скачать книгу бесплатно
Жанна д"Арк из рода Валуа книга вторая
Марина Алиева
Это вторая часть трилогии "Жанна д"Арк из рода Валуа", в которой читатель увидит всем известные события как будто с нового ракурса. Здесь и не простые отношения с Робером Бодрикуром, и первая встреча с дофином в Шиноне, и позорная "битва селёдок" и снятие осады Орлеана. И вечны политические расчёты, замешанные на придворных интригах.
Марина Алиева
Жанна д"Арк из рода Валуа книга вторая
ЖАННА д'АРК ИЗ РОДА ВАЛУА
книга вторая
КНИГА ВТОРАЯ
ДОМРЕМИ. ОКРЕСТНОСТИ ШАТО д’ИЛЬ
(весна 1420 года)
Две девочки шли по утоптанной лесной тропинке и весело болтали. Одна была одета, как обычная крестьянка этих мест. В другой же, одетой как мальчик, девочку можно было узнать только по едва уловимой грации в походке да по тонкому, звенящему голосу, который у мальчиков в таком возрасте обычно уже не так высок и не так звонок.
Девочки направлялись в заповедную чащу Домреми к Дереву Фей, возле которого по праздникам собиралась вся окрестная молодежь. Под плетение венков и цветочных гирлянд здесь подолгу неторопливо рассказывались старинные легенды о драконах, колдунах и феях, являвшихся то бедному пастушку, потерявшему козу или овечку; то усталому путнику, заснувшему под этим деревом; то юной девице, собирающейся замуж. Феи предупреждали о бедах, сообщали о предстоящих радостях и о том, кто скоро родится в деревне – мальчик или девочка.
Иногда, если бывали не в настроении, они могли испугать, наслать на прохожего фантом какого-нибудь чудища или затянуть в трясину. Могли запутать тропинки, желая поиграть. Но во время летних праздников феи обязательно делали так, чтобы луг перед их Деревом покрывался цветами – как будто таинственные существа нарочно приманивали деревенскую молодежь, желая послушать их песни и разговоры.
Поэтому в Домреми и Грю сложилась добрая традиция: среди прочей болтовни о разных небылицах несколько историй обязательно посвящать феям, прославляя их и нахваливая.
Составился даже небольшой эпос, соединивший действительную историю двух деревень со сказочным вымыслом, где утонувшие в реке или сгинувшие в чаще дети и взрослые вдруг оказывались в невиданных городах, куда попадали спасенные и уведенные феями через тайные ходы то на дне реки, то в дупле какого-то фантастического дерева, которое самостоятельно нипочем не найти. И, передавая друг другу подробности, неизвестно кем сообщенные, просеянные сквозь сито Времени и заговоренные до полной неузнаваемости – поколение за поколением, как цветочными гирляндами, украшали свою жизнь этими сказками, закрываясь ими от горькой реальности чумных эпидемий, войн, трагических случайностей и унылого однообразия жизни без мечты.
Девочки, идущие по лесной тропинке, в этом смысле от местных жителей ничем не отличались. И если из ворот Шато д’Иль они вышли весело болтая о всяких домашних делах, то теперь, в двух шагах от Дерева Фей, разговоры их сами собой свернули на живописную дорогу фантазии.
Накануне был традиционный в Домреми День Лазоревого Дракона, поэтому Жанна-Клод снова вспомнила старую легенду про священника, идущего из Вале через заповедную чащу.
По дороге ему вроде бы показалось, что тропинка уводит куда-то не туда. Священник стал молиться, и словно в ответ на его молитвы из чащи донесся звон церковного колокола. Священник поспешил на этот звук, но вышел не к церкви, а прямо к пещере дракона.
Говорили, что дракон этот был едва ли не последним драконом на земле. И поселился он здесь в самые незапамятные времена, спасаясь от римских легионеров, захвативших Галлию, в которой драконы эти были когда-то так же обычны, как олени или кабаны. Потом всех их постепенно истребили, но последний остался, и ходили слухи, что еще во времена Людовика Святого некоторые путники, оказавшиеся по незнанию слишком близко, слышали злобное рычание, глухие удары хвоста о своды пещеры, а те из них, кто был похрабрее и отваживался заглянуть внутрь, могли видеть даже отблески пламени из её недр.
Но Валеский священник пришел сюда не по незнанию и не по своей воле.
Как известно, драконье пламя убить лесную фею не может, однако беда той малютке, которая от него не увернется! Даже легкого прикосновения этого огня достаточно, чтобы фея почернела, сделалась злобной и мстительной, и начала служить дракону верой и правдой. От таких на лугу распускались опасные цветы с червоточиной, которые ни в коем случае нельзя было срывать, потому что испускали они не аромат, а дурман! И как раз такие «драконовы феи» хитрыми уловками заманивали путников в чащу, прямиком к пасти своего господина. В этот раз, разгадав в прохожем священника, они подманили его звуком церковного колокола и быстро разлетелись, предоставляя дракону пировать без помех…
Чудовище уже поджидало жертву. Не дав бедняге ни минуты чтобы опомниться, пасть, похожая на растопленную печь, изрыгнула струю огня толщиной с дерево! Но священника драконово пламя даже не опалило. Он храбро стоял перед пещерой, не пытаясь ни убежать, ни увернуться. Три раза изрыгал пламя дракон, и все три раза священник оставался невредим. А потом, когда силы врага иссякли, он загнал чудовище в пещеру древней молитвой, запечатал вход в неё заклинаниями святых имён и, вернувшись по той же тропинке, по которой пришел, очень скоро оказался в деревне!
Люди долго не верили, что кто-то смог вырваться из лап дракона. Но священник описал его очень подробно, и это описание полностью совпало с тем, которое содержалось в старинных книгах, и никаких сомнений в подлинности не вызывало. «Брюхо того дракона, как водится, золотое от долгого лежания на сокровищах, кои вросли в его кожу. Чешуя переливчатая, лазоревая, оттого не виден он, когда летит низко, ибо похож в полете на шумящий ветер. Когда же дракон гневается, поверх той чешуи проступает белесый налет, каков бывает от пепла, а под чешуей видно огненное, алое…».
Все это священник пересказал словно по писанному, и, разумеется, после такого никто больше в словах спасенного не сомневался. Более того, местные церковники хотели причислить священника из Вале к лику святых заступников Домреми, но он отказался. Только велел жителям деревни каждый год, день в день, ходить к пещере крестным ходом, чтобы пением псалмов и молитвами закреплять наложенные им заклинания. А потом ушел в ту сторону, где теперь высились башни Вокулёра, говоря, что путь его еще долог…
Эту историю про «Лазоревого Дракона» Жанна-Луи – девочка, одетая мальчиком – любила больше всего, и поэтому, по её настоянию, Жанна-Клод рассказывала про священника и чудовище всякий раз, когда они оказывались в заповедном лесу.
– Он выжил, потому что верил в силу святой молитвы, – заявила Жанна-Луи, не дослушав до конца.
– Или не верил, – рассмеялась в ответ Жанна-Клод
– Если бы он не верил, он бы умер.
– Он не верил, что умрет и потому не умер.
Жанна-Луи вздохнула.
– Все люди знают, что умрут. Верь не верь – конец один…
– А если не знать, что умрешь?
– Что значит, не знать? Ты все равно умрешь. Состаришься и умрешь. Нельзя жить вечно.
– Но, если я не знаю про смерть, не знаю, какая она, как я пойму, что умерла?
– Ты перестанешь жить.
– А как я это пойму?
– Ты почувствуешь.
– А что чувствуешь, когда умрешь?
Девочки остановились и посмотрели друг на друга.
– Я не знаю, – пожала плечами Жанна-Луи. – Наверное, ничего не чувствуешь. Смерть – как жизнь, только наоборот. При жизни ты чувствуешь всё, после смерти – ничего.
В ответ Жанна-Клод задумчиво потёрла подбородок и посмотрела на небо.
– Темнота тоже как свет, только наоборот. При свете ты всё видишь, в темноте – ничего. Зато можешь представить всё, что угодно. В темноте ты слышишь звуки и чувствуешь запахи даже лучше чем при свете. Можешь ощущать холод или тепло… Вот сейчас вокруг нас теплый солнечный день, и даже если мы закроем глаза, никто не сможет убедить нас, что вернулась зима, потому что птицы щебечут, и солнце уже припекает… Всегда что-то остается. Какие-то чувства есть во всем, и мне интересно, что остаётся после смерти?
Жанна-Луи немного подумала.
– Ничего… В смерти не может быть никаких чувств.
– Значит, её нет! – обрадовалась Клод. – Чувства есть во всем, что существует, даже в том, что наоборот. И, если в смерти ничего нельзя чувствовать, значит, её и нет!
– Но люди ведь умирают!
– Их просто научили, что «человек должен умереть», поэтому, когда им кажется, что вот сейчас это случится, они берут и умирают.
– По-твоему выходит, что можно жить вечно, надо только не знать про смерть?
– Конечно, можно! Правда, «не знать» уже не получится – мы знаем, к сожалению. Надо просто в неё не верить. Но не верить искренне!
– Как тот священник из Вале?
– Хотя бы…
Жанна задумчиво закусила губу.
– И все-таки, я думаю, его спасла вера, а не неверие, – сказала она после паузы. – Священник верил в святую молитву, и Господь его спас.
Клод с легким сожалением посмотрела на подругу, потом рассмеялась и, шутливо подтолкнув её, запрыгала дальше по тропинке.
– Если верить, что кто-то всегда будет приходить и спасать, можно однажды разувериться, – приговаривала она на ходу.
Жанна, двинувшаяся было следом, резко остановилась.
– Не «кто-то», Клод, а Господь! – сказала она строго, – Он помогает всегда!
Клод тоже замерла. В её лице, повернутом к Жанне, не было ни сомнения, ни растерянности.
– Если ты искренне веришь в Господа, как можно признавать смерть? Человек – его образ и подобие. Умирая, ты убиваешь и Его.
– Нет! – Жанна даже притопнула. – Тем, кто в Него истинно верует, Господь дарует вечную жизнь в раю!
Она с вызовом посмотрела на Клод, но та только покачала головой и, вернувшись назад на несколько шагов, ласково взяла Жанну за руку.
Если бы люди меньше воевали и не верили в смерть, вечный рай был бы и на земле.
* * *
С тех пор как священник из Вале покинул эти края, стало доброй традицией каждый год двадцать девятого мая идти к пещере крестным ходом. И хотя в годы правления Шарля Мудрого – отца нынешнего короля – нашелся очевидец, уверявший, что в самой глухомани, в лесу и довольно далеко от пещеры, лежит драконий скелет с облетевшими белыми черепками чешуи, жители окрестных деревень продолжали исправно совершать обряд. Читали молитвы, распевали псалмы и кропили крестообразно вход в пещеру святой водой.
Клод и Жанна тоже ходили вместе со всеми, несмотря на то, что матушка Роме была очень недовольна.
– Мы теперь живем не в деревне, Жанна, – выговаривала она Клод, – и крестьянские забавы нас больше не должны занимать! То же самое касается и тебя, Луи! Пажу из господских покоев следует уделять больше внимания благочестию и занятиям, а не подбивать на шалости молодую госпожу! Я вижу, вы слишком сдружились… Но, если это будет продолжаться так же, как продолжалось до сих пор, я не послушаю даже отца Мигеля и запрещу вам видеть друг друга!
Она действительно очень переменилась, эта госпожа де Вутон, которую вся округа так и продолжала называть крестьянским прозвищем «Роме» – Римлянка… В Жанне, переодетой мальчиком, бывшая кормилица, конечно же, не признала вверенную когда-то её попечению малютку. Да и сама Жанна ничего не могла помнить о своем кратковременном, младенческом пребывании в Домреми. Поэтому ни у одной, ни у другой ничего не ёкнуло в сердце при встрече. И Жанна-Луи с легкой душой игнорировала запреты матушки Роме, подбивая на это же и Жанну-Клод.
С того самого дня, когда отец Мигель впервые свел их вместе и, познакомив, рассказал, что под именем Луи скрывается Жанна, а за именем другой Жанны стоит тайное имя Клод, обе сразу поняли, что подружатся. И дружбу свою скрепили тут же, совместным побегом из кельи монаха, который отлучился всего на минуту за книгами, по которым собирался их обучать всяким премудростям.
– Зачем нам с тобой знать, откуда Гуго Капет получил своё прозвище?! – смеялась Жанна, увлекая Клод в тайное место за конюшней, которое она отыскала и облюбовала с первых же дней своего пребывания в поместье. – Я буду Дева-воин, и готова с утра до вечера заниматься верховой ездой и стрельбой из лука, но только не скучными занятиями по книжкам! Хочешь, я и тебя научу стрелять?
В ответ Клод показала новой подруге свою тетрадку с рисунками странных цветов и такими же странными записями.
– Это на каком языке? – спросила Жанна, с интересом переворачивая листы.
– На моём собственном, – ответила Клод. – Я не умею ни читать, ни писать, а значки эти просто рисую, когда хочу что-нибудь запомнить. Вот этот означает дерево… Три сразу – лес… Этот – радость, а повернуть вот так – птицу. Эта дуга – земля, а перевернутая – небо…
Почему-то именно Клод, единственной, Жанна сразу смогла рассказать об открывшемся ей предназначении. До сих пор девочка не решалась говорить об этом вслух ни с кем, даже с собой, но тут вдруг вырвалось. И не помешал даже страх оказаться не понятой или, не приведи Господь, осмеянной! Было что-то неуловимо прекрасное и – так же, как и откровение Жанны – бережно хранимое в рисунках Клод и в её наивных записях, что не позволило бы ей смеяться, но позволило бы понять.
Так и вышло. Клод восприняла признание новой подруги с неподдельной радостью, ни в чем не сомневаясь и не требуя доказательств.
– Я знала, что какое-то чудо случится! – восторженно шептала она. – Об этом давно уже все деревья шепчутся, а скоро заговорят и люди… Люди всегда всё узнают последними, к сожалению…
– А разве деревья умеют шептаться? – округлив глаза спросила Жанна.
– Конечно умеют!
– И ты их понимаешь?
– Понимаю… Хочешь, я и тебя научу понимать?..
На крестный ход к Пещере Дракона девочки сбежали ни свет, ни заря, проехав мимо стражей ворот на крестьянской телеге под ворохом сена. Они увлеченно распевали псалмы вместе со всеми, стараясь подобраться ближе ко входу и заглянуть внутрь. Потом немного поиграли со старыми приятелями Жанны-Клод из Домреми. А когда возвращались в замок, Клод внезапно спросила.
– Так ты хочешь послушать, как деревья говорят о тебе?
– Конечно, хочу!
– Тогда иди сюда, вот к этому… Оно самое мудрое.
Жанна храбро подошла к огромному дубу, на который ей указали. Но, когда Клод объяснила, что нужно прижаться к дереву всем телом, закрыть глаза и, собравшись внутри, как будто в комок, мысленно просочиться сквозь кору внутрь, вдруг попятилась.
– А что если я ничего не услышу?
– Почему не услышишь? Они же знают о тебе и обязательно заговорят.
Но Жанна отступила еще на шаг.
– Я не о том… Вдруг Я НЕ СМОГУ услышать! Я же никогда ничего подобного не делала. Мне только один раз показалось, да и то… Это не был разговор. Просто озарение… Как на небе во время грозы – вспыхнуло на мгновение и всё… И я поняла… Но, вот так, с деревом… Может, не стоит и пытаться? Если я Дева, которую призовет Господь, может быть, я должна говорить только с Ним, и только тогда, когда Он пожелает…
Жанна совсем отступила от дерева и виновато посмотрела на Клод.
Обычно подруга её понимала и любые разногласия старалась загладить: где можно – весёлостью, а где веселость была не к месту – ласковым словом. Но сейчас она смотрела в ответ так, будто прислушивалась к какому-то неожиданному разладу внутри самой себя.
– Что с тобой? – спросила Жанна. – Ты обиделась?
– Нет… Ну, что ты… Я всё понимаю. Ты боишься ничего не услышать, чтобы не начать сомневаться… Но тебе нельзя сомневаться. Я, видно, глупая совсем, раз предложила такое… Всем предлагаю, но они всегда отказываются, считают, что такого быть не может. Ты первая согласилась, а может быть, как раз тебе это и не было нужно.
– Нет, мне нужно, – нахмурилась Жанна, рассердившись на свою трусость. – Рене сказал, что Дева, которую призовет Господь, должна знать то, чего никто из людей не знает…
Она снова шагнула к дереву, но уже не так уверенно, как в первый раз, и Клод её остановила.
– Не надо, Жанна. Когда не уверена, лучше не делать, иначе точно не получится.
Она недолго о чем-то размышляла, а потом, словно стряхнув с себя оцепенение, засмеялась, как прежде.
– Я знаю, что тебе нужно! Давай завтра с утра пойдем к Дереву Фей, и я научу тебя слушать по-другому. Это очень легко, вот увидишь! И обязательно получится!
– Ну… если ты думаешь, что так лучше… Давай.
Жанна протянула руку Клод и благодарно её сжала.
С юной беззаботностью они уже через минуту обо всем забыли за веселой болтовней. И так, болтая, вернулись в замок. Там, без конца переглядываясь и подхихикивая, выслушали от отца Мигеля целую лекцию о недопустимости легкомысленного поведения. А наутро снова сбежали. И не успело еще солнце как следует подняться над горизонтом, обе уже стояли перед Деревом Фей.
– Нужно пройти дальше, на поляну, – сказала Клод. – Там есть одно место, где земля совсем ровная, а трава летом такая высокая, что когда её приминаешь, получается настоящее ложе. Но сейчас она еще не выросла как надо, поэтому я взяла два холста, чтобы подстелить.
