Читать книгу Безумные рубиновые очерки (Мария Клименко) онлайн бесплатно на Bookz (7-ая страница книги)
bannerbanner
Безумные рубиновые очерки
Безумные рубиновые очерки
Оценить:

4

Полная версия:

Безумные рубиновые очерки

– Ты невозможен! – она тихонько посмеивалась, пока я неуклюже расправляюсь со своей одеждой.

Может, я и смутился бы, но это были цветочки по сравнению с тем, что порой происходило в этой комнате.

– В следующий раз надену что-нибудь полегче. Например, ничего, – я, наконец, добрался до кровати, снова обнял Хитер, притянул к себе и прижался губами к её шее.

Да, бывают те, кто не теряет время, но мне всегда казалось, что те несколько минут, наполненные приятным тяжёлым и прерывистым дыханием, прикосновениями и поисками ещё не покрытых поцелуями дюймов тёплого тела, приносят не меньше, а то и больше удовольствия. Как ночь перед днём рождения, как ощущение весны, когда впереди – каникулы. Приятное ожидание, лишённое первобытных инстинктов – только желание подарить друг другу то, что стоит между нежным первым чувством и звериной страстью.

Я провёл губами по её груди, взял Хитер за руку, переплетя её пальцы со своими. Я, конечно, терпеливый, но не настолько.

– Никки… Подожди… – прошептала она, тяжело дыша.

– Кого? – невнятно пробормотал я.

Она снова замолчала, продолжая тихонечко постанывать. Я же…

– Ты слышишь? – вдруг спросила она чуть громче.

Я замер на мгновение и прислушался. Только ночная тишина, наше дыхание, стук моего сердца, автомобили и апокалипсис за окном.

– Не важно, – с выдохом проговорила Хитер, снова расслабляясь по самое не хочу.

Я даже не стал осмыслять этот эпизод – мне самому в такие моменты сносит крышу, чего говорить о женщинах.

Она закрыла глаза, я почувствовал, как её – о боги, холодные! – ножки коснулись моих лодыжек, схватил ее за обе руки и…

– Стой.

– Ты что, издеваешься?

Я завис над ней, не зная, то ли злиться, то ли смеяться.

– Ты ничего не слышишь? – спросила она.

– Детка, только твой голосок. Замечу, чересчур серьёзный для момента.

Я снова поцеловал её в шею.

– Да подожди ты!

Она нервно отпихнула меня в сторону и села, прикрывшись одеялом. Я упал лицом в подушку и зарычал.

– В дверь стучат, Ник.

Я нашарил у кровати коммуникатор. Свет от экрана коммуникатора ударил по глазам.

– Хитер, два часа ночи. Кто может…

И тут я  д е й с т в и т е л ь н о услышал стук в дверь.

– Какого?.. Ты кого-то ждёшь?

– Да, конечно. Забыла тебе сказать, я пригласила в гости маму… Конечно, я никого не жду, Ник!

Я нахмурился и по-солдатски быстро натянул джинсы.

– Сиди тут, – скомандовал я Хитер.

– Никки, – сарказм из её голоса куда-то испарился. Вместо него – волнение. – Может, ну его, пусть стучат?

Я задумался. В общем-то, почему нет? Скорее всего, люди за дверью ошиблись. У нас никогда не бывает незваных гостей. Хоук не вламывается без предупреждения. Как и большая часть наших знакомых, но всегда существует это чёртово «а вдруг?».

Я направился в коридор, представляя, что я сделаю с мерзавцем, который всё громче колошматит в мою дверь.

С мгновение я тупо смотрел на двух парней, стоявших на лестничной клетке. Одного я знал, другого видел впервые. О том, что этот парень безоговорочно предан своему делу, вовсю кричало его лицо, смахивающее на рябой, покрытый шрамами кирпич, украшенный вдобавок кривым носом.

– Николас Мерри? – спросил урод.

– Он самый, – сказал я, поморщившись. – Какого чёрта вам надо?

– Вы арестованы.


13


В спальне дышала Хитер. По стеклу полз жук. За тысячи километров отсюда кто-то чихнул. Во всяком случае, мне казалось, что я это слышу, потому как все остальные звуки внезапно пропали, точно кто-то поставил мир на бесшумный режим.

– Мда.

Может, по мне и не скажешь, но я соображаю быстро. Особенно в сложных экстренных ситуациях, когда любой другой нормальный человек может растеряться. В этот момент у меня точно отключается чувство опасности, и я иду напролом с одной только мыслью: я должен. Должен сделать свою работу, помочь тем, кто рядом и не может сам выпутаться из этого дерьма. Это хорошо работает, когда времени на раздумья нет, и нужно действовать быстро и решительно – делать хоть что-нибудь.

Сейчас же, когда я смотрел на моего старого знакомого Лютера Вайховски и его очаровательного носатого напарника, у меня в мыслях случился затор: несколько вариантов развития событий не могли договориться. Я метался между желанием дать им обоим в нос или просто захлопнуть дверь и вернуться к Хитер. Наконец, я пересилил себя.

– Могу я узнать, за что?

– Ник, тебе все объяснят в участке, – как-то умоляюще сказал Лютер.

– Э, нет, друзья, так не пойдёт, – я нахмурился. – Вы вламываетесь ко мне в дом посреди ночи…

– Мы вежливо постучали, – резко оборвал меня носатый, – хотя по ордеру имели право вскрыть дверь.

– Что?

Я понял, что перестал понимать происходящее.

– Лютер, какого…

– Ник, не усложняй, пожалуйста, – взмолился он. – Я-то знаю, что ты хороший парень, убедил Милоша с тобой по-хорошему. Делай, как он скажет, пожалуйста.

– Что случилось? – Хитер вышла в коридор, накинув на плечи мою рубашку. – Ник, что происходит?

Она посмотрела на меня таким взглядом, из-за которого хочется откусить себе что-нибудь жизненно важное, чтобы не испытывать чувство вины.

Я обнял ее за плечи.

– Эти ребята приглашают меня проехать с ними в участок.

– Что?

Выражение её лица моментально изменилось, и мне захотелось забиться в угол.

– Куда ты опять вляпался? – рыкнула она сквозь зубы.

– Детка, я был паинькой. Правда, вероятно, мог проморгать новый закон о запрете нахождения на улице. Простите, парни, я был занят и немного не выспался, – бросил я копам.

– Ник, прекрати, – тревоги в её голосе хватило бы на маленькое нервное отделение. – На каком основании?

Этот вопрос она адресовала Лютеру, который стыдливо опускал глаза. За что, конечно же, получил от меня ещё один балл уважения.

– Мисс… – начал он, но Милош его оборвал.

– Николас Александр Мерри, – да когда эти люди прекратят называть меня полным именем?! – подозревается в краже вещественных доказательств. Устроит?

Снова наступила тишина. Я прервал её первым – громко фыркнул, едва сдерживая смех.

– Чего? Парни, вы, случаем, не ошиблись адресом? Может, где-то ещё живёт другой Николас Мерри, который вам нужен? Хотите, помогу в поисках?

Естественно, Милош мою шутку не оценил. Зря старался.

Хитер снова прерывисто дышала, но явно не  от удовольствия и даже не от волнения.

– Я убью Хоука, – процедила она. – Ты не обязан ехать. По закону…

– Спокойно, детка, – как работает закон, я знал прекрасно. Чинить разборки и устраивать потасовки ночью и тем более, при Хитер мне совсем не хотелось. – Я прокачусь с ними, выясню, что всё это было страшной ошибкой, и вернусь, договорились?

Я посмотрел на копов.

– Погодите, ребята, оденусь и…

– Не положено, – сказал Милош.

Я тупо уставился на него.

– Это ещё почему?

Лютер развернул ордер. Я медленно вздохнул. Такие выписывают при срочных задержаниях. По-хорошему они и правда могли вломиться ко мне в дом, и перевернуть его вверх дном, а не скрестись под дверью. Видимо, Лютер постарался. Надо будет его потом поблагодарить. Я стоял в пустом коридоре, радуясь, что додумался хотя бы натянуть джинсы.

– Ладно, та ещё картинка будет, – усмехнулся я, надевая ботинки.

И тут Хитер Хейзерфилд сделала то, что сможет не каждая женщина. Не отрывая презрительного взгляда от копов, она сняла с себя мою рубашку и накинула мне на плечи. Сделать это было несложно, потому что я тут же метнулся между ней и полицейскими. Носатый дёрнулся, но Лютер придержал его, что-то бормоча. Мне было наплевать, я смотрел на Хитер, оставшуюся халатике, который практически ничего не прикрывал. Взгляд у неё был жёсткий и решительный. В отличие от меня – от такого поступка я опешил больше, чем от ареста.

– Если что-то пойдёт не так, помни: у тебя есть право на один звонок, – негромко сказала она. Теперь Хитер смотрела на меня как мой редактор – решительно, жестко. – Я свяжусь с Гардо и Хоуком.

– Все будет в порядке, – я расправил ей кулак, на котором уже побелели костяшки, и поцеловал холодные пальцы. – Я уверен, всё это – большая ошибка, правда, ребята? Ладно, вы идите, я следом.

Они не шелохнулись. Лютер продолжал косить по сторонам.

– Эй, проявите уважение к женщине, – скривился я.

– Идём, – сказал Лютер Милошу. Тот остался неподвижен и не сводил с меня взгляда. Я поборол желание сделать его нос ещё уродливее.

– Идём, никуда он не денется, – заверил его Лютер.

– Попробует сбежать – ноги переломаю, – пообещал Милош, и оба отвернулись и направились к лестнице.

– Да он милашка, – бросил я.

Я поцеловал Хитер в лоб и двинулся следом. На втором пролёте Милош пропустил меня вперёд. Зазвенели наручники.

– Это лишнее, – промямлил Лютер. Бестолку. Я ощутил неприятный холодок на запястьях.

– Эх, ребята, знали бы вы, какое преступление совершили, – с сарказмом сказал я, забираясь в машину. На окно своей квартиры я старался не смотреть. От одной мысли, что там сейчас происходит, у меня внутри начинало извиваться что-то скользкое и мерзкое. – За такое посадить мало.

– Ник, замолчи, а? – чуть ли не взмолился Лютер. – Не усугубляй.

– Было бы что усугублять, ребята, – фыркнул я им через зарешеченное окошко в задней части полицейского фургончика. – Мой самый страшный проступок – просрочка штрафа за парковку. А, правда, однажды я ночевал в обезьяннике. Я тогда был студентом, и одна из моих бывших решила угнать мою машину после вечеринки. Прикиньте, как она кричала, когда увидела меня в зеркале заднего вида? Вряд ли она подозревала, что владелец дрыхнет на заднем сиденье после той же тусовки и того же алкоголя.

Лютер издал булькающий звук.

– Да, смешно было. Правда, встречались мы недолго. Эльфки непредсказуемые. А ещё её постоянно тянуло в неприятности.

– Прямо как одного моего знакомого, – фыркнул Лютер.

– Не-ет, ты бы её видел! Там…

– Заткнись.

Милош не рявкнул, не крикнул, но сказал это таким голосом, после которого маленькие дети бы точно сделали лужу. Но я уже давно не ребёнок.

– Надеюсь, я не обидел твою жену? – усмехнулся я. – Ничего не имею против…

– Если ты сейчас же не заткнёшься, я остановлю машину и отделаю тебя так, что ты забудешь, как говорить. У меня есть на это право.

– Ник, тихо, ладно? – почти шёпотом сказал Лютер. – Не надо.

Я замолчал, прислонился к холодной стенке фургончика и задумался. Задача у Милоша и Лютера одна, в полицейской иерархии они стоят на равных, но если Лютер извинялся даже перед реальными преступниками, то Милош явно мнил себя всемогущим. А эта оговорка, дающая полицейским право на любые действия при срочных задержаниях и тем более, при сопротивлении, и вовсе сводила нашего друга с ума.

Весь остаток пути мы проехали молча. Машина подкатила к участку в начале четвертого – во всяком случае, часы на табло выдавали именно эти цифры.

– Привет Гриш! На этот раз можешь никому не звонить, у меня сопровождение, – усмехнулся я, проходя через турникет.

Гриш только в изумлении несколько раз открыл и закрыл рот.

– Что, Мерри, допрыгался? – наконец съехидничал он, но без особого энтузиазма. Все-таки этот верзила хорошо ко мне относился.

– Сейчас узнаем, – улыбнулся я.

– Я что тебе сказал? Чтобы ты заткнулся.

Милош схватил меня за рубашку, тряхнул так, что я не удержался и рухнул на пол. Милошу этого показалось мало, и он отвесил мне пинок под ребра.

– Эй-ей! – Лютер выскочил между мной и Милошем. – Не надо, дружище!

Носатый скривился, став еще уродливее, но отошел. Гриш, который тоже хотел броситься на помощь, нахмурился. Лютер помог мне подняться.

– Всё хорошо?

– У меня-то – да, а вот у этого парня явно не все дома.

 Я прекрасно понимал, что за такие слова могу отхватить посильнее, но я был в таком бешенстве, когда перестаёшь думать о последствиях. Но Милош не отреагировал. Может, не услышал.

Лютер избавился от него на втором этаже. Я здесь никогда не бывал, если не считать лестничных пролётов. Милош свернул налево, мы же отправились в другой конец тёмно-серого тоннеля и спустились ещё на этаж ниже. На стенах местами облупилась краска, пахло старой известкой, потом и тем, чем обычно пахнет в комнате наутро после двадцати банок пива.

– Извини, – сказал Литер, бросая на меня щенячий взгляд.

Он открыл железную дверь, за которой тянулся очередной узкий коридор. В этом проходе хватило бы места только на одного человека – того, кто проверяет, не померли ли от холода арестанты в камерах.

Лютер отодвинул решётку.

– Извини, – сказал он снова, пропуская меня внутрь и снимая наручники.

Я пожал плечами.

– Что поделать, работа у нас с тобой временами паршивая.

– Ты как? Он тебе ничего не сломал?

Я глубоко вдохнул.

– Нет, ерунда, всё прошло. Гундит этот кретин сильнее, чем бьёт.

Я усмехнулся.

– Будь с ним поосторожнее, Ник. Я бы не сказал, что он отличный парень.

– Да уж, я заметил.

Лютер нахмурился.

– Он… Может злоупотреблять положением. Мой брат…

– Твой к т о?! – я изо всех сил старался не рассмеяться. – Сводный, надеюсь.

Лютер посмотрел на меня с укоризной. Не то чтобы мне стало неловко, но издеваться над Лютером у меня не было никакого желания – ему и так досталось.

– Ладно, прости. Родственников не выбирают.

– Ник, я серьёзно. Жалко его, Лютер опустил взгляд. – У него… Сложности. Он в последнее время очень нервный… То есть ещё хуже, чем обычно.

Я вздохнул и пожал плечами.

– Вот вам наглядный пример, как даже ничтожная власть превращает человека в тирана. Копы, учителя. Родители. Политики. Все действуют по одной схеме: подчиняй и властвуй. И чаще всего, эта схема скатывается к грубой силе. Мать всегда говорила, что насилие – признак отчаяния. Я вдруг подумал, что, наверно, поэтому и чувствовал себя последним скотиной, когда у неё кончались слова и начиналось что-то, что бьёт побольнее. Вот только мать желала мне добра, а подобные Милошу заливают чужой болью свою. И я пока не дошёл до того уровня просветления, когда испытываешь к ним жалость.

Мы с Лютером перекинулись понимающими взглядами.

– Лютер, какого черта происходит? – спросил я негромко.

– Не могу, Ник, – он поджал губы. – Не положено. С меня голову снимут. Я и общаться-то с тобой не должен. Я кое-как уговорил Милоша не проводить обыск.

– Как?

– Напомнил ему, что ты защитил меня. Ну, из той переделки с курсантами.

– Да брось, я же ничего не сделал, – я усмехнулся, вспомнив дурацкую историю, когда я отказался выдавать свой источник, коим по стечению обстоятельств стал Лютер. На меня тогда насели серьёзные люди, которые очень не хотели, чтобы общество узнало, почему в военной части погибло четверо кадетов. Отстали, только когда вмешался Гардо. Понятия не имею, что он сделал, но всё улеглось само собой. Это было сто лет назад. Надо же, Лютер ещё помнит.

– Меня могли уволить. Или хуже, – пробормотал он.

Я пожал плечами.

– Значит, мы в расчёте. Но, может, всё-таки скажешь…

Я посмотрел на его умоляющее выражение лица. Что ж, этот парень и так сегодня сделал для меня много и ещё больше. Сложно представить, что бы было, если бы этот носатый ворвался к нам с Хитер в спальню. Меня передёрнуло от отвращения и злости .

– Скоро приедет мистер Хоук. Думаю, он тебе всё сам объяснит.

Лютер пошёл к железной двери. Там он ещё раз обернулся и сказал:

– Прости, Ник.

Я кивнул.


Шесть шагов в длину, три с половиной – в ширину. Сколько кругов я навернул по камере – не знаю. Как и то, почему я вообще это делаю. Арестовывать меня решительно не за что, перед законом я чист. Да, за шатание по месту преступления можно получить нагоняй, но в этом случае расстаёшься с деньгами, а не со свободой. О том, что Дастин рассказал мне про девчонку и показал вещдок, знаем только мы. К тому же даже если эта информация каким-то образом просочилась в отдел… Дастин прав: все давным-давно знают, для чего Ник Мерри приходит в участок. Хотели бы – давно бы арестовали. Так за чем же дело стало? Носатый сказал про кражу и чего-то там про помехи следствию. Это даже невероятнее, чем если завтра вдруг объявят о снятии Купола. Ник Мерри никогда ни у кого ничего не крал. Сама мысль о воровстве казалась мне такой же мерзкой, как тот клубок насекомых, копошившихся в углу камеры.

Я устал стоять, но меньше всего мне хотелось прикасаться к чему-либо в этой клетушке. Выбор, куда можно кинуть своё бренное тело, был небольшой. Намертво ввинченная в стену железная пластина, видимо, играла роль кровати в этом индустриальном интерьере, тусклая лампочка, свет от которой действовал на глаза примерно так же, как если бы по хрусталику проводили ножом, жуткий унитаз, своим видом кричавший, что сожрёт любого, кто к нему приблизится. А ещё наверху было открытое зарешеченное окно с прутьями в два пальца толщиной. И, само собой, не застекленное. В камере стоял лютый холод. Наверное, в таких условиях думается лучше, и раскаяние приходит быстрее. Не хватало дыбы, а в углу неплохо бы смотрелась железная дева.

Я подумал, что знатно сглупил, позволив Лютеру уйти. Нужно было сразу воспользоваться правом на звонок – в этом он не смог бы мне отказать. С другой стороны, вот-вот приедет Хоук, который, наконец, прольет свет на всю эту чертовщину. А если нет? От этой мысли мне стало не по себе. Вдруг кто-то знатно подставил Ника Мерри? За свою карьеру я переходил дорогу многим. В основном это были ребята, которых я лишил возможности заполнять свои счета деньгами добросовестных налогоплательщиков. Так может, это отголоски предыдущих моих побед?

Я-таки сел на железную койку, подогнув ногу так, чтобы опустить зад на кроссовок, а не на холодный металл, разместился подальше от пирушки членистоногих, и начал прокручивать в голове всё, что происходило за последние дни. Но ничего, что могло бы повлечь такие последствия, толком не вспомнил. Разве что, я сильно оскорбил своим бормотанием кого-то из тех снобов в театре. Холод в камере пробирал до костей (не хватало ещё подхватить простуду), в голове гудело, а глаза болели от освещения. Я закрыл их на одну только минутку, чтобы не видеть этого противного тусклого света.


14


Она смотрела на меня и улыбалась. Так обычно улыбаются люди, которые знают чуть больше, чем говорят, и всеми силами хотят это показать. Признаю, это действительно работает, недаром говорят, что в женщине должна быть загадка. Впрочем, любая женщина – одна большая шарада. С ней счастлив тот, кто согласен ломать голову до конца. И не надейтесь: даже к концу жизни у вас получится сложить этот ребус только наполовину (при хорошем раскладе), но в этом и прелесть.

А она тоже была прелестной. Глаза большие – жаль, в темноте не понять, какого цвета – смотрят задумчиво и пронизывающе. Да от такого взгляда у любого крышу снесёт!

«Ник. Ник Мерри».

Я улыбнулся. Мы встречались всего один раз, но этого хватило, чтобы понять: передо мной необыкновенный человек.

«Ник Мерри», – повторила она, одаривая меня взглядом, от которого мужчины готовы падать на колени.

Я снова улыбнулся. Она склонила голову набок. Из носа пошла кровь. Я должен что-то сделать! Она упала на каменные плиты.

– Ник! – крикнул другой голос, сопровождая восклицание ударом.

Я обернулся, потирая плечо, и увидел Хитер. Она смотрела на меня хмуро и строго.

– Эй, детка, полегче…

– Ник, вставай! – крикнула она.

Я вздрогнул, потому что обычно Хитер Хейзерфилд не говорит голосом Дастина Хоука.

– Какого?..

Я протёр лицо руками и окончательно проснулся. Всё то же мерзкое освещение, всё тот же собачий холод, те же тараканы на полу. И Дастин Хоук, склонившийся надо мной. Я уснул, привалившись к грязной стене. Щёки замёрзли, всё остальное – тоже. Из носа текла вода. Нога затекла.

– Доброе утро, – бросил мне мой лучший друг. – Ещё раз назовёшь меня деткой, получишь в нос. Поднимайся.

– Долго ты, – буркнул я, вытирая лицо рукавом. – Надеюсь, ожидание того стоило. Какого чёрта я тут делаю?

– Решили с приятелями подбить твои прошлые грешки, – съязвил он. – Пойдём.

Я с удовольствием выскочил из клетки.


Когда мы вышли в обычный коридор, меня обдало жаром. Так бывает, когда попадаешь в тёплое помещение с улицы, где на ветру замерзают даже мысли. Наверно, я слишком громко вздохнул. Дастин оглянулся.

– Сейчас, потерпи ещё немного, – сказал он странным серьёзным голосом. Ого, а где же его хвалёный сарказм? – Давно они тебя притащили?

– Да я сам пришёл, – невозмутимо ответил я. – Сделал, так сказать, одолжение. А который час?

– Начало пятого.

Я выругался. Опять меня подняли с петухами. Уже позволили бы выспаться!

Мы шли по коридорам, которых я раньше не видел. В таких глубинах полицейского участка я ещё не бывал. Дастин свернул к одной из дверей. Прежде чем войти, он остановил меня, окинулсвоим фирменным угрожающим взглядом и сказал:

– Шуточки свои засунь куда подальше и притворись адекватным, не то вернёшься в камеру. В лучшем случае. Это не угроза, а предостережение.

Я кивнул. Что-то мне подсказывало, что дело принимало серьёзный оборот.

Я вошёл в комнату вслед за Дастином. Внутри стояли стол с лампой, за ним по разные стороны – два стула. Ничего лишнего, ничего из того, что могло отвлечь от воспоминаний о совершенной ошибке и искреннего раскаяния. Не было даже окон. Что ж, в комнате для допроса я уже бывал, правда, только с рабочими визитами.

– Даст, я не знаю, что говорить, – предупредил я. – Я действительно не понимаю, что происходит. Ты ведь знаешь, что я ничего никогда…

– Знаю, и сейчас попробую убедить в этом того, кто дал согласие на твой арест, – сказал он. – Сядь.

Я опустился на один из стульев, и в этот момент в кабинет вошёл человек, которого мне хотелось видеть меньше всего. Это был шеф Дастина. Я не помнил, как звали эту гору мышц, увенчанную недозрелой дыней с чёрным конским хвостом и шестью серьгами в ухе, но выглядел он жутковато.

– Добрый веч… Утро? – машинально ляпнул я.

Он окинул меня странным взглядом, потом переключился на Дастина. Ветер точил скалы в крошку, реки меняли русла, истощённые леса вырастали вновь. А пауза всё длилась.

Приговор прогремел, как глас небесный.

– Это репортёр.

– Да вы профи.

– Заткнись, Ник. Я говорил про него, Игорь. Сотрудник «ГардНьюс». Приходил ко мне вчера днём.

Дастин был какой-то бледный, мне тоже стало не по себе.

– В списках посетителей его нет, – сказал крутой парень. А я тут же подумал про Гриша и Еву. Меньше всего я хотел бы, чтобы из-за меня у них были неприятности.

Дастин кивнул.

– Моя ошибка.

– Нет, погодите…

– Мерри, закрой рот, – сказал Дастин таким голосом, что мне опять стало холодно. Он умел быть жутким, не повышая тон. – Ты сейчас не в том положении, чтобы спорить.

Он снова обратился к шефу.

– Я даю ему сводки для статей. Он обычно надолго не задерживается, поэтому…

– Это полицейский участок, а не место встреч, Хоук, – ответил его шеф примерно с такой же интонацией. Дастин кивнул.

– Ну-с, – он обошёл стол и сел напротив меня. Стул под этим самоходным гардеробом неформала жалобно попросил пощады. – Игорь Зданевич, капитан Центрального отделения полиции Уэйстбриджа.

– Вы из Сибири?

Игорь посмотрел на меня волком. Я вжал голову в плечи.

– Простите, я просто мечтаю там побывать, – попытался оправдаться я. – Ник Мерри, репортёр «ГардНьюс». Родился в Уэйстбридже. Холост.

Я хотел назвать возраст, но упёрся взглядом в лицо Игоря. Оно не выражало ничего (интересно, этот парень смог бы зарабатывать на покере?), он просто буравил меня взглядом.

– Вы понимаете, что каждое ваше слово может оказаться решающим? – спросил Игорь снова. Тихо, без угроз, но этих интонаций мороз бежал по коже.

Я кивнул.

– Тогда говорите по существу.

– Спрашивайте, – я пожал плечами. – Мне скрывать нечего.

– Вчера вы приходили в участок?

Я кивнул.

– Где вы были?

Я повторил весь свой маршрут начиная с самого утра, минуя, правда, задушевную беседу с Евой. Игорь задавал уточняющие вопросы, но и этот экзамен я выдержал.

– Потом я вышел и поехал в редакцию. Застрял в пробке, а потом у погоды случился припадок.

– Во сколько вы вернулись в редакцию?

Я попытался вспомнить и назвал приблизительное время.

– Раньше, – констатировал Дастин у меня из-за спины. Я сначала удивился, думая, что он спорит со мной, но вовремя догадался, что речь шла о каком-то событии.

– Но почти сразу после его ухода, – отозвался Игорь.

– Да что происходит? – не выдержал я. – Мне так и не сказали, в чём меня вообще обвиняют. Точнее, сказали, но это какой-то бред…

bannerbanner