Перевернутое сознание

КАК-НИБУДЬ В ДРУГОЙ РАЗ!!! Меня бесит этот неопределенный ответ. Ты точно даешь надежду, но в то же самое время и так понятно, что этого не будет. Но она это сказала, потому что не желала быть грубой и хотела, чтобы все было мирным путем. Лучше бы эта вонючая трусиха сказала сразу: «Нет. Я не желаю тебя больше видеть, ты мне противен», я бы, вероятно, воспринял это не с такой горящей злобой. Хотя, если подумать… как еще можно ведь сказать.

Я спускался по лестнице, и передо мной все распадалось на части. Стены рассыпались, ступеньки крошились и превращались в темноту. Все было серым, превращавшимся в темноту. Я в первые за какой-то продолжительный промежуток после моих последних мыслей подумал о самоубийстве. В голове точно промелькнула вспышка, подобная вспышке молнии.

… Рик выпрыгнул из-за укрытия, типа столярная мастерская, врезав Артсоу, этому сраному чмырю, ногой по тормозам. Тот взывыл. Девчонка тут же дала стрекоча, понимая, что ничего хорошего здесь не ожидается и если она останется, то только может вляпаться в какое-нибудь блевотное говно.

«Помнишь меня?» – сквозь зубы проговорил Рик, брызгая слюной.

«Отвечай сука!!!» – Заорал Я.

Это Я, тот, в кого ты отказываешься до сих пор верить, Диманыч!

«Кто вы, ур-ро-оды?» – Не спросил, а прокашлял Артос.

Рик встал в луч света единственного фонарного столба и, указывая на оставшийся маленький синяк на лице, сказал:

«Призрак-мститель, подонок!» – Рик врезал Артосу Свердову кедом по лицу. Он свалился, пропыхтев что-то матерное.

Как же это странно! Насколько же этот ублюдок был прогнившим! Даже в такой момент он матюгался, офигенно, черт тебя возьми!

Но мы порезвились над ним хорошенько! Я сделал то, на что у тебя, версов, кишки бы не хватило. Ты сраная слабая половина!

Потом Я подскочил к нему скрючившемуся, точно сраный эмбрион, и врезал по брюшине, потом еще и еще. Мне это понравилось.

«Не один здесь хочешь кайф словить, Диман» – Был голос Серого. Но Димана здесь не было – он ушел глубоко и очень далеко. Здесь был я – твой друг Вансин.

Ты понишь конец дня в ту пятницу, 19 мая? Хрена с два, не так ли? Зато помню Я! Теперь ты веришь, что я существую?

«Оттащим его. Вдруг кто появится». – Посоветовал Лом. Его совет был весьма делен.

Мы оттощили Артоса, точно свиную тушу.

«Давай здесь, задолбалось эту гниду тащить». – Пропыхтел Рик. А потом ударил кулаком Артосу по фейсу. Он ударил его раза три. Было темно, поэтому не было видно его рожи, походившей на бифштекс, как когда-то это было с самим Риком.

Когда мы оставляли этого урода, то он едва дышал. В этот момент я пожалел, что тебя не было с нами. Я лгу. Ни черта я не жалел, что тебя не было, жалкий ты ублюдок! Я был чертовски рад! Потом мы нажрались вдугаря и кого-то поимели. Алкоголь, ругань, ор и похоть – вот все, что творилось у нас после этого акта мщения. А потом Лом притащил меня к себе. Ведь я так нажрался, что ничего не соображал. Я недоумеваю какого черта нас не разыскивают. Мы вчера такого натворили. И разбили пару окон в магазинах и квартирах на первых этажах, когда еще были относительно трезвы. Нас спасла ночь. Ночь – это время Дьвола и его игрушек, это вроде твои слова, Диман, да?

Когда я спускался по лестнице, то наткнулся на Ванька Маркова. Я чуть не сшиб его. Он назвал меня сраным танком, у которого бельма на жопе. Я повернулся. Вбежал вверх по лестнице за ним и избил. Он грохнулся, тяжело кашляя.

«В следующий раз убью, подонок!».

Потом мне стало жутко холодно, несмотря на теплую, уже практически летнюю погоду. ОНИ снова за мной наблюдали. Я почувствоал это. Я увидел поворачивающийся глаз из стены. Я закрыл глаза, трясясь от холода. Глаз исчез. Я подумал о том, что у меня никого нет. Что я качусь все глбуже вниз. Я подумал о бабули, которой не было в живых, как кроме моих воспоминаний. Я вспомнил тот день, когда мы с ней где-то в девятом часу после отличного ужина (жареная рыба, салат из помидор и огурцов и картошка) пошли закрывать куриц. На лужайке пара ребятишек и девчонка играли в мяч. Бросали его друг другу. Я как всегда был в своем репертуаре и задавал дебильные вопросы.

«Баб, а ты петуху носки захватила?»

«Нет».

«А почему?»

«И так хорош».

«Понятно. – Небольшая заминка. – А трусы?» – Я заливаюсь смехом, точно мне рассказыали безумно смешную шутку.

«Дурак ты» – Смотря мне в глаза, произносит забавным тоном бабуля. Я смеюсь сильнее. И я безумно счастлив. Мне ничего не надо. Чувствую удовлетворенность и теплоту внутри, которую, вероятно, ощущают муж и жена, если они живут в мире и являются дополнением друг для друга, а не живут как электрон и протон.

На секунду я ощутил этот приятный деревенский воздух, составляющими которого является прохлада, запах свободы, истинной зелени, порой запах сена, смешанного с навозом. Мне чертовски захотелось быть там. Как же дерьмово это чувство: когда хочешь куда-то, но не можешь! Кто испытывал подобное, должно быть, поймет меня.

Подумал о ДУБЛИКАТе папочки. Ничего не ощутил. Я не хотел о нем думать. Я не желал думать ни о ком: ни о матери, которую поглотил ДУБЛИКАТ, ни о Нэт, к к оторйо я никак не мог подавить привязанность, ни о Фрэссерах, которые снова дали о себе знать.

Подувал приятный теплый ветерок. На улице резвилась детвора, но я словно ничего этого не замечал. Все потускнео и сморщилось, подобно бумаге, которую начинает пожирать огонь. Был суббота. И до черта людей скажут, что это хороший день, потому что можно отдохнуть от исправительных тюрем (школа-прикола, институт, техникумы), от долбанной работы, которая задолбала (если ты, конечно, не шизанутый работаман, который чуть ли не кончает, когда работает с утра до ночи), но я не чувствовал радости. Апатия сменилась злобой ко всем и вся, а самое главное к самому себе. Полезли мысли о моей бездарности и о том, что я за сраный неудачник.

В этот день у меня случился рецидив. Я покрамсал себя. Боль принесла на какое-то время облегчение. Потом по лицу текли слезы. Довольно приятный и горьковатые слезы боли и безнадеги. Я резал себя на улице у Канализационной Берлоги. Угадайте чем? Осоклком пивной бутылки. Ну и сраный же больной шизофреник!!!

Руку как-то приятно пожигало, а я нашел ключи от квартиры среди грязного белья и стал их крутить в руке. Я подумал о том, чтобы наведаться туда (может, ДУБЛИКАТ папочки меня убьет? Вот будет по-чумовому!), потом мне захотелось навести парней на свою квартиру и чтобы они там пообчистили все хорошенько, но потом я плюнул на эту идею. Я сделаю все сам, а потом спокойно уйду на покой… на вечный покой. Можно просто засунуть башку в газовую плиту и надушаться «чудодейственными» парами. Ха-ха-ха!!!

КАК ЖЕ Я ОФИГЕННО УСТАЛ! ВСЕ КАТАСТРОФИЧЕСКИ РУШИТСЯ!

Засовывая этот листок в рюкзак, мне попался среди кучки мятых листок, где было описана та часть того, что мы сделали с Артосом. Та, недостоющая часть, которую я не помнил и которую боялся спросить у Лома. Листок был написан от имени Вансинна. Снова этот урод! Крод, о котором говорил в том странном сне док Психоз. Вансинн не существует! Я не верю в него.

То, что подчерк совпадает, говорит о том, что я это написал – Версов. Но почему я не помню, как описывал те события, почему не помню своего участия в нем с того момента, как мы затаились за этой столярной мастерской? Я не был пьян. Но, если я писал это, то зачем писал его от лица Вансинна? Кто он вообще такой? Его изобрел мой разум, независимо от моей воли? Это имя произнес док психоз во сне. Это имя на бумаге. Он уже связано и с дневником и со сном (?). Черт, слишком много вопросов и слишком большая путаница! У меня очень болит голова. Сейчас бы очутиться в мягкой постели, только что заправленной, почувствовать ее прохладу, не чувствоать напряжения. Но вмсето этого я со слипающимися глазами поплелся в канализационную Берлогу. Меня ждал говеный матрас, на котором так любили веселиться. Руку продолжало калить. Эту «клешню мертвеца».

21 мая, Вс.

Я проснулся около двенадцати. Я забыл про новый порез. О нем я вспомнил, лишь когда ненароком задел правой рукой левую. Руку прострелило от боли, а в башке закалило – в мои очумелые мозги поступила реакция, сообщающая о том, что у меня исполысована кляшня.

В Берлоге был Степан, Ритка-услужилка, которых, честно признаться, я давненько не видал (мне показлось вообще, что они умерли). Также был Зависало и еще пару телок лет пятнадцати. Ритка-услужилка пила бурду, похожую на самогон. Зависала жрал со смаком чипсы из маленького пакетика (этот пакетик стоил рублей шесть, это точно). У Степана на коленях сидела одна молоденькая девка. Он засунул руку под майку на тоненьких лямках, рядом с которыми были видны лямки от черного лифчика.

«Проснулся, уродец!» – Завопил Зависало. Я мог бы поклясться глаза его в этот момент были в разные стороны.

«Заткнись ты, говнюк обколотый» – Пробурчал я, натягивая рукав кофты (я знал, что этот наркоман не видит порезов, но мне все равно казалось, что этот лунатик видит, и я сделал это рефлекторно).

«На поробуй эту фигню. С зеленью и луком». – Я выхватил пакетик у Зависалы. Пожрать я был непрочь.

«Эй как насчет охи-ахи?» – Голос Степана. Потом он хрюкнул, подобно зажратому борову.

«Да подождити ты чуть-чуть, Стё-о-оп!» – Протянула девчонка.

«А может я сечас хочу, стерва ты поганая!» – Он настойчиво просунул свою пятерню под юбку. Это было по-животному. Подобно тому, как трахаются кролик и крольчиха. Это было мерзко, но, признаюсь, что-то в этом привлекало – вероятно, врожденная человеческая извращенность. Мне хватило сил свалить оттуда. Когда я уходил, Степан почти сделал свое дело, а Зависало тем временем базарил с Риткой-услужилкой, точно все было тип-топ.

БОЛЬНЫЕ!!! ПЕРЕВЕРНУТЫЕ!!!

Я свалил оттуда с головной болью и болью в желудке (вонючие чипсы!). Рюкзак я поставил за трубу. Не за чем было таскаться с ним, как придурку. Я и без того выглядел не важнецки, и мне было необходимо помыться.

По дороге к Серому я встретил Рика. Он обрадовался, что наткнулся на меня. Рассказал о том, что они вчера с Серым были на квартире на Металлической улице, где Зависало и Нойгиров держат шлюх.

«Мы хотели и тебя пригласить, но ты так быстро свалил».

«На кой черт вы туда поперлись?!» – Взревел я.

«Сам Нойгиров пригласил нас», прикинь? Там такой отрыв, не в жизнь не представишь!»

«Да что ты?! Говно представить может, наверно, каждый!» – рыкнул я.

«Там они закабалили пару новых телок. Они не такие малолетки, приличные сиськи. Такой трах там был вчера. Они еще их напоили для прикола. Во щё чума! – Рик хлопнул себя по коленке (на нем были джинсы и не застегнутая рубашка навыпуск). – Куда только не пихали, а как сосу-у-ут!»

«Ты погромче ори. Херово слышно-то. Уйди на хер отсюда!».

«Да иди ты, хренов чмошник! – Заорал на всю улицу этот пузан Рик. Наконец-то он решился, а я-то думал никогда не сможет – так и будет у него очко играть передо мной. Заслужил этот псевдодружок, подопечный Фрэссеров некоторой похвалы. – Ты спекся! Не умеешь отрываться! Ты чокнутый! ПСИ-И-ИХ!!!».

Я не стал оглядываться, но у меня появилось безумноечувство, что взади стоит Рик, а лицо у него напоминает кровавый бифштекс, потому что кожу с него содрали… заживо, точно как в фильме «Техасская резня бензопилой» этим забавлялся Кожаное Лицо. Сердце у меня обратился в маленьких ком, а потом я прибавыил шагу, потому что мне поглючилось, что сейчас Рик-урод вырастет до двух с половиной метрового роста, схватит и начнет сдирать с моего лица кожу, потому что только так он сможет вернуть себе лицо.

Потом наступила спокойная апатия. Под спокойной апатией я подразумеваю некую степень умиротвренность, сильное безразличие ко всему и злобу…бешеную, агонизирующую, сжирающую меня изнутри, подобно серной кислоте, разъедающей плоть.

Наконец-то он решился. Теперь я знаю наверняка, что больше с этим слугой Фрэссеров я больше не увижусь. Псевдодружок на время. В самом начале дневника (черт, как же давно это было и как быстро все прошло; как чертовски быстро все несется!) я писал об этом. И вот все происходит, как я и писал. Чувствуешь себя не так хреново, если уже заранее знал, как повернутся события, или готовил себя к ним (к предположительным последствиям), не так ли?

Я разбежался и пнул ногой палку. Неудачно ударил. Большой палец заломило. Я чуть не рвал на себе волосы и хотел ржать, точно шизанутый хохотунчик, у которого съехала крыша. Ха-ХА-ХА-ХА-ХАХАХАХА!!!

Я хотел пойти к Серому, но не пошел. Когда открывается истинное нутро одних из твоих всевдодружков (хоть ты и ожидал уже этого), то ко второму идти (да тем более к тому, который спрашивал у подружки, как можно было бы убить меня), не слишком-то охота.

Я плелся в неизвестном направлении. Все перед глазами расплывалось, мне казалось, что проваливаюсь в реку, и вода заглатывает меня подобно здоровенному киту, или монстру. Честно сказать, мне хотелось спать, тихо лежать, не ждвигаясь в каком-нибюудь уголке, но не мог же лечь на улице, как собака?

У Меня оказалось в кармане десятки и мелочь. Я не помню, как они у меня оказались. Последнее время я существовал в каком-то непонятном состоянии – все происходило в таком темпе, что порой я даже не мог припомнить, как это происходило. Вероятно, к этим деньгам можно было отнести подобный принцип.

Я решил поехать на железнодорожный вокзал. Хотелось надраться, но у меня не было деньжат. Я привалился к окнул и в некой полудреме лени и апатии енаблюдал проезжающие машины, спешащих пешеходов, заметил одну длинноногую цаплю, к оторой юбка была еще та! (мне захотелось вышибить ей мозги, чтобы больше не шлялась в таком виде). В автобусе народу было немного, так что оставались даже свободные места. Я не чувствовал давления этой толпы, как это у меня часто случается, когда автобус набит битком, и все трутся друг о друга задницами. Мне стало полегче, но меня не оставляло чувство тревоги, я чувствовал, что за мной наблюдают, а еще пару раз проскакивали мысли о СУ (самоубийстве). Мне приходилось мотать головой, чтобы выгнать из черепушки эти страшные мысли и картинки, старавшиеся пустить корни в сознании. Эти мысли были даже посильнее секусуальных.

Мне хотелось, чтобы в автобус зашла какая-нибудь красивая девушка (не только внешне, но и внутри), и мы могли бы познакомится. Но, разумеется, жизнь не была сказкой, и ничего не случилось.

Я выплелся из автобуса на конечной остановке. Движения давались мне с трудом. Боковым зрением я заприметил у здания, над которым висела табличка (ИНТЕРНЕТ ЦЕНТР), несколько подростков младше меня. Это были трое парней и девчонка в черных джинсах с подтяжками, которые висели. Через отверстия джинсов, в которые вставлялся ремень, была пропущена железная цепочка, спускавшаяся вдоль колена. В руках у двух парней было по бутылке пива. ДЕТКИ ДЬЯВОЛА. ПЕШКИ ФРЭССЕРОВ. Нужно быть всегда наготове. Опасность может придти оттуда, откуда и не ожидал.

Я зашел внутрь вокзала. Людей было не слишком много. Один мужчина, подложив под голову толстую сумку, лежал с закрытыми глазами на скамейке. Толстая женщина, сидевшая на другой с сумами, поедала жареный пирог. У кассы стояло также чуток народу и у отдела с газетами и книгами. Каждый был занят своим. Все были такими отстроненными, существующими точно в собственном измерении, в котором функционировали лишь их законы. И вряд ли у кого из них ты мог бы рассчитывать на помощь, будь ты ограблен или еще чего бы подобное произошло.

Вышел к перрону посмотреть на железных драконов. Подошел к краю и поглядел вниз на рельса. Перед глазами точно вспышка того, как поез гонит, а я спрыгиваю, точно Анна Каренина, слышен хруст ломающихся костей, отлетает башка, хлещет кровь, и затем…

Мне стало жутко холодно и страшно.

Повеяли в башку жуткие мысли. Сгущаются сумерки. Где-то слышен звук приближающего поезда. Вокзал кажется опустелым. Он походит на город-призрак. Я иду внутрь, пытаясь найти кого-нибудь. Потом откуда не возьмись выскакивает очумелый псих в какой-нибудь маске и с топором в руках (или еще чем-нибудь). Наверно, я просто насмотрелся ужастиков… Ха!

Холод внутри груди нарастал. Хотелось оказаться в теплой постели… как в деревенской постели. Опустить голову на подушку, под которой лежал дубовый листочек, закрыть глаза и заснуть спокойно и без страха и мыслей о завтрашнем дне.

Я расслышал голоса.

Заставь эту падлу проглотить это!

Больше его ора я не вытерплю!

ГЛОТА-А-АЙ!!!

Рядом со мной примерно семьдесят, наверно, километров в час пронесся Фольксваген. Он проехал в каких-нибудь паре сантиметров от меня. Я вышел из тупора. Мир, в который окунул меня собственный мозг, исчез, и я вернулся обратно. Мне хотелось показать ему средний палец или послать, но не было сил. Я с трудом волочил ноги. Я еще находился в каком-то оцепенении. Мне казалось, что я иду сквозь туман. Я почувствовал запах спирта, а затем больничный.

Отличненько! Отходи в сон. Это помогло.

Затем у меня в мозгу что-то переклинило. Я не помню, как сел в маршрутку, как шел к Канализационной Берлоге (куда мне еще было идти, черт возьми?!), как поранил костяшки на правой руке, где запеклась кровь – ничего я этого припомнить не мог. У меня был в уме лишь вокзал, пронесшийся передо мной Фольксваген, и конечный пункт – Канализационная Берлога. Куда подевались остальные связующие элементы, я не мог сказать?

Я улегся на сраный матрас, на котором чуваки вроде Степана любили потарабанить какую-нибудь идиотку, обнял себя и закрыл глаза. Разумеется, это не были пахнущие свежестью и убаюкивающим холодком перины, но все-таки. Да и вообще на кой человеку воображение, а? Я оказался на сеновале, где пахло пылью, под моей головой была подушка – все как и раньше…в те добрые времена, когда была жива бабуля…в те времена, когда я жил. Мне показалось, я услышал голос бабули. Но это был лишь сраный голос Зависалы, а потом ржание Ритки-услужилки. Я повернулся спиной ко входу сверху и покрепче зажмурил глаза. Я снова был на сеновале, и на меня находил сон, глаза тяжелели. Перед полным погружением в сон в моем мысленном взоре возникло окно, через которое смотрели глаза, их окружала чернота… глаза были устремлены на меня.

22 мая

Понедельник. Как же я его ненавижу! Начало долбанной недели. Ощущение такое, словно ты достиг финиша, но потом точно здоровый гигант хватанул тебя здоровой пятерней и перенес обратно к началу. Говеное чувство.

Зависалы не было в Канализационной Берлоге. В противоположном углу спали Степан с какой-то девчонкой, у которой была и без того короткая юбка, так еще и разрез чуть не во всю длину. На этой суке были еще белые колкотки. Рядом лежала Ритка-услужилка. Все эти три урода лежали, на каком-то новом матрасе – фиг его знает, когда они успели его притащить.

Я поднялся, кряхтя от боли во всем теле. Порез на руке уже беспокоил не сильно. Я постарался отряхнуть одежду, которая была не в лучшем виде. Я поднял лежавший около матраса свой рюкзак, в котором была грязная одежда, дневники, листки с новыми записями и пара каких-то школьных тетрадей. Как мне было в лом идти куда-то, о да! Но я должен был, потому что сегодня у нас был сраный ЕГЭ. Мне надо написать эту муру (или лучше сказать списать, ха!), чтобы я стал свободен, чтобы меня выпустили из этой вонючей тюрьмы, в которой проторчал целых одиннадцать лет.

Хоть другая половина меня говорила не ходить. Я бы сейчас лучше нажрался вдрызг и отключился – о да! Становлюсь прямо как ДУБЛИКАТ папочки. А какого черта, а? Я один, никому не нужен. ОНИ охотятся за мной и скоро загробастуют. Так что какой смысл? КАКО-О-О-Й!!! ЕГО НЕТ!!!

Канализационная Берлога походила на притон: на земляном полу валялись пакетики из-под чипсов, пивные жестянки, стеклянка, какое-то тряпичное шмотье и пара шприцов (вероятно, они остались после вчерашнего, до этого их не было). Да еще здесь сношаюся чуть не каждый день. И я часть этого. Пусть и не участвую полностью в их разврате – но я часть этой системы. Говеный элемент, которого нет выхода, который должен быть в той или иной степени этой частью.

Рик не подходит ко мне и смотрит так, точно у меня вжопе граната, чека выдернута и того гляди рванет. Сравнение не ахти, но оно пришло мне в башень в тот момент, когда он первый раз попялился на меня на первом этаже перед входом, когда мы все толпились там (все три одиннадцать классов) перед тем, как отправиться в соседнюю образовательную тюрьму. Я улыбнулся. Про себя рассмеялся.

Серый тоже пришел в этот знаменательный день.

«Когда планируешь навестить последнего пидора?» – Спросил он меня, пожав руку.

«Хрен, его знает». – Сказал я. Я уж и забыл о нем, об этом последнем гонюке, которому надо было бы отомстить. Все основное зло перегорело во мне.

«Надо сделать на днях. Свяжемся с Ломом и навестим, говеного ублюдка. –Слюна брызнула у Серого изо рта. Хорошо не мне в лицо. – А что с Риком?»

«А черт его знает. Спроси!».

«Плевать. Наверно, Светка не дает. Вот ему и приходится терпеть или старым испытанным» – Серый опустил руку к паху и показал ей движения вверх-вниз.

В тот момент я почувствовал снова ИХ приближение. Стены стали словно сужаться. Мне казалось, что ОНИ где-то в толпе. Поэтому я старался не смотреть по сторонам. Когда математичка наконец нарисовалась, и мы поперлись к школу, то я увидел у забора напротив нашей школы-тюрьмы Кобрина. Он смотрел на меня пустыми глазами. На нем были темно-синие джинсы и футболка, которая на уровне живота была вся в крови. Это как раз в это место он засадил себе нож. Кобрин поднял руку, точно собирался по-дружески меня поприветствовать. Потом она поднялась под прямым углом, все пальцы кисти сжались в кулак за исключением указательного. Этим пальцем Кобрин указал на свой висок, а потом провел вокруг головы. Все это время его взгляд был устремлен куда-то вдаль, в невидимую неподвижную точку на неизвествном пространстве.

Поганое чувство, когда приходится идти туда, куда не хочешь, или делать то, что не хочется, а? А если прибавит еще к этому, что чертовски страшно, пребываешь в каком-то черном апатическом страхе, то получается ситуация не фонтан. Что-то подобное я чувствовал, плется почти в конце ереницы, направляющейся в соседнюю образовательную тюрьму для прохождения дебил-теста, который придумал от нечего делать умник, которого я бы сам взял с удовлльствием да посадил решать всю эту муть, которую он хорошо приготовил, пялясь в книжки.

«Сгоним. Я шпоры купил».

«Если шманать сильно не будут»

«Да ты хоть видел ли шпоры-то, лох! Суперкласс!»

«Естественно, козел. Они, наверно, почти у каждого».

Мне захотелось снова умереть. Или залезть под землю, где ничего не слышно. А еще мне захотелось избить этих двух придурков из параллельного класса.

Сбоку от меня на дереве запела пичужка. Черт, хоть что-то было приятное в тот день. Ведь невозможно, чтобы было лишь плохое! Такого быть не может!

Когда мы приперлись в эту школу-уроду. Нас разделили на группы. И развели в соответствии с тем, кто был в каких группах, по кабинетам. Серый и Рик оказались в одной группе. Я оказался в одной группе с Ванькм Марковым.

«Ну чё, Диман, сильно дрейфишь?» – Спросил он у меня, хмыкнув.

Я мотнул головой. Говорить не хотелось. Зевнул. Сильно хотелось поспать. Мне бы сгодилась даже парта, приставленная к стене. А если бы мне еще и одолжили какое-нибудь покрывальцо, то вообще была бы не жизнь, а малина.

ЧЕЛОВЕКУ НУЖНО СОВСЕМ НЕМНОГО ДЛЯ ДОВОЛЬСТВА

«Спишем у кого-нибудь».

«Будем надеяться, Ванек». – Сказал я, поглядывая вокруг.

«Вот бы сидеть с Башариной. Эта математическая машина убийца знает все, что нужно».

«И не говори».

«Она, наверно, трахается со всеми этими косинусами. Метла поршивая».

Тетка в очках и короткой стрижкой в черном костюме и тфулях без каблуков назвала номер нашей группы и сказала идти за ней. Тут я подумал о том, что совершилось. Вероятно, тут я понял, что как мало мне осталось времени находиться в этой общеобразовательной тюрьме. Если, конечно, я сдам этот сраный ЕГЭ хоть на трояк.

Я сидел на предпоследней парте первого ряда. Ванек был напротив меня на втором ряду. Впереди меня сидела девчонка, на которой было некое подобие майки, хотя я бы назвал это «внешний лифчик», закрывающий внутренний, из-за размера. Эта майка лишь закрывала титьки и плечи. Также у нее была черная юбка. Она время от времени бросала резкие взгляды по классу. Сразу было видно, что она нашпигована шпорами, и ссыт, что ее запалят. Вероятно, напихала пару шпор в трусы да еще под майку-лифчик (только как она собирается доставать их? Скажет, наверно, просто, что титька зачесалась?).