Позолоченная корона

Салливейн выпустила ее руку. Наморщив лоб, она пристально смотрела Хелльвир в лицо.

– И поскольку я умерла насильственной смертью, спасти меня было легко?

Хелльвир кивнула, хотя сама она, описывая свой опыт, едва ли выбрала бы слово «легко».

– Жизнь убитого человека стоит немного дешевле, – сказала она и пожала плечами, изображая равнодушие. – Но вы были мертвы много дней, ваше тело разлагалось, поэтому за вас пришлось заплатить дороже. Откровенно говоря, я еще не знаю всех правил. То есть законов.

Принцесса кивнула, обдумывая эти слова. Потом оперлась локтями о колени и наклонилась вперед, разглядывая Хелльвир.

– Ясно. Что ж, я в долгу перед тобой.

Хелльвир подумала: неужели ни один представитель рода Де Неидов не знает слова «спасибо»?

– Я не могла не сделать этого, – сказала Хелльвир.

Она говорила правду: она помнила чувство, которое испытала при виде мертвого тела, прикрытого простыней. Вспомнила желание выяснить, сможет ли снова уйти в загробный мир. Непоколебимую уверенность в том, что должна воскресить умершую, если это в ее силах. Это почти не зависело от ее желания, это было ее долгом. Как будто она выполняла приказ.

Салливейн еще несколько мгновений смотрела на нее, потом вздохнула.

– Я в неоплатном долгу перед тобой, – повторила принцесса, – и поэтому мне очень трудно будет произнести то, что я собираюсь сейчас сказать. Надеюсь, ты меня поймешь.

У Хелльвир упало сердце.

– Пойму вас?

– Ты, наверное, уже догадалась о том, что я попросила тебя проделать такой путь не для того, чтобы слушать рассказы. Ты знаешь, что мне нужно. Мне подсыпали яд, и мы до сих пор не знаем, кто это сделал. Но мы знаем одно: убийца не остановится. Мне нужно, чтобы ты находилась поблизости и в случае необходимости снова вернула меня к жизни.

Принцесса говорила быстро, без выражения, как будто повторяла выученный урок. Хелльвир похолодела. Но не слишком удивилась. В конце концов, Миландра ее предупреждала.

– Вы хотите, чтобы я была под рукой на случай, если вас снова убьют? – медленно произнесла она, чтобы убедиться в том, что все поняла правильно.

– Совершенно верно.

– А если я откажусь?

Салливейн улыбнулась. Хелльвир не понравилась эта холодная улыбка; она была какой-то неестественной, чужой на милом лице принцессы. Как будто нарисованной. Принцесса поднялась, подошла к Хелльвир и присела на подлокотник ее кресла. Хелльвир напряглась. Салливейн была совсем рядом. От нее пахло как от воина: потом, железом, пылью.

– Твоя семья хорошо устроилась в Рочидейне, – произнесла она. – Очень хорошо. Твой брат служит оруженосцем у Калгира Редейона, твой отец работает в процветающей лавке. Твоя мать пользуется благосклонностью служителей Храма. Но Рочидейн принадлежит Де Неидам, и мы можем изменить судьбу твоих родных за один день.

Хелльвир несколько мгновений смотрела на Салливейн, потом резко поднялась с кресла. Она не желала выслушивать эти зловещие намеки. Не могла позволить принцессе так обращаться с собой.

– Ваша бабка дала мне слово, – решительно возразила Хелльвир. – Пообещала, что ни один человек из ее двора больше не заставит меня воскрешать мертвых.

– Это обещание относится к двору моей бабки, – ответила принцесса. – А у меня свой собственный двор – точнее, будет. Уже скоро. Я не принадлежу к числу придворных королевы.

– Это увертки, и вы это прекрасно понимаете. Королева, давая мне обещание, имела в виду и вас тоже.

Салливейн встала. Она была высокой, и Хелльвир вынуждена была смотреть на нее снизу вверх. Глаза принцессы имели удивительный медный цвет, но сейчас казались тусклыми, как старые монеты. И снова Хелльвир почувствовала, что принцесса стоит слишком близко к ней, и ей захотелось попятиться.

– Этот город построен не на обещаниях и честности, – произнесла Салливейн. – Здесь правят деньги и политика. Подумай вот о чем: у бабушки, кроме меня, нет других наследников, нет прямых потомков, а она уже немолода. Если меня не станет, ей придется назначать другого наследника, представителя одного из Домов, а она не желает передавать корону кому-то из них. Если же бабушка умрет, не оставив наследника, Дома начнут оспаривать корону друг у друга. Гражданской войны не избежать. – Она небрежно улыбнулась, словно речь шла о какой-то чепухе. – Я уверена, тебе совсем не хочется этого. Если ты не желаешь иметь дело со Смертью ради меня, сделай это ради Крона.

Последние слова она произнесла с насмешкой, как будто не верила в патриотизм. Заметив, что Хелльвир мрачно смотрит в пол, она жизнерадостно воскликнула:

– Ну, веселее! В конце концов, меня не обязательно должны убить. Кроме того, я хорошо заплачу тебе.

– Вы могли бы сразу сказать, что, воскресив вас, я избавлю страну от гражданской войны, – горячо ответила Хелльвир, – я согласилась бы и без ваших запугиваний. Не нужно было впутывать в это мою семью.

– Даже так? Интересно. Должно быть, в деревне детей воспитывают лучше, чем в Рочидейне. Едва ли кто-нибудь из отпрысков наших знатных семейств согласился бы расстаться с пальцем ради того, чтобы вернуть меня с того света. – Принцесса рассмеялась. – Да что говорить о пальцах – никто не пожертвует даже прядью волос.

– Если люди не готовы приносить жертвы ради мира, неудивительно, что стране грозит гражданская война.

– Благородных людей мир не особенно интересует. Во времена смуты и войны проще захватить власть и умножить свои богатства.

– Значит, вы не отпустите меня домой? В деревню.

– Она находится слишком далеко отсюда. Если произойдет новое покушение, меня нужно будет воскресить в тот же день. Чем дольше я буду мертва, тем больше людей узнают об этом и смогут воспользоваться этими сведениями в своих целях. И потом, я слышала, что после нашего визита ты не пользуешься большой любовью в своей деревне.

Хелльвир уставилась на принцессу, нахмурив брови.

– Откуда вы знаете об этом?

Салливейн улыбнулась и потерла нос.

– Здесь, в Рочидейне, тайное всегда становится явным, – сказала она. – Нет. Ты можешь остаться в доме родителей, но покидать город я тебе запрещаю.

Хелльвир хотела возразить, хотя понимала, что никакие доводы не смогут помочь ей переубедить принцессу. Она стояла, открывая и закрывая рот, как дурочка.

– Кстати, пока я не забыла, – добавила Салливейн. – Тебе следует носить вот это. – И она достала из кармана золотую брошь в виде галеона. – Если тебе понадобится войти во дворец, покажи ее, и стражники пропустят тебя.

Хелльвир хотела взять брошь, но принцесса убрала руку.

– Тебе следует приходить сюда регулярно в качестве травницы, которая состоит на службе у королевской семьи. Пусть слуги и аристократы привыкнут к тебе.

– И что я буду здесь делать? – враждебным тоном спросила Хелльвир.

У нее не было ни сил, ни желания изображать покорную подданную.

Принцесса пожала плечами, потом наклонилась к Хелльвир и приколола брошь к лацкану ее жилета. Хелльвир испугалась, что принцесса услышит, почувствует бешеный стук ее сердца.

– То, что обычно делают травницы. Скажем людям, что в прошлый раз ты мне очень помогла, поэтому я предложила тебе пойти ко мне на службу. Никто не станет задавать вопросов. Я плохо сплю; принеси мне какое-нибудь средство от бессонницы. Приходи на следующей неделе, в День Марки.

Она поправила брошь, потом протянула руку за плечо Хелльвир, чтобы дернуть за шнурок звонка. Хелльвир не привыкла находиться так близко к посторонним людям, ее это нервировало, но она подавила желание отойти в сторону. Салливейн еще несколько мгновений стояла с вытянутой рукой, глядя на девушку, потом наклонила голову набок, как будто ее удивляло и забавляло сердитое выражение лица Хелльвир.

Хелльвир не успела ответить принцессе: в дверь постучали, и на пороге появился слуга.

– Госпожа Андоттир уходит, – обратилась к нему Салливейн. – Проводи ее до кареты.

Слуга поклонился и придержал для Хелльвир дверь. Ей хотелось еще многое сказать принцессе, хотелось выразить свое возмущение. Но она задыхалась от ярости и не могла вымолвить ни слова. Поэтому прикусила губу, неловко поклонилась и вышла из комнаты, чувствуя на себе задумчивый взгляд Салливейн.

Слуга привел ее во двор, где возницы дожидались хозяев, приехавших во дворец с визитами. Хелльвир рассеянно назвала кучеру адрес и откинулась на спинку сиденья. За окнами мелькали дома, мосты, площади, но она ничего не видела.

Никогда в жизни Хелльвир не чувствовала себя такой беспомощной. Сердце еще колотилось, как будто на нее только что набросились с кулаками. Какое высокомерие, какая наглость! Ей еще не приходилось сталкиваться с такими людьми, как Салливейн. Ей было физически нехорошо от возмущения, негодования, от бессилия что-либо изменить.

Она чувствовала себя загнанной в угол. Да, она заключила сделку со Смертью. Однако теперь ей придется беречь найденное «сокровище» на случай, если враги организуют новое покушение на принцессу. А если ей понадобится спасти кого-то еще… придется снова отдавать палец. И она, Хелльвир, ничего не сможет с этим поделать, разве что выпросить у Смерти другие загадки и попытаться как можно скорее найти очередные сокровища. Но если это избавит страну от гражданской войны, дело того стоит, верно?

Она размышляла всю дорогу до дома, играя брошью и вспоминая, как Миландра пыталась помешать ей воскресить Салливейн. А она безрассудно выдала себя. Если бы Хелльвир знала, что всего через несколько недель ей придется расстаться со свободой, сделаться служанкой, пленницей будущей королевы, она пальцем не пошевельнула бы, чтобы ее спасти! И к дьяволу гражданскую войну!

Но когда Хелльвир вспомнила раздувшийся, позеленевший труп и грациозную женщину-воина с золотыми волосами, такую сильную, полную жизни, она поняла, что ничуть не сожалеет о своем поступке.

Глава 7

Храм находился на соседней улице, неподалеку от дома родителей. Бледно-серое здание с белыми дверьми, блеклое, словно полинявшая вещь, выделялось на фоне городского пейзажа, ярких домов, синего неба и воды, блестевшей на солнце. Хелльвир попыталась уклониться от посещения – она была еще не в духе после разговора с принцессой, – но мать не желала ничего слушать.

– Служитель Лайус проявил необыкновенную любезность, предложив показать тебе храм, – резко произнесла она. – Своим отказом ты опозоришь меня.

Она провела Хелльвир через боковой вход во двор, где два священника беседовали о чем-то, склонившись над книгами. Увидев Хелльвир и ее мать, один из них поднялся, и она узнала служителя Лайуса. Он улыбнулся и взял ее мать за руки.

– Пайпер, рад видеть тебя. Хелльвир, как тебе понравился город?

– Здесь очень красиво, – ответила она.

Ей захотелось еще сказать что-нибудь ядовитое насчет королевской семьи, но она сдержалась.

Мать взглянула поверх плеча служителя в сторону черного хода для слуг и работников; ворота, выходившие на набережную, были открыты, и к причалу храма приближалась какая-то лодка.

– Привезли товары. Мне нужно…

– Иди. Я провожу Хелльвир и все ей объясню. Служитель Эндус поможет тебе.

Второй священник кивнул, и они с Пайпер направились к причалу встречать лодочника.

Служитель Лайус улыбнулся Хелльвир безмятежной, благодушной улыбкой, в которой не было ни капли лицемерия, и сделал жест в сторону двери.

– Идем, я покажу тебе храм.

Они вошли в круглый зал с высоким куполом, покрытым изнутри сусальным золотом. Колонны, поддерживавшие купол, были украшены красивым геометрическим орнаментом. Полукруглые каменные сиденья располагались в виде амфитеатра, а в центре помещения на возвышении стоял стол, на котором лежали фрукты и какие-то священные предметы. Перед столом находилась яма, заполненная белым песком. Свет проникал в храм сквозь единственное арочное окно с частым свинцовым переплетом, и на белом песке сверкали золотые ромбы.

– Что это? – спросила Хелльвир, кивая на стол и яму с песком.

Она никогда не бывала внутри храма, а мать не описывала его.

– Здесь верующие молятся и оставляют подношения, – объяснил Лайус. – Давай подойдем поближе.

Они спустились по каменным ступеням к алтарю. Хелльвир поразила осанка священника: он держался очень прямо. Может быть, мать подражает ему, думала она. Фрукты были спелыми, и Хелльвир не заметила среди них испорченных. У них в деревне тоже было принято оставлять дары духам среди каменных насыпей; все это гнило, тухло, распространяло отвратительную вонь, над постаментами жужжали мухи. Но здесь было очень тихо, если не считать далекого городского шума; пахло так, как пахнет в пустом каменном здании, воздух был чистым и холодным.

Кроме фруктов на столе были разложены цветы и разные мелкие вещи: статуэтки и портреты, украшенные драгоценными камнями, талисманы в виде фигурок угрей и языков пламени. Были здесь и диски с какими-то сложными узорами, похожие на те, что Хелльвир видела на домашнем алтаре матери; она протянула руку, чтобы взять один из них и рассмотреть, но служитель остановил ее.

– У нас не принято трогать подношения, – сказал он. – Они лежат здесь до вечера, после чего мы забираем их и относим в сокровищницу Онестуса.

– К сожалению, я ничего не знаю о религии Галгороса, – призналась Хелльвир, убрав руку.

– Нет ничего предосудительного в том, что человек не знает о вещах или явлениях, с которыми никогда прежде не сталкивался, – ответил служитель.

Вероятно, он хотел проявить любезность, но Хелльвир его тон показался снисходительным. Он стоял в тени; седые волосы и бесформенное серое одеяние делали его похожим на мраморную статую.

– Ты должна прийти на ближайшую службу, – добавил он. – Кроме того, у меня имеется несколько книг о нашей вере, которые могут тебя заинтересовать.

Хелльвир кивнула, несмотря на то что вовсе не собиралась принимать чужую веру. Но ей захотелось узнать больше об Онестусе, хотя бы для того, чтобы лучше понять мать.

– Благодарю вас.

– Тогда пойдем поищем что-нибудь для тебя.

Он повел Хелльвир к боковой двери; войдя, они очутились в узком коридоре с каменными стенами. Здесь было холодно, несмотря на жаркий день. По пути они встретили нескольких священников, которые почтительно приветствовали служителя Лайуса.

Остановившись у какой-то двери, он вытащил из кармана ключ, открыл ее и пригласил Хелльвир войти. Она решила, что это его кабинет. Стены были заставлены полками с книгами и футлярами для свитков, но в остальном обстановка казалась такой же аскетичной и стерильной, как во всем здании.

– Мне кажется, маме здесь нравится, – произнесла Хелльвир, садясь на предложенный стул.

– Думаю, ей не хватало возможности отправлять обряды, – заметил служитель, повернувшись к ней спиной и оглядывая полки в поисках нужной книги. – Когда она жила на родине, храм находился рядом с ее домом, и она помогала своей матери собирать апельсины для алтаря.

Хелльвир уставилась на свои руки, лежавшие на коленях. Она не имела представления о жизни матери в ее родном городе, даже не знала, как он называется. Знала только, что он лежит за морем.

– Вот, – сказал служитель, снимая с полки книгу. – Здесь в общих чертах описана наша религия и обряды. У нас не существует единого текста с основами веры. Их начали записывать совсем недавно, раньше это считалось грехом.

– Грехом? Писать о религии?

– Знания передавались устно. Люди верили, что таким образом религия остается сильной. Говорили, что, если ее основы записать, втиснуть в рамки стандартного текста, служители перестанут запоминать учение, станут полностью полагаться на книгу, будут постоянно заглядывать в текст. А вера утратит свою стихийную природу. Я всегда считал одной из лучших характеристик нашей веры то, что она является гибкой и открытой для толкований. Она постоянно дополняется новыми историями, перенимает из других религий то, что может быть нам полезным. Вот почему обстановка наших храмов так скромна: наша религия богата сама по себе и не нуждается в пышных украшениях.

– Разве это хорошо? То, что основы религии можно толковать по-разному? Почему вы так думаете?

– Потому что в таком случае каждый человек сможет найти в ней то, что нужно в трудные времена именно ему. Найти свои причины для того, чтобы уверовать и принять Столпы.

Священник подал Хелльвир книгу, и она впервые обратила внимание на его руки. У него были странные тонкие пальцы с обгрызенными ногтями.

Хелльвир почему-то казалось, что ногти у него должны быть безупречными и ухоженными, как всё здесь, в храме, а эти пальцы снова напомнили ей угрей. Возможно, служитель Лайус знал, что на них неприятно смотреть, и именно поэтому всегда прятал руки за спину.

Хелльвир открыла книгу, полистала ее и увидела на фронтисписе королевскую эмблему – золотой корабль. Священник заметил ее удивление.

– Все дворцовые служащие обязаны хорошо разбираться в основах религии, такова воля королевы, – объяснил он. – Этот экземпляр оказался лишним, и его отдали нам.

– Значит, все придворные и аристократы верят в Онестуса?

– Большинство – да. Мне известно, что королева очень религиозна и благосклонно относится к Домам, которые веруют в Обещание. После того как ее внучка едва не погибла от яда, подсыпанного убийцей, вера королевы укрепилась. В последние несколько месяцев они с принцессой жертвуют Храму вдвое больше прежнего. – Он печально вздохнул. – Мне хотелось бы думать, будто они делают это в знак благодарности за то, что Бог оставил принцессе жизнь, но, боюсь, причина заключается в ином. Они боятся нового покушения. Думаю, когда убийцу найдут, королева успокоится. Как и все мы. – Он помолчал и заглянул ей в лицо. – Хелльвир?

Хелльвир сидела, глядя в пространство. Все эти рассуждения навели ее на одну мысль. Она закрыла книгу и велела себе сосредоточиться на разговоре со служителем.

– Большое спасибо.

– Мне хотелось оказать услугу твоей матушке.

Он снова открыл дверь, и Хелльвир встала.

– Как вы думаете, почему королева приняла религию Онестуса? – спросила она.

– Я не могу ответить на этот вопрос, – произнес служитель. – Но могу сказать, что многие люди обращаются к Богу Обещания, желая внести ясность и порядок в свою жизнь. – Он смотрел на нее сверху вниз. – Может быть, Онестус поможет и тебе? Я слышал, у тебя были неприятности в родной деревне.

Хелльвир не хотела, чтобы он догадался о ее чувствах по выражению лица, поэтому изобразила улыбку.

Беседа со служителем удивила ее. Она ожидала иного. Из намеков отца она сделала вывод, что эти люди – шарлатаны или одержимые, насаждающие какой-то культ, нетерпимый к иноверцам, но Лайус рассуждал вполне разумно. И все же… Хелльвир не знала, в чем здесь дело; наверное, она унаследовала это неприятие от отца. Она чувствовала, что никогда не сможет погрузиться в эту веру, что ей здесь не место, как не место ворону среди голубок.

– Может быть, – солгала Хелльвир, любезно улыбаясь.

Нет, ей все-таки ближе древние обычаи, духи и кровавые жертвоприношения.

В тот вечер она сидела с матерью в общей комнате у камина. Мать занималась шитьем, а Хелльвир, подперев щеку рукой, листала книгу служителя Лайуса. Мать не мешала ей. Хелльвир заметила, что та довольна ее интересом к новой вере – и еще удивлена, хотя и старалась скрыть свое удивление.

Сначала текст был довольно простым. Как и говорил служитель, в книге не содержалось рассуждений о сложных вопросах морали и веры; наоборот, автор доступно рассказывал об истории религии Онестуса, о ее распространении из Галгороса за море, на западный континент. Хелльвир развернула небольшую карту, вложенную в книгу. Она не нашла никаких особенных откровений, и вскоре ей стало скучно. Она видела всего лишь перечисление способов следовать Тропе Обещания, обеспечить себе вечное блаженство рядом с Онестусом. Представления поклонников Онестуса противоречили тому, что ей было известно о потустороннем мире. Хелльвир, конечно, знала, что серое царство Смерти – это всего лишь граница, мост между жизнью и настоящим загробным миром, но не могла поверить в то, что там, дальше, человека ждет нечто настолько… примитивное.

Она зевнула и перелистнула несколько страниц. Одна картинка привлекла ее внимание. Это было что-то новое.

Хелльвир не без удивления разглядывала гравюру. На иллюстрации был изображен человек с закрытыми глазами, окруженный какими-то отвратительными рогатыми монстрами. В книге говорилось, что это темные создания, порождения лжи, которые стремятся отвратить мужчин и женщин от добра и Обещания, сбить их с пути истинного – Тропы Онестуса.

Хелльвир не до конца поняла, что это означает. В книге не объяснялось, что это за твари, существуют ли они в действительности или это всего лишь аллегорические изображения мирских соблазнов. Она взглянула поверх книги на мать, которая молча работала иглой; ее черные волосы, обычно заплетенные в косу, были распущены. Возможно, это из-за своей веры мама терпеть не могла, когда Хелльвир в детстве разговаривала с огнем, с деревьями. Она считала, что ее дочь общается с темными, злыми существами. Что из-за этих тварей Хелльвир после смерти попадет в небытие, уготованное людям, которые недостойны вечного блаженства в царстве Бога Света. Что эти существа совращают верующих, заставляют их забыть учение Онестуса.

Хелльвир внезапно охватило желание швырнуть книгу в камин: ее разозлила эта писанина, разозлила самодовольная уверенность последователей Онестуса в том, что только они знают истину. Но ее мать сидела напротив; она была так довольна жизнью, так радовалась тому, что ее дочь прислушалась к словам доброго служителя и читала одолженную им книгу…

Когда мать ушла в спальню, Хелльвир взяла книгу в свою комнату, но не стала читать, а просто сидела в кресле у окна и прислушивалась к шуму города. Глядя на воду канала, она размышляла о словах служителя насчет причин, по которым королевская семья так ревностно выполняла обряды. Этот разговор оставил у нее неприятный осадок, но подал ей идею. Возможно, идея была безрассудной, но после беседы с принцессой Хелльвир стало казаться, что город душит ее, что она находится в тюрьме. И она была готова на многое, чтобы вырваться из этой тюрьмы.

Итак: щедрые дары Храму, обман, шантаж. Принцесса боялась, и у нее имелись на это все основания. Она решила держать Хелльвир при себе потому, что считала новое покушение неизбежным. Но что произойдет, когда – если – заговор будет раскрыт? Хелльвир надеялась, что после этого принцесса позволит ей вернуться в деревню, в дом Миландры. Она задумалась о том, как продвигается расследование, появились ли подозреваемые, и вдруг поняла, что не может сидеть сложа руки.

«Может быть, я сумею что-нибудь сделать, – думала Хелльвир, глядя на отражения фонарей в каналах. – Должно же и для меня найтись какое-нибудь дело, ведь я заключила сделку с самой Смертью». Но она тут же тряхнула головой и пристыдила себя за гордыню и самонадеянность. Пустые мечты. Как она может найти убийцу, если это не удалось королеве и ее телохранителям? И тем не менее эта идея засела у нее в мозгу. Она не давала ей покоя, как дикий зверь, грызущий прутья клетки.

Хелльвир никак не могла прийти в себя. Она попала в новый, незнакомый мир. Принцессы, дворцы, убийцы, служители, загадки и темные существа… Как, во имя всего святого, ее мирное существование в деревенском домике могло превратиться в такой кошмар?

Глава 8

Должно быть, она задремала.

Очнувшись, Хелльвир резко подняла голову и едва не свалилась с кресла. За окном было тихо, и она даже обрадовалась. Оказывается, и Рочидейн иногда спит. Сквозняк погасил лампу, но она не стала ее зажигать. Хелльвир зевнула, закрыла одну створку окна, вторую оставила открытой для Эльзевира, рассеянно бросила книгу на ночной столик.

Села на кровать и замерла. Она ждала, размышляла, прислушивалась к своим ощущениям. К своим инстинктам. Пыталась понять, что не так, что ее насторожило. Потом повернула голову.

Он сидел в углу и наблюдал за ней. Хелльвир стремительно поднялась, едва не опрокинув масляную лампу, стоявшую на ночном столике.

Лунный свет не падал на его тело, лишь касался сапог. Он сидел, положив ногу на ногу. Она видела его белые руки, сложенные на коленях, белое пятно лица, похожее на размазанный мел. Черные глаза – дыры, провалы на этом неживом лице.

Хелльвир оцепенела от страха, но приказала себе выпрямиться и поднять голову, как делала ее мать. Сердце колотилось, кружилась голова.

– Что ты здесь делаешь? – заговорила она.