Мальчик по вызову

– Если ты попал в США, судя по всему, после школы, то сколько тебе лет?

– Мне тридцать шесть.

У меня был шок. Я думала, что ему лет двадцать пять, не больше. «Он объективно не выглядит на свой возраст. Ему можно по студенческому проходить без студенческого. Ему можно на массовки ходить, где указано «до 25 лет». Продавцы водку ему никогда не продадут! Мне бы выглядеть в тридцать шесть… Хорошо же он сохранился! Законсервировался? Заморозился? А, может, он – вампир?»

– Да, мне все говорят, что я не выгляжу на свой возраст, – ответил он на вопрос, который я не озвучила, – Не знаю, в чём дело. Может быть, потому, что у меня нет детей, может быть, потому, что у меня нет жены и бывшей жены. В этом отношении круто быть геем. Я действительно чувствую себя на восемнадцать. Мои восемнадцать тянутся уже лет восемнадцать, честное слово. Вечно молодой, вечно пьяный, это про меня.

Мы не заметили, что рядом с нами стоит официантка с недоуменным видом.

– Мне штрудель, – быстрее заказала я, чтобы прервать неловкую паузу.

– И мне. Мой любимый десерт.

– И мой. И чай зеленый жасминовый, пожалуйста.

Официантка направилась на кухню.

– Так что ты говорила? Ты же была в Камеди файгт. Видел начальные шутки, это было здорово.

– Только начальные шутки там и прошли.

Я начала подробно рассказывать ему о моём «фееричном» кастинге, о «фиаско» на съёмках, о том, как «я ненавижу короля армянского юмора». Будто находилась на приёме у психолога. Мы с Владом легко нашли общий язык. Не было дистанции, барьеров, чувства неловкости. Мне казалось, что мы знакомы много лет. «Как же мне повезло, что у нас шестнадцать общих друзей и что он стендапер! Легко удалось до него достучаться».

– То есть король армянского юмора поставил на тебе своеобразный блок. Ты больше не можешь полностью раскрыться на сцене. Да, это очень печально. Но нельзя же сдаваться! Вот ты говоришь, тебе двадцать девять, что жизнь твоя кончена. В двадцать девять я совершенно не представлял, чем я хочу заниматься. Я был абсолютным нулём. Я писал из Америки на центральные каналы России, спрашивая, не снять ли им сюжетов. Я мог поехать в другой город, чтобы снять для них сюжет, а в ответ получал только «спасибо». Было чувство тупика. Родители отговаривали меня ехать в Америку, они даже просили преподавателей в моём минском универе повлиять на меня. Их просто раздражала мысль, что я хочу стать актёром, что я хочу снимать видео, что я хочу путешествовать, что я – гей. Они говорили, что должна быть профессия, а мои увлечения – так, баловство. Но всё же я вырвался. И это было чувство абсолютной свободы. В США мне показалось, что там даже дышится легче. Русскоязычная диаспора геев, парады и всё такое, странное образование. В США, у них какое-то общее образование, без особой специальности и специальности, общие для всех дисциплины. В итоге, я получил диплом по массовым коммуникациям. Мне казалось, что я могу горы свернуть, что я король мира. Но через пару лет я начал скучать по родине, часто ездил в Минск, затем ещё чаще. И в результате я здесь, и я весьма доволен, в Америке было какое-то жуткое одиночество. Стендап дал мне надежду хоть как-то проявить себя в актёрстве. И я прям за то, чтобы детям не мешали заниматься тем, что им нравится, чтобы их «не опускали на землю», не мешали идти к мечтам.

– А почему ты решил заняться стендапом? Ты же сравнительно недавно им занимаешься, года два, я и то дольше.

– Когда я вернулся в Россию, меня атаковали вопросами, почему не женат, почему нет детей и т.д. В конце концов мне надоело объяснять каждому, что я гей. Решил разобраться с проблемой кардинально. А где говорить об этом, как не в стендапе, как не в телике?! И пошло-поехало. Я искал на сцене некой защищенности. Хотел оградиться «публичностью». И я был первым, кто сказал это со сцены. У меня был синдром дефицита внимания. Да, от проживания в Америке такая фигня не только у американцев. И один из признаков синдрома – человек начинает заниматься всем, чем угодно, пытается проявить себя везде, где только возможно, и по большей части там, где он не может добиться успеха. И я понял, что растрачивал свою жизнь зря. Нужно выбрать, всегда нужно выбирать. И стендап – это моё. И представляешь, понял я это только в тридцать три года! Как долго я себя искал! В Америке уже в десять знают, кем хотят стать в будущем. Сейчас дети вообще очень быстро определяются, добиваются, развиваются.

– Знаешь, если я в тридцать шесть буду так же молодо выглядеть, как ты, и у меня будет такой же богатый жизненный опыт, то старость уже не так страшна. Ты меня прям воодушевил. Ты – бойкий старикашка.

– Сам поражаюсь!

– Ты крут! Без сомнения.

– Кстати, сейчас на канале готовят проект «Женский стендап». И меня поставили туда тоже. Да, меня объявляют «И наша следующая девочка Влад Лисовский». Ты бы тоже попробовалась туда.

– Я пыталась, несколько лет пыталась, пришло время признать нулевой индекс, так сказать. Боюсь, в моём случае стендап оказался тем самым занятием, в котором я ничего не могу добиться и только зря трачу время. Да, у меня, похоже, тоже синдром дефицита внимания, хотя я и не жила одиннадцать лет в США.

– Печально всё это, есть же у тебя хорошие шутки. А напишешь потом мою биографию? Мне лень будет, наверняка.

– Легко.

– А эта книга просто о хостеле и том парне?

– Ну, понимаешь, он много рассказывал о своих клиентах, и многие из них женаты, у них дети. Они шифруются, маскируются, скрываются, всю жизнь обманывают близких людей. Им кажется это лучше, чем терпеть то, что может случиться, если они будут открытыми геями, как ты. Это десять процентов мужчин! А их желания попросту игнорируют. Это всё равно, что сказать: «Давайте мы будет игнорить всех мужчин-юристов! А что, их же всего десять процентов!»

Я была в полнейшем восторге от Влада. «Белорусский гей с американским паспортом, который занимается стендапом в России, который выполняет функции психолога и мотиватора. Что может быть лучше? Он просто уникален». И могу сказать вам совершенно откровенно, это был один из лучших людей, которых я когда-либо встречала. Где-то на втором месте, сразу после моего деда. А поверьте, мой дед был мировым мужиком. И Влад – мировой мужик, как бы забавно это не звучало. Он даже больше мужик, чем те брутальные парни с мышцами и татуировками, которые подворачивают штанины в феврале. Он даже больше мужик, чем те, кто оставляют детей без алиментов. Он даже больше мужик, чем те, кто поднимают руку на своих близких. Он даже больше мужик, чем те, кто не сдерживают своё слово. Он даже больше мужик, чем яростные гомофобы. Он смелее их, интереснее, талантливее, порядочнее, умнее, добрее, обаятельнее. «Ты нашла своего идеального гея, – иронизировала я. – Гей мечты! Гей на белом коне! Гей из сказки!»

Естественно, я не могла удовольствоваться одной встречей, ведь первое впечатление бывает обманчивым. На следующий день мы пошли гулять вдоль Беговой аллеи: Влад жил здесь неподалёку, и это было его любимое место в Москве.

– Из окна я вижу ипподром.

– Люблю лошадей. Они красивые и всегда ржут над моими шутками, – использовала я «свой старый репертуар».

Вадик засмеялся. «Проверенные шутки всегда работают»

– Расскажи про свою первую любовь.

Он сразу засмущался и попытался сменить тему, но я была очень настойчива. У каждого гея есть своя душещипательная история о первой любви. У меня глаз был намётан.

– Это было на первом курсе. Тогда ничего не было: Интернета не было, порнухи не было, и я считал, что в России два гея – я и Боря Тимофеев.

Тут засмеялась я. Вспомнила известного певца и его обесцвеченные волосы.

– Это смешно. Кто только из юмористов нашей страны не шутил над Борей?!

– И я пошучу в новом шоу. В общем, я влюбился в одного парня. Страдал глубоко несколько месяцев. Я по натуре человек весёлый, но тут совсем приуныл. Мне казалось, что жизнь моя закончится, если я ему не признаюсь. Мне казалось, что Вселенная перевернётся, если он не узнает, что какой-то странный парень хочет его. Но мне совершенно не представлялся случай. Не мог же я в коридоре к нему подойти и ошарашить свой неземной любовью! Но вскоре нас пригласили на одну вечеринку. Да, не только в фильмах всё решается на вечеринках! И так получилось, что на вечеринке были мы и две девушки. И вот когда они ушли в туалет, я понял, что вот мой шанс. У меня было пару минут. За это время я должен был ему донести свои чувства. У меня не было никаких надежд, никаких предпосылок, что он ответит мне взаимностью. Но я твердо решил, что скажу ему. И, представляешь, он ответил мне взаимностью. Он сказал, что сам не знал, как сказать мне о своих чувствах, и он тоже думал, что является единственным геем во всей Белоруссии. Это было похоже на чудо. Так счастлив в жизни, как в тот момент, я никогда не был. Мы нашли друг друга. Разумеется, мы скрывали, знала только наша общая подруга. Ох, уж это чувство, что ты не одинок в этом мире. Ты что, плачешь?

– Ах, ты сволочь! Прям растрогал до слёз. То смешишь, то до слёз. Ладно, продолжай!

– Мы думали, что будем вместе всегда, что не увидим никогда других геев. Но тут нашему университету дали гранд на шесть студентов в США. У США такая политика: брать иностранных студентов к себе в университеты, учить их американской мечте, а потом обратно на родину отправлять, чтобы они распространяли американскую мечту за рубежом. Я просёк эту фишку. Поэтому когда я писал конкурсное эссе, то не сообщал, как хочу жить в Америке. Я написал, что хочу увидеть другую страну и вернуться на родину. Моя любовь Валера говорила, что желает всеми фибрами души, чтобы моё эссе провалилось. Я ему: «Как же так?! Ты желаешь мне поражения!» «Ты оставишь меня здесь одного, а сам будешь наслаждаться всеми прелестями американских гей-клубов и гей-парадов», – расстраивался Валера. Так и получилось. Я выиграл гранд. Нам оплачивали проживание, еду, даже дали работу в студенческом городке. Столько денег, как от работы в студенческом городке, у меня никогда не было! Я съездил в Чикаго, В Лос-Анджелес, в Лас-Вегас, даже в Далласе. Я купил маме путёвку в Египет. Я словно был на вершине мира. Я пробовал себя в травести-шоу, экспериментировал с макияжем, ходил в лучшие гей-клубы. Но год закончился, и меня должны были отправить восвояси. Я жутко не хотел возвращаться. У меня всегда была хорошая успеваемость, и я участвовал во всех студенческих мероприятиях. Меня оставили, но встал вопрос об оплате. Мне сделали пятидесятипроцентную скидку. Я обратился к Валере, первой любви, чтобы он перевёл мне денег, мы не прекращали переписываться. И он, хотя в Белоруссии ему приходилось тяжело, он долгое время был одинок, дал мне необходимую сумму. Я ему благодарен до сих пор. Никто не знает меня так, как он, никто не понимает меня так, как он. Именно Валера убедил меня, что я смешной, что мне нужно заняться стендапом. Он читал мои первые шутки, советовал мне, что смешно, а что нет. И когда я всё-таки вернулся обратно, он сказал: «Как же мне тебя не хватало! Как же мне всё это время не хватало такого друга, как ты!»

– И вы сейчас вместе?

– Нет. У него уже восемь лет есть муж. Мы даже как-то ездили отдыхать втроём. Они как сумасшедшие бегали по всем лакшери-процедурам. Нельзя уехать на одиннадцать лет, а потом сказать: «А вот я! Давай сделаем вид, что я и не отсутствовал».

Геи, не геи, а отношения всегда развиваются в едином ключе. И всегда грустно, когда такие светлые чувства угасают. Но иногда они преобразуются во что-то другое – в иные тёплые отношения. «Ведь они до сих пор одни из самых близких людей друг другу…»

– А почему ты спросила про первую любовь? Как чувствовала, что она много значит для меня.

– У вас всё решает первая любовь. И вы потом обязательно знакомите своих последующих со своим первым, будто к иконостасу ведёте. У натуралов так не принято. Но, как говорится, у всех свои традиции, и их нужно уважать. Владик, ты – один из лучших людей, которых я знаю. Сразу после моего деда.

– Почему ты это говоришь? Потому что я парень, который пару раз удачно пошутил в телеке?

– При чём здесь твои выступления? Они мне даже не особо нравятся. В смысле, список тем мог бы быть разнообразнее.

– Я для того и начал шутить, чтобы говорить о геях.

– Хотя бы Америкой разбавил. В общем, ты смел, искренен, талантлив и так открыт этому миру, будто никто и никогда не делал тебе больно. И ты выступил в роли психолога. Ты сказал те слова, которые я хотела услышать.

– Да, мотиватор тебе необходим.

– Да, всем нам нужны люди, которые нас действительно понимают. Но вот чего я не понимаю, как ты мог уехать из Лос Анджелеса?! Я вот думала, есть ли на Земле место, откуда мне бы уже никуда не нужно было ехать, и понимаю, что это Лос-Анджелес! Как?!

– Я жил в Лос-Анджелесе два года!

– Ах, ты сволочь!

– Меня направили туда на практику от Академии американского телевидения. В качестве производственного ассистента. И я жутко облажался. Я был никчёмным ассистентом. Я не мог направить людей из точки А в точку Б, я не мог ничего запомнить, я всё путал. Один раз забыл чемоданчик с рациями в баре, бармен принёс его потом на съёмочную площадку, и это был такой позор. Я был таким перспективным, амбициозным, талантливым, а не мог справиться с какими-то совершенно простыми заданиями. Я был жутко в себе разочарован. Меня никуда не пригласили после этой практики. Я боялся смотреть друзьям в глаза. И я пошёл работать в магазин проката гей-порно, потом в кинотеатр. Я обозвал сучкой какую-то коллегу, она настучала администратору и меня из кинотеатра турнули. Вокруг ездили лимузины со звёздами, а я чувствовал себя последним неудачником. Я чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Я хотел себе на лбу сделать тату с надписью «ноль». И Лос-Анджелес – жестокий город. Там все сконцентрированы на исполнении своих мечт, все говорят исключительно о кино, о телевидении, о работе, все рассматривают знакомства с точки зрения полезности в синематографе. Это жутко напрягало. Этот город сожрёт, даже не успеешь почувствовать. Лос-Анджелес – это адовое испытание на прочность. Там ты в постоянном напряжении, там всё тебе напоминает, чего ты не добился, как не преуспел, что другие оказались на вершине мира. Тебе, судя по твоему эфиру, нужен более человечный город.

– А такие есть?

– Возможно. Потом я попал на работу переводчиком в нефтегазовую корпорацию в Хьюстоне. Мне очень много платили, но вскоре я попал под сокращение. Я уехал в Нью-Йорк, жил там в хостеле, пытался доказать себе, что я хоть что-то стою. Я бился головой об стену от осознания собственной никчемности. Но однажды я увидел перечень признаков синдрома дефицита внимания в каком-то справочнике. Если честно, мне показалось, что я читаю свою биографию. Неспособность и нежелание принимать установленные правила, неумение контролировать свои действия. Иногда человек не может сосредоточиться на нескольких проблемах, но если уж он сосредотачивается на том, что ему нравится, то может достигнуть выдающихся результатов. Синдром дефицита внимания и гиперактивности вообще свойственен множеству творческих людей, а их считают дебилами, лентяями, тунеядцами. Множество творческих людей не может найти себе применение, потому что не знают, как оправдать чужие ожидания. Когда я читал об этом синдроме, я понял, что не виноват в своей неудаче в LA. Просто это было не моё. Я не был к этому приспособлен. У меня было чувство огромного облегчения. Я простил себя, прежде всего, за ту лажу на съёмочной площадке. Я простил себя за какое-то отсутствие эмоционального контроля. Я простил себя за то, что мне обязательно нужны напоминалки на телефоне, потому я не в состоянии удержать в голове какие-то мелочи.

– Блин, ты тоже будто про меня рассказываешь. Похоже, у меня тоже синдром дефицита внимания.

– Для творческих людей это нормально.

– Обидно, когда ты не творческий, а просто идиот.

– Это да. После того, как увидел симптомы СДВГ, я решил вернуться в Беларусь. Мне пришлось несладко. Каждый раз, когда я заходил в подъезд родительской квартиры, компания гопников отпускали комментарии в мой адрес и в адрес моих мелированных волос. Один раз я им что-то ответил, и они меня поколотили. Представляешь, как шесть человек нападают на тебя одного?! И мне в больнице было стыдно сказать, почему меня побили. В милицию я даже заявлять не стал. И я, само собой, подумал, что моя ориентация станет барьером во всём. И я решил, что нужно уже окончательно всем рассказать о ней. Подумал, что лучшим вариантом станет стендап. Руки сами набрали «открытые микрофоны в Минске». На первом выступлении со мной на скайпе был психолог…

– Чего?! Ты выступал под присмотром психолога?! Боже, какой ты… американец!

– Да-да, и не того нахватаешься в Америке. Я шесть лет мечтал жить в Америке, стремился к этому всем существом, так сказать, но на деле всё оказалось куда сложнее. Я бежал в США, чтобы спрятаться от самого себя, от Беларуси, в которой меня всё пугало. Но лишь потом я понял, что нельзя стать счастливым, сбежав от того, что тебя пугает. Ведь твой страх побежит с тобой. Ты не оставишь его со старыми вещами. Нужно сталкиваться со своими страхами лицом к лицу, только так ты станешь сильным морально, приспособленным к жизни в жестоком мире. И я не жалею, повторюсь, что вернулся в Россию. Именно здесь я начал стендапить, и это оказалось делом моей жизни. И я не делаю из своей сексуальной ориентации трагедии, прошу занести это в протокол. Я принимаю себя таким, какой я есть.

– Маленький блиц. Самый пикантный случай в жизни?

– Ты что, блогера Втутя пародируешь? Так… Секс на крыше.

– Банально.

– Секс в кинотеатре.

– Шаблонно.

– Секс в вагоне метро. Во втором часу ночи.

– Это мило.

– Да, и это чувство, что вдруг кто-нибудь зайдёт. Адреналин!

– Любимый фильм из списка ЛГБТ?

– «Всё о моей матери». Это Педро Альмодовар, есть такой…

– Я в курсе, кто такой Педро Альмодовар. В его фильмах всегда сильный феминистский аспект. Раз ты любишь этот фильм, это тебе близко. В смысле, твоя мать…

– Да, доминантная женщина. Ей о своей ориентации я сказал в последнюю очередь, когда уже всё было очевидно. Я сейчас, как раз, готовлю шутку на тему, не так страшна мужская гомофобия, как женская. Мужчина просто скажет «пидорас», пойдёт дальше, а женщина захочет сделать натуралом обратно.

– Да, женщины считают, что могут перевоспитать кого угодно.

– И видят в этом свой священный долг. Мой отец однажды сказал по телефону, что на его работе кто-то говорил о геях и упомянули про Содом и Гоммору. И он сказал, что возмутился и ответил, что в этих городах все заслужили смерти, в том числе гомофобы. Это коверканье Священного писанья так меня умилило, и я понял, что родители давно смирились с моей сексуальной ориентацией.

– Знаешь, ты – счастливчик! Ты – очень везучий человек. Тебе везёт на людей, это самое главное. Продолжаем. Самый запоминающийся сон.

– Запоминающиеся сны я обычно не запоминаю. Но несколько раз в последнее время мне снилось, что я хожу по стендап-клубу, чувствую дикую жажду, пытаюсь сказать, чтобы мне дали воды, но вдруг понимаю, что я – немой. Я чувствую, что стал немым совсем недавно, буквально за несколько секунд до начала сна, а не так, что я во сне изначально родился немым. Совершенно не понимаю, что происходит. Язык беспомощно бьёт по нёбу. И тут каким-то шестым чувством я понимаю, что нужно выйти на сцену. Поднимаюсь на сцену, говорю в микрофон: «Принесите мне воды!» Вскоре получаю желаемое. Иду в гримёрку. Встречаю там Луи Си Кея, Джорджа Карлина и Билли Кристалла. Я в восторге, хочу сказать им, как их обожаю, но я опять онемел. Бегу к микрофону, кричу: «Вы – крутые! И я – крутой!» В общем, мне это снилось несколько раз, не знаю, к чему бы это.

– Ну, сны словно проецируют наши главные переживания, то, что нас волнует. У тебя творчество сейчас в приоритете, вот и сны такие. И тебя стали больше понимать, в том числе ты сам стал себя лучше понимать, когда начал стендапить.

– А ты действительно хочешь назвать книгу «Мальчик по вызову»?

– А что? «Девушка по вызову» была, должен быть и мальчик. И это своего рода коммерческий ход. Редакторы охотнее прочтут книгу с названием «Мальчик по вызову». Или могу назвать «Мальчик для забавы и Забавный мальчик», если хочешь.

– Нет, нет, «Мальчик по вызову» вполне ничего. А какой твой любимый фильм из списка ЛГБТ?

– «Полное затмение». Там рассказывается об истории взаимоотношений знаменитых французских поэтом – Артюра Рембо и Поля Вердена.

– Не слышал.

– Это лучшая роль Лео…

– Ааааа. Припоминаю, видел в списке на одном сайте.

«Да, стоит назвать имя Лео, как все сразу начинают интересоваться фильмом. Даже таким артхаузным!»

– Это просто кульминация его актёрской карьеры! Он сам говорит, что Артюр Рембо – самый отчаянный парень, которого ему приходилось играть. Представляешь, человек писал четыре года в жизни, а самый известный и любимый поэт Франции. Как много можно успеть за такой короткий срок!

– Каждому своё! Это не наш вариант, однозначно. У нас через тернии к звездам…

– А не звезда в тернии.

– Приятно говорить с человеком на одном языке!

Действительно важно общаться с людьми, с которыми у тебя общие интересы, и не всегда эти интересы должны быть связаны с детьми, пелёнками, браком, работой в офисе, пятничными попойками. Общаясь с Владом, меня не покидала мысль, что он один из немногих, кто понимает всё, что я хочу сказать. Мне даже захотелось пропеть строчку из «Imagion»:

You may say I'm a dreamer

But I”m not the only one

(Быть может, я – мечтатель, но я такой не один).

«Нас действительно много! Прям похоже на тот момент, когда он узнал, что не единственный гей во всей Беларуси! Как же важно встречать нужных людей, искать их, общаться с ними!»

Вечером Влад прислал мне электронную книгу под названием «Без вины виноватые дети и как им помочь. СДВГ – истины и заблуждения», автор доктор медицинских наук Семеон Нодельсон. Я читала её взахлёб, пытаясь найти ответы на все вопросы, оправдания моим поступкам, смягчения чувства вины. «Жизнь взрослого человека, имеющего СДВГ, значительно осложняется постоянной борьбой за самоутверждение, за сглаживание отрицательных черт характера, которые тормозят его карьерный рост и способствуют конфликтам в семье. Диагностика и лечение СДВГ у взрослого человека помогают ему, но не возвращают потерянное в детстве и в юношеские годы. Если сильные стороны личности и способности человека не получили развития вовремя, то вероятность их реализации в последующей жизни неопределенна и затруднительна», – перечитывала я этот отрывок снова и снова, глотая слёзы.

      «Неужели всё потеряно?! Неужели я больше не найду себя?! Сколько времени потеряно! Всю жизнь я словно билась головой об стену, пытаясь доказать себе и окружающим, что способна выполнять элементарные функции, что способна лицемерить, врать, заниматься скучной работой. И всё напрасно! Я просто насиловала свою психику в угоду другим. В итоге, всем наплевать на то, кем я стала или не стала, а я чувствую себя так, будто на лбу действительно тату «полный ноль». И спрашивается, почему я страдала? Я жаждала, что кто-то скажет: «Ты не виновата. Ты в порядке, просто это не для тебя. Ты к этому не приспособлена». И вот мне двадцать девять, никто так этих слов мне и не сказал. Так вот, теперь я сама себе их говорю. Я себя прощаю. Я сбрасываю чувство вины. Теперь я буду заниматься только тем, что мне действительно нравится. Без понятия, есть у меня синдром дефицита внимания и гиперактивности, но, если мне от этого станет легче, если Владу от осознания своего диагноза стало легче, то пусть будет».

И мне безумно жалко всех тех детей, которым сейчас уже около тридцати и чуть больше, которых словно приковывали к батарее, чтобы они стали «как все», чтобы они выбрали «нормальную профессию», чтобы они занимались «делом», а не «витали в облаках», которым навязывали социалистический строй, которого уже не было. Мне безумно жалко тех детей конца девяностых, которым запрещали мечтать. Мне безумно жалко их родителей, которые угробили потенциал своих детей. Мне безумно жалко бесцельно и безвозвратно потраченное время. И у меня перед глазами картина, как одна мама родом из девяностых орёт на ребёнка в супермаркете, а он ревёт на полу, корчится в какой-то истерической агонии, не умея справиться с собственными эмоциями, как и его мать. В такие моменты я радуюсь, что у меня не может быть детей. Несчастные дети несчастных родителей. Не плодите несчастных детей, не делайте счастливых детей несчастными, не навязывайте детям собственные стремления, чаяния, отчаяния. В ваших силах сделать детей самодостаточными, счастливыми, талантливыми. Для этого порой вам достаточно просто слушать. Услышьте своих детей, и вы станете лучшими родителями на свете. Заткните уши, душу, и ваши дети будут вас ненавидеть всю жизнь. Не делайте детей разочаровавшимися, обиженными на весь мир, агрессивными, замкнувшимися неудачниками. Неудачи ваших детей – это, прежде всего, ваши неудачи. Возможно, вы не сделаете из ребёнка чемпиона, если будете слушать, но вы не сделаете из него неудачника и «полное ничтожество», вот это абсолютно точно. Дети лучше знают, что им нравится, что им хочется, чего они хотят добиться. Вы не можете решить это за них, вы можете только помочь и сделать выбор. Вы можете направить ребёнка по неправильному пути, с которого он потом десятилетиями будет искать выход, если будете его принуждать, бесконечно критиковать, кроить по собственным канонам.