
Полная версия:
Танец со смертью
– В тот день Кристина Владимировна должна была улететь в Таиланд, – начала рассказывать Алевтина Александровна. – Она давно планировала эту поездку, этот отдых. Ну и вот, она попросила приготовить ее багаж, то есть уложить вещи в чемодан. Сама она в этот день заканчивала последние приготовления перед поездкой: куда-то ездила, с кем-то встречалась.
– Понятно. А Екатерина что делала в этот день? – спросила я.
– Екатерина, скорее всего, была в школе. Я, правда, наверняка это не знаю, но, как правило, девочка не прогуливала уроки. Значит, была на занятиях. Хотя… понимаете, я ведь не застала ее дома. Дело в том, что в тот день у моей племянницы, дочери брата, была свадьба. И я уехала из «Юбилейного» довольно рано: где-то после четырех часов дня. Я, конечно же, предупредила об этом Кристину Владимировну, она меня отпустила. Ну так вот, я вышла из коттеджа, а Екатерина еще не пришла домой.
– А Кристина Владимировна? Она вернулась в коттедж еще при вас? – спросила я.
– Нет. Ее я тоже не застала дома. Но тогда я не придала этому особого значения: зачем, если мы обо всем договорились заранее? Кристина Владимировна знала, что я останусь в доме брата после окончания свадебного торжества, а утром приеду. Так я и сделала, вызвала такси, приехала, открыла парадную дверь и прошла в свою комнату. Мне ведь сразу, как я только поступила на работу к Веретенниковым, отвели комнату здесь, в коттедже. А свою квартиру в городе я стала сдавать. Но теперь придется возвращаться. Это временно я здесь еще останусь, на какое-то время. Людмила Анатольевна попросила присмотреть за домом, она пока не в состоянии заниматься делами. Понятное дело, пережить единственную дочь… ой, что-то я совсем не о том говорю, простите.
– Ничего, продолжайте, Алевтина Александровна, – попросила я.
– Ну так вот. Я вошла в свою комнату, переоделась в домашнее платье и пошла на кухню. Там я сварила себе кофе, выпила его, потом решила пройти в спальню Кристины Владимировны, чтобы там прибраться. Она ведь, как я думала, уже уехала вечерним поездом в Москву, чтобы из столицы вылететь в Таиланд. Но когда я открыла дверь в ее спальню, я сначала просто не поверила своим глазам. В комнате был самый настоящий разгром: все вещи выброшены со своих мест, из шкафа, из тумбочек и комодов. Сначала я подумала, что в коттедж проникли воры, пользуясь тем, что в доме никого нет.
– Но ведь в коттедже должна была находиться Екатерина, – возразила я, – девушка-то ведь никуда не уезжала.
– Да, вы правы, – согласилась со мной Алевтина Александровна, – но я так перепугалась от увиденного, что не сразу вспомнила о Екатерине. Потом я прошла по всем комнатам на втором этаже. Там была похожая картина.
Рахматуллина приложила руку к сердцу:
– Вот, как вспоминаю об этом, сердце снова колотится, как будто хочет выпрыгнуть наружу.
– Не надо так волноваться, дело уже сделано. Вы успокойтесь и продолжайте, – попросила я.
– Сейчас, – кивнула женщина. – Так вот, я уже не знала, что и думать, по второму разу прошла по всем комнатам. А в спальне Кристины Владимировны я решила еще проверить и ванную комнату. Ведь в первый раз я туда не заглянула. И вот там я увидела ее…
Рахматуллина снова замолчала, и я не стала ее торопить.
– Мне стало плохо, настолько плохо, что я не сразу сообразила, что же мне делать. Потом я кое-как добралась до телефона и вызвала полицию.
– Алевтина Александровна, вы сказали, что осмотрели все комнаты на втором этаже и обнаружили там разгром. А в комнату Екатерины вы заходили? – спросила я.
Рахматуллина покачала головой:
– Я о ней в тот момент и не вспомнила. Меня выбила из колеи увиденная картина, как будто мамай прошел. А когда я еще увидела лежащую в ванне Кристину Владимировну, тут у меня совсем память отшибло. В том смысле, что у меня не мелькнуло в голове, что ведь Екатерину тоже могли убить, как и ее приемную мать. Хотя, по правде сказать, увиденное в ванной комнате меня настолько подкосило, что я элементарно побоялась зайти в комнату Екатерины: а вдруг и там такой же ужас? Конечно, я поступила… неправильно. Нужно все-таки было пройти в ее комнату и посмотреть. Но я дождалась приезда полиции и тогда уже вместе с полицейскими вошла туда. То есть сначала вошли полицейские, а уже потом позвали меня. Они спросили меня, чья это комната. Я объяснила, что в ней живет приемная дочь хозяйки. Один из полицейских засомневался, он сказал, что ее комната напоминает нежилое помещение. Тогда я вошла внутрь и точно: все личные вещи Екатерины исчезли…
– А как вы считаете: почему? Почему это произошло? – спросила я.
– Ну, у меня есть только одно объяснение: Екатерина утопила Кристину Владимировну, причем вместе со своим сообщником – одна бы она не смогла этого сделать, – а потом собрала свои вещи и скрылась вместе с ним. Или же нет, она заранее собрала все свои вещи, где-то их припрятала, а потом уже, совершив преступление, исчезла.
По тону, с каким Алевтина Александровна говорила о приемной дочери Кристины Веретенниковой, было понятно, что Рахматуллина, мягко говоря, недолюбливала девушку. Впрочем, женщина ведь с самого начала об этом сказала, объяснив это тем, что Екатерина появилась в доме уже подростком. А свою заботу и любовь Алевтина Александровна отдала родной дочери Веретенниковых, которую она помогала воспитывать с самого раннего возраста. Я обратила внимание на то, что приемную дочь Веретенниковых Алевтина Александровна называла официально «Екатерина», в то время как для Клементины находила уменьшительно-ласкательную замену.
– Скажите, Алевтина Александровна, в комнате Екатерины, помимо отсутствия ее личных вещей, тоже был такой же беспорядок, как и в других комнатах? – спросила я.
– Нет, все было на своих местах. И кстати, Екатерина сама занималась уборкой своей комнаты, – сказала Рахматуллина.
– Получается, что вы убирались во всех комнатах, кроме комнаты девушки? – уточнила я.
– Да, – кивнула Алевтина Александровна. – Она обратилась с просьбой к Кристине Владимировне и Василию Юрьевичу позволить ей убирать свою комнату самой. Более того, Екатерина настояла на том, чтобы все – и приемные родители, и я – стучали, прежде чем войти к ней. Представляете? Я даже решила поговорить с Кристиной Владимировной по этому поводу, ну, высказала свое мнение, что негоже приемышу ставить такие условия. То есть я не прямо так сказала, не в таких выражениях, потому что это прозвучало бы довольно грубо, но смысл остался именно таким. На мой взгляд, Екатерине следовало бы не ставить свои условия семье, которая взяла ее на воспитание.
– А Кристина Владимировна не поддержала вас в этом, так? – спросила я.
– Да, она сказала, что Екатерина – очень творческая девочка, можно даже сказать, незаурядная личность, у нее настоящий талант и ей необходимо создать все условия и не мешать. Если она хочет, чтобы в ее комнату никто не заходил, то пусть так и будет, – передала слова хозяйки Рахматуллина.
И снова в словах женщины прозвучало явное неодобрение по отношению к девушке.
– Алевтина Александровна, а вы уже осмотрели все комнаты в доме на предмет ограбления? Что конкретно преступник взял из коттеджа? – спросила я.
– Видите ли, я только еще начала наводить здесь порядок и осмотрела не все до конца. Но я помню, где, на каком месте находилась каждая вещь, особенно ценная. Я все осмотрю, вы не беспокойтесь, вот только немного приду в себя. Меня и полицейские попросили сообщить им, если я обнаружу, что в доме пропало что-то ценное, – ответила Рахматуллина.
– Алевтина Александровна, покажите мне все комнаты, мне необходимо осмотреть их, – попросила я. – Вдруг преступник оставил какую-то улику. Это поможет мне в расследовании преступления.
– Пойдемте, – сказала женщина, поднимаясь.
– Скажите, какие комнаты находятся на втором этаже? – спросила я.
– Ну, там – спальня Кристины Владимировны вместе с ванной комнатой и туалетом, потом еще кабинет Василия Юрьевича. Но он закрыт со времени его смерти, там никто не бывает. Я периодически убираюсь в кабинете, а потом снова закрываю на ключ. Еще на втором этаже находятся гостевая комната и спальня Екатерины.
Сначала мы вошли в спальню Кристины Веретенниковой. Да, погром в комнате был нешуточный. Я начала методично осматривать каждый метр, чтобы ничего не пропустить. Откладывала в сторону предметы, которые мешали, и продолжала осмотр. Но так ничего стоящего и не нашла. Никакой бумажки, пуговицы или клочка материи, которые могли бы явиться зацепкой, – ничего.
Я попросила Алевтину Александровну открыть дверь кабинета покойного хозяина. Но, похоже, сюда преступник даже не заходил. По крайней мере, все вещи были на своих местах, а не выброшены на пол, как в спальне Кристины Веретенниковой.
А вот комната Екатерины Веретенниковой была так прибрана, так вылизана, что просто сверкала чистотой, как в операционной. Нигде не было не только хотя бы одного случайно упавшего листочка бумаги, но и ни одной пылинки. Мне даже почудилось, что я попала в какое-то нежилое помещение, потому что, помимо идеальной чистоты и порядка, в спальне девушки никаких лишних вещей.
Письменный стол был пустой, на нем не лежало ни блокнота, ни тетради, ни учебника, ни подставки для карандашей и ручек, да и самих письменных принадлежностей тоже не было. На компьютерном столе отсутствовал ноутбук.
Даже кушетка, на которой, судя по всему, спала Екатерина, потому что кровати в спальне не было, не была прикрыта хотя бы пледом или покрывалом. Я подошла к комоду и выдвинула верхний ящик. А-а, вот он – аккуратно сложенный шерстяной плед в черно-красную клетку.
Я начала выдвигать другие ящики комода, думая, что в них находится белье Екатерины. Однако они были пустые. Интересно, где же ее вещи? Ну, хотя бы что-то из нижней одежды должно же быть? Трусики, топики, бюстики, колготки, где это все? Подойдя к встроенному шкафу-купе, я раздвинула его створки. На нескольких вешалках-«плечиках» сиротливо болтались две светлые шелковые блузки и одно платье из синей шерсти. И это все? Получается, что Веретенниковы держали девушку в «черном теле» и ничего не покупали ей из вещей?
– Алевтина Александровна, а одежды у Екатерины было достаточно? – спросила я женщину. Рахматуллина тоже вошла в спальню Екатерины и наблюдала, как я осматриваю комнату девушки.
– Да одежды у нее было даже больше, чем нужно, – ответила женщина. – Кристина Владимировна сама любила устраивать шопинг и Екатерину брала с собой.
– Тогда где же ее одежда? Кроме пары вещей, в шкафу ничего больше нет, – сказала я.
– Не знаю, может быть, она забрала все с собой, когда сбежала, – пожала плечами Рахматуллина.
«Ну, если у девушки было много носильных вещей, тогда она должна была заранее где-то их спрятать, чтобы подготовиться к побегу, – подумала я. – Кроме того, Екатерина должна была и кукол своих, о которых рассказала Алевтина Александровна, спрятать, потому что в спальне их тоже нет. Хотя, возможно, она хранила их где-то в другом месте?
Надо будет попросить Кирьянова, пусть его ребята отсмотрят записи с камер. Хотя бы за несколько дней до… Может быть, увидим, кто из дома вещи выносит?»
– Алевтина Александровна, а где у Екатерины находились ее куклы? – спросила я.
– Да здесь же, в ее комнате. Я же говорю, она не разрешала заходить к себе без стука и без спроса и уж тем более свои вещи никогда не выносила из своей спальни, – сказала женщина.
Я еще раз оглядела комнату девушки: да, такое впечатление, что Екатерина все тщательно убрала, чтобы не оставить никакого намека на то, где ее можно найти.
Неосмотренной осталась небольшая ванная комната, совмещенная с туалетом. И опять все вычищено, все сверкает: и ванна, и раковина, и шкафчики для банных мелочей. Правда, на полках стояло всего несколько предметов: флакон с шампунем, жидкое мыло и гель для душа. Но неужели у девушки не было элементарной косметички с принадлежностями для ухода за лицом и декоративной косметики? Получается, что всем этим Екатерина не пользовалась или же унесла с собой.
Я просунула руку между ванной и экраном из пластика, которая прикрывала расстояние от бортика ванны до пола: пусто. Тогда я решила обследовать пространство между унитазом и стеной. Вплотную к стене была придвинута большая коробка. По общему виду она напоминала тару для какого-то объемного предмета. Может быть, это была видеотехника, во всяком случае, опознавательных знаков на ней не было. Я вытащила коробку и открыла ее: внутри были рисунки.
Захватив с собой коробку, я вышла из ванной комнаты и вернулась в спальню Екатерины. Там положила коробку с рисунками на письменный стол и открыла ее. Сразу было видно, что это были не детские, а зрелые работы. Девушка рисовала пейзажи, эскизы костюмов, скорее всего, для своих кукол, потому что я заметила национальные костюмы. Я стала перебирать рисунки и наткнулась на почти фотографически точное изображение женского лица. Точнее, это был портрет молодой девушки. Красивой ее назвать было трудно, но было что-то такое, что привлекало и притягивало взгляд. Мне даже показалось, что совсем недавно я видела эти черты лица, но где – вспомнить не могла.
– Алевтина Александровна, – обратилась я к женщине, – посмотрите, что я нашла.
С этими словами я протянула Рахматуллиной рисунок Екатерины.
– Вы знаете, кто здесь изображен? – спросила я.
– Да, это Клементина, – ответила Рахматуллина.
– Но я нашла это среди рисунков Екатерины. Как же она могла нарисовать родную дочку Веретенниковых, если та погибла до того, как они удочерили девушку? – спросила я.
– Так Екатерина нарисовала Клементину по фотографии, которая была в моей комнате. Потому что других фотографий Клёмушки в доме не осталось. Перед тем как Екатерина появилась здесь, Веретенниковы убрали все фото родной дочери, я уже говорила. Они вывезли все фотографии на дачу, которая находится в Поливановке. То есть сами Кристина Владимировна и Василий Юрьевич на этой даче после того, как построили коттедж, не жили. Да и наведывались туда очень редко. Этой дачей пользовалась Людмила Анатольевна. Она сказала, что ей тоже нужно бывать на природе, и поэтому дачу она поддерживала в жилом состоянии. Хотя бывала там в последнее время все реже и реже, все-таки сказывались возраст и болезни, – объяснила Алевтина Александровна.
– Вот оно что… Скажите, а фотография самой Екатерины в коттедже имеется? – спросила я.
– Да, кажется, была одна. Сейчас я пойду к себе и поищу, – пообещала Рахматуллина.
– Если не возражаете, я хотела бы пойти вместе с вами, – сказала я.
– Пожалуйста, идемте, – кивнула женщина.
Мы с Алевтиной Александровной спустились на первый этаж. Комната женщины находилась рядом с кухней. Рахматуллина открыла дверь и пригласила:
– Проходите, Татьяна Александровна.
Небольшая комната вмещала только самую необходимую мебель: полутораспальную кровать, комод, узкий шкаф для одежды, круглый столик, кресло и два стула. В комнате были чистота и порядок. На подоконнике стояли растения в керамических кашпо.
– Я люблю зелень, вот и развела здесь целый сад, – объяснила Рахматуллина, заметив мой взгляд.
Женщина подошла к комоду, выдвинула один из ящиков и достала оттуда небольшой альбом. Перевернув несколько страниц, она вынула фотографию и протянула ее мне:
– Вот это Екатерина. Здесь они гуляли в городском парке, и Василий Юрьевич сфотографировал ее на фоне колеса обозрения, – сказала Рахматуллина.
С фотографии на меня смотрела очень красивая девушка. Овальное лицо с мягкими гармоничными чертами, светлая кожа с легким румянцем на щеках. Выразительные голубые глаза были обрамлены длинными ресницами. Небольшой изящный нос был чуть-чуть вздернут, а в меру полные губы лишь слегка тронуты нежным светлым блеском. Светло-каштановые, немного волнистые волосы свободно падали на плечи. Девушка была среднего роста, стройная и гибкая. Хорошую фигуру подчеркивали голубые джинсы с завышенной талией и короткий топ с ярким принтом.
– А вот наша Клёмушка, – с этими словами Алевтина Александровна передала мне еще одну фотографию.
Клементина Веретенникова по внешности значительно проигрывала Екатерине. Лицо у Клементины было круглое, с небольшими веснушками и широковатым, с горбинкой носом. Серые глаза под короткими ресницами смотрели на мир настороженно, словно опасаясь какого-нибудь подвоха. Губы при этом были сжаты в тонкую ниточку. Скорее всего, Клементина предпочитала короткую стрижку и не заморачивалась с укладкой. Во всяком случае, на фотографии ее темно-русые волосы были зачесаны на прямой пробор. На Клементине были несколько мешковатые темно-синие джинсы и свободный серый свитер крупной вязки. Одежда, без сомнения, брендовая, но она не подчеркивала индивидуальность девушки. Между тем фигура Клементины хотя и не была такой изящной и женственной, как у Екатерины, однако выдавала, что девушка занималась спортом.
– Алевтина Александровна, я сейчас сфотографирую и рисунок, и фото Клементины, – сказала я, – это может пригодиться в расследовании.
– Конечно, делайте, что считаете нужным, – кивнула Рахматуллина.
Я разложила и фотографию, и рисунок на столике и сфотографировала, а потом вернула обе вещи женщине. Подумав, я решила не ограничиться только копиями в своем телефоне, а захватить еще и подлинники, то есть и рисунок Екатерины, и фотографию Клементины. И то и другое я пообещала вернуть сразу же, как только они будут не нужны. Кстати, интересно, почему девушка не забрала свои рисунки? Раз уж одежду и кукол умудрилась вынести из дома. Уж коробку с бумагами могла бы захватить…
– Алевтина Александровна, мне хотелось бы узнать, какие у Екатерины были отношения с приемными родителями, с Кристиной Владимировной и Василием Юрьевичем, – сказала я.
– Ну, какие отношения…
Женщина задумалась, а потом, спохватившись, сказала:
– Что вы стоите, Татьяна Александровна, присаживайтесь. Правда, у меня тут не особенно просторно, вот, можете взять стул или кресло.
– Не беспокойтесь, Алевтина Александровна, я устроюсь.
С этими словами я села в кресло, а Рахматуллина взяла один из стульев и тоже присела.
– Вы спросили про отношения Екатерины с Веретенниковыми. Ну, что я могу сказать. Я уже говорила, что Екатерина по характеру – спокойная, уравновешенная, почтительная девушка. Вот и ее отношения с Кристиной Владимировной и Василием Юрьевичем были доброжелательные и ровные. Нет, ну бывали, конечно, и некоторые стычки, но как же без них? Возьмите любую семью, ни в одной невозможно обойтись без недопонимания и упреков. И это я говорю о семье с родными детьми. А уж с приемными – тем более, – сказала женщина.
– Значит, разногласия в семье Веретенниковых все-таки возникали, – констатировала я. – А вы можете привести пример, из-за чего они возникали?
– Ну, причины каждый раз были разные. Один раз ссора между Екатериной и Кристиной Владимировной произошла, потому что Екатерина без спроса принесла в дом бездомного, изможденного, с лишаями котенка. Я тогда была в городе по делам. Приезжаю и вижу: сидят они обе на кухне, в смысле и Екатерина, и Кристина Владимировна. У Екатерины на коленях находится мокрый котенок. Кристина Владимировна раздраженным тоном ей выговаривает: «Катя, ты что, с ума сошла? Как ты могла принести этого котенка в дом? Ты знаешь, сколько на нем грязи и микробов?» Девушка начала объяснять, что она не могла пройти мимо такого маленького и беззащитного существа. А что касается грязи, так она его вымыла. Оказалось, что мыла она этого бездомыша в собственной ванне. Кристина Владимировна сказала, что девочка может какими-нибудь клещами от зверька заразиться, и потребовала, чтобы Екатерина отнесла его в приют, хотя девушка умоляла ее оставить его. Она обещала, что будет ухаживать за котенком, но все было напрасно, Кристина Владимировна была непреклонна. По правде сказать, у нас в коттедже уже был один питомец – лабрадор Джек. Но он был уже старенький и просто доживал свой век. А заботился о нем Василий Юрьевич. Появился пес уже после смерти Клементины. Василий Юрьевич кормил его, возил к ветеринарам, находил время гулять два раза в день. Вот Кристина Владимировна и решила, что одной собаки в доме будет достаточно.
– Понятно, значит, просьба Екатерины не была исполнена, – сказала я.
– Да. Но Екатерина тогда очень обиделась на своих приемных родителей, – продолжила Алевтина Александровна. – Она прекратила с ними общаться. Вот просто молчала несколько дней, не отвечала, когда к ней обращались с вопросами, и сама не заговаривала.
– Игнорировала, значит. Но потом все-таки заговорила? – поинтересовалась я.
– Ну конечно. И даже попросила прощения у обоих. Но Василий Юрьевич тогда долго переживал из-за этой размолвки. Он вообще стал очень чувствительным после смерти Клементины, – сказала Рахматуллина.
– А по каким еще причинам возникали инциденты? – продолжала допытываться я.
– Ну, еще Екатерине не нравилось, что приемные родители не разрешали ей рассматривать альбомы, где находились фотографии Клементины. Я вам уже об этом говорила, поначалу они находились в коттедже, – сказала Алевтина Александровна.
– Да, я помню. А как вы сами можете объяснить этот запрет? – спросила я.
– Я думаю, что и Кристине Владимировне, и Василию Юрьевичу было просто больно смотреть на фотографии умершей дочери. Поэтому, чтобы каждый раз не бередить старую рану, они и отвезли все альбомы, где находились фото с Клементиной, на дачу. Правда, это только мое мнение, потому что я с хозяевами этот вопрос никогда не обсуждала, – объяснила Рахматуллина.
– Значит, все фотографии с Клементиной, за исключением вот этой, находятся только на даче? – уточнила я.
– Да, кроме этой. Ну, может быть, у Людмилы Анатольевны еще остались, – добавила Рахматуллина.
«Но в дом к Людмиле Анатольевне Екатерина едва ли вхожа», – подумала я.
– Случай с котенком ведь произошел несколько лет назад, так? – спросила я.
– Да, тогда еще был жив Василий Юрьевич, – подтвердила Алевтина Александровна.
– И что же, после этого у Екатерины и Кристины Владимировны никаких стычек больше не было? Вот в ближайшие несколько месяцев, я имею в виду, – уточнила я.
– Ох, была одна стычка, – со вздохом проговорила Рахматуллина. – Да еще какая! В общем, началась она не как обычно. Как правило, если Екатерина ссорилась с Кристиной Владимировной, то она могла сутками сидеть в своей комнате, закрывшись на ключ.
– Получается, что она и есть отказывалась? Голодовку объявляла? – уточнила я.
– Нет, она просто забирала с кухни еду и приносила в свою комнату, там и ела в одиночестве. А в тот раз, о котором я рассказываю, Екатерина просто с резким хлопком закрыла дверь в свою комнату. И по всей видимости, снова закрылась на ключ, потому что я услышала, как Кристина Владимировна громко просила Екатерину, чтобы она открыла дверь. Екатерина открыла дверь, но это произошло не сразу, Кристине Владимировне пришлось долго уговаривать девчонку. Когда Екатерина все-таки впустила хозяйку в свою комнату, то прежде всего накричала на свою приемную мать.
– Вот как? А что она говорила? – спросила я.
– Слова я не разобрала, потому что находилась на первом этаже, а дверь в комнату Екатерины, как я поняла, была закрыта или же она находилась в глубине комнаты. Я только уловила интонации Екатерины, она на что-то жаловалась, в ее голосе звучала обида. Но потом, наверное, дверь в комнате открылась, потому что голос Кристины Владимировны я слышала. Хозяйка начала убеждать Екатерину, что поскольку ей еще нет восемнадцати лет, то она должна слушаться мать, которая ее кормит, одевает и обувает и вообще заботится о ней и несет за нее ответственность, – передала Рахматуллина слова приемной матери Екатерины.
– Ну, в принципе, все правильно говорила Кристина Владимировна.
– Да я тоже была с ней полностью согласна, – поддержала Алевтина Александровна. – Вот только эта «талантливая девочка», очевидно, была другого мнения. На слова Кристины Владимировны о том, что ей все-таки следует понять, что взрослые плохого не посоветуют, Екатерина выкрикнула, что нечего тогда было ее удочерять, тем более что она об этом никого не просила. Представляете? Более того, девчонка, как пуля, выбежала из своей комнаты, промчалась по лестнице на первый этаж и покинула коттедж. При этом она не преминула демонстративно хлопнуть входной дверью.
– А куда Екатерина отправилась? – спросила я.
– Ну, откуда же я знаю? – Алевтина Александровна развела руками. – Я вообще никогда не вмешивалась в их разборки, зачем мне это? Просто после этой выходки приемной дочери Кристина Владимировна вышла из комнаты Екатерины и пошла в свою спальню. Дверь в ее спальню оставалась открытой; наверное, после стресса Кристина Владимировна не обратила на это внимания. И я услышала, как хозяйка кому-то позвонила и сказала, что Екатерина устроила сцену, уйдя из дома, что она и слышать ничего не хочет про запрет на дружбу и общение с ее новой знакомой.