Над кромкой воды

– Это всё Алина рассказала? – перебил Сергей.

– Да, почти. Я же тоже там бывала, правда, много воды утекло с тех пор. И вот, подъезжают они к украинской таможне. Проехали, значит, нейтральную часть. Очереди почти не было. Это в сторону Крыма пробки жуткие – видела, наверное, фур тридцать, стоящих в длинной колонне. Их отдельно пропускают. А еще – и на машинах народ едет вовсю отдыхать, и пешком. Долго ждать можно. А вот в обратную дорогу почти пусто. Так что, быстро подошла и их очередь. У троих были украинские паспорта, они их и держали в руках без обложки. А эта женщина спрятала свой российский паспорт, и достала украинский! В общем, Алина подошла к окошку почти последней, и тут начались неприятности. Она и говорила, что к бабушке едет, что никуда больше не поедет, что раньше тут жила. Ни в какую! Водитель, услышала она краем уха, и говорит остальным: нет, не пустят, развернут сейчас. Минут десять, наверное, она и просила, и пыталась «договориться», но говорит, не берут. Даже деньги не нужны, боятся, что уволят. Один такой полный коренастый таможенник ей так и сказал: «Вот остановит вас где-нибудь гаишник, и начнет выяснять, как вы сюда попали. А дальше – депортация, а у нас будут большие неприятности. Езжайте, – говорит, – как положено, через таможню, но не здесь, на границе с Крымом».

– Как так? Почему?

– А вся соль вот в чем оказалась! Стали спрашивать, как она вообще попала в Крым. А она же с Москвы летела самолетом, а дальше – через паром и перебралась. По-моему, единого билета у неё не было, так что пришлось потратиться. А этот таможенник всё и расспрашивает: «Если она оказалась в Крыму, то как туда заехала? Где в паспорте их отметка о въезде?» А если её нет, то как она может вернуться, если не выезжала?

– Ну дела!

– Да. Они же считают это украинской территорией. У них такая оскомина, у бедных, что еще несколько месяцев назад бывали случаи, что и паспорта российские брали и рвали просто. Так что пришлось ей взять рюкзак на плечо, и потопать в обратном направлении, опять на российскую таможню. Обратно через паром добираться теперь будет. Попробуем занять у мамы денег. Где они, правда, найдут их? И будет в объезд ехать. Может, и не заедет сюда теперь. Это же какой крюк. Думала тут погостить дня три. Но занятия близко. Уже год не видела Алиночку, эх! Что за судьба такая печальная, что родственников разрывает в разные стороны, и не дает свидеться ни братьям, ни бабушкам и внучкам?

Сергей погрузился в размышления и замер. Рука плавно поставила чашку с допитым чаем, и улеглась на краю стола. Дыхание размеренное, спокойное, взгляд перестал бегать.

– Да!.. – словно от сновидения, очнулся он, наконец. – Спасибо вам большое и за чай, и за угощения. А больше всего за этот рассказ! Всё равно, любая ясность лучше туманной неизвестности.

Старушка нежно осмотрела молодого человека.

– Вы молодые! Еще всё впереди у вас! И счастье, и любовь, – лицо просияло улыбкой, но тут она спохватилась, – да, я же совсем забыла: Алина будет ждать ваш звонок. Очень. Это она так и сказала. Очень будет ждать. Вот, держите.

И, нырнув в карман просторного махрового халата, достала оттуда обрывок бумажки и сунула ему в руки. Сергей развернул листик, и его взору предстали написанные размашистым почерком заветные цифры. Задумчивость мигом слетела, он оживился, и горячо поблагодарил бабушку.

Из квартиры вышел совсем в другом, приподнятом, настроении, точно и вправду наступило лето и солнце озарило стены коридора, пробежалось по щиткам и проводам, нырнуло в дверь, что вела наружу. Но не успел дойти до двери, которой заканчивался длинный коридор, как дверь напротив бабушкиной квартиры приоткрылась, и оттуда гурьбой высыпали две девочки. Одна, меньшая, та самая, в длинных плотных колготках, и летнем песочнике из хлопковой ткани, то ли ситца, то ли кулира, вышла первой. Старшая девочка, в легком салатовом платьице и с зелено-белым бантом, взяла ее за руку и повела к лифту. Сергей пошел следом. Возле лифта они дружно остановились.

– Можно вызывать лифт? – обратилась малышка к нему. – Слышишь, мама закрывает дверь и идет?

И правда, мама подошла. Рядом с ней шел крепкий высокий мужчина серьезного вида, в аккуратном деловом костюме, с ровным пробором волос и неподвижными бровями.

Лифт подъезжал.

– Наверное, прогуляюсь пешком, – сказал Сергей, обращаясь к маме девочек, – не хочу, чтобы повторилась та же история, что была.

Мама одобрительно кивнула. А та девочка посмотрела сначала на маму, потом на Сергея, и, прежде чем он ушел, сказала:

– Я не хочу, чтобы нас бомбили самолеты, – последние слова она протянула жалобно.

Ему хотелось подбодрить, утешить, но слова застряли в горле. Казалось, взрослому человеку он мог бы хоть что-то сказать. Что-то, что его хоть как-то грело, давало надежду. Но ребёнку непонятны сложные размышления о судьбе, о долгах; ему давай такое, что достучалось бы до его понимания жизни.

– Ну, что ты, голубка моя, – мама подбежала к дочке и обняла её. Дверь лифта открылась. – Пойдем, видишь, лифт приехал. Сейчас мы погуляем все вместе, а потом папа пойдет на работу.

И они зашли в кабинку, а Сергей пошел к лестнице. Двери лифта закрывались не сразу, автомат выжидал, прежде чем поехать, и молодой человек увидел, как мама присела и вытерла слезы с маленького личика.

– Не расстраивайся, Лиля! Дядя тогда сказал неправду.

– Да?

– Да! Он ошибся. Правда прячется от людей. Только тот, кто её ищет, может найти… – последние слова были уже не слышны, так как двери сомкнулись, и кабинка стала спускаться.

Когда Сергей вышел из подъезда, девочки уже качались на качелях, муж и жена прогуливались рядом. Жизнь начиналась заново. В руке он сжимал клочок бумаги.

– Пусть далеко ты теперь, но для любви нет преград: ни времени, ни расстояний. Мы будем счастливы!

И бодро зашагал вперед, навстречу неизведанному.

2015

Баллада о дружбе и любви

Эта история произошла одним солнечным летним днём, когда солнышко на голубом небе ярко светит, ветерок освежающе дует и гонит лёгкие тучки в новую даль. По небу проплывают всевозможные барашки, собачки, кролики и птички, то мчась друг за другом в игре, то отдыхая среди какого-то вольного пейзажа – разлива рек или лугов, холмов или тенистых лесов. В одном дворике, в окружении громадин – высотных домов, – расположилась прямо посреди свободного пространства песочница. Её только недавно обустроили, и детвора не теряла случая здесь поиграть. Была и игровая площадка рядом, и разные лабиринты и лесенки, качели и скамеечки. Но это для ребят постарше. А вот для маленьких Виты и Руслана эта песочница со свежим бархатным песком, который золотился на солнце, блестел и дышал как африканские пустыни, была настоящим сокровищем и полем для самых разных игр.

И вот однажды, после обеда (так как в обеденную пору здесь было совсем жарко, да и кушать обязательно надо, как говорили и повторяли их мамы), они играли как обычно, купались в песке, роя своими игрушечными лопатками секретные ходы и проезжие дороги, строя небольшой, но мирный и дружелюбный, по их замыслу, город. Смех и веселье сопутствовали им. Разве много надо для дружной компании, состоящей из двух человек? Они строили этот город вместе: по очереди погружали свои лопатки в песок, становились на прямые ножки, широко раздвинув их в стороны, так что намеченная дорога оказывались внизу, и топали вперёд, прорывая таким образом новый объект.

И всё бы ничего. Всё ладилось более-менее. Дело двигалось уже не первый и не второй день. Город их общей мечты начинал оживать. Так им, по крайней мере, виделось. Их мамы же видели в этом не больше чем кучки песка, разбросанных то там, то сям, да грязные испачканные футболки и штанишки, которые надо будет дома застирывать и вешать сушиться – ведь завтра будет новый день! Да! Город оживал. Тут были и машинки, и стоянка для них. Рабочие – фигурки людей – после трудной рабочей смены садились в них и разъезжались по домам спать, набираться сил для нового труда. Машинок было много. Тут были и красные, и чёрные, и белые, и даже разноцветные. С откидным верхом, и без него, с открывающимися дверцами, и без них. Одним словом – целая стоянка! Ровняли её ой как долго двумя лопатками! Зато это стоило их усилий – площадка вышла на славу!

Другое дело – дома! Папа у Виты был инженер-строитель, поэтому она хорошо знала: прежде чем строить дом – нужно заложить фундамент, а чтобы его заложить – нужно вырыть под него яму.

– Без экскаватора с большим ковшом тут не справиться! – твёрдо заметила однажды Вита.

Да Руслан это и сам знал. Ему тоже хотелось, чтобы в стройке непременно участвовал экскаватор. И обязательно с большим ковшом с зубцами на конце. Но как Вите этого хотелось! И как хотел Руслан обрадовать свою подругу!

И в один погожий денёк это ему удалось. Папа ведь обещал ему купить любую игрушку, какую он захочет. А раз обещал – значит, дело было в шляпе!

Рынок показался ему бесконечным, огромным и кричащим. Трудно было не оглохнуть среди всего этого шума и крика. Но это того стоило – красавец-экскаватор на четырёх мощных колёсах, с большой кабиной чуть справа, а главное – с большим управляемым ковшом. Да, да! Это было просто чудо: стоило его потянуть за рычажки на корпусе, как металлический ковш с зубцами красного цвета важно зачёрпывал воображаемые глыбы земли, переносил их по воздуху на другое место, а потом со скрежетом и звоном раскрывался как рот, и сбрасывал вниз всё, что нёс! Хотелось скорее уже опробовать его в деле.

Пока он тянул экскаватор в новенькой красивой коробочке к песочнице, предвкушая радость Виты от его подарка, несколько мыслей всё же копошились в его кудрявой головке. Одна из них была, что папа теперь не скоро сможет его снова порадовать покупкой – у семьи было мало денег, как он сказал; а вторая – что такой подарок он и сам хотел, но Вита ж – его любимый друг, как говорили взрослые, и, может, они будут вместе играть, а может даже, Вита даст ему потягать за рычажки, когда сама наиграется? Как знать? Главное же было, что она наверняка захлопает в ладоши, и они начнут строить дома в городе Мира!

– Смотри, что я принёс для тебя! – крикнул Руслан ещё издали. – Это будет твой экскаватор. И он управляется, смотри!

Минута бурной радости была их общей. Конечно, Вите понравился экскаватор – он был совсем как настоящий. На работе у папы она видела их часто. Стоило ему очутиться в её руках, как фантазия девочки обрисовала все ближайшие задачи, которые надо было решить, и планы, которые надо было выполнить! А раз задачи есть – то работа закипела! В её руках машина стала перелопачивать тонны земли и песка, рыть котлованы и ямы под будущие фундаменты домов. Виту так это увлекло, что мальчик не поспевал за ней ходить с участка на участок. Минуты летели быстро, всё новые задачи находились для такой чудо-игрушки, строились планы на годы вперёд. А что же Руслан? Он перестал бегать и просто стоял с чуть грустными глазами. В его сердечко подбиралась расстройка и огорчилка на любимого друга. «Как же так? – думал он. – Ведь папа ж мне больше такой не купит! У семьи мало денег, сказал он. И наш экскаватор мне теперь не потрогать, значит?» Огорчилка на поведение девочки грызла его и щемила, глазки становились всё печальней. Как раз в этот момент мама оторвалась от разговора с соседкой про курс доллара, как он ужасно растёт, и что будет дальше? – и подошла к сыну.

– Руся! Что ты стал как вкопанный? Не хочешь уже больше играть? Тогда пойдём домой! Дел дома ведь полно, пойдём! – и стала тащить его за руку.

«Какая ж ты эгоистка!» – подумал Руслан, оглядываясь на девочку – она всё так же увлечённо рыла яму для фундаментов. «Эгоистичная…» – думал Руслан. Так ему всегда мама говорила о нём, когда он её не слушался и капризничал, или брал со стола самые вкусные конфеты быстрей брата. И тогда мама шлёпала его и говорила, что он «не думает о других». Что это означало – было непонятно, но сейчас почему-то это хотелось крикнуть оставшейся в песочнице девочке!

Ночью он плохо спал, да и вообще выглядел помятым. «Эгоистичная» – думал он, и от этой мысли только больше расстраивался. Вечер и ночь тянулись, казалось, очень долго. Но что-то по-прежнему сильно тянуло его к девочке с экскаватором и их любимой песочнице.

Так начался новый день. Жизнь начиналась, словно заново. Руслан простил Виту – «девчонка, что с нее возьмешь?» – и смотрел другими глазами на то, как она возится с игрушкой. Какова же была его радость, когда Вита дала ему прямо в руки желанный экскаватор и сказала: «Возьми, поиграй. Тоже хочешь!» Но это уже совсем другая история!

2015

"ИСТОРИИ ХОЛМОГОРИИ"

ЦИКЛ РАССКАЗОВ ПРО ГНОМОВ (2019-2021)

Про уши и глаза

Это было необычное семейство гномов. В отличии от большинства нам известных видов эти два отличались тем существенным недостатком или же достоинством (смотря как на это посмотреть), что не могли друг без друга обходиться. Или же могли, как некоторые и делали. Но в этом случае они, скорее, больше теряли, чем приобретали.

– Привет, Рыжий Ушик! – приветствовала вошедшего в низенький домик в холме хозяйка.

На пороге стоял, лукаво щурясь, коренастый лохматый гном с заметной рыжиной в густой бороде. Может потому его так и прозвали? Всем известно, что новорожденному имя давали не просто так, а советуясь с самым мудрым в общине, а он уж по одному ему известным признакам говорил, как лучше назвать нового жителя Холмогории. Причём второе имя больше относилось к семейству или роду, а первое – к отличительной черте во внешности или характере.

– Хорошего и тебе дня, Добрый Глазик! – ответил на приветствие вошедший.

– Как сегодня потрудился, милый? Что принёс?

– Вот смотри какие! – и с этими словами он достал из дорожной котомки пару светло-коричневых шарика размером с перепелиное яйцо каждый. Помимо характерного рыжеватого отлива, с одной стороны шли овальные бороздки чем-то напоминающие створки ракушки.

– Здорово! День удался: а у меня даже три сегодня! – и хозяйка достала из фартука такого же размера шары. Впрочем, шары – громко сказано! По весу на ладони вообще не чувствовалось, что там что-то лежит.

– Ох, какие хорошие, – удовлетворённо отметил Ушик, – цвета первых ромашек на лугу! И как будто подмигивают!

– Да такие же как всегда вроде бы, – смутилась и заулыбалась гномочка. На вид ей не дашь и три сотни лет, а когда она поднимает чудные большие глаза с карим солнышком внутри, то кажется, что пора юности только занимается.

Дружно, не глядя друг на друга, они бросили почти невесомые камешки в нечто наподобие круглого ларца у изголовья каменной кроватки. Камешки с едва различимым свистом перемешались, окрашиваясь в цвета соседних, как хамелеон меняет окраску, приспосабливаясь к окружающей среде.

Поужинали на славу: оба, довольные, умастились на ложе и слушали первые звуки хора цикад.

– Говорят, там сегодня будет выступать известный голос, приехал специально из дальнего края леса, Цирцозов зовут вроде бы!

– Где ты такое услышала, Добрый Глазик?

– В лесу днём. Когда гуляла. Всё-таки это удивительно… слышать!

– Ещё бы! – явно польщённый, ответил муж.

Тук, тук, тук.

В дверях раздалось характерное покрякиванье, а следом ввалилось знакомое семейство: гном со вздёрнутой чёлкой и его половинка – слегка припадавшая на одну ногу, но от этого не потерявшая красоты, пышная дама.

– Нарциссус Глазик, Пышно Обоняшка! – воскликнул Рыжий Ушик.

– Какими судьбами? – обрадовалась Добрый Глазик.

Гости поклонились согласно многовековой традиции и шагнули внутрь, притворив дверку – хор цикад вошёл в раж и уже не мог остановиться.

– Мы гуляли, гуляли, – запела Пышно Обоняшка, водя носом по сторонам, точно пробуя все запахи на вкус, – а там такой хор, такая знаменитость приезжая! И вот-вот выйдут звёзды! Идёмте гулять! Дома успеете ещё насидеться в обнимку!

– А почему бы и нет? – встрепенулся хозяин.

– В самый раз! – запищала от восторга хозяйка.

Сказано – сделано: через пару минут входная дверь в уютную норку закрылась, а оба семейства топали в местный концертный зал – широкую лужайку у склона горы, откуда открывался вид почти на всю округу. В том числе и на их норку. Но она была вдали и через озерцо впридачу.

Филиус Цирцозов сегодня блистал, как никогда: весь в пышном перьевом наряде, с косой бабочкой на груди, а на крылышках точно отражались искорки первых зажёгшихся звёздочек на темнеющем небосклоне.

– Какое выступление, какой голос! – только и слышалось то с одной стороны, то с другой.

Все гномы, а их тут было немало, достали свои шарики из кармашков. Достали их и наша пара. Каждый зажал в правой руке по одному. Камушки, казалось, понемногу таяли. У Рыжего Ушика и Доброго Глазика они были едва различимы: оба – смесь коричневато-рыжеватого оттенка с жёлто-белым, отчего создавалось впечатление, что тёплый земляной великан греется на солнышке. У их соседей же, Нарциссуса Глазика и Пышно Обоняшки, они были подчёркнуто различны: мужской серебристый камушек слегка топорщился кверху, словно пытался вздёрнуть одну свою часть и при этом задорно подмигивал, а женский выдавался вширь и раскрашивался цветочными тонами.

Звёзды замигали в отливах камней. Голоса цикад не смолкали. Им вторили красочные, полновесные голоса лягушек, умастившихся кто на кувшинках, кто у самой кромки воды, кто в зарослях колышущегося под вечерним ветром камыша.

Вечер был идеальным. Всё могло бы так хорошо и закончиться, и все бы разошлись довольные по своим норкам, если бы не одно происшествие, перевернувшее всё с головы на ноги и прервавшее концерт знаменитости.

– Что это? – прошептала Добрый Глазик подруге. – Я что-то, кажется, слышу.

– С каких пор ты стала что-то слышать? – с удивлением и недоверием пропела Пышно Обоняшка, широко расставляя слова. Она втянула носом воздух и торжественно объявила: – Всё в порядке, никаких чужеродных запахов в округе нет, ни волков, ни двуногих этих с палками, извергающими огонь и металл; уж не знаю, кто хуже?

– Нет, правда, послушай… ах да, ты же не можешь, – с сопереживанием отметила подруга. – Вот не вижу ничего, но что-то слышу! Вот удивительно ведь! А всё спасибо моему любимому! Слышу же: турук, бум, туурк, дум…

Мужчины в это время тоже разговаривали и не слышали своих жён.

– Вот такой вот завиток отрастил, – Нарциссус Глазик крутил в руке длинный вьющийся локон густых чёрных волос и смотрел на него с какой-то необъятной любовью.

– Да чего там? Завиток как завиток… – пробурчал Рыжий Ушик. – Мужчину красит борода! А уж если она рыжего цвета – так вообще: каждая гномочка будет рада! И чего любоваться на свою растительность, когда можно радоваться хорошей компании?

– Компания компанией, а своя растительность будет с тобой всегда, – довольный высказанной мыслью Нарциссус расплылся в счастливой улыбке.

– Да погоди ты с растительностью! – встрепенулся Рыжий. – Слышишь? Как будто что-то тарахтит?

– С чего ты взял? Ничего не вижу! А глаза-то у меня с рождения ого-го! Могу за милю кузнечика в траве увидеть!.. Конечно, если на пути не будет больше ничего…

– Мне это не нравится! – забеспокоился друг. – Добрый Глазик! Ты видишь что-то?

– Нет, – тут же откликнулась жена. – Но слышу!

– Да, и я тоже слышу.

– Смотри, – обратила его внимание на других гномов, – некоторые Ушики всполошились и вертят головами! Наверняка, они тоже что-то слышат! Идём-ка потихоньку отсюда, может?

– Идём, моя Добрая!

– А вы? – обратилась Добрый Глазик к знакомому семейству.

– Мы ничего не видим и не слышим, – спокойно ответил Нарциссус Глазик, – никаких поводов для беспокойства.

Едва они успели подняться и тихонько пробрались к выходу с лужайки, как непонятный грохот стал слышен даже тем, кто не был Ушиками: с горы стремительно, как коршун на добычу, нёсся огромный валун, сметая на пути кустарники, ломая ветки дубов и берёз, поднимая за собой след из пыли и обломков жизней тех, кто попал под него.

Тут уж вся поляна всполошилась, дико завизжала, забегала. Гномы наталкивались, опрокидывая друг друга. Цикады заморгали всеми тремя глазиками на темени, взмахнули прозрачными крыльями и роем рванули с насиженного места. Самки, не участвовавшие в пении самцов, повскакивали со своих укрытий и умчались следом. Нарциссус с Пышной метались среди толпы.

Валун с гиком и размашистостью всей тяжестью своей шлёпнулся на лужайку и, спружинив, перемахивая не успевших убежать, помчался к воде, оставляя за собой тех, кому не повезло. В воде он зашипел, поднял тучу брызг и бесславно ушёл в пучину.

На лужайке творился хаос. Кто-то искал своих товарищей, кто-то – свою родню, помогали раненым, оплакивали тех, кто оказался не так ловок, проворен или же везуч.

– Нарциссус, Пышно! – звали в два голоса Ушик и Глазик. – Вы где? Ау!

– Может, вот там они, давай глянем! – забеспокоилась Глазик. – Извините, мы пройдём, ой, осторожней, да, мы сюда… позвольте…

Нарциссус сидел на кучке мха с застывшим выражением горестного лица. Рядом, головой к его ноге, лежала Пышно…

– Ой, ой, ой, – запричитала Добрый Глазик.

– Вот так горе, – встал на месте Рыжий Ушик.

Внезапно Нарциссус посмотрел на них и сказал:

– Всё пропало…

– Что случилось? Как это случилось? Пышночка? – Добрый Глазик смотрела на них так тепло, с таким участием, что и лёд растопился бы.

– Что, что? – ворчал Нарциссус. – Как я теперь ходить буду? Вы посмотрите только на мою ногу! Ушиб как минимум!

Ушик и Глазик застыли, глядя на ногу и лежащую рядом Пышночку.

– А… – едва только успела вымолвить Добрый Глазик.

Пышно Обоняшка обернулась к ним на миг только, чтобы сказать:

– Да, вы посмотрите только на его ногу! Как же он теперь, бедняжка, будет гулять? Ушиб как минимум!

И она вновь повернулась к его ноге, ломая голову, чем же помочь беде.

Ушик и Глазик переглянулись, улыбнулись и выдохнули.

И только тут поняли, что на лужайке продолжается пение. Не поверив своим ушам, они во все глаза смотрели на блистательного певца.

Рядом с ямой от валуна невозмутимо стоял и продолжал петь с закрытыми глазами Филиус Цирцозов. Допев, наконец, длинную арию, он открыл глаза, осмотрелся по сторонам и удивлённо спросил:

– Это была лучшая ария в моей жизни! А где все?

2019

Про память и сердца

Холмы гномов мирно дремали под лучами утреннего солнышка. Утро выдалось чудесным, ясным, погожим. Все, что могло произойти плохого, за прошлую неделю произошло: Нарциссус Глазик до сих пор хромал на левую ногу после того валуна, что разметал гномов. Правда, от этого он только больше теперь сочетался со своей Пышно Обоняшкой, которая припадала на ногу от рождения. Рыжий Ушик с Добрым Глазиком навещали их по два раза в день, приносили горячую похлебку, которая так удавалась Глазику! Как никак, они были не только их соседи, но и родственники: Нарциссус приходился жене Рыжего Ушика родным братом.

– Послушай, братец, – увещевала Добрый Глазик, – ну, нельзя же так всю неделю валяться!

– Я не валяюсь, – спорил тот, – я весь пострадавший и залечиваю рану!

– Но это же всего ушиб был! – не вытерпел Рыжий Ушик, глядя на страдальческое лицо Нарциссуса. – И потом, он уже прошел давно у тебя! Гляди – совсем здоровая нога, хоть и чуть хромаешь.

– Вот именно! – возразил Нарциссус. – А раньше она была полностью здоровая! А как мне моя память живо рисует ту страшную картину до сих пор! Все в мельчайших деталях помню!

– Может, потому и хромаешь, что помнишь? – спросил Ушик. – По всему видно, что давно уж прошел ушиб!

– Бедный братец! – Добрый Глазик верила всему безоговорочно, сердце имела нежное, и не могла без слез и участия видеть страдальцев.

Пышно Обоняшка тут же крутилась, у кровати мужа, меняя ему подушку на новую, более мягкую и чистую.

– Вот сестра меня понимает! – закрыв глаза, пробурчал Нарциссус.

Рыжий Ушик посмотрел на жену и погладил густую бороду, отливающую легкой рыжинкой. Он всегда успокаивался, когда смотрел на супругу.

– Ну ладно! Мы чего к вам пришли…

– Помимо супа? – переспросил Нарциссус. – Это же главное!

– Да, помимо него, – не стал спорить Ушик. – Храбрый Ушик протрубил в рог.

– Это значит…

– Да! Это значит, что день моего появления на свет завтра, и он нас ждет!

– А ты опять о нем забыл? – захихикал Нарциссус. – Каждый год одно и то же! Как ты умудряешься?

– Да вот сам не знаю. Видно, моя память устроена по-другому. Твой вот день помню прекрасно…

– Еще бы! Я и сам свой день помню прекрасно.

– А что с моей памятью не так, сам не знаю. Хорошо, отец всегда начеку!

– Не видел его с прошлого года. Так же лупит белок? – усмехнулся Нарциссус.