скачать книгу бесплатно
– Я замужем, – поправила его толковательница сновидений. – Но все здесь зовут меня Катрин, так что и вы можете обращаться ко мне безо всяких «мадмуазель» и «мадам». Что до колоды, я купила ее за границей.
– Очень интересно. Ваш висельник напоминает мне Мефистофеля, – посетитель взял в руку карту, где зеленоватый мужчина с козлиной бородкой висел меж двух змей на деревянной перекладине, подвешенный за ногу. – Откуда вы? Финляндия? Швеция?
– Нет, я из России.
– Никогда бы не подумал. Даже кириллица меня не убедила, – он указал на буквы под картинками. – Я почему-то подумал, что вы купили колоду в путешествии, а не в родной стране. Что же привело вас во Францию?
– Думаю, вы пришли поговорить о своей судьбе, месье, а не моей, – сдержанно ответила Катрин. Она была страстной любительницей проанализировать все и вся, и вот – ей попался человек с таким же увлечением. Хотя, может статься, что он просто болтлив, и его разговоры – пустая вежливость. Или он скрывает свою неуверенность, переключая разговор на нее? Боится начать о себе. Это куда любопытнее, чем тот факт, что «Повешенный» в ее колоде похож на Мефистофеля. Катрин решительно забрала у него из рук свою колоду. – Расскажите, что вас привело.
Во взгляде посетителя проскользнуло что-то, похожее на беспомощность.
– Как я могу к вам обращаться? – спросила Катрин, уже куда более дружелюбным тоном, чтобы расположить к себе собеседника. Это было даже искренне. Не каждый день к ней заходили лица мужского пола.
– Поль. Зовите меня Поль.
– Хорошо. Поль, все, что вы мне расскажете, останется здесь, между нами.
Посетитель кивнул, но никак не мог собраться с мыслями. Сжалившись, Катрин вернула ему колоду, вдруг ему будет проще сосредоточиться, глядя на картинки. Тот снова начал перебирать старшие арканы.
– Вас привел сюда любовный вопрос?
Ни один мимический сигнал не ускользнул от ее взгляда. Промелькнула задумчивость в глазах, губы дрогнули смущенно. Да, у него есть какая-то интрижка, и волнующая, но привела сюда месье Поля все же не она. Отлично, что-то новенькое.
– Чья-то смерть? – еще более участливо вопросила Катрин. Посетитель покачал головой. Нет, совершенно мимо. Значит, дела еще интереснее. – Что же такое вы увидели во сне, раз пришли к толковательнице снов в гадальный салон?
– Не увидел. Вижу постоянно.
Ну, хоть что-то удалось из него выжать. Идеальный партизан. Не раскалывается даже тогда, когда это нужно ему самому.
– Что же именно вы видите?
Поль наморщил лоб, подбирая слова. Прямо как Катя, когда еще начинала учить язык, и все время забывала, как сказать то да это, да как выразиться в прошедшем времени.
– Чаще кошмары.
Для Катрин все стало очевидно. Паренька мучают страшные сны, и он решил от них избавиться таким вот странным способом. «Жаль, но ты немного не по адресу, юноша. Хотя придется поговорить с тобой минимум полчаса, чтобы взять полную плату…»
– Что же вам снилось этой ночью, Поль? – спросила она деловым тоном.
– Почему ночью? – посетитель оживился.
– Ну, если вы спите до полудня, то и не ночью… Неважно. Что вы видели?
– Не видел, а вижу, – опять подчеркнул Поль. Катя почувствовала себя растерянно. Она что, перепутала времена глаголов? Или для чего он все время поправляет?
– Я вас не совсем понимаю…
– Я вижу сны все время. Даже когда не сплю, – наконец сказал он. – Даже сейчас.
Катрин уставилась на него еще более непонимающе. Ее подмывало достать смартфон, включить на нем переводчик, попросить посетителя записать свои слова в левом окне, и пусть правое окно поможет ей разобраться, чего же от нее хотят. Она была в полной уверенности, что здесь какая-то игра слов, которую ей не удается уловить.
– Так было не всегда, – продолжал Поль. – Я был обычным человеком. Ну, почти. Потом мне стали сниться кошмары, чаще, чем раньше. Чаще, чем кому-либо из моих друзей. Потом кошмары заполонили все мои ночи. Когда у меня уже не осталось обычных снов, я сделал кое-что… Но они не остановились. Они вырвались в реальность.
– Вы хотите сказать, что ваша жизнь превратилась в кошмар? – Катрин всем своим сердцем желала нащупать тут хоть какое-то логическое зерно.
– Нет. Я хочу сказать, что кошмары вырвались из снов в явь.
Катрин схватилась руками за голову, причем буквально. Может, и правда достать смартфон с переводчиком?
– Так значит, вы никогда не слышали о таком феномене, Катрин?
– Да о каком феномене?!
Может, она действительно такая sotte, какой ее считает Шанталь?
– За вашей спиной, – проговорил Поль, четко выговаривая каждое слово, чтобы русская собеседница могла понять его как можно лучше, – стоит монстр. Он черен, как ночь, и кровь стекает с его клыков.
Катрин испуганно обернулась, но сзади ничего не было, кроме тумбочки и запотевшего от дождя окна. Глупости какие!
– Вы думаете, это смешно? – спросила она, вновь воззрившись на Поля. Его лицо было абсолютно серьезным и немного мрачным. «Сумасшедший, господи. Я в одной комнате с сумасшедшим. Хорошо хоть не буйный».
– Я не шучу. Но я не безумен. Иначе я бы не знал, что этих кошмаров не видит никто, кроме меня, и кричал бы о них на каждом углу.
– Так как выглядит этот монстр? – спросила Катрин, не зная, что еще она может сказать, кроме «Это не моя компетенция, молодой человек, обратитесь к психиатру».
– Высокий, метра два ростом. Длинная шерсть – но я вижу это только по силуэту. Сам он как черный зияющий провал в пространстве, на котором нарисованы глаза, маленькие и желтоватые. А еще пасть с клыками, я вам уже говорил. Облизывается… У него длинный язык. Тянется к вам своим языком. Облизывает вашу шею.
Катрин почувствовала ледяное прикосновение к шее с правой стороны, схватилась за нее ладонью и снова обернулась, покрываясь холодным потом. Все так же – никого, только тумбочка с окном. Она вскочила на ноги, подбежала к окну и захлопнула форточку. «Дождь и ветер. Капли дождя как-то долетели до меня», – уверила она себя, хотя понимала, что это невозможно.
Поль все так же сидел с колодой в руках, но уже не перебирал ее. Взгляд его был устремлен куда-то в пустое место рядом с Катрин. Он был все таким же вяло-беспокойным. Взгляд человека, который смирился.
– Он смеется, – сказал Поль.
– Над чем?
– Над тем, что вы закрыли окно. Им всегда смешно, когда люди списывают их присутствие на что-то материальное: сквозняк, уличный шум или что-нибудь еще в этом роде.
«Тут ничего нет», – сказала себе Катрин, усаживаясь обратно за стол. – «Этот человек – сумасшедший. Веди себя естественно, обсуждай с ним его монстров, а потом он уйдет, и ты больше его не увидишь. Уже сегодня будешь смеяться над этой историей вместе с Максом».
Обсуждать клиентов, конечно же, запрещалось в их салоне, но этот случай был из ряда вон выходящим. Хочешь-не хочешь, а придется выговориться. Максим опять скажет, что работа у нее дурацкая, неудивительно, что в такой салон ходят одни психи, и что лучше бы Катька помогала ему лишний раз с кафе. А она на этот раз не будет возмущаться, что он ищет бесплатную посудомойку, а впервые согласится, что работа и правда дурацкая, давно пора увольняться…
– Он наклоняется, – продолжает Поль. – Что-то говорит вам на ухо.
– Что же? – спросила Катрин, уже почти невозмутимо. Подумаешь, псих пришел. Безобидный же.
Поль встал, подошел к ней и будто бы прислушался. А затем выпалил по-русски с жутким французским акцентом:
– Врьедная Катючка-кольючка!
Катрин снова нервно вскочила, в ужасе уставившись на Поля. Затем в ее голове сложились дважды два, и она закричала на посетителя по-русски:
– Вон отсюда, шутник! Вон!
Поль спокойно ответил, что не понимает ее, и Катрин повторила те же слова по-французски, силой выталкивая визитера из комнаты. Как же она пожалела, что в их салоне нет дверей, а значит, нельзя захлопнуть их, чтобы шутник не смог вернуться.
Шанталь прибежала на ее крик, немного испуганная, еще бы – она ни разу не слышала, чтобы Катя кричала вот так. В голове у нее уже построилась своя картина произошедшего.
– Ты к ней приставал?! – скорее утвердительно, чем вопросительно, воскликнула хозяйка салона. – Ты перепутал, бордель дальше по улице! А ну пошел отсюда!
Поль, пробормотав что-то о том, что тупые бабы его уже достали с этим борделем, и что «скоро она узрит», стремительно удалился.
– Ну-ну, душечка, успокойся, я тебе сейчас чаю сделаю, – вдруг проговорила Шанталь совсем другим тоном. – Я тебя в обиду не дам. А лучше – иди домой, отдохни, если кто к тебе придет – пусть Люсиль примет.
Тут Катрин не выдержала и всхлипнула. В ее голове никак не укладывалось, что кто-то решит так жестоко подшутить над нею, и старуха… Катрин никак не ожидала такого от нее, а та приняла эти слезы за очередное подтверждение своим догадкам о произошедшем.
– Этот извращенец сюда больше ни ногой, ты не боись, – сказала Шанталь, доставая из кармана платок и протягивая его Катрин. – Потом постираешь – вернешь.
– Спасибо, не надо, – проговорила та. – Я лучше пойду.
Когда Катрин спустилась с крыльца на дождливую улицу, ее снова одолела злость. «Катючка-колючка» – так дразнила ее сестра в детстве. Об этом в Париже знал только ее муж. А значит, он нанял этого клоуна, чтобы напугать Катрин, и тем самым заставить ее бросить работу. Вот уж она ему сегодня выскажет, все, что о нем думала все эти месяцы, да держала в себе.
Выкурить еще сигарету ему назло. Пропахнуть крепким табачным дымом, пусть нюхает…
Ветер вырывал зонтик из рук, и ей еле удавалось удержать его. На следующей улице зонт и вовсе вывернуло в обратную сторону, превратив его в смешной, нелепый и бесполезный предмет – один в один с тем, как Катрин сама ощущала себя в этом городе, в этой стране.
Приводя зонтик в порядок, Катрин промокла насквозь. Вода хлюпала в сапогах, пробиралась за воротник. Надо было надеть куртку с капюшоном. Прогноз погоды снова ее подвел, принеся вместо небольшого дождя настоящий тайфун.
– Будет как в тысяча девятьсот десятом, – задорно поведал ей старичок на остановке. – На лодках по улицам кататься будем!
– Боюсь предположить, сколько вам лет, месье? – спросила Катрин. Тот расхохотался.
– Нет, мадмуазель, я сам его не застал, нет! Видел на картинках. Люди строили мосты прямо посреди улиц, из того, что под руку попадалось… А сейчас повсюду провода, замкнет чего, так полгорода без света и останется…
Подъехал автобус, маршрут которого годился для Катрин, но не для старика, и она не смогла дослушать его размышлений по поводу наводнения. Не такими уж они были интересными, чтобы ждать под дождем следующий рейс.
Пол в автобусе был покрыт грязной жижей, еще хуже, чем на улицах. Катрин прошагала по грязи к свободному месту и уставилась в окно, за которым колыхалась серая пелена с время от времени мерцающими огоньками. Если закрыть глаза, можно представить, что она находится в родном городе. А уши можно заткнуть наушниками. Play. Наугад.
«Вот не повезло. Ты упала в мир. До твоей звезды – миллионы миль…»
Следующая.
«Она жует свой оpбит без сахара, и вспоминает всех, о ком плакала…»
Следующая.
«Она не придет – ее разорвали собаки, арматурой забили скинхеды, надломился предательский лед…»
Следующая.
«Девушка по городу шагает босиком, девушке дорогу уступает светофор…»
Пойдет.
Автобус останавливается, не давая песне дойти до логического завершения. Два квартала и вот она, вывеска Cafе «Maxim». Почему бы не Cafе «Maxim et Catherine»?
Катрин обошла здание и поднялась в дом через черный вход, откуда прошла в подсобку, которая служила им с Максимом спальней, гостиной, библиотекой, рабочим кабинетом и тренажерным залом. Разве что туалетом не служила – они ходят в служебный собственного кафе. А ванной и вовсе нет, моются в раковине ночью, когда весь персонал уже уйдет.
Оказавшись наедине с собой, Катрин сбросила сапоги и одежду в угол, не в силах даже аккуратно разложить все это, не то что развесить, и, оставшись в одном нижнем белье, упала на матрас. Отсюда почти не было слышно дождя – шум, доносящийся с кухни и из кафе, все перекрывал. В голове ее наступила какая-то пустота без мыслей, принесшая уныловатое спокойствие и равнодушие.
Письмо, сожженное в 2006 году
«Оля,
Ты не поверишь, но я тебе завидую. Да-да, лучше бы это я наглоталась воды в свой легочный мешок и умерла в мучениях. Тут творится настоящая жесть.
Наш любимый папочка выпил туалетную воду, которую мне подарила тетя Лена. С запахом розы в таком длинном фиолетовом флаконе. Но хреново не то, что духов больше нет. Плевать на духи. Хреново то, что он отпирается. Говорит, я сама истратила.
Больше всего бесит, когда тебе смотрят прямо в глаза и врут. Ненавижу. На той неделе он унес книжки. Думаю, продал, чтобы купить себе еще бухла. Я спросила, где книжки, а он смотрит невинными глазками, вы только посмотрите на него! Как мне делать уроки без книжек? Дебил.
Короче, он бесит меня, а я бешу его. Вот это семейка, да? Ему не нравится моя одежда и вообще мой вид. Его дело. Каждый имеет свое право на мнение, даже если этот человек дебил. Но зачем лить свое дерьмо мне в уши каждый день? Как будто я за вчерашний день забыла, что ему не нравятся мои волосы и то, как я крашусь.
Хорошо, что пользованную косметику никто не купит, иначе он бы и ее унес и продал.
Ты знаешь, откуда я беру деньги? Собираю бутылки, как бомжи. И еще разношу газеты. Оказывается, бумага может быть капец какой тяжелой. И ради чего надрываюсь? Ладно бы за идею. Но эти газеты дерьмовые, их никто не читает. Восемь страниц одной рекламы и колонка анекдотов. Сейчас весь мир такой – девяносто пять процентов торгашни немножечко «ха-ха» сверху. Написала в звездочках, потому что ты еще мала для таких взрослых слов. Вы на том свете взрослеете, или как?
Если нет, как обидно тем, кто умер младенцем! Все летают с арфами, а ты лежишь и гадишь под себя, прямо на облако. Ведь если младенцам дать крылья, они будут летать и гадить сверху на других ангелов. Младенцы же не умеют управляться с кишечником. Поэтому, очевидно, что у младенцев-ангелов крыльев нет.
Он отвлек меня посреди письма. Знаешь, о чем мы сейчас говорили? Точнее, Его Величество говорило, а мне полагалось слушать. Я ведь челядь, чье мнение не учитывается. Говорит, если я не покрашусь в нормальный цвет, он меня ночью побреет налысо. Вот это номер. Я сказала ему, что мне так будет даже лучше, убегу к скинхедам и буду у них сразу как своя. Несерьезно, конечно, но он поверил, завел свою шарманку «с кем ты связалась», и т.д., и т.п.. У него бзик, он думает, что я в дурной компании. Если бы он хоть раз посмотрел на что-то, кроме бутылки «Трои» в витрине, он бы понял, что у меня не то что плохой, у меня вообще нет никакой компании! С кем мне водиться? В школе одни цивилы. Одна надежда, может, в универе будет нормальный народ.
Так вот, он говорит, чтоб я покрасила волосы в «нормальный цвет». Вот чем моя жизнь станет легче, если я покрашусь? Он все равно найдет, над чем зудеть. Но, уважаемые знатоки, где мне брать деньги на краску? Ради зеленого или голубого цвета я готова потаскать тыщщу килограммов газет на собственном горбу, ради отстойного русого или каштана – нет, пусть сам раскошеливается. Но я, блин, не то что копейки от него уже несколько лет не видела, так еще и свои заработанные деньги прячу, чтоб не спер. Мне постоянно чудится сквозь сон, будто бы он меня поднимает, чтоб достать бабло из-под матраса.
Вот такие веселые глюки, а нормальных снов как не было, так и нет. Пойду учиться на психолога, может сама себя вылечу, ха! На психиатра у меня ума выучиться не хватит, а психологом может всякий дурак быть. Сидишь в кресле, киваешь и делаешь вид, будто что-то пишешь в тетрадку, а сама рисуешь каракули. А уж слушатель из меня после батиных монологов по три часа просто офигенный.
В школе тоже полно придурков. Приклеили жевачку к волосам. Заметила только дома, пришлось отстричь целую прядь. Не папочка ли их надоумил? Про то, что мои вещи все время портят, я уже молчу. Изрисовали мой белый пенал с черепами. Единственная, кстати, светлая вещь, и, видимо, последняя. Еще стебут то, что я ношу в школу пенал. Это типа некруто. Да, конечно, куда удобнее вываливать все ручки и карандаши прямо в сумку, потом искать по полчаса, а потом стрелять эти карандаши у Кати, которая (вот неожиданность), не теряет карандаши как раз потому, что носит пенал.
Ты вот думаешь, что за мелочи – пенал, жевачка… Это все фигня. Прелюдия к главной трагедии. У наших мальчиков отросли писюнчики, и они думают, что созрели. Иду домой со второй смены, на улице уже темно. Эти кричат мне: «Пошли трахаться!» и гогочут, как кони. Выбила б все зубы, если могла. Они думают, что такой страшиле, как я, за счастье должно быть, если ей кто-то из жалости предложит. Видимо, я должна стать прожаренной солярием курицей с паклей убитых перекисью волос, чтобы это быдло меня начало уважать.
Я ничего им не ответила. Сделала вид, что ничего не слышу из-за музыки в наушниках. А как хотелось достать из сумки свечи, черепушки, зажечь прямо там, начать чертить пентаграмму и кричать по-латыни. Как бы я их напугала! Недалекие люди часто суеверны. Но в темноте они бы не разобрали, что я там такое делаю, да я и не решилась. И свечей и черепушек у меня с собой не было, если честно.
Но вот смотри, если что-то случится, у кого мне просить защиты? У алкаша, продающего мои учебники, а потом зудящего, что я стала хуже учиться?
Ты меня тоже бесишь вместе с ним. Нашла, на кого оставить сестру! Иди спроси у других ангелов про их божественное провидение. Какие там у них планы на меня, а? План Сталина, блин, с миллионом ссыльных. В роли всего миллиона – я.
Есть такой анекдот. При Сталине страна как в автобусе. Полстраны сидит, полстраны трясется. У меня с крышей похожая беда. Чувствую, как одна половина едет, а другая обваливается прямо внутрь моей башки. Хоронит там все, во что я могла бы верить. Особенно, в высшие силы.
А мне нравится Виссарионыч. Жаль, я не такой же суровый мужик с усами. Спорю, даже когда он был в моем возрасте, и еще не носил усов, никто не смел читать ему нотации? Запишу в число вещей, которые меня бесят: критика Сталина. Он вытащил страну из Ж! О! П! Ы! Эти развякались, стоило ему дать дуба. При жизни-то рот открыть боялись.
Так вот, дорогая Оленька, если вы, мертвые, можете приходить с того света, попроси Сталина, чтоб пришел к нашему папочке и вправил ему мозги. И придуркам из школы заодно. Тебя я уже не жду.
