скачать книгу бесплатно
Сон будто бы сгинул. Катрин долго не могла прийти в себя; ей казалось, что она до сих пор чувствует холодные прикосновения к губам, рукам и ногам.
Ее внимание привлек странный плеск воды, не такой, как раньше, когда волны ритмично бились о берег. Катрин захотела встать и уйти, но не смогла, будто что-то тяжелое держало ее на месте.
На поверхности воды показалось что-то круглое, оно приближалось к ней. Предмет стал увеличиваться и, наконец, поднялся над поверхностью воды. Это была человеческая голова с длинными волосами. В темноте лица было не разобрать, но Катрин откуда-то знала, что это ее сестра. Ужас охватил ее сердце липкими пальцами, но ноги все так же не слушались ее, не хотели нести ее прочь от этого места. Сестра выбралась на побережье и поползла к ней. Длинное платье тянулось следом по поверхности воды. Катрин захотелось кричать, но и крик застрял в горле. Она посмотрела вверх, чтобы попросить странного мужчину о помощи, но тот исчез.
Сестра дотянулась до ее ног и схватила за лодыжки. Катрин задрожала всем телом, это было единственное, что она могла делать – только биться в мелкой дрожи и смотреть, как нечто, похожее на ее сестру, выбирается из воды.
– Забери меня, – сказала пришелица. – Мне там так одиноко без тебя, сестренка.
– Нет, – еле прохрипела Катрин. Ее сердце билось так сильно, что, казалось, сейчас выскочит из груди или разорвется на части.
– Тогда я заберу тебя с собой!
Лицо сестры вдруг резко приблизилось к ней, как в какой-то кошмарной съемке, страшное, раздувшееся, посиневшее лицо. И Катрин проснулась, на этот раз окончательно.
Сердце билось все так же сильно, и она схватилась за грудь, переводя дыхание.
– Господи, – только и смогла пробормотать она. Ей действительно не снилось снов уже много, много лет. И вот первый сон за все это время – омерзительный кошмар.
Лунный серп вышел из-за тучи, осветив побережье. На кожаном ботинке Катрин виднелся мокрый отпечаток детской ладошки. Или это были брызги со стороны моря, а ее фантазия сама додумала остальное? Вздрогнув, девушка стерла его рукой, и тут же отругала себя за это – потому что теперь не могла быть уверена, привиделся ей отпечаток или нет.
Она поднялась на ноги, схватила рюкзак и побежала прочь от этого места. Дорога была абсолютно пустынна. Ну почему она сошла в пригороде, а не ближе к центру, где даже посреди ночи каждые несколько секунд проносятся машины?
На дороге показался желтый шевроле, чей цвет этой ночью и в этом пригороде выглядел неуместно. Катрин протянула руку, подавая знак водителю, чтобы тот остановился, но шевроле пролетел мимо. Следом вольво, ниссан, и еще один шевроле. Никто не замечал ее. Когда Катрин, отчаявшись, побрела пешком в сторону центра, рядом с ней, наконец, притормозил грузовик.
– А ты скромновато одета для своей профессии, – бросил ей водитель.
– Да пошел ты! – бросила ему Катрин, ускорив шаг. Но что с того человеку, который передвигается не пешком? Он продолжал ехать рядом с ней, подстроив скорость под ее шаг. Сворачивать было некуда, кроме как снова к воде, и Катрин побежала к реке по склону. Водитель прокричал ей вслед ругательство, хорошо, хоть не покинул свою уютную кабину, пытаясь догнать девушку.
Когда грузовик скрылся из виду, Катрин вернулась на дорогу, но остановить машину больше не пыталась, так и шла, пока на дороге не встретилась круглосуточная забегаловка, тут точно ей не будут являться выползшие из воды девочки. Она села в уголок, облокотившись на стену.
– Мадмуазель, вы должны сделать заказ, – сказал ей кассир.
– Тогда – стакан воды.
– Возьмете минералку «Перье»?
Катрин купила бутыль воды и засунула ее в рюкзак. Наконец ей позволено спокойно занять свое место в углу и провалиться в дрему под путаные мысли о тянущей боли внизу живота.
– Я и не знала, что ты окажешься такой предательницей, – проговорил обиженный голосок. – Даже воды сестре родной не подаст.
– Оля? Опять ты, – проговорила Катрин. На этот раз дар речи остался с нею.
Оля открыла бутылку минералки, невесть как оказавшуюся у нее в руках, и жадно припала к горлышку. Теперь она выглядела не так страшно, как в прошлый раз, хотя все еще была одета в длинное и просторное платье, похожее на саван.
– Хорошо хоть, не забыла, как меня зовут, – проговорила сестра. – А то ты свое имя забыла, и зовешься иначе. Как же тебе его напомнить? Хм… Можно вырезать его на тебе бутылочным стеклом.
Катрин вскрикнула.
– Мадмуазель? Все о’кей?
– Д-да… Всего лишь кошмар.
Кассир снова потерял к ней интерес.
Напротив Катрин, на противоположном краю стола, стояла наполовину пустая бутылка минералки. Она опустила руку в рюкзак – там бутылки не было. Не обвинять же кассира в том, что он вытащил у нее из рюкзака бутылку, вылил часть, а потом поставил напротив, зная, какой ей приснится кошмар?
– Месье! – Катрин подбежала к кассе. – У вас там скрытая камера. Можно посмотреть запись с нее за последний час?
– А что вы хотите увидеть? Сюда никто не заходил.
– Я настаиваю.
– Эта камера все равно не работает, – тихо сказал ей кассир. По его лицу было видно, что он уже пожалел о сказанном и прикидывает, не соучастницей ли ограбления является эта мадмуазель, не подаст ли она сейчас в окно знак браткам с бейсбольными битами, мол, заходите, тут чисто? Катрин вернулась за столик, достала смартфон.
– Может, у вас хотя бы вай-фай работает?
Вай-фай работал медленно и грустно, но – хоть что-то. Катрин зашла в фейсбук, открыла поиск. Имя: Paul. Город: Paris. Возраст… Сколько ему может быть? Темнота искажает восприятие. Голос молодой, но люди бывают разные. С одинаковым успехом он мог родиться и двадцать, и тридцать лет назад. Ладно, все равно она не разобралась, где в фейсбуке фильтр по возрасту. Общих друзей нет, вуз и место работы она не знает, как тут можно искать человека?
Катрин пролистала список из нескольких десятков Полей. Дальше были еще сотни, а может – тысячи разных Полей, молодых и старых, бородатых и гладколицых, одетых в костюмы и пафосно обнаживших торс. Катрин закрыла фейсбук. Это бесполезно. Может, у него на аватаре вообще какой-нибудь пейзаж или человек-паук.
Но ей так много надо было ему сказать… В первую очередь, извиниться. Хотя, истинная причина – вовсе не в проснувшейся внезапно совести.
Письмо, сожженное в 2008 году
«Тетя Света!
Простите за ту сцену. Простите, что не успела извиниться при вашей жизни.
Вы так много для меня сделали! Но если честно, я все еще обижена за то, что вы меня тогда не забрали. Умом я понимаю, что у вас не было возможности, а сердцем все равно обижена. Так уж по-дурацки я устроена.
Мне кажется, что я скоро не выдержу и присоединюсь к вам. Так что, скоро увидимся.
Катя»
Оникс
Специфическое воспитание тщательно вбивало в голову Мари сознание того, что в мире нет вещи более отвратительной, чем секс, и что все мужчины в радиусе километра каждую минуту размышляют, как надругаться над ней и сбежать. С возрастом, уже выйдя из-под родительской опеки, Мари не только не избавилась от этого предупреждения, но еще более упрочилась в нем, с каждым знаком внимания по отношению к себе, даже самым безобидным, все глубже забираясь в раковину. Она носила бесформенную одежду и почти не пользовалась косметикой, но и это не спасало от взглядов «похотливых извращенцев» – а скорее всего, так только казалось ей самой. В то же время она страшно боялась остаться старой девой, в итоге в ее психике царил настоящий хаос противоречий.
Оникс оказался первым мужчиной, который не только не смотрел на нее похотливым взглядом, а вообще никак не смотрел. Мари была тем самым единственным посетителем, который пришел на его выставку не по приглашению агента. Ее внимание сразу привлек этот субъект, мрачный и направленный исключительно внутрь себя самого. Мать призывала ее остерегаться художников, фотографов и прочих творцов, поскольку те рождены были для того, чтобы заманивать в свои сети моделей и натурщиц, а потом насиловать их; но в скульптурах этого творца не было ни намека на сексуальность.
Каким-то чудом она пересилила себя и пригласила скульптора на ужин в недорогой кафешке, тот вяло согласился. Мари ожидала каждое мгновение, что вот-вот ее ожидания разобьются о Гоморру реальности, но этот человек все так же не раздевал ее взглядом и не тянул свои ручищи под столом, чтобы полапать за коленку. Еще несколько таких свиданий, и Мари решилась предложить скульптору жить совместно. С таким идеальным экземпляром, думала она, надо сразу брать быка за рога, пока кто-нибудь пошустрее не присвоил его себе.
Шли дни, месяцы, даже годы, а максимальным проявлением страсти между этими названными супругами были только пуританские поцелуи и объятия, да и то редкие. Мари все устраивало, но время от времени она ловила себя на мысли, что хочет этого самого надругательства над собой, она хочет, чтобы ее тело воспринималось желанным.
Она перестала рядиться в одежду, похожую на мешок с прорезями для рук, и забила целую полку косметикой, но ничего не помогало. Тогда Мари вспомнила тот самый день, когда они впервые встретились, она вспомнила жеманного агента по имени Стефан, который называл ее будущего мужа не иначе, как «дорогой» и сделала для себя горькие выводы. Но, никаких слов о своих догадках она не произнесла и продолжала жить как прежде.
Где уж ей было знать, что как только она приближалась к Ониксу, он начинал видеть в ней чудовищ, напрочь отбивавших у него малейшее желание?
Непросто описать чувства Мари, которые она испытала, проснувшись от того, что с нее стягивают трусы. Сначала ей подумалось сквозь сон, что в дом забрался бельевой вор, в следующее мгновение она все поняла и испытала ужас. Все потаенные мечты, которые она почитала стыдными и грязными, грозились исполниться прямо сейчас, и Мари тут же пожалела, что такие мечты вообще закрадывались в ее голову. Она попыталась вырваться, причитая: «Я не хочу! Не сейчас!»
Ее образ снова начал искажаться для Оникса, проступили клыки, нос сморщился и сплюснулся, а уши заострились.
– Не думай, что сможешь испортить мне кайф, – сказал скульптор чудовищу и закрыл глаза. К счастью, на ощупь под ним все еще было женское тело, никакой шерсти или чешуи. Резинка на трусах лопнула, и Мари притихла, смиренно принимая свою участь.
В момент наивысшего наслаждения Оникс опять услышал тот чужеродный голос из сна:
– Мне больно!
Когда он плюхнулся обратно на кровать, Мари повторила те же слова, на этот раз уже своим голосом:
– Мне больно.
– Боль очищает, – безразлично отозвался скульптор, устремляясь в ванную. Ванной им служил отсек студии, отделенный ширмами. Да будет славен тот человек, что провел воду на чердак, потому что сам Оникс не сумел бы этого сделать даже с инструкцией для чайников.
Мари решила обидеться на его равнодушие и села писать длиннейший пост в интернет-дневнике о своих чувствах. Чем больше она писала, тем глубже Мари обуревала смесь жалости и отвращения по отношению к самой себе. Когда она вволю выплакалась своим фрэндам со всего мира, оказалось, что вода в ванной давно перестала шуметь, а Оникс уже ушел из дома, что еще более повергло ее в смешанные чувства.
Он действительно забыл о ней, его занимало все вокруг – лужи на асфальте, стены домов, фонари и урны – все это вдруг стало простым, мирным и не несло в себе опасности. От осознания этого факта Оникс чувствовал себя пьяным на трезвую голову. Он не понимал, как раньше считал свое видение даром, ведь оно было сущим проклятием. Сейчас все поменяется, он сделает новые скульптуры, которые Стефан, наконец, сможет продать. Он купит Мари что-нибудь, она заслужила это своим терпением, которое оставалось для Оникса загадкой каждый раз, когда он на недолгие моменты выныривал из своего персонального ада и вспоминал о том, что живет на планете Земля.
Закончив восхищаться почти стабильным Парижем, Оникс вспомнил о своей цели. Он вышел из дома, чтобы снова найти Катрин – уже прозревшую, и спросить ее, каково это, быть первой безумицей на районе? Нет, он все сделает не так. Он деликатно попросит ее поделиться своими впечатлениями. Стоит завести дневник для исследований и записать все, что она скажет, а потом сравнить со своими воспоминаниями. Почему он раньше такой не завел?
Он пришел к салону Бонне, но оказалось, что тот открывается только вечером.
– Она больше сюда не придет, – сказала Ониксу его тень, приобретшая очертания мохнатого гиганта, который вчера облизывал Катрин своим язычищем.
– Где же мне ее искать? – спросил скульптор.
– Спроси у тех, кого ты убил, – ответила тень, приняв обычный вид.
– Какие мы злопамятные, – усмехнулся Оникс. – Я их породил, мне и решать, жить им или нет. «Да будет тьма», сказал творец, и этот творец – я.
Тень шелохнулась, но больше ничего сверхъестественного не происходило. Дворник, увидевший, как неизвестный разговаривает с пустотой, предпочел считать, что тот общается по маленькому скрытому микрофону, хотя рука так и тянулась покрутить пальцем у виска.
Возвращаясь на чердак, он услышал странный шум на лестничной клетке. Оникс ускорил шаг, и вскоре увиденное заставило его броситься вперед со всех ног. На лестничной площадке перед чердаком одна из оживших статуй, из тех, что он не удосужился разбить, держала Мари в цепкой хватке. Вокруг шеи женщины обернулся хвост статуи, длинный и тонкий, как веревка. Мари билась в панике, но тварь только сильнее сжимала ее. Оникс вспомнил, как лепил этот хвост на проволоке, и проклял тот день.
– Сделаешь шаг, и она умрет, – еле слышно прошелестела статуя. Оникс сначала остановился, а затем снова побежал вверх по лестнице.
– Блеф. Сейчас ты разлетишься на мелкие кусочки, как и твои собратья!
Статуя в последний раз сжала шею Мари, так сильно, насколько смогла, и сбежала на крышу через приоткрытое окно.
Тело Мари, обмякнув, повисло на руках Оникса. Ее лицо было страшного бордового оттенка, она еле дышала и не откликалась. Скульптор разрывался между звонком в «скорую» и сильнейшим желанием скрыть произошедшее. К сожалению, Мари становилось все хуже, и Оникс скрепя сердце набрал номер скорой помощи. Он положил Мари на площадке, а сам поднялся на чердак, вдруг медикам понадобятся какие-то ее документы.
Все статуи исчезли. О том, что они вообще были на чердаке, свидетельствовали только останки разбитых скульптур, да голова гидры на полке.
– Что произошло? Где они все? – спросил Оникс у гидры.
– Я бы тоже сбежала, если бы мои ноги еще были целы, – отозвалась глиняная голова.
– А Мари? Что это – месть?
Гидра промолчала. Оникс сел на стул перед окном и уставился на дождь. Стоило в его жизни появиться единственному просвету за столько лет – и на тебе. Послышались разговоры – кто-то из соседей нашел тело, хорошо хоть, подоспевшие медики нашли ее раньше. Оникс не счел нужным встречать их, его глаза опять начали слипаться и он задремал под шум дождя.
Он очнулся, когда кто-то начал трясти его за плечо. Это был полицейский.
– Месье, нам придется вас задержать.
– А? За что?!
– Вы обвиняетесь в изнасиловании и доведении до самоубийства.
Катрин
Еще вчера ей казалось, что ничего не может быть хуже постоянного давления со всех сторон без возможности отстоять себя. Сегодня же она понимала, что нет ничего хуже состояния, в котором ты боишься заснуть – а стоит только сомкнуть глаза, как мир вокруг заполняется кошмаром.
Сигареты, как назло, остались в сумке, а сумка – в подсобке кафе «Максим» далеко отсюда. Одно хорошо – не надо идти открывать кафе, вставать за стойку, улыбаться незнакомым людям, которые ничего не сделали для того, чтобы заслужить ее, Катрин, улыбку. Максим постоянно заставлял улыбаться ее во все тридцать два, отчего у Катрин сводило челюсть. Ей оставалось только соглашаться, надевать на себя дружелюбный оскал и с ностальгией вспоминать, что в ее родном Энске персонал улыбался посетителям разве что в самом элитном ресторане, на который их забегаловка не походила даже отдаленно. Шанталь в салоне хотя бы не настаивает на том, чтобы на сидела с восторженным выражение лица несколько часов подряд.
– У вас не продается сигарет? – спросила она без особой надежды. Кассир ответил отрицательно. – А лично у вас не найдется?
– Нет.
– Еще один повод бросить, – отшутилась Катрин, прощаясь с кассиром. За эту ночь она выпила не меньше литра черного кофе, растворимого – другого здесь не водилось.
«Скоро я буду выглядеть как Поль. Такой же растерянный взгляд, нервозные руки. Приобретенная беспомощность, как у тех собак, которых запирают в клетке и бьют током… Даже если двери клетки отпереть, они никуда не побегут, привыкнув к своему бессилию. Так и я, буду лежать где-нибудь под мостом и скулить, свернувшись в клубок».
Она пораздумала над вариантом, предполагавшим возвращение домой. Максим ей виделся достаточно наказанным за свое несносное поведение, тем более что он не был виновен во вчерашнем розыгрыше… Который оказался вовсе не розыгрышем.
Может ли быть безумие заразным? Или она и вправду была вчера под действием наркотиков? Кто-то подсыпал их ей, почему бы и не тот же Поль, только она потом забыла, как пила отравленное варево. Но, что-то подсказывало Катрин, что она была совершенно и трезва и дееспособна, хоть и не могла найти происходящему ни малейшего объяснения.
Если так, кошмары достанут ее и дома. Не хотелось бы закончить свои дни в лечебнице для душевнобольных.
Катрин достала из кармана мобильник. На часах – около восьми утра. Ни одного непринятого вызова или сообщения. Она ожидала, что смартфон будет дорожать от виброзвонка каждые несколько минут, но муж даже не пытался ее найти или хотя бы спросить, как она там. Это разозлило Катрин. «Ну же, давай, хотя бы один звонок, который я не приму!»
Она уставилась на экран с черно-белым цветком на обоях, будто бы искомая смс-ка или звонок должны состояться с минуты на минуту. Ничего не происходило. Только тянущая, унылая боль снова разлилась по животу.
Когда Катрин уже взяла смарт в руку, чтобы убрать его в карман, тот зажужжал. Она непроизвольно нажала «Принять» и поднесла мобильник к уху, не взглянув, от кого поступил звонок. В голове вертелась только одна мысль: «Черт, я же собиралась игнорировать его звонки!»
– Алло?
– Все еще считаешь сны благом? – произнес мужской голос.
– Кто это?!
Из динамиков раздавались только гудки. Катрин открыла «Историю», чтобы найти номер, с которого был совершен звонок, уже зная, что там ничего не будет – и ее ожидания подтвердились.
«Я что, опять заснула?»
Нет, впереди – заправка, сзади – забегаловка, все цивилизованно и мирно.
