Когда господствует серость

Крича проклятия всем, Гле продолжила искать Хермера Пеммера.

 Гле увидела Хермера издалека. Он стоял у выхода замка с торжествующим видом, если не считать некоторой его нервности. На небольшом расстоянии от себя Гле увидела уже разоружённых лиц, которым гарантировалась дополнительная охрана – целое подразделение, по численности превосходящее охраняемых пленных офицеров. Охрана прежде всего была нужна не для пресечения побега, а для того, чтобы защитить высокопоставленных роялистов от различных попыток мести от своих и чужих: многие роялисты, находившиеся в замке, считали происходящее предательством (позже будет найдены трупы самоубившихся из идеологических чувств), кроме того, к некоторым роялистским командирам республиканцы испытывали не очень тёплые чувства.

 Среди них Гле увидела нескольких людей, которых она ненавидела больше жизни. Это были Дире Йорхем, который мог ей помочь с получением образования в Лочан, но отказался (кроме того, её ужаснуло количество расстрелянных по его приказу, хотя отказ помочь для Гле значил больше, чем убийство в том числе её единомышленников), Крун Датта, который её принуждал к сексу и избивал для удовольствия, Эвер Кюнн, который её оскорбил за факт преступления против долга, за то, что она посмела добровольно торговать в том числе своим телом. Гле хотела, глядя в его глаза, полные страха и злобы ко всем, включая прежде всего его самого, вернуть претензии, ведь король запретил сдаваться, заявив, что это трусость и преступление против долга. Зомре, чуя что-то неладное, шепнул Гле: “Успокойся, не надо”. Но злоба, вызванная раздражающими лицами и особенно информацией о пропаже девочек, оказалась сильнее. Она превратилась из чувства в действие. Гле выстрелила из револьвера в Дире Йорхема. Остальные захваченные начали разбегаться, насколько позволила охрана, а Усни Лекмер командир подразделения, охранявшего роялистов, дал приказ арестовать стрелявшую, во всю прыть понёсся тоже её обезвреживать. Хермер Пеммер в этот момент решил, что на всякий случай лучше слиться со стеной и убедить всех, включая себя, в своём несуществовании. Зомре старался делать невозмутимый вид, а Гле вместо того, чтобы бежать, продолжила стрелять. Бегущий Усни, а также его подчинённые закрывали обзор, так что Гле только ранила Эвера, затем она выстрелила туда, где вроде бы должен быть Крун Датта. Но когда Усни был уже рядом с Гле, она увидела, что мёртвый на земле лежит маленький Гуниц, а не его отец Крун. Также она моментально поняла, что Эвер ещё жив, он лежит на земле, затыкая себе рот, чтобы не закричать и не показаться ещё более слабым в глазах врагов. Она было решила данную ошибку исправить, начав двигать руку в сторону Эвера, но Усни выбил револьвер из рук.

 Гле и Зомре схватили, Усни крикнул стрелявшей: "Ты совсем долбанулась?!" Гле пыталась кричать что-то про девочек, всем вокруг это казалось безумными воплями, не имеющими реального значения.

 Тут Хермер Пеммер устал притворяться стеной и подбежал к арестованным Гле и Зомре. Вообще, на маленького Гуница Датту было Хермеру безразлично, хотя его убийство могло стать основой для роялистской пропаганды. Вот убийство Дире Йорхема было Хермеру весьма досадным, так как Хермер планировал использовать в пропаганде этого высокопоставленного роялиста. Но ещё более печальным было уменьшающее шансы на сотрудничество ранение Эвера Кюнна. А самое ужасное – инцидент сильно бил по шансам на победу на выборах.

 К тому же Эверу сочувствием проникся и Усни, но Усни было по-человечески жалко и Гуница, а вот Йорхема он совершенно не хотел оплакивать после лицезрения трупов подозрительных лиц. Среди расстрелянных за республиканские взгляды были и прыщавые студенты, и усталые домохозяйки, и дряхлые старики.

 Хермер приказал отпустить Зомре (он не стрелял), затем крикнул Гле:

– Дура, я обещал им жизнь.

 На что был ответ:

– А я её обещала маленьк…

 Гле не договорила, поскольку Хермер приказал заткнуть её рот.

Хермер спросил имя человека, спасшего роялистам жизнь, а ему, возможно, – задницу. Усни представился.

 Хермер обещал повысить Усни, а сам стал задумываться, что теперь ему, коли желает выборы выиграть, надо теперь по всей строгости наказать Кантроне. Ну и, конечно, оказать помощь Эверу или хотя бы сделать вид оказания помощи. Большей, чем кусок своего рукава, которым чисто по своей инициативе Усни перевязал Эвера.

 На ускоренном суде Гле стояла с тряпкой во рту. Именно там и было зачитано: "Гëлле Кантронович за военные преступления приговаривается к немедленному расстрелу, приговор обжалованию не подлежит".

 Хермер хотел, чтобы видели все, что республиканцы не поощряют военные преступления, поэтому казнь должна была быть публичной. К стенке, у которой стояли солдаты, Гле шла, эпатируя настолько, насколько это возможно человеку с завязанными руками и заткнутым ртом: прыгала вбок, мотала головой, дрыгала ногами. Она принципиально не плакала, хотя ей было страшно. “Я принадлежу революции от и до, поэтому мои веки могут быть влажными только из-за дождя,” – таковы были её убеждения.

  Пока Гле шла к стенке, она задумалась, так ли неправильно она поступила, а затем решила для себя: гуманизм – это буржуазный предрассудок.

 Перед тем, как на её голову должен был быть надет мешок, увидела она одного из людей, которые должны её расстреливать. Это был мужчина с детлистской нашивкой, но из пеммеристского подразделения. Его звали Рудкен Фрим. Он радовался перспективе, что убьёт Кантроне. А она думала, что, если уж именем республики её убивают, пусть в этом участвуют наиболее мерзкие люди. Наименее революционные.

 На казни присутствовал сам Хермер, он пригласил прессу, даже связанную с его политическими противниками. Он должен был показать борьбу с военными преступлениями максимально наглядно.

 Но что-то пошло не совсем так. Вначале раздался крик: “Мы не оцепили место проведения казни!” А затем взору присутствующих открылось сборище людей с оружием.

Это заявился Зомре Векхе со всем отрядом тотальной демократии. Он подошёл прямо рядом к Хермеру Пеммеру. Вначале он заявил, вроде читая по бумажке:

– Расстреляете Бродягу – мы уйдём, растворимся. Попробуйте без нас.

Но Хермер ухмыльнулся:

– Так ли мне нужно сборище бандитов и безумцев вместе с субтильными девочками, набранными чисто чтобы были?

 Тогда Зомре покрутил бумажку, после чего Хермер крикнул:

– Нет, что это я, вы нужны. Забирайте свою идиотку. Но без аннулирования приговора.

 Гле отвели от стенки, хотя не дали сразу рот и руки развязать.

 После этого Зомре съел бумажку. Вариант освобождения без аннулирования он считал допустимым компромиссом.

 Все присутствующие не вполне осознавали, что происходит.

 Через 15 минут им приказали отбить потерянную республиканцами деревню Дакре, немедленно выдвигаясь в её направлении. Они туда и ушли.

 Хермер Пеммер радовался тому, что бесящие рожи смогут прекрасно отправиться в лучший мир, унеся небольшое (он понимал их возможности и навыки) количество роялистов. А сама Кантроне не сможет заявиться нигде без сопровождения своих товарищей. Теперь головной болью стали предстоящие выборы. Он не обладал полной властью, законно их отменить, назначив себя единоличным лидером он не мог, а если попытаться взять власть силой – не вся армия его бы поддержала, далеко не вся. Так что надо было их выигрывать.

Глава 5

 Не то чтобы Усни Лекмер симпатизировал идеологии порядка. Совсем нет, он даже находил её какой-то близкой к монархии, даже худшей, чем монархию в чём-то, но он видел, что Хермер Пеммер реально смог взять Красту, реально единственный из тех, кто претендовал на должность лидера, был в последнее время лично на линии фронта, ну и Хермер Пеммер, видимо, является гуманистом. Всё-таки он попытался казнить убийцу безоружных.

 То есть на первом туре, когда Усни предложили избраться делегатом, он честно говорил, что будет голосовать за Пеммера.

 Пока шли выборы, республиканцы заняли вообще без боя Зинри, так как король и правительство, а также спецслужбы сбежали из столицы. Усни никогда не был таким счастливым, как когда вместе с другими республиканцами заходил в Зинри – столицу его страны, город, в котором он жил с момента переезда из деревни и в котором он не был с момента войны против Кини. Усни радовался, что Зинри не был разрушен, что все знакомые с детства улицы целые. Но было понятно, что сохранение Зинри было оплачено руинами Красты. Эту грустную мысль отгоняли многие повстанцы. Когда республиканцы заходили в город, Усни держал в руках флаг с горизонтальными белой и зелëной полосами, надеясь, что будут желающие размахивать этим флагом вместе. Но каково было разочарование, когда выяснилось, что среди политизированной части Зинри другие флаги были как-то популярнее. “Наверное, это из-за схожести с флагом роялистов, поэтому люди и в ступоре, не понимают, что это тоже флаг республиканцев”, – грустно думал Усни. Также разбавляли печалью радость от освобождения столицы и воспоминания о Красте. Периодически, совсем невпопад, в памяти Усни появлялись товарищи, погибшие за несколько месяцев в штурмах города, ров с телами расстрелянных по приказу Йорхема сторонников республики, маленькое тельце Гуница, убитого, что самое страшное, республиканкой, революционеркой Гле, странный взгляд Эвера, которого Усни всё же смог спасти. Как женщина, носившая святую для Усни серую форму, могла совершить такое? Жуткие воспоминания занимали голову Усни, но в основном он всё равно ощущал себя счастливым.

 Хотя Зинри был занят, всё равно решили проводить второй тур в Бренсе: безопаснее и уже было подготовлено место проведения – старая ратуша. Тем более, когда-то давным-давно столицей Квен был именно Бренс.

 Пускали только избранных делегатами (их было 150 человек), поэтому многие группы поддержки оставались у входа. Усни видел, как неловкая молоденькая брюнетка обнимает Свула Земма со словами: "Папа, ты сможешь, я в тебя верю, порви их всех". Усни видел и как переглядываются Свул Земм и Хермер Пеммер. Было понятно, что с вероятностью около 99 процентов кто-то из них победит. Они и держались увереннее. Если все, включая того же Детлу, согласовывали каждое слово со своими движениями, то Земм советовался лишь с Дуффе Веммером (который и дал добро на тактику агитации, не веря более в сторонников Детлы, тем более тот и так поддержит Свула во втором туре, как считал Дуффе, потому что выбора нет у него), а Пеммер даже не имел проекта речи.

 Значительная часть делегатов была одета в серые куртки – прибыли с фронта. У них были разные нашивки: пеммеристы, земмисты, детлисты. Остальные кандидаты не были популярны в армии совершенно. Ещё Усни не видел людей из отряда тотальной демократии. Но они идейно бойкотировали выборы: буржуазная этатистская глупость, да ещё и неравноправная по признаку пола и доходов.

 Хотя были и комбинезоны рабочих, ещё не ушедших на фронт. Видимо, электорат Детлы. Не очень много их было. Во-первых, многих мобилизовали в революционную армию, многие ушли сами, а вообще система выборов у революционеров не потворствовала рабочим: их голос значил меньше голоса владельца предприятия.

 Но вообще, преобладали люди в красивых костюмах. Всё-таки 10% самых богатых избирали 50% делегатов, безусловно, из своей среды.

 Усни внимательно смотрел за происходящим. Выдвинули кандидатов, их было семеро. Хотя Усни и дали немного почитать, кто за что выступает, он на эмоциях (он избран делегатом, это ль не радость?), забыл взгляды всех, кроме троих: Пеммера, Земма и Детлы, о которых было из каждой щели. Но эта проблема быстро решилась, ибо дали время на агитацию.

 Пока шла агитация, с Усни заговорил человек, представившийся Рудкеном Фримом. Этот человек, как и Усни, имел на руках бумагу о праве покинуть свою часть с целью участия в голосовании выборщиков. Рудкен спросил:

– Вы за кого? За Детлу?

– Нет, за Пеммера. Посмотри на мой шеврон. Пеммер на маньяка вроде не походит, с преступлениями хоть как-то, но борется, да и не трус. Ваш Детла хоть раз приехал в Красту, когда мы осаждали её?

– Я тоже брал Красту. Это моя родная жопа мира. В овраге нашёл там трупы мамы и сестëр. Тупые дуры, не свалили со мной в Теблен, когда предлагал. Мы тип за монархию, Рудкен, ты раскачиваешь лодку. А потом их порешал Йорхем. Как их, подозрительные, блин, лица. А Детлу тип не пустили вот, Пеммер не пустил, чтобы себе рейтинг не набивал. Я с Детлой разве что не бухал, я знаю его, ржали вместе над тупыми шутками. Я вообще инфу ему давал для кампании, я доверенное лицо.

– Так я и поверю. Все так говорят, а на деле трусы.

– Слушай, ты хочешь жрать что-то, когда кончится? Хочешь работу иметь, чтобы там  восемь часов, отпуск? Чтобы твои дети, если сделаешь их, не на помойку, а тип в школу шатались? Чтобы такой же дебилушка как ты или я мог не в говне жить, а человеком быть. Если Детла выиграет, он в министерстве труда мне работу искать будет. Я ж профсоюзный лидер, мы условия труда улучшили, баб погнали…

– Верите сами, что Детла выиграет?

– Не то чтобы особо верю…  Лишь бы он не поддержал Земма во втором туре, а то ряряря, швабода, а страна по миру и всяким иностранным любителям сладкого…

 Рудкен отошёл от Усни.

 А почти все кандидаты говорили о том же, о чем и всегда: кто-то – о важности развития территорий со смешанным населением, кто-то – о развитии науки, кто-то – об отказе от развития науки, кто-то – о пользе всего хорошего и вреде всего плохого, Детла – о губительности эксплуатации. Пеммер свою агитацию вёл предельно коротко и необычно:

– Каждая кагонька знает, что человек оценивается по делам. Вы барабались в этой Красте – я её взял. Потом наши силы освободили и Зинри. Да, был эксцесс с расстрелом пленных. Но мы приговорили эту шлюху к казни. И лишь риск потерять войска, которые до такого состояния, когда подразделения имеют разную идеологию и плохо соотносятся друг с другом, довели вы, а не я, лишь риск ухода так называемых тотальных демократов заставил меня отсрочить расстрел. Заметим, приговор не аннулирован, он будет приведён в действие, если роялисты не грохнут Кантронович сами в ходе боёв, когда будет создана нормальная армия, а этих граждан мы объявим бандой. А пока они приносят пользу. Ловить пользу для государства желали лучшие наши предки. Мы договорились, так сказать. Потому что я гуманист, хоть и не деру глотку за гуманизм в отличие от вас.

 Земм решил бить по слабому месту риторики Пеммера:

– А почему Пеммер продолжает снабжать военную преступницу Кантронович – да, формально не её, а Векхе и Кермера, но мы всё понимаем? Может, отказ от расстрела был по сговору, а эта дама, устроив то, что она устроила, действовала по приказу моего оппонента, поэтому наказания и не было? Но даже если это был эксцесс, что это за такой порядок, при котором невозможно даже расстрелять преступницу? Может, её сторонники заплатили моему оппоненту? Хотя я предполагаю, что мой конкурент и Кантронович заодно, они оба хотят построить такой строй, чьими основами являются безумие и варварство. Кроме того, в подразделениях, чья господствующая идеология пеммеристская, позволяется носить детлистские шевроны. Может, и с ним Вы заодно, Пеммер? Нет, я не за запрет идеологии творчества социума, но люди наших взглядов всячески подчёркивают невозможность пересечения свободы и творчества социума. Второе – легальная, но довольно глупая идея, потому что без частной собственности нет и не может быть свободы. А, может, Вы ищете точки пересечения с ними? И хотите свой авторитаризм и консерватизм совместить с отменой частной собственности? Думаете, я о себе так пекусь? Неправда. Когда умерла моя жена, многие красавицы хотели быть со мной, но я остался верен своей супруге и воспитал нашу дочь. Когда меня выгнали в Лочан и лишили подданства, мне предлагали гражданство Лочан, но я остался верен своей стране и воспитал республику. Я не хочу отдавать революцию безумцам типо Кантроне. Я скорее съем волосы, чем только посмотрю в их сторону, что нельзя сказать о моём оппоненте.

Такого варианта агитации Пеммер не ожидал, но с улыбкой на лице он легко ответил:

– Я понимаю, что тупые предъявы были, есть и будут, но мне казалось, что по поводу отмены казни всё слышали журналюги, связанные с Земмом. Просто на следующий день вышла в газете "Время свободы", активно печатавшей агитацию за моего оппонента, статья. Я её даже прочитал и узнал, что настолько развалил армию, что даже не могу никого казнить из-за этого, каждый дурачок на счету. Скоро будут младенцев есть живьём, а я буду, как терпила, проглатывать, потому что иначе некому воевать будет. Я пояснил публично в газете через день после этого, что я еле-еле добился того, чтобы армию дали мне, а не свободной и счастливой коалиции, для этого нужно было четыре кровавых неудачных штурма Красты. Полную власть над армией на момент я имел менее месяца на момент того инцидента. Так что мой оппонент решил байку переменить. Оказывается, я с ней в сговоре. Просто кто-то не в сговоре со своими продажными так называемыми журналистами. На тему шевронов ещё проще. Когда провозглашалась республика, было решено, что до первых свободных выборов у нас, кажется, нет единого флага, разрешены все флаги и шевроны, кроме королевского. Предлагал и, конечно, подписал этот пункт некий Свул Земм. Пусть Вам Ваши хозяева из Лочан лучше агитацию придумают. А ены профинансируют.

Немалому количеству людей понравилась аргументация Пеммера.

 Свул не сообразил задать вопрос, почему и над Крастой, и над Зинри был поднят флаг именно Пеммера, если единого флага нет и все равнозначны.

 Началось голосование. Усни без раздумий проголосовал за Пеммера. Как голосовали другие, он не знал.

 После этого начался подсчёт. Земм получил 61 голос, Пеммер – 59 голосов, Детла – 22 голоса, остальные по мелочи.

 Теперь была очередь проигравших кандидатов распределять свои голоса между двумя победителями первого тура голосования делегатов. Причём всё решал Детла: передача его голосов одному из двух кандидатов определяла победителя. Земм уже готовился отмечать, ведь он существенно ближе в программе к Детле, чем Пеммер.

 Но Детла задумался. Конечно, простым работягам не достанется ничего хорошего от обоих. Можно сказать, что это битва двух малоприятных для жителей планеты Кевера животных. Но так ли страшен порядок Пеммера, если он не может расстрелять Гле Кантроне, всё же довольно прогрессивную, как бы Детла не ругал её? Если в контролируемых им подразделениях люди отдельные показывают своё инакомыслие, нося красно-зеленые шевроны? А точно ли Земм не собирается запретить идеи творчества социума, если его так напрягают даже эти шевроны?

 Короче, Детла, к удивлению всех присутствующих, отдал свои голоса Хермеру Пеммеру.

 Уже после выборов Хермер Пеммер пошёл в гостиницу, где его ждал Лунмер Квибкен:

– Поздравляю! Надеюсь, Вы надолго задержитесь на своём посту.

– Слушай, хватит, твоя задача, чтобы я на нём был навсегда, то есть любой ценой найти любую загвоздку, чтобы не проводить новые выборы и запрятать поглубже всех крикунов. И нам нужно больше юристов, которые будут действовать на благо порядка, чем больше, тем лучше.

– А Ваша идея с вербовкой этого, как его, Эвера Кюнна, это Вы серьёзно? Вы не боитесь вербовать тех, кто ещё недавно в нас стрелял?

– Мон поражён. Я думал, ты подогадливее. Конечно. В роялистах я уверен больше, чем в республиканских крикунах, которые точно отвернутся от нас, если мы объявим, что во имя порядка выборы переносятся на неопределённый срок. Крикуны объявят меня узурпатором и начнут всячески гадить. А этот парень выглядит многообещающе. Ты же знаешь, что я людей нутром чую. Где бы я был сейчас без этой чуйки?

 Выходя из гостиницу через многочисленную толпу зевак, избранный лидер переглянулся с Лунмером.

 Когда Свулу Земму, только планирующему запить своё горе, рассказали о том, с кем выходил из гостиницы Пеммер, Свул понял, что против него что-то замышляется. Что-то нехорошее.

 А у Детлы впервые появилась мысль, что как-то неправильно он передал голоса.

 Глава 6

 Хотя Эвер Кюнн всё ещё хромал, рана на его ноге почти зажила. Так чувствовал он сам и так сказал врач, с которым Эвер почти не разговаривал, когда узнал, что врач – идейный республиканец. Эвера этапировали в Бренс, так что из зарешеченного окна был виден именно этот населённый пункт. Город был давно под контролем повстанцев или, как считал Эвер, мятежников. Из здания старинной тюрьмы не было видно дворца, где проходили выборы лидера неделю назад, не было видно штаб-квартир разных движений. Но был слышен республиканский гимн, который исполнялся где-то ближе к центру города и который никто не пытался перебить.

 Эвер, читая довольно примитивную беллетристику, которую ему принесли в его большую камеру (она была рассчитана на несколько человек, но сидел он там один), встретил на страницах книги упоминание бешеной блондинки – так, просто роковой женщины, но перед глазами встала другая блондинка. До ещё первой их встречи при упоминании слова "блондинка" Эвер представлял свою маму, мягкую женщину, обожающую петь. Но первая встреча с дурой всё изменила.

 Как он её ненавидел. Как корил себя за то, что, что тогда её почему-то отпустил, отдав сорванные объявления и очки и позволив уйти. Нет, он не винил ни её, ни себя в том, что они друг друга могли вполне убить в том приюте, но вот что случилось потом – Эвер вздрагивал.

 Был ли он благодарен Усни Лекмеру (Эвер слышал как тот представлялся Пеммеру) и его людям за то, что они остановили безумие? В глубине души – да, но его презрение к идейным республиканцам всё глушило. Более того, воспоминания об этом эпизоде неизбежно вызывали у Эвера стыд за свою трусость.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.