Замуж за миллионера

Глава 10

Блондинка в шоколаде

Следующий месяц мы с Франсуа « встречаемся ». Бороздим незатейливые ресторанишки близлежащих живописных деревень, где цена меню « первое, второе, дессерт » не привышает сорока евро, а самое дорогое вино не выскакивает за пределы сотни. Загораем на общих пляжах под позорным зонтиком с логотипом Кока-Колы, очевидно позаимствованным Франсуа в какой-то придорожной забегаловке. Как вариант страшно романтичные дикие песочные россыпи, куда мы корабкаемся по горам и ущельям, обдирая кожу, и, достигнув, желанной цели, натыкаемся на такую же плотность отдыхающих на 1 кв м, как и на Круазетте (разве что здесь все голые – место-то дикое!) Распиваем дешевое розовое вино, пиво и поганенькие коктейли в продымленных спортивных барах, куда слетаются после работы друзья моего красавчика, такие же лохматые и нетронутые умелой рукой стилиста, как и он. Занимаемся сексом у меня, у него, в машине, на природе… Это, пожалуй, единственные моменты, когда я могу позволить себе расслабиться и быть самой собой, сбросив вместе с одеждой обрыгший образ влюбленной подружки неудачника. Поэтому для своего первого ответного признания в любви я выбираю блаженные секунды « после », когда у моих слов гораздо больше шансов прозвучать искренне. Если отмести весь этот отвращающий налет безденежности, Франсуа ведет себя безупречно. Он постоянно делает мне маленькие (в том числе по стоимости) сюрпризы : листочки с признаниями в любви на холодильнике, букеты цветов, коричневые коробочки Maison de Chocolat, корзинки свежих фруктов. Он помнит, что я с удовольствием грызу хлебные горбушки, зато кончики круассана предусмотрительно (в них на мой взгляд собраны все калории) оставляю без внимания. Он знает, что я предпочитаю твердые недоспелые персики и зеленые бананы, а манго и дыню на дух не переношу. Он по-джентельменски уступает мне оба крылышка жареной курицы, и я не стыжусь в его присутствии самозабвенно сдирать с них зубами тонкую запеченую кожицу… 22-летняя Лиза Кравченко уже сгорела бы дотла от пламенной любви к подобному прекрасному принцу-малобюджетнику. Как жаль, что у этой наивной мечтательницы, закопавшейся с головой в Чечулинском огороде, никогда не будет шанса на такую встречу. А 35-летняя Люлю держится изо всех сил, чтобы не намекнуть внимательному ухожеру, что ее тошнит от публичных пляжей, где невозможно отдохнуть из-за криков детворы, где вы рискуете в любой момент схлопотать мячом по лбу, потому что в двух метрах от вас веселая компания загорелых магребинцев взялась играть в волейбол, где развалившаяся рядом мамаша с четырьмя животиками, удачно расположенными спереди на манер полочек в шкафу, безудержно дымит вонючей сигаретой вам в лицо… Что ей осточертели его одноклеточные друзья, у которых в вакууме черепной коробки вяло телепаются три прямые извилины: пиво, секс и спорт. Что у нее чешутся руки добраться до его гардероба и, собрав в мемориальную кучу все его содержимое, торжественно поджечь это тряпичное безобразие, которое столь ужасно, что даже нищие африканцы, получив его в виде гуманитарной помощи, забросали бы дарителя камнями за подобную издевку. И еще, что ее трясет от страха от одной мысли о предстоящем знакомстве с маленьким монстром по имени Леа. Однако, как бы я не страшилась этой встречи, она неминуемо наступает.

Как-то спокойным, ничем не предвещающим беды вечером Франсуа торжественно объявляет, что «завтра» мы идем в аквариум втроем. Опыта знакомства с отпрыском своего суженного у меня еще не было. Из глубин памяти почему-то выпрыгивает первый визит к мамаше Забельской, ее перемайонезенный салад Оливье, строгий критичный взгляд из-под кустистых бровей, янтарные бусы на толстой розовой шее и замызганный передник с неуместным Дональдом Даком. Я отгоняю от себя это страшное видение. Как вести себя с будущей падчерицей? Улыбаться во все пломбы и разыгрывать добрую фею? Что ж попробуем. Будем надеяться, маленькая Леа не окажется прозорливее своего папашки и не разоблачит за моим альтруистичным анфасом тщательно скрываемую корысть. Для предстоящей миссии я выбираю белоснежную рубашку из тончайшего льна 100% Capri, идентичные шортики, соломенную панаму Борсалино и спартанские сандали Занотти (которые объясняют, почему в древней Спарте слабых сбрасывали с обрыва – выжить в такой зверской обуви могли только самые сильные и выносливые). На роль взятки (по-французски это слово звучит как pot de vin – горшочек вина, хотя в отличие от русских у них не было традиции расплачиваться алкоголем) выбирается большой кудлатый заяц, отдаленно напоминающий ее папашу. Итак, добрая фея готова к добрым делам. В Монакский аквариум мы отправляемся на машине Франсуа – Пежо Купэ 406, обожаемой хозяином так, будто это настоящая Феррари, а не хилый набросок (эта модель Пежо была нарисована дизайнером Феррари Сержио Пининфариной). Когда я загружаюсь вовнутрь, Леа уже дрыхнет в своем детском сидении. Тем лучше. Если она проспит всю дорогу и весь аквариум, будет просто замечательно. «Ага, размечталась» комментирует мое пожелание Господь Бог, и будит ребенка на парковке.

– Леа, дочка, это Лиза, – представляет меня Франсуа, вытягивая свое сокровище из недр автомобиля.

Очутившись на земле, девочка становится малюсенькой, похожей по рамерам на крупную куклу. У нее круглая румяная мордашка с крошечной кнопкой носа и непропорционально огромными оливковыми глазищами.

– Поцелуй Лизу, – предлагает зачем-то Франсуа.

– Нет, фу! – она крутит головой так отчаянно, что мне кажется, та вот-вот сорвется с цоколя и покатится по асфальту.

Хорошенькое начало. Чтобы задобрить врага, я вытаскиваю из-за спины свой главный козырь – зайца, и протягиваю воинствующему карапузу.

Нормальный в моем понимании ребенок с радостью принял бы подарок и поблагодарил щедрую тетеньку. Леа отворачивается от вислоухого с таким отвращением на краснощекой физиономии, как будто перед ней развернули грязный памперс. «C’est pas gagne» комментирует брюнетка.

– Она у чужих не берет, – объясняет мне мой мужчина, с легкой руки дочери уже записавший меня во вражеский клан.

Он вынимает из моих ослабевших рук плюшевого ушастика и отдает девчушке.

– Ка-ка! – замечает она, разглядывая презент.

Похоже, родители забыли научить чадо золотому правилу про коня и зубы.

– Ка-ка – это на ее языке «заяц», – пытается сгладить ситуацию папаша.

Ага, конечно, так я и поверила.

Леа тем временем, уместив зайца подмышкой, активно машет мне свободной ручонкой.

– Пока-пока!

Типа, аудиенция окончена. Ненужная Лиза, подарившая какую-то кака, может быть свободна. Я понимаю, что всю жизь остерегалась маленьких монстров небезосновательно.

– Нет, Лиза не уходит. Она пойдет с нами смотреть рыбок, – терпеливо втолковывает Франсуа.

Может быть, мне, правда, слинять под шумок. Придумать, что забыла какую-нибудь страшно важную и срочную встречу? Язык так и чешется. Но это будет означать позорное дезертирство. Леа выйдет из этой короткой ожесточенной битвы однозначной победительницей, заполучив в виде трофея папино сердце и 150 миллионов евро. Я собираю в кулак хилые остатки силы воли и натягиваю заготовленную для случая слабоумную гримассу счастливой мамаши.

– Ты любишь рыбок, Леа, дорогая?

– Нет, нет, нет, – кучерявая голова опять тестирует шею на прочность.

– У нее сейчас такой период, она на все отвечает «нет», даже если подразумевает «да».

– Очаровательно. Леа, ты любишь папу?

– Да, да, па-па, па-па!

Вот вам пожалуйста!

– Па-па, а где ма-ма? Я хочу ма-ма!

– Мама дома, родная. А мы с Лизой пойдем смотреть рыбок.

– Нет-нет! Ма-ма, ма-ма!

Я ловлю себя на том, что мне искренне не хватает сейчас дородной родительницы Забельского. Я готова выстоять любые инквизиторские допросы, удачно ответить на самые каверзные вопросы и даже после трапезы отдраить весь фамильный сервиз горчичным порошком. Что угодно, только бы избавиться от непосильной миссии втирания в доверие вот этому маленькому категоричному гному. Папа с дочкой шкандыбают впереди, размахивая зайцем как победным флагом, я пристраиваюсь немного поотдаль. Обитатели морских глубин не вызывают у юного поколения особого восторга. Малышка вяло тычет пальцем в стекло и без устали бубнит «пу-пу-пу-пу-пу» (что на ее специфическом наречии, должно быть, обозначает poisson). Это настойчивое пу-пу маленьким металическим молоточком долбит мой мозжечок. «Хуже уже не будет» думаю я, и ошибаюсь. У резервуара с экзотическими рыбинами нас окутывает концентрированное вонючее облачко. Мою первую наивную догадку «аквариум давно не чистили» ставит под сомнение громкий возглас «ка-ка». Внутреннее чутье подсказывает мне, что на сей раз речь идет не о подаренном русаке, и стремительно проступающий на лице Франсуа ужас подтверждает это предположение. Папаша воровато приподнимает подол розового платица и красноречиво морщит нос. В поднятом на меня взгляде отчаянная мольба.

– Надо ее поменять.., – почему-то переходит на шопот он.

– Может, как-нибудь само… рассосется, – выдаю несусветную глупость я, не желая мириться с неизбежным.

Вообще не понимаю, при чем тут я? Это ребенок Франсуа, его, так сказать, кровь и плоть, яблоко от яблони… и все такое. Ко мне это грязное дело не имеет ни малейшего отношения.

– Нет, надо поменять. Вообще не понимаю, почему она без подгузника. Веро наверно забыла надеть, – лепечет между тем ответственный отец.

Забыла, как же! Зная немного женскую психологию, могу с уверенностью утверждать, что экс гражданская жена решила таким изощренным способом отомстить бывшему спутнику жизни. Небось еще специально запихнула в девочку с утра пораньше щедрую порцию гороховой каши.

– Мне неудобно тебя просить, малыш, но пеленальные столики есть только в женских туалетах…

Нет, это уже слишком! Мне хочется выловить из аквариума длинную полосатую рыбину и надавать ей нахалу по щекам. Это что получается, если я женщина, то меня можно вот так взять и в дерьме извалять?!

– Она со мной не пойдет, – с надеждой предполагаю я.

Но противный карапуз, относившийся до этого к незнакомой тетке с опаской и презрением, безоговорочно протягивает мне свою крошечную влажную ручонку. Должно быть, временная капитуляция является частью ее тщательно продуманной стратегии по устранению чужеродного в их счастливой тройке элемента. У меня не остается выбора. Франсуа протягивает мне розовый рюкзачок с кошачьей физиономией Hello Kitty, в котором, по его словам, должен находиться комплект начинающего бойца за детскую гигиенту. Оказавшись в туалете, я с трудом локализирую пеленальный столик и, разложив его на манер гладильной доски, задумывааюсь над следующим этапом. По логике получается, что теперь мне предстоит переместить триннадцать воняющих килограммов на это импровизированное ложе. Леа не считает подобное самоуправство хорошей идеей и наотрез отказывается отрываться от земли. Ладно, мы пойдем другим путем. Я пытаюсь стащить с этой миниатюрной ослицы фаршированное нижнее белье. Удается мне это только с пятой попытки, причем из-за хаотичных движений объекта добрая половина отвратительной начинки оказывается на полу и на моих сандалях. «Quelle merde alors» скрежещу я сквозь зумы, стараясь изо всех сил не грохнуться в обморок. В портфельчике первой помощи обнаруживается упаковка влажных салфеток и чистый подгузник. Спасибо тебе хоть на этом, милая Веро! Отчистить извивающегося как ошалевший червь ребенка оказывается задачкой еще посложнее, чем избавление последнего из грязного плена трусов. Леа вырывается из моих неумелых ручонок, и трясет головой, всхлипывая «нет-нет-нет», как-будто вместо салфетки я вожу по ее филейной части раскаленным утюгом. «Так, хватит!» потеряв терпение рычу я по-русски. Вертлявая непоседа послушно замирает, продолжая однако плакать и причитать. Должно быть, в этот момент она пропитывается черной лютой ненавистью ко мне. Но мне уже все равно. Я сражаюсь с плотным бумажным треугольником, который должен каким-то хитроумным способом крепиться на талии этой плаксы. В тот момент, когда мне наконец удается разгадать тайну сложнейшего механизма, враг наносит неожиданный удар. Малышка писает по-мальчишески стоя, прицельно направив струю на мой безупречно белый наряд. При этом на ее опухшей от слез мордахе впервые с момента нашей встречи расцветает добрая искренняя улыбка. Во мне бушует мощный ураган эмоций, ни одна из которых не подходит под определение «умиление». Пока я, мысленно ругаясь матом, старательно замываю шорты, рубашку и сандали, подлый вредитель куда-то исчезает. «Эй, Леа? Ты где?» испуганно кричу я, заглядывая в унитаз. «Смылась куда-то». С одной стороны, туда ей и дорога, с другой Франсуа вряд ли обрадует такой поворот. Я выбегаю в зал. Видок у меня тот еще. Глаза выскакивают из орбит, волосы взъерошены, из-под мокрого насквозь костюма нагло проглядывает кружевной лифчик. «На вас напали?» таращится на меня похожая на пуделя старушка. Да, маленький преводитель команчей. Снял скальп и ускакал куда-то. А мне мой скальп еще пригодился бы. Слава Богу, Франсуа дежуривший неподалеку успевает вовремя перехватить вынырнувшее из дамской комнаты орудие массового уничтожения.

– Все в порядке? – задает неуместный вопрос он.

Разве по мне невидно? Мне хочется промочить горло чем нибудь покрепче, чтобы отметить это боевое крещение.

– Спасибо! Леа, скажи Лизе спасибо!

– Нет-нет. Ка-ка.

– Ага, и тебе того же, – бормочу я себе под нос.

– Поехали обедать? – брызжет энтузиазмом умело отлынувший от своих обязанностей родитель.

Не могу сказать, что туалетная эпопея пробудила во мне волчий аппетит. Скорее наоборот. Я пытаюсь отмазаться, сославшись на испорченный наряд, но Франсуа подобный аргумент не кажется удовлетворительным (неудивительно, вопрос друсс-кода перед ним никогда не стоит).

– На улице 40-градусная жара. Твоя рубашка за три минуты высохнет, – заявляет он.

Мне приходится подчиниться. Я сохну, распластавшись на скамейке и с удовольствием затягиваясь сигаретой. Папаша и дочурка тем временем играют в прятки, скача вокруг Пежо. Я нахожу, что у Франсуа при этом невероятно глупый вид. Местом невиданного пиршества выбирается (ни за что не догадаетесь!) МакДональдс. Похоже, эта парочка разновозрастных садистов решила идти до конца в своем стремлении вывести меня на чистую воду.

– Там куча игр для детей, – пытается оправдаться Франсуа, – Леа очень нравится.

Я молча киваю, думая про себя «только попробуй мне сегодня вечером намекнуть на секс». Подобный денек зарядит меня неизлечимой фригидностью по крайней мере на неделю вперед.

– Что ты будешь? – спрашивает меня мой любезный кавалер, когда мы останавливаемся на кассе.

– Сан Жак с трюфелями и бокал Билькар Сомон Миллезиме, – злобно гнусавлю я, разглядывая фото переливающегося жиром гамбургера.

– Ясно. Тогда еще одно меню Биг Мак, – решает Франсуа судьбу моего желудка.

Мы устраиваемся за деревянным столом по соседству с шумной многодетной семьей. По губам моего бойфренда перекатывается довольная улыбка. Должно быть, этот жизненный огрызок удачно вписался в мозайку его представления о безоблачном счастье. Я с плохо завуалированным отвращением полоскаю трубочку в картонном стаканчике с Кока-Колой. Леа старательно размазывает ломтики картофеля фри по столешнице.

– Ты не говоришь ей, что так не надо делать? – сухо интересуюсь я.

– Леа, доченька, не надо играть с едой.

Это мягкое ласковое замечание не останавливает изувера, а наоборот мотивирует для дальнейшего зверского расчленения панированной рыбы (которая, если бы знала, что так плачевно закончит, удавилась бы в зародыше).

– Мне кажется, она не поняла. Может быть, надо быть построже?

– Наверно надо, – пожимает плечами Франсуа, – Но я и так совсем редко ее вижу. Если тратить время на запреты и воспитание, приятных минут вообще не останется.

Вот так и получается. Папаша не ругает, потому что редко видит, а маманя балует, компенсируя отсутствие отца.

– На, па-па, пей! – начинающий шеф-повар протягивает между тем своему родичу стакан, при виде содержимого которого, утренний завтрак у меня внутри грозится выскочить на свободу.

– Спасибо, сокровище мое, – не моргнув глазом, принимает ядерную смесь родитель и даже делает вид, что пьет.

Надо заметить, что игрушки, ради которых мы якобы и завалились в этот вредоностный общепит, так и остались лежать в стороне нераспакованными. Изощренное издевательство над желудком заканчивается дессертом – кулечком мороженного. Я стараюсь не смотреть, как Леа накладывает на физиономию толстый слой мороженной маски. Избегая тошнотворной картины надругательства над пищей (она хоть и не полезная, но такого отношения все-таки не заслуживает), я пропускаю момент, когда начинающий потрошитель тянет ко мне свою уделанную концентрированной смесью пломбира и кетчупа пятерю с мстительным возгласом «на!» Моя, едва пришедшая в себя от недавнего унижения рубашка, обретает затейливый красно-желтый рисунок на рукаве. Мне отчаянно хочется надавать пощечин им обоим – этому умиленно лыбящемуся бездарному папаше и его безудержной дочурке.

Всю обратную дорогу я храню гробовое молчание. Леа сладко похрапывает на заднем сидении. Франсуа протягивает руку и сжимает мою ладонь. Я не вырываю конечность, но и на теплое пожатие тоже не отзываюсь.

– Спасибо! – говорит он, когда Пежо тормозит недалеко от моего дома, – Я знаю, что это нелегко. Что у тебя нет подобного опыта. Но я вижу, что ты старалась ради меня. Мне это очень важно. Я уверен, что она тебе понравится. Не сразу, постепенно. Она замечательная. И она обязательно тебя полюбит.

Конечно. И мы втроем будем жить долго и счастливо и умрем в один день от передозировки этим нереальным счастьем.

– Да, ты прав. Все будет хорошо, – сверхчеловеческим усилием я выжимаю из себя улыбку.

– Я тебя люблю.

– Я тоже.

«Себя люблю» мысленно завершаю фразу я.

– Поужинаем завтра вместе?

– Конечно.

Глава 11

Предложение, от которого невозможно отказаться

Для ужина Франсуа выбирает недорогой, но вполне приличный ресторан, ценимый местными жителями за удачное отношение цены и качества. Судя по его торжественному виду и непривычному наряду – потертые джинсы и майку сменили светлый костюм дурного качества с биркой Father&Son на широком рукаве (только Святой Дух в производстве этого кутюрьерского чуда не участвовал), красная рубашка и белые кроссовки с алой (под сорочку) пумой на боку – мой кавалер готовит мне какой-то сюрприз. Будем надеяться, что это честно заслуженное предложение руки и сердца. Я достойно сдала экзамен по смене памперса и заработала-таки свои миллиончики!

– Мой дорогая Лиза, – подливает пафоса в узкий пузыристый бокал Франсуа,– Мы знакомы уже больше месяца, и мне кажется, пришло время перейти на следующий уровень отношений.

Какое бы мне платье лучше заказать? Алайа? Валентино? Что там было у Жанки? Ланван? А свадьбу я бы с удовольствием сыграла в Сан Тропэ. Как Наташа Поли. Хотя нет, там уже не сезон. Лучше в Монте Карло. А медовый месяц? Мальдивы? Сейшелы? Таити?

– Я подумал и решил предложить тебе…

Ну же, не робей мой прекрасный принц в костюме редиски! Доставай колечко. На сколько каратов позволила тебе разориться твое врожденное стремление к экономии?

–… попробовать пожить вместе!

Я давлюсь шампанским. Белые платья от кутюр машут мне пышными юбками и, сбившись клином, улетают зимовать на Мальдивы. Вместо главного приза судья предлагает мне еще одно испытание. И интуиция подсказывает мне, что оно будет посложнее предыдущих. Жить с Франсуа под одной крышей… видеть его 24 часа в сутки, стирать его носки и мыть посуду, слушать по ночам протяжные трели его храпа, строить из себя верную хранительницу домашнего очага – такую, о какой он мечтал – ратрепанную и без косметики… Мосье Дюбуа протягивает мне билетик второго класса в прошлое. И долго мне трятись в этом плацкарте, доказывая изо дня в день свою бескорыстную любовь? Месяц? Год? Десять лет?

– Плохая идея? – догадывается Франсуа, наблюдая мой прорезавшийся тонкими волнами морщинок лоб.

Сейчас этот рак отшельник надуется, заберется в свою раковину с надписью «значит, я все-таки тебя не достоин» на шершавом боку и захлопнет дверцу на замок. И мне придется опять неделями его оттуда выколупывать.

– Нет, что ты! Просто неожиданно, – мямлю я, утопив взгляд в бокале.

– Мне хочется, чтобы ты всегда была рядом.

Получив отсрочку в два дня, которая промелькнула как одно мгновение, я принила «заманчивое» предложение жилищного воссъединения. Единственный плюс в предстоящем консорциуме – экономия на квартплате. Все остальное – сплошные жирные минуса. Во-первых, апартаменты Франсуа исчерпываются 60 квадратными метрами (у меня было 110), в которые никак не удается впихнуть приличную гардеробную, и следовательно мне приходится ограничиться узким шкафом из ИКЕА. Во-вторых, на месте расслабляющей ванны ненавистная кабинка с вкрученным в потолок душем, который обрушивается утром на голову водопадом непредсказуемой температуры. В третьих, в отстутствии домработницы уборка всей этой небывалой роскоши теперь переходит в мои прямые обязанности (и тут выясняется, что скромность жилплощади, пожалуй, все-таки плюс). В четвертых (и это самый отрицательный пункт) мои действия теперь полностью прозрачны. Я не могу слинять на импровизированный коктейль. Не могу предаться вечерком легкой флирт-переписке с одним из бывших кавалеров. И, наконец, не могу просто завалиться на диван в какой-нибудь страшного вида полезнейшей питательной маске. Втечение рабочего дня я чувствую себя еще немного свободнее, хотя новоявленный гражданский муж примерно с часовым интервалом ненавязчиво интересуется моими делами. А вот вечерами из мягкий сетей домашнего симбиоза уже не вырваться. Однажды после сытного ужина (якобы приготовленного саморучно, а на самом деле заказанного в ресторане) Франсуа, завернув меня в объятия, как бы между прочим замечает.

– Ты больше не ищешь работу?

– Пока предложений нет, – вру я, закапываясь носом в его шею, – Из Парижа отказ пришел.

– Тебе наверно скучно так без дела дома сидеть.

– Ну как тебе сказать…

– Можешь не говорить. Я же вижу, что ты грустишь. Тебе нужно заняться чем-нибудь.

Я даже знаю чем! Камчатские бобры ждут не дождутся моего спасительного вмешательства в их тяжкое существование.

– Один мой знакомый работает менеджером в магазине Этам. Они ищут продавщицу. Желательно со знанием русского. Я подумал, что тебе это могло бы быть интересно.

Безусловно. Всю жизнь мечтала торговать низкопробным бельем. На следующей встрече с Аришей и Нанкой блесну своим великим достижением. Продавщица в магазине Этам это вам не хухры мухры! 15-евровый лифчик могу достать с 40% скидкой! Да, с таким блатом у меня отбоя от новых подруг не будет. Меня захлестывает крупная слезная волна. Хорошо, что Франсуа не видит моего увлажнившегося лица. «Я больше не могу. Я не выдержу» стучит резиновым мячиком в голове одна единственная навязчивая мысль.

– Как ты на это смотришь? – настаивает садист, не замечая моих беззвучных всхливываний.

– Я подумаю, – выжимаю из себя я.

– Подумай. Только недолго. Им срочно нужно. С одной стороны тебе будет дело, с другой сможешь и себе покупать одежду, и в семейный котелок что-нибудь откладывать.

Не лопнет твой котелок от моих 500 евро, жучара? Зарплата в магазине небось SMIC 1200. Конечно, на такие деньжищи можно так разбежаться, что на Феррари не догонят. Буду вкалывать день ото дня, откладывать копеечку на светлое будущее, пока миллиончики Франсуа покрываются пылью в каком-нибудь швейцарском банке. За обидой приходит злость. Мы надо срочно выбраться на свежий воздух, пока я не придушила этого благодетеля.

– Слушай, я забыла тебе сказать. Меня сегодня подружка пригласила встретиться. Сто лет с ней не виделись.

– Что за подружка? – хмурится как бы муж, – Я ее знаю?

– Арина. Я тебе про нее рассказывала. Одна всего два для в Каннах.

– А, ну, ладно. Не надолго?

Навсегда! Я быстро натягиваю первое попавшееся платье (естественно старого летнего сезона, новинок в моем гардеробе уже давно не было, и естественно поскромнее, потому что Франсуа ревнив как Оскар Писториус) и вылетаю из этой удушливой квартиры. Дрожащей рукой закуриваю сигарету. Страшно хочется выпить и разрыдаться. Пальцы сами собой набирают Аринкин номер.

– О, Люлю! Страшно рада тебя слышать! Я в Каннах! Собиралась тебе звонить. Как удачно! Тебе хреново? Да, ладно, что я не слышу что ли по голосу! Мне тоже не очень. Давай я тебя подберу где-нибудь, поедем развеемся. Как раньше.

Я поднимаю лицо к небу. Спасибо тебе, Господи, хотя бы за эту щедрую подачку. Лиловый Бентли тормозит у моих ног. Аришка выглядит значительно лучше, чем в прошлую нашу встречу. Она явно недавно побывала у своего, как она его называет, «уколиста». И свеженькое полосатое Эрве Леже свидетельствует о возвращении прежней беззаботной тусовщицы. По дороге в Монако подружка вдохновленно рассказывает мне, что Жанка не смогла выбраться, «упырь» ее не отпустил, что ее Катюха чувствует себя неплохо (я не перебиваю поток непонятных медицинских терминов, надеясь, что детская тема таким образом исчерпается за время поездки), и что бывший опять стал названивать и сыпать в трубку нелицеприятными эпитетами (со свойственным ей мазохизмом Арина перечисляет их все). Мы паркуемся в центре напротив Казино, и отправляемся в Будда Бар. Обменявшись символическими поцелуйчиками с охранниками, которые еще помнят наши веселые загулы, усаживаемся за наш любимый столик, который по удачному стечению обстоятельств еще пустует.