. Что-то ты, дружище путаешь?!

– Поверь мне на слово. Ты будешь пить «Российский Казахстан»! Вздрогнем и освежим сознание. – Он поднял свой стаканчик и чокнулся со мной. – Это в наш «Российский», что пять звездочек, оставшийся во фляге я добавил коньяк «Казахстан». Зять привёз из командировки.

– За детство в погонах! – поддержал я. Чем меня друг только не угощал: «Российский Арарат», «Российский старейшина», «Российский Хеннесси», «Российская лезгинка», и даже «Российский курвуазье». Важно, что таким образом им вкладывался в ход пития патриотический смысл – пить так казалось патриотичнее и приятнее, только и всего.

Немного знакомый сладковато-приторный вкус коньяка коснулся губ, и знакомый аромат достал из памяти порядком забытую историю.

Когда-то очень давно меня призвали на срочную службу, где я нацепил погоны рядового и с такими же стрижеными парнями ходил строем по плацу, гремел тяжёлым карабином, стоял в суточных нарядах, драил полы огромной казармы, убирал вонючую парашу и мечтал о городских увольнениях.

Но строптивый характер, суровые командиры, строгие порядки и юный мой возраст отодвигали сладкое желание побыть за забором армейской жизни. Постоянно хотелось есть, письма из дома приходили редко, к вечеру ноги еле доплетались к койке, и ничто, казалось, не могло осветить эту беспросветную юность в кирзовых сапогах. В один из парково-хозяйственных дней, накануне большого городского праздника, когда к полуночи последние силы остались в ангарах с боевой техникой, я свалился худым мешком с костями на свою койку в казарме, и совсем неожиданно для себя услышал заботливый голос командира соседнего отделения:

– Эй, служивый, компанию не составишь?! Не могу один. Не привык, – огромный рыжий сержант сидел на соседней койке и протягивал мне бутылку.

– Это что? – удивлённо спросил я и взял темно-зелёную стеклянную тару из-под лимонада или, может быть, пива. В темноте не видно. Неожиданное внимание старшего по званию, случайная возможность выпить вкусненького и взбодриться после трудового дня не оставляли мне выбора: пить или не пить.

Я хорошо глотнул. Холодная жидкость внезапно обожгла губы, а в нос ударил ужасно знакомый запах утренних мыльно-рыльных принадлежностей: полроты у нас выливала на себя горстями пахучий одеколон «Русский лес» за неимением в местном военторге иного средства после бритья.

– Что здесь намешано? – скривился я.

– Это, боец, лимонад с одеколоном: «Буратино» в «Русском лесу»! С наступающим праздником!

Бюстище

Ещё в школе мальчишки дразнили её «Буфером» и старались облапать самую большую грудь в классе. С годами, к своему бюсту шестого размера она попривыкла, начала называть себя мисс-супер-бюст. К 35-ти гордилась его красотой, у неё появилась вальяжность, которую придавала выработавшаяся с годами уверенная походка: сокровище из двух полушарий надо было уметь достойно нести. И Тамара научилась. В некоторые дни даже закрытая кофточка не могла скрыть её приподнятого настроения.

Сегодня был такой день.

Окинув взглядом соседние столики в ресторане, Тамара остановила свой выбор на дальнем, где сидели трое мужчин с графином водки и немудреной закуской. Похоже, что они пришли сюда не с желанием поесть, а выпить. Причем хорошо, от души, так как быстро заказали второй графин. Современному мужчине одной бутылки водки мало, а одной женщины много, – это Тамара хорошо знала, но всегда надеялась на исключение..

Как бы невзначай она посматривала в сторону мужчин, и разворачивала бюст в удобном для чужих взглядов ракурсе. Жест не остался без внимания и самый рослый из компании осмотрел её оценивающим взглядом.

– Есть на что глаз положить! – обратил на Тамару внимание соседей самый рослый.

– Это не мой размерчик, – улыбнулся моложавый. Он выдавал эту группу военных своей короткой прической и почтительным уважением к старшим. Похоже, что в компании парень был младшим по званию офицером офицером. Да и пил он, заметно, слабее всех.

– Бюстище, что надо! – под загремевшую музыку кивнул второй. Крепкий, с пивным животиком, с умными, но хитроватыми глазами он выглядел наиболее трезвым среди товарищей. – Как аппетит приходит во время еды, так и эрекция возникает при наличии объекта сексуального предпочтения.

Рослый пригласил Тамару на танец. Она и не думала отказывать, так как в компании мужчин чувствовала себя гораздо комфортнее, чем в одиночестве.

Офицеры – она это вычислила правильно – усадили её во главе своего стола. Специально заказали бутылку вина. И, поглядывая на шикарную грудь, окунулись в свою гусарскую стезю с избитыми тостами «За дам и не дам».

Часа через два после очередного быстрого танца, усаживаясь за столик, Тамара обнаружила отсутствие рядом рослого. Молодой клевал носом – он заснул у тарелки с селёдкой ещё полчаса назад.

Крепыш уверенно рассчитался за всех, захватил початую бутылку водки и пошел за Тамарой.

За окном спала ночь. Свет в комнате женщины они не включили. Самое главное в этой ситуации Тамаре было вовремя раздеться. Сняв бандаж и лифчик, она превращалась в грузную толстую бабу. При взгляде на такие обвисшие формы мужчины частенько трезвели…

– Судьба без греха подобна птице без крыльев, – подумалось Тамаре. Сегодня ей удалось остаться мисс-супербюст и очередной раз почувствовать удовольствие, которое с годами приходило всё реже.

В кафе

Праздник можно придумать по всякому случаю. И у фантазии в этом направлении нет ограничений. Известно, что день рождения не отмечают заранее, поэтому мы решили организовать проводы 49 лет и 361 дня со дня появления на свет Вовика – веселого и рыжего, холостого и заводного нашего товарища. Многие друзья из компании последних лет уезжали на лето из города, а тем, кто оставался, ждать юбилей не хотелось. Особенно тогда, когда услышали, что по финансовым соображениям он решил пригласить на свое 50-летие всех на дачу, за город, через неделю. Ехать к черту на рога, в его глубинку никого не собирался, а порог в полвека жизни пропустить друзья не хотели.

Собрались стихийно в местном кафе. Напились пива. Загрузили его водкой. Порадовали организм вискарем. Души раскрылись, как в детстве, нараспашку. Недопразднованный юбиляр запел в полный голос, и все, на радостях, подхватили. Орали хором. 6 голосов и все невпопад. Но душевно и с ощущением праздника. Могли б исполнить любой репертуар, силы чувствовали колоссальные. И свистели, и притопывали, и ложками по столу похлопывали.

Неожиданно пение прекратилось. Первый голос – Вовик – стал… икать. И так громко, что забил своим иком саксофон местного музыканта. Все кинулись ему помогать. Мужчины хлопали по спине, дамы пытались сделать искусственное дыхание.

Ики прорывались сквозь глотки воды. Стены кафе сотрясались от его мощных заблудившихся пуков. Ничего «юбиляру» не помогало. Пришлось расплатиться с официантом, вывести Вовика на улицу…

Долго еще ики довольного именинника звучали на улицах спящего города…

В купе

Поезд прибыл на платформу вовремя. Поздним вечером на разных концах платформы стояли в его ожидании всего три человека, и в минутную остановку состава они быстро зашли в свои вагоны.

В третьем купе скорого поезда «Москва – Оренбург» лежала на нижней полке тридцатилетняя школьная учительница, и смотрела в окно. Остальные места пустовали. Она возвращалась с традиционной встречи выпускников своего вуза, и, под впечатлением общения, вспоминала преподавателей, сокурсниц, события сегодняшнего дня, веселый банкет в ресторане.

Было чуть-чуть грустно. Из всех выпускников группы, что встретились сегодня, только одна Света вышла замуж за одноклассника, который закончил военное училище. Остальные учительствовали в разных школах и холостяковали. Одна девочка работала старшим методистом в РОНО. Аня, соседка по парте, закончила аспирантуру и числилась кандидатом педагогических наук на кафедре русского языка родного института. Ее карьера казалась всем верхом совершенства. Особенно потому, что новый жених – преподаватель соседней кафедры – очень был похож на Вячеслава Тихонова, актера из фильма «Доживем до понедельника». Этот фильм любили все, а от его роли школьного учителя истории просто теряли дар речи. Почему таких педагогов она не встречала в школе, а видела только в кино?

Собственная ее судьба оставляла желать лучшего. Комната с ночлегом у квартирной хозяйки на краю города. Жизнь в «городе деревенского типа» с домами из черных свай. Ресторана нет. Кинотеатр на ремонте третий год. Друзей нет. Ну, может быть, учительница математики, с разницей в три года из того же педагогического института.

Скучно, когда нет уроков. Скверно, когда ученики к ним не готовы. Грустно, когда год за годом проходит жизнь в этой глуши…

Неожиданно резко отворилась дверь, и в купе вошел военный, один из тех пассажиров, кто заскочил в поезд на этом полустанке. С его появлением запахло зимней свежестью, войлоком шинели, гуталином сапог. Мужской дух наполнил неполные восемь кубических метров купе в одно мгновение терпкими ароматами. Хозяйка нижнего места справа сделала вид, что спит, и тихонько наблюдала, как офицер снял фуражку и китель, с блеснувшими звездочками на погонах. Было трудно сосчитать их количество, но точно это был не лейтенант. Две звездочки лейтенанта она знала по фотографии Светы с мужем.

Аккуратно разложив свои вещи по полкам, офицер сел напротив, и, в ожидании проводницы, изредка поглядывал на лицо «спящей» спутницы. На вид они казались ровесниками, только уверенности и жесткости в движениях мужчины было гораздо больше, чем у спутницы, калачиком спрятавшейся под верблюжьим одеялом с серой от сотен стирок простыней.

Появление проводницы с предложением показать билеты, внесло в купе свет коридора вагона, говор попутчиков и смех соседей ближних купе. Делать вид, что можно спать в этом шуме и гаме, стало невозможно, и женщина приоткрыла глаза, внимательно разглядывая своего нечаянного попутчика.

Тот показал билет, заплатил за белье и чуть улыбнулся представителю железной дороги.

– Счастливого пути! Спокойной ночи… Чаю не хотите? – спросила проводница перед выходом.

– С удовольствием! Пару стаканчиков… С лимоном и сахаром, – ответил проводнице офицер, успев перехватить взгляд соседки по купе. В ее испуганных огромных глазах совсем не было сна, и только удивление ситуацией, тревожность ночного соседства читались на неуклюжей подушке с дырявой наволочкой – вечным атрибутом российских железных дорог.

Он достал из портмоне деньги на чай и облокотился на откидной столик.

– Доброй ночи! Меня зовут Андрей. Извините, что потревожил своим внезапным вторжением. Надеюсь, чашка чая примерит нас в этой – он на секунду остановился, подбирая слово, – пикантной ситуации. Мне предстоит ехать до шести утра, а так как по расписанию остановки нашего поезда до моего выхода не предусмотрены, то мы обречены на совместное путешествие. От того, как мы отнесемся к нему, может зависеть вся наша жизнь…

Пока он говорил свой закрученный монолог, появилась проводница с двумя подстаканниками, в которых плавали дольки лимона в кипятке с пакетиками чая. Сахар и дольки лимона ждали свою ложечку – такой неприхотливый сервис был пассажирам железных дорог привычен.

– Да, именно так. – Как будто прочитав её мысли, продолжал офицер. – Я постоянно в командировках и обслуживания иного просто не встречал. За границей не был, не состою, не замечен, характер не нордический, а петь люблю. Правда, не умею!

Она улыбнулась незамысловатой шутке и принялась молча помешивать сахар. Правильные черты лица с мужественными морщинками у рта. Темные волосы совсем без признаков седины коротко и аккуратно подстрижены. Верхняя пуговичка расстегнута на рубашке. «Интересно, женат или нет, этот симпатичный парень?» – мелькнула непроизвольная мысль.

Он тараторил быстро, выдавал информации много, но раздражения не вызывал. Быстро вышел из купе, дав ей возможность взглянуть на себя в зеркало, и навести небольшой порядок на лице. Через пару минут вернулся назад с перекинутым на плечо полотенцем, сел напротив и принялся пить чай в прихлебку. Так дедушка её любил пить, со свистом втягивая горячий напиток, прихлебывая чуть-чуть, маленькими глоточками, стараясь не обжечься кипятком. Воспоминания добавили искорку в глаза, и она нашла в себе силы заговорить. Почему-то решила для этого привстать.

– Таня. Учительница химии. Еду до конечной…

– Очень приятно! – состав неожиданно загрохотал, дернулся, и она не успела схватиться за полку и попала прямо в руки Андрею. Хорошо, что он удержал одной рукой стакан чая, и только немного воды капнуло на ее ночную рубашку. Второй рукой он обхватил Таню за талию и согретое под одеялом тепло женского тела прикоснулось к горячему, мужскому. Таня от неожиданности резко отскочила в свою сторону и прикрылась одеялом. Чайное пятно на бедре быстро остыло, и она почувствовала легкий холодок от мокрой ткани.

Это неудобство совсем не смутило ее. А вот ладони Андрея… Прикосновение сильных горячих рук, его взволнованное дыхание вызвали чувства, которые часто посещали её поздними вечерами. Щеки внезапно зарделись, и по шее разлилась алая краска – танины вечные спутники волнения. Её «Ох!» от резкого падения и чудесного ощущения спасения, вырвалось громко на свободу, разрядив смущение офицера.

– Здорово нахимичили! – попытался он сострить, но почему-то сразу замолчал.

Таня примолкла и села, пытаясь понять мысли соседа по купе.

Мужчина сел, плотно вжавшись в свой угол у окна, опустил руки вниз, и не поднимал глаза, словно потерял дар речи. В голове, фейерверком, заметались слова и желания, зажженные тестостероном. Андрею внезапно захотелось эту хрупкую учительницу химии, но все его красноречие улетучилось. Он прекрасно понимал, что в одном купе ехать с очаровательным созданием и не воспользоваться ситуацией – невозможно. Он сам себе не поверит, что упускает такой случай! А сказать ничего не может. Знал за собой странную особенность: желание, наполнявшее его крайнюю плоть в минуты возбуждения, тормозит поток слов и делает его словно немым. «Но почему именно в эту минуту случился конфуз?! Как заговорить вновь? Не бросаться же страшным насильником на Таню? Надо уговаривать… Как заговорить?» – думал Андрей, а сам молчал.

Пауза затягивалась.

Он принялся глубоко дышать. Когда-то, подростком так удавалось отвлечься. Потом стал рассматривать пристально узоры на стене, но дело двигалось медленно, возбуждение не проходило.

Таня, между тем, молча пила свой чай, и удивлялась нечаянной перемене в офицере. Краска с неё не сходила, но темнота вагона растворяла все цвета в купе теплой дымкой. Стук вагонных колес глушил сердечную дробь. И только внутренний голос сверлил тоненькую дырочку в голове: «Почему он робеет и ничего не говорит? Пусть и не говорит ничего. Просто сядет рядом и обнимет. У него такие крепкие руки…»

Внезапно дверь купе распахнулась. Таня и Андрей вскинули головы в освещенный коридор и прищурились от яркого света. В проеме стояла проводница и с ней два пассажира: пожилая женщина с чемоданом и десятилетний мальчик-школьник с рюкзаком в руках.

– Вот молодежь! Принимайте пополнение! Они не в свой вагон сели и через весь состав целый час добрались в своё купе.

Андрей вспомнил эту парочку на вокзале, где бабка спрашивала у милиционера: «Как состав подается, вагоны с начала или с конца считать?» Похоже, ошибся милиционер.

Офицер поднялся со своего места. Помог уложить чемоданы и рюкзак, разложил матрасы на верхних полках. Ему и мальчику там спать, а женщинам – внизу. Он взглянул мельком на Таню и увидел слезинку в ее глазах…

Когда утром две женщины и мальчик проснулись, Андрея в купе уже не было.

Вечер

Вечер поначалу не задался. Спряталось в тучи солнце. Друг опаздывал. Уличный музыкант уныло тянул минор. Коньяк из фляги отдавал жженым сахаром. Живая реклама на велосипеде перегородила осмотр выхода из метро.

И что забавно. Этот парень на трехколёсном велосипеде с огромными красными щитами «Цветы мосторга» кружил-кружил минут пять рядом. Но стоило подумать, что он может встать неудачно для встречающих, как он тут же влип в десяти шагах напротив, отвернул голову в сторону и замер. Как будто ему здесь платить станут больше или премию дадут.

Глоток за глотком из фляги с коньяком скрашивали тягучее время. Музыкант принялся нагонять тоску басами. Друг потерялся в метро и не было ясно, когда он появится на поверхности.

В этой встрече, спустя десять лет, хотелось его удивить. Но что он выберет? Ирландский паб, чешскую пивную, украинскую корчму, европейский бар или, как в былые времена мы начнён со «Спотыкача»? Этот старый магазинчик на Пятницкой в былые времена одаривал посетителей первой соточкой, а потом жизнь налаживалась и шла в праздник…

Телефонный звонок раздался неожиданно:

– Ты где?

– Напротив!

Друг радостно открыл объятья, мы поцеловались…

Я осведомились о его здоровье и расстроился. Последние годы подарили ему сердечную фебриляцию – дело не шуточное. Поэтому мы отправились гулять по неузнаваемым за прошедшие годы местам, упакованным бетонными плитками, как армейским маскхалатом. Лишь через час разговоров и волнений внутренний голос позвал нас к Бехеровке и Белхевену. Европейский стандарт и правильный алкоголь – лучшие лекари нашего суматошного времени.

После утолённого желания выпить правильное пиво, друг решил поделиться своей давней историей, и окунул меня в мир своих воспоминай.