Полная версия:
Начало перемен
– Я хочу тебя, – прошептал он, приближая свое лицо к моему. – Ты будешь моей.
Он повалил меня на землю, и я почувствовала, как его руки рвут мою одежду. Я кричала, я сопротивлялась, я пыталась отбиваться, но он был сильнее меня. Мои крики становились все тише, а моя борьба все слабее.
Его руки лапали меня, а его дыхание обжигало мою кожу. Я чувствовала, как меня переполняет ужас и отвращение. Я не могла выбраться, я не могла защититься, я была в его власти.
Я пыталась отбиваться, царапалась, била его, но это только злило его. Он ударил меня по лицу, и от этого удара я потеряла всякую надежду. Я знала, что это конец. Я знала, что он меня сломит.
Я перестала сопротивляться, я закрыла глаза и ждала. Ждала, пока этот ужас закончится. Я хотела провалиться сквозь землю, исчезнуть, умереть. Я не могла поверить, что это происходит со мной. Я не могла поверить, что я такая беспомощная.
И тогда я почувствовала, как на меня накатывает безысходность. Я сдалась. Я позволила ему делать со мной все, что он хотел. И в этот момент я поняла, что моя жизнь потеряла всякий смысл.
4.Марик
Мой вечер был испорчен с самого начала, словно кто-то решил специально испытать мое терпение. Обычно я провожу вечера за кропотливой работой, погружаясь в отчеты и графики, или же в спортивном зале, выпуская накопившуюся за день энергию. Но сегодня, как назло, меня ждала прогулка с моим псом, которого я, признаться честно, не очень-то и люблю, и даже, скорее, считаю бессмысленным и глупым приобретением. Этот мелкий, вечно гавкающий шерстяной комок по кличке Гром обычно требовал своей прогулки около девяти вечера, но сегодня, видимо, решил устроить мне сюрприз и начал скулить, лаять и царапать дверь только ближе к одиннадцати.
Я, конечно же, не был в восторге от перспективы тащиться в парк в такую позднюю пору, в неурочное время. Но Гром был настойчив, словно маленький тиран, а я не привык отказывать своим прихотям, даже если они исходят от раздражающего и надоедливого пса. Моя жизнь должна была идти по запланированному руслу, и я не мог отступать от намеченного графика.
Я вышел из дома, недовольно бурча себе под нос, проклиная и пса, и эту ситуацию, и направился в сторону парка, который находился недалеко от моего дома. Поздний час не радовал, темные улицы вызывали неприязнь, но Гром, казалось, был вполне доволен сложившейся ситуацией. Он бегал, прыгал, зарывался носом в листву и вилял хвостом, не обращая никакого внимания на мое недовольство, а я шел следом, стараясь не думать о том, сколько еще работы ждет меня дома, сколько нерешенных задач скопилось на моем столе.
Я привык к тишине и спокойствию, к четкому графику и порядку, к тому, чтобы все было под моим контролем. И прогулки в парке с псом, особенно в такое время, были для меня чем-то вроде наказания, совершенно бессмысленной тратой времени. Но, как я уже говорил, я привык выполнять свои обязательства, даже если они мне не нравятся, даже если они противоречат моей натуре.
Мы гуляли по парку, погруженные в тишину ночи, когда вдруг я услышал пронзительный крик. Это был женский крик, полный ужаса и отчаяния, пропитаный болью. Инстинкт, который, казалось, дремал во мне, сработал мгновенно. Я отпустил поводок Грома, который, к счастью, был настолько тупым, что не понимал, что происходит, и побежал на звук, не раздумывая ни секунды, забыв обо всех своих планах.
Я не знал, что там происходит, но я знал, что должен помочь, что не могу просто так пройти мимо, сделать вид, что ничего не слышал. Мой долг был защитить невинного человека от беды.
Добежав до места, откуда доносился крик, я увидел ужасную картину, которая заставила меня вскипеть от ярости. На земле лежала девушка, а какой-то мерзкий тип пытался сорвать с нее одежду, нанося ей при этом удары. Я узнал ее. Это была та самая девушка, которая облила меня кофе утром, которая посмела дерзить и пререкаться. Арина Соколова.
Я почувствовал, как во мне нарастает ярость. Я не мог поверить своим глазам. Как он посмел тронуть ее? Как он посмел так с ней поступить?
Я подбежал к нему и схватил его за плечо, оттащив от Арины.
– Что ты делаешь, ублюдок? – закричал я, сжимая его плечо с такой силой, что он вскрикнул от боли.
– Это не твое дело, – прорычал он, стараясь вырваться из моей хватки.
– Это мое дело, – ответил я, сжимая его плечо еще сильнее. – Убирайся отсюда, пока я не вызвал полицию.
Тип, увидев мой гнев, понял, что лучше не спорить. Он вырвался из моей хватки и убежал, словно трусливый пес.
Я повернулся к Арине. Она лежала на земле, тряслась от страха и смотрела на меня полными слез глазами. Я почувствовал, как мое сердце сжимается от боли.
Я не знал, что делать. Я не привык к таким ситуациям. Но я знал, что должен был ей помочь. Я должен был ее защитить.
После того как этот подонок убежал, оставив Арину лежать на земле, я почувствовал прилив какой-то странной смеси гнева и жалости. Она дрожала, как осиновый лист, и ее глаза были полны слез. Я не привык к подобным сценам, и признаюсь, не знал, как себя вести.
Я подошел к ней и, стараясь говорить как можно спокойнее, спросил:
– Ты в порядке?
Она не ответила, а только сильнее затряслась. Я заметил, что ее майка порвана, и она пытается прикрыть себя руками.
Я снял с себя толстовку и осторожно накинул ее на плечи Арины. Она вздрогнула, словно от прикосновения к раскаленному железу, но все же позволила мне это сделать.
– Надень, – сказал я, стараясь скрыть свою растерянность. – Так будет лучше.
Она кивнула и, обернувшись в мою толстовку, почувствовала себя немного спокойнее.
– Ты ранена? – спросил я, стараясь осмотреть ее, но она отшатнулась от меня.
– Нет, – прошептала она, сжимая мою толстовку. – Спасибо.
– Ты должна была вызвать полицию, – сказал я, стараясь придать своему голосу строгость. – Ты что, совсем не понимаешь, что могла погибнуть?
– Я… я не знаю, – прошептала она, глядя на меня полными слез глазами. – Я просто хотела сбежать.
– Сбежать куда? – спросил я, стараясь скрыть свое раздражение. – Почему ты так поздно в парке? Разве тебе не известно, что здесь опасно?
– Я не… у меня не было другого выхода, – прошептала она, стараясь не смотреть на меня.
И в этот момент я почувствовал, как мое раздражение начинает переходить в какое-то другое чувство. Я видел ее страх, ее боль, ее отчаяние, и я не мог оставаться равнодушным.
– Хорошо, – сказал я, стараясь скрыть свое волнение. – Пойдем. Я отвезу тебя домой.
Она снова кивнула, и я помог ей подняться. Она была очень слаба, и мне пришлось ее поддерживать.
Я повел ее к выходу из парка, но тут внезапно Гром, который, как я совсем забыл, бегал где-то рядом, залаял и бросился к Арине, виляя хвостом и радостно прыгая.
Арина вскрикнула и отшатнулась от меня, прижавшись к дереву. Ее глаза снова наполнились страхом.
– Ой, боже, – прошептала она, глядя на Грома. – Это же собака! Я боюсь собак!
Я посмотрел на Грома, которого и собакой-то можно назвать с натяжкой, и не мог сдержать легкой усмешки. Он выглядел так, словно просто хотел поиграть, но Арина, похоже, восприняла его как монстра.
– Он не тронет тебя, – сказал я, стараясь успокоить ее. – Он просто хочет познакомиться.
Но она, похоже, не поверила моим словам, и продолжала смотреть на Грома с испугом. И я понял, что сегодняшний вечер был полон сюрпризов. И, к сожалению, не очень приятных.
5.Арина
После того как я так сильно испугалась пса Марка, который внезапно вырос из ниоткуда и начал на меня рычать, он, кажется, все-таки решил, что мне, после всего случившегося, нужна помощь. Он повел меня к выходу из парка, придерживая меня за локоть, словно я была хрупкой статуэткой, и мы молча шли, пока не подошли к его машине. Это была огромная, черная машина, которая выглядела такой же внушительной, такой же неприступной, как и сам Марк. Она казалась мне этаким бронированным танком, и только лишь подчеркивала его силу и власть.
Он открыл для меня дверь, и я, не говоря ни слова, не выражая ни малейшего сопротивления, села внутрь. Я чувствовала себя такой уставшей, такой измученной, что у меня не было ни сил, ни желания спорить. Все, чего я сейчас хотела – это оказаться в безопасности, где-нибудь в тихом и спокойном месте.
– Где ты живешь? – спросил он, когда сам сел за руль, заводя машину. Его голос, казалось, стал немного мягче, но все еще оставался холодным и отстраненным.
Я посмотрела на него, и, стараясь сохранить остатки своего самообладания, ответила:
– Я сама доберусь. Спасибо, – мой голос был тихим и слабым.
– Не выдумывай, – ответил он, сжимая руль с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. – Ты не в том состоянии, чтобы гулять по улицам одной, тем более ночью. Говори адрес, и мы поедем.
– Я сказала, что сама доберусь, – ответила я, стараясь не показывать своего раздражения, которое начало подниматься во мне, словно волна. – Мне не нужна твоя помощь.
Он повернулся ко мне, и посмотрел на меня с какой-то смесью раздражения и удивления, словно не понимал, почему я такая упрямая.
– Ты невыносима, – сказал он, качая головой. – Я пытаюсь тебе помочь, проявить милосердие, а ты еще выпендриваешься, ведешь себя, как избалованный ребенок.
– Мне не нужна твоя помощь, – повторила я, стараясь не поддаваться его напору, защищаясь от него, как от опасности. – Я сама справлюсь, я всегда справлялась, и в этот раз справлюсь.
– Ты не справишься, – ответил он, заводя машину, и раздался тихий рокот мотора. – Ты ранена, ты испугана, ты не понимаешь, что делаешь, ведешь себя нелогично.
– Я все понимаю, – ответила я, чувствуя, как слезы снова подступают к моим глазам, а голос становится все более слабым. – Я понимаю, что мне не нужна помощь от такого типа, как ты, который считает себя лучше всех.
– Что значит "такого типа"? – спросил он, глядя на меня с каким-то непониманием, словно пытаясь разгадать мою загадку.
– Такого типа, который считает, что все ему должны, который привык, что все ему подчиняются, – ответила я, не сдерживая язвительности в голосе. – Такого типа, который считает, что он может контролировать все и вся, включая меня.
– Я просто хочу помочь тебе, – ответил он, стараясь скрыть свое раздражение, но по тону было понятно, что ему это удается с трудом. – Я не хочу тебя контролировать, у меня нет такой цели.
– Я тебе не верю, – ответила я, сжимая губы, недоверчиво глядя на него. – Ты, как и все остальные, хочешь мной управлять.
Он вздохнул, словно отчаявшись донести до меня свои намерения, и, уставившись на дорогу, проговорил, как бы подытоживая наш спор:
– Ладно, как хочешь, – его голос звучал обреченно, словно он сдался. – Я все равно тебя довезу.
И, не спрашивая моего разрешения, он начал движение, плавно выезжая на дорогу. Я поняла, что спорить бессмысленно, что он все равно сделает так, как считает нужным, что он меня не послушает. Я знала, что я снова потеряла контроль над ситуацией, что я снова стала марионеткой в чужих руках, что я ничего не могу изменить.
– Скажи адрес, – сказал он, не отрывая взгляда от дороги, словно боясь встретиться со мной глазами. – И мы закончим этот цирк, перестанем тратить время на этот бессмысленный спор.
Я молчала, стараясь не смотреть на него, но я понимала, что он не отступит, что он не оставит меня в покое. Я не знала, почему, но я чувствовала, что мне некуда бежать, что я не могу его обмануть, что он видит меня насквозь.
И, словно какой-то внутренний голос, устав от борьбы, я прошептала свой адрес, чувствуя, как вся моя защита рушится, оставляя меня беззащитной.
Он кивнул и, молча, продолжил путь. И в этот момент я почувствовала себя такой слабой, такой беспомощной, такой… потерянной. Я понимала, что моя борьба проиграна, что я не смогла отстоять свою независимость, что я снова оказалась во власти мужчины.
После того, как Марк, кажется, против моей воли, довез меня до моего дома, я с трудом выбралась из машины. Я не сказала ему ни слова, я просто захлопнула дверь и, не оглядываясь, пошла к подъезду.
Я чувствовала себя такой униженной, такой оскорбленной, такой… сломленной. Я знала, что он смотрел мне вслед, но я не хотела видеть его лица. Я хотела просто скрыться, хотела просто спрятаться, хотела просто побыть одна.
Добравшись до своей квартиры, я с трудом открыла дверь. Она была незаперта, как всегда. Мой отец был настолько пьян, что даже не мог закрыть дверь за собой.
Я вошла и увидела, что он лежит на диване в гостиной. Он спал, как убитый, и его храп был таким громким, что я невольно вздрогнула. Я хотела его разбудить, хотела накричать на него, хотела высказать ему все, что я о нем думаю. Но у меня не было сил.
Я тихонько прошла в свою комнату и закрыла дверь на замок. Это был единственный способ почувствовать себя в безопасности.
В моей комнате был беспорядок, как и во всей квартире. Но это был мой беспорядок, и он меня успокаивал. Я скинула с себя толстовку Марка, оставив ее небрежно висеть на спинке стула. Я не знала, почему я не хочу ее снимать, почему я не хочу ее отдавать. Может быть, это была какая-то благодарность за его помощь, а может быть, это было что-то другое.
Я переоделась в свою старую пижаму, и, наконец, почувствовала себя немного комфортнее. Я села на кровать и посмотрела на свое отражение в зеркале. Я выглядела ужасно. Мои глаза были опухшими от слез, мои волосы были растрепаны, а на лице виднелась синеватая ссадина от удара отца.
Я вздохнула и легла в постель. Я закрыла глаза и попыталась уснуть, но сон не приходил. Я все время вспоминала тот ужас, который я пережила в парке, я все время вспоминала злобный взгляд моего отца, я все время вспоминала холодные серые глаза Марка.
Я не могла понять, что происходит в моей жизни, я не понимала, почему со мной происходит вся эта гадость. Я просто хотела нормальной жизни, я просто хотела быть счастливой, но все было против меня.
Я ворочалась в кровати, стараясь выкинуть все плохие мысли из головы, но они все время возвращались. Я чувствовала себя такой одинокой, такой беспомощной, такой… разбитой.
И я понимала, что этот кошмар еще не закончился, что впереди меня ждет еще много испытаний. И я не знала, смогу ли я когда-нибудь с ними справиться.
Утро наступило как всегда неожиданно. Я проснулась от солнечного света, пробивающегося сквозь щели в шторах. Мои глаза были опухшими, тело болело, а в голове все еще крутились воспоминания о прошлой ночи. Но я знала, что у меня нет времени на отчаяние. Я должна была собраться, я должна была пойти на работу, я должна была начать новую жизнь.
Я быстро встала с постели и, стараясь не шуметь, оделась. Я надела свой самый строгий костюм, чтобы хоть немного скрыть свою уязвимость. Я посмотрела на себя в зеркало и увидела бледную и измученную девушку, но я старалась улыбнуться, чтобы подбодрить себя.
Мой отец все еще спал, как убитый, и я понимала, что у меня есть шанс сбежать, пока он не проснулся. Я тихонько выскользнула из квартиры, захватив с собой сумку и вчерашний листок о приеме на работу.
На улице было свежо, и прохладный ветерок немного освежил мои мысли. Я шла на работу, и с каждым шагом я чувствовала, как моя надежда крепнет. Я не хотела оставаться жертвой, я хотела стать сильной, я хотела стать независимой.
Я пришла в офис на десять минут раньше. Холл был пустым, и только дежурный охранник посмотрел на меня с каким-то удивлением. Я прошла в раздевалку и, быстро переодевшись, пошла к своему рабочему месту.
Я села за свой стол и принялась осматривать рабочее место. Все было новым, современным и незнакомым. Я почувствовала себя немного потерянной, но в то же время я была полна решимости освоиться.
И тут я вспомнила о толстовке Марка. Я до сих пор не снимала ее со спинки своего стула. Я не знала, почему, но мне не хотелось ее отдавать. Может быть, это была какая-то благодарность, а может быть, это было что-то большее.
Я решила, что должна вернуть ее Марку. И, пока его не было, решила, что будет лучше, если я сама принесу ему эту вещь.
Я прошла на кухню и налила себе чашку кофе. Потом, вспомнив, что Марк тоже любит кофе, налила еще одну и, взяв свою чашку и его толстовку, направилась к его кабинету.
Дверь была закрыта, и я постучала. Никто не ответил, и я, недолго думая, открыла дверь. Кабинет Марка был таким же строгим и безупречным, как и он сам. Я поставила его толстовку на кресло и оставила чашку кофе на его рабочем столе. И, не задерживаясь, я вышла и направилась к своему рабочему месту.
Я села за свой стол и, глубоко вздохнув, приготовилась к началу рабочего дня. Я не знала, что меня ждет, но я была готова к этому испытанию. И, хотя я все еще боялась Марка, во мне просыпался какой-то новый огонь.
6.Марк
Мое утро началось как обычно: будильник, пробежка по набережной, ледяной душ, свежесваренный кофе, выпитый в тишине. Я привык к этому четкому, выверенному порядку и не любил никаких отклонений от своего тщательно спланированного графика. Но, признаться честно самому себе, после вчерашнего сумасшедшего вечера, мой обычный, размеренный порядок немного пошатнулся, потерял свою идеальную структуру.
Всю ночь я не мог перестать думать об Арине. Я все время вспоминал ее испуганное лицо, ее дрожащие руки, ее полные слез, но в тоже время такие сильные, глаза. Я понимал, что я поступил правильно, что я должен был ее защитить, что ни один нормальный человек не смог бы пройти мимо такой ситуации. Но я также понимал, что я начал испытывать к ней какие-то странные, непонятные для меня чувства, которые меня тревожили и беспокоили.
Я вошел в офис, и меня встретила привычная тишина. Я прошел в свой кабинет и, открыв дверь, обнаружил там чашку кофе и свою толстовку, небрежно брошенную на кресло. Я нахмурился. Я не помнил, чтобы я оставлял ее здесь.
Я осмотрел чашку кофе и понял, что это не тот напиток, который я обычно пью. Я знал, что Арина утром пришла раньше меня, и у меня не было сомнений, кто оставил эти вещи.
Я подошел к креслу и взял в руки толстовку. Она пахла ее духами, и это странное сочетание запахов кофе и ее парфюма почему-то наполнило меня каким-то теплым чувством. Я не мог объяснить, что происходит, но мне это почему-то нравилось.
Я сел за свой стол и взял чашку кофе. Он был горячим и ароматным, и я невольно улыбнулся. Я привык сам себе готовить кофе, и не ожидал, что кто-то сделает это за меня.
Я сделал глоток и почувствовал, как меня пронизывает какое-то странное чувство. Я не понимал, что это, но я знал, что это связано с Ариной.
Я смотрел на толстовку и на чашку кофе, и мои мысли были полны противоречий. Я раздражался из-за ее непокорности, но в то же время меня восхищала ее сила. Я злился из-за ее нежелания принимать мою помощь, но в то же время меня привлекала ее независимость.
Я понимал, что я должен был ее отчитать за то, что она так поздно ходит по паркам, но в то же время меня почему-то волновало ее состояние. Я хотел ее защитить, я хотел ее поддержать, я хотел ее…
Я отбросил эти мысли. Я должен был быть профессионалом, я не должен был поддаваться своим чувствам. Она была всего лишь моя секретарша, и я не должен был забывать об этом.
Я поставил чашку кофе на стол и надел толстовку. И тут я увидел на своем столе листок бумаги. Это было ее резюме, которое я еще утром собирался выкинуть в мусорку. Почему я его оставил на столе? Я не знал. И я не понимал, почему мое сердце вдруг начало биться быстрее.
После того как я выпил кофе и надел толстовку, я не мог больше сидеть на месте. Меня мучило любопытство. Я хотел посмотреть, как Арина работает, как она себя ведет, как она справляется с новыми обязанностями.
Я вышел из своего кабинета, стараясь сохранять невозмутимый вид, и, не говоря ни слова, направился к ее рабочему месту, словно меня вел какой-то невидимый магнит. Я заметил, что она сидит за своим столом, печатая что-то на компьютере с невероятной скоростью. Она выглядела сосредоточенной и собранной, как профессионал, и это меня одновременно раздражало, потому что она была слишком хороша, и, одновременно, восхищало, потому что, она не была похожа на других.
Я остановился рядом с ее столом, стараясь не привлекать к себе внимания, и, словно тайный наблюдатель, начал за ней наблюдать. Она не замечала меня, и это меня немного злило, задевало мое самолюбие. Я привык, что все меня замечают, что все меня боятся, что все смотрят на меня с восхищением и уважением, а она… она просто делала свою работу, игнорируя мое присутствие, словно меня и вовсе здесь не было.
Я посмотрел на ее руки, которые ловко и уверенно скользили по клавиатуре, на ее волосы, собранные в небрежный пучок, который, тем не менее, подчеркивал ее естественную красоту, на ее спину, которая была такой ровной и гордой, словно она была королевой. Она была такой красивой в своей простоте, и эта красота меня почему-то завораживала, не позволяла оторвать взгляда.
Я заметил, что она делает все быстро и четко, без лишних движений и ошибок, ее действия были выверены, как у опытного хирурга. Я понял, что она настоящий профессионал, что она знает свое дело, что она не просто какая-то секретарша, а сильная и независимая женщина, с которой нельзя играть.
И эта мысль меня одновременно радовала и пугала. Я понимал, что она не будет плясать под мою дудку, что она не будет подчиняться моим приказам без вопросов, что она будет бороться за свою свободу и свои права, и что покорить ее будет не так просто.
– Ты слишком увлеклась, – сказал я, стараясь придать своему голосу обычную строгость, холод и отстраненность, словно я был ледяным монументом.
Она вздрогнула от неожиданности, и посмотрела на меня с каким-то удивлением, но в ее глазах я не увидел страха, а лишь легкую досаду. Ее глаза были большими, выразительными, и я не мог оторвать от них взгляда, казалось, что они притягивают меня, как магнит.
– Я что-то не так делаю? – спросила она, стараясь сохранить спокойствие, но в ее голосе я услышал нотки иронии.
– Нет, – ответил я, чувствуя, как мой голос становится тише и мягче, чем обычно, – ты все делаешь правильно, даже слишком. Но ты должна быть более внимательна к деталям, нельзя так торопиться.
– Я внимательна, – ответила она, не отводя от меня взгляда, и в ее глазах я не заметил ни тени подчинения. – Просто я привыкла работать быстро, мой мозг работает как компьютер.
– Я понял, – ответил я, стараясь скрыть свое восхищение ее умением, не показывая, что она произвела на меня впечатление. – Но помни, что я не терплю ошибок, особенно на испытательном сроке, и даю тебе этот шанс только один раз.
– Я помню, – ответила она, и в ее глазах я снова увидел ту дерзость, которая меня так раздражала, и одновременно, так притягивала, не давая мне покоя.
Я посмотрел на нее, и я не понимал, что происходит. Я пришел ее отчитать за возможные ошибки, а вместо этого я начал ее хвалить. Я пришел ее контролировать, а вместо этого я начал за ней наблюдать, как зачарованный.
Я понимал, что она влияет на меня, что она меняет меня, что она заставляет меня чувствовать то, что я давно не чувствовал, пробуждая во мне какие-то давно забытые эмоции. И это меня одновременно пугало, потому что я боялся потерять контроль, и, в то же время, непреодолимо притягивало, заставляя меня желать чего-то большего.
Я не мог больше здесь оставаться, потому что чувствовал, что теряю самообладание. Я понимал, что должен уйти, что должен вернуться к своей работе, что должен взять себя в руки, пока не наделал глупостей.
Я развернулся и, не говоря ни слова, пошел обратно в свой кабинет, стараясь скрыть от нее свое замешательство. Но, закрывая за собой дверь, я не мог перестать думать о ней, чувствовал ее присутствие рядом, словно она была частью меня. Я понимал, что она что-то во мне изменила, что она вошла в мою жизнь, и я не знаю, что будет дальше. Эта мысль одновременно пугала и заставляла сердце биться быстрее.
После того как я вернулся в свой кабинет, я попытался сосредоточиться на работе, но мои мысли все время возвращались к Арине. Я не мог выбросить ее из головы. Я все время вспоминал ее лицо, ее глаза, ее уверенность.
Я решил переключиться на дела. Я открыл свое расписание и просмотрел встречи на сегодня. Меня ждал напряженный день, и я должен был забыть о своих чувствах и сосредоточиться на бизнесе.
Я увидел, что через пятнадцать минут ко мне должны прийти важные клиенты. Мне нужно было подготовиться к встрече и проконтролировать, чтобы все было идеально. Я привык к порядку и пунктуальности, и я не терпел никаких ошибок.
Я позвонил Арине и, стараясь придать своему голосу как можно больше строгости, сказал:
– Арина, зайди ко мне.
Через несколько секунд она уже стояла у двери моего кабинета. Она была такой собранной и серьезной, и я не мог скрыть своего восхищения.