Сказание о Дне и Ночи. Повесть I

– Расскажу Станиславу, но попрошу не торопиться. Нам нужно завладеть этим ядом, он очень ценный. Как бы скотник, в испуге, не избавился от него, да так что уже не соберешь.

 Князь был очень удивлен, как быстро старец с учеником распутали дело. Он поручал расследование далеко не глупому главному приказчику, сам ходил осматривать трупы, но за четыре месяца померло восемь свиней и шесть коров, а никто ничего не узнал.

– Смерть людей не связана с животными? – спросил он.

– Нет, – ответил Всеволод уверенно. Скотник продает туши на колбасу, а людей душат удавкой во сне! Это разные люди и цель у них разная.

– Душегуба пока не сыскали? Это точно человек?

– Ищем княже, человек. Я не знаю ни одного призрака, который так душит свою жертву.

– Если перестанет хоть скотина дохнуть, слухи о проклятье слегка притихнут, а то уже мочи нет, эти россказни терпеть, – с усталостью в голосе сказал Станислав.

– Князь Станислав Игоревич, нам очень нужен яд скотника. Будете забирать да допрашивать, пусть служивые проследят, чтобы он его не вылил. А если яд, в какой утайке, пусть выведают где!

– Добро! Прикажу! – сказал Станислав, и на следующий же день старцу Всеволоду принесли круглый пузырёк венецианского стекла, наполненный густой коричневой жидкостью.

 Ингвар лежал на кровати, его тело приятно утопало в мягкой и теплой перине. Полог из легкой ткани слегка покачивался от зябкого ветерка, струящегося из открытого окна, и приятно гладил лицо.

– Как же хорошо, когда тебе внутри тепло, а снаружи, в горнице, прохладно, – думал он, втягивая носом студеный воздух.

За дверью послышалась суета, топот, смешки, разговоры громким шёпотом. Ингвар навострил слух, скинул одеяло, чтобы выглянуть, как вдруг, дверь отворили снаружи, втолкнули кого-то внутрь, и снова закрыли.

 Женская фигура в красном сарафане двинулась к нему. Молодой заклинатель увидел яркие стрелки бровей, намалеванные черной сурьмой, набеленное лицо и ярко алые рот и щеки. Сомнений не оставалось – это была девка-срамуха. Ингвар видел таких недалеко от рыночной площади, где они предлагали свои услуги заезжим торговцам, колчужным конникам княжей дружины и всему прочему интересующемуся подобными утехами люду. Срамуха направилась прямо к нему, улыбаясь, приподнимая юбку и оголяя белые бесстыжие ноги.

Хозяин комнаты вжался в кровать, не понимая, что происходит.

– Она перепутала дверь? Что ей нужно?

– Какой молоденький, да какой сладенький, совсем еще нежный, соколик мой ясный, – повторяла девица, приближаясь. Она ещё выше задрала подол сарафана, сделала непристойный жест, и уселась на молодого заклинателя сверху, протягивая руку к его щеке.

Резко остановив её руку, Ингвар высвободился, встал с кровати, схватил срамуху за плечи и потащил к выходу.

– Ну что ты, касатик, такой недотрога, я ведь многое умею! Тебе понравится, золотой мой!

Отворив дверь и вытолкнув срамуху, он увидел уже знакомую компанию во главе с молодым княжичем. Хохот разрывал их на части, некоторые держались за стены, чтобы не упасть.

– Говорил я вам, девка! – кричал Улеб, держась за живот, и пронзительно хохоча.

– Вишь, не по вкусу ему срамуха, как всем мужикам!

– А может ему мужика срамного привести? – крикнул кто-то, и гром хохота разразился вновь.

Ингвар оглядел толпу злобным взглядом, закрыл дверь, и сел у стены, опрокинув голову на руки.

– Что им нужно? Почему я их раздражаю? – думал он, и с тех пор всегда запирал дверь на засов, а уходя, проворачивал старый ключ в замочной скважине.

Глава 3. Во власти Лихо

Ингвар любил ночь, темноту и луну, аромат ночных трав и россыпь звезд на небесном куполе в погожий день. Он частенько брал свои гусли и шёл на высокий откос, недалеко от княжьего терема. Двор Станислава располагался на холме, и окружённый частоколом из крепких сосновых брёвен, фасадом выходил на южный двор, а обратной, северной стороной, на Днепр – открывая восхитительный вид на водную дорогу. Молодой заклинатель любил садиться на высокий откос северной стороны и любоваться на ночную реку, рисующую лунную дорожку серебра в черном движении воды. Закутавшись в шерстяной плащ, он мог подолгу разглядывать небо августа. Бесчисленные светящиеся огоньки, яркие или совсем бледные, сияли в ночи, объединяясь в созвездия и плеяды.

 Ингвар, как и его учитель, был звездочетом, знал планеты и зодиаки, их расположение и движение.

– Растущая луна в созвездии рака, – подумал он, – Ей там хорошо, она это любит. Раньше, когда мудрый старец обучал его этому древнему мастерству, этим бесконечным таблицам, расчетам и градусам движения, ему казалось, что созвездия и планеты существуют отдельно в книгах и отдельно на небе. Теперь же он видел, чувствовал и ощущал всем телом каждое небесное светило. Ощущал их силу, волю, хорошо им или нет в нынешнем зодиаке, и как это проявляется в жизнях людей. Потом брал гусли и начинал играть и петь. Он пел не для того чтобы его услышали, похвалили или оценили. Он пел для Бога, для Великой Верховной Личности, сотворившей небо и землю, солнце и луну, планеты и звезды, славил Его бесконечную милость. А после сидел, зарыв глаза в безмолвии, когда нет мыслей, а только абсолютный покой ума.

 Выйдя из глубокой медитации, Ингвар поднял веки, размял затекшие ноги и пошел в сторону мужского терема. Было далеко за полночь, и все окна погрузились в темноту, лишь месяц тонким серпом источал скудный свет. Молодой заклинатель увидел в верхней светелке третьего этажа женского терема что-то, отчего у него перехватило дух.

Маленькая женщина в белом стояла у открытого окна и источала очень тёмную силу. Вверх от её щуплой фигурки поднималось облако проклятья или одержимости призраком, очень неприятное, даже отвратительное. Вдруг, окно захлопнулось, фигура исчезла, и ночь снова стала прежней, тихой и спокойной.

– Нужно будет рассказать учителю, – подумал Ингвар тихонько пробираясь по спящему двору и дому в свою горницу.

Утром, как обычно, приставленный к ним слуга Добрынька, принес завтрак, и они со старцем сели вкусить трапезу и обсудить дела на день. Принесли: горячий травяной чай в большом кувшине, кашу из проса, отварные яйца, сливочное масло в глиняной масленке, хлеб, только из печи, прозрачный, как янтарь, летний мёд, и сочные, хрустящие молодые яблоки.

– Учитель, я вчера, уже за полночь, видел призрака или очень сильное проклятье в верхней светелке на женской половине, – сказал Ингвар уплетая свежий хлеб с маслом и жидким мёдом, который быстро растекался, и его приходилось слизывать с краев хлебного ломтя и пальцев.

– Я знаю, – ответил Всеволод, медленно попивая чай из красивой глиняной чашки, – Я тоже видел. Я чувствую, что это относится к нашему делу, и планирую поговорить с князем. Возможно, ещё не поздно, и мы сможем помочь.

 Старец решил взять на аудиенцию к князю и ученика, поэтому в заранее оговоренное время, оба пошли в главную горницу главного терема – самое богатое помещение, рабочие покои Станислава, где Смоленский владыка принимал послов и прочих важных господ. Он ждал их за большим прямоугольным столом, на котором были разложены свитки пергамента, берестяные грамоты и бумаги. Рядом, за столом поменьше сидел старший боярин Путята Вышатич и важно перелистывал счетную книгу. Пластины на оконцах в рабочей горнице князя были из разноцветного византийского стекла, и солнечные лучи, проходя через них, падали яркими бликами на широкий подоконник, превращая, его из серого в радужный. Такое Ингвар видел впервые.

– Здравствуй княже Станислав Игоревич! – с поклоном поприветствовали учитель с учеником Смоленского владыку.

– Здравствуй старче Всеволод Глебович! Здравствуй Ингвар Борисович! Какое у тебя было дело? – спросил князь, откидываясь на спинку резного кресла и лениво поглядывая в открытое окно.

– Скажи мне, кто живет в светёлке третьего этажа женского терема? – спросил учитель, очень внимательно глядя на Станислава. Смоленский владыка явно не ожидал такого вопроса. Расслабленная в кресле поза резко сменилась на напряженную, карие глаза сузились, он отвел взгляд вправо и явно обдумывал что ответить.

– Моя жена, княгиня Яромила Ярославна Муромская, – после долгой паузы ответил он, остро глядя на учителя.

– Я могу с ней поговорить?

– Нет!

– Почему не могу?

– Какое это имеет отношение к твоему делу. Княгине уже год как нездоровится, и она никого не принимает! – почти прокричал Станислав с плохо скрываемым гневом.

– Княже, я лучший врачеватель во всей округе, почему ты не показал мне больную жену? – спросил старец вкрадчиво, но настойчиво.