скачать книгу бесплатно
– В какой день это случилось?
– Это случилось 11 сентября, в девять часов утра.
Маделор слушал Савиньи, не перебивая его, изредка покачивая головой с видом авторитета. Он раскрывал свои прищуренные глаза и подносил к ним лорнет в золотой оправе, бросал сквозь его стекло испытующий взгляд, а потом тотчас же опять закрывал свои глаза.
Внимательно прислушиваясь к сообщению Савиньи, он небрежно покачивал ногой и покусывал свои губы для того, чтобы, таким образом, нагляднее дать понять, что он все уже понял, и что тысячи мыслей, одна ценнее другой, осаждают его, в это же время.
Изредка Маделор обращался с вопросами к своему коллеге, заставлял его подолгу останавливаться на изложении разного рода подробностей, на тщательном описании различных симптомов.
Он говорил, бросая отрывочные фразы, как бы думая в это время о чем-то другом, проглатывая половину слов, заставляя своего собеседника скорее отгадывать его мысли, чем следить за ясно изложенным смыслом.
Внезапно, во время разговора, он вдруг погружался в какие-то тяжелые размышления. Это было так очевидно.
На докторе Маделоре лежала такая тяжелая ответственность: как же было не быть озабоченным такому человеку?
Его самоуглубленность была не чем иным, как озабоченностью.
Когда он закончил расспрашивать Савиньи и расстался со своими думами, он протянул коллеге руку:
– Любезный собрат, благодарю вас! – сказал он покровительственным тоном. – Суд будет обязан вам, обязан тем, что я с особенной легкостью разрешу свою задачу.
И Савиньи отправился обратно в Армуаз.
Глава XX
Вечером, около шести часов, в то самое время, когда солнце садилось за чёрной каймой соснового леса, ограничивавшего собой громадное пространство армуазской меловой долины и заграждавшего вид вдаль, по деревне проехала наглухо закрытая карета, в которой сидело трое мужчин.
Карета остановилась перед домом мэра, Пелигрэна.
Из экипажа вышли королевский прокурор, следственный пристав, Лима и доктор Маделор. Пелигрэн завидел их еще издали, хотел выйти и встретить их на пороге дома.
Господин Монсежу спросил у него весьма лаконично:
– Далеко отсюда?
– Двадцать минут ходьбы, – отвечал мэр. – Если вы намерены отправиться на ферму Глориэт, то я могу вас провести туда.
– Пойдемте!
Пелигрэн пошел впереди. Не обращая ни на кого никакого внимания, он шел беззаботно, покуривая свою трубку.
Когда путешественники добрались до фермы, солнце уже село. На землю быстро опускалась ночь.
Над лесом теснились облака, еще освещенные последним отблеском догоравшей зари. В настоящую минуту, эти облака походили на разрозненные лоскуты какой-то колоссальной, пурпурового цвета, одежды.
По долине тянулся легкий, прозрачный туман. Трава покрывалась росой. Кругом царила мертвая тишина. Нигде ни звука. Деревня засыпала.
Господин Монсежу постучался в ворота фермы, но никто не отвечал.
Так прошло несколько минут. Наконец, послышались шаги приближающегося человека. Появился Жозилье:
– Кому и чего надо? – окликнул он.
– Мы пришли сюда затем, чтобы выполнить нашу обязанность, милостивый государь, – сказал прокурор, предварительно сообщив о своем звании.
– Не может быть, чтобы смерть моего дядюшки могла привлечь к себе внимание правосудия. Представьте себе впечатление, которое вы произведете своим появлением, – сказал Жозилье.
– Что делать? Относительно вашего первого замечания, то позвольте оставить его на время без ответа, – проговорил прокурор.
Судья и доктор вошли на большую и просторную кухню. Комната была едва освещена, в медном подсвечнике горел одинокий огарок.
– Может мне надо предупредить тетку? – спросил Жозилье.
– Пока еще нет. А теперь вот что. Помогите-ка лучше нам с обыском. Проводите нас в комнату, где скончался господин Комбредель.
Они прошли через несколько комнат, прежде чем вошли в роскошно убранную спальню покойного.
– Вот здесь! – указал Жозилье, не без волнения.
Вследствие какой-то странной случайности, стенные часы стояли. Точно время наглядно пожелало заявить, что его обязанности закончились в тот момент, когда Комбредель скончался. Часы концами своих стрелок указывали именно на ту минуту, когда покойного не стало.
С тех пор, в комнате еще не прибирали, повсюду царил беспорядок. Можно было встретить склянки, пузырьки с лекарством, ложки, бинты от компрессов. Постель была не заправлена. У изголовья стоял налой, с разложенным на нем молитвенником.
В глубине комнаты можно было заметить плотно придвинутый к стене столик, покрытый белой скатертью. На этом столике лежало распятие и находился сосуд с освященной водой.
Судьи провели тщательную работу, стараясь найти улики, которые могли бы указать на следы преступления.
Все, что осталось из лекарств, принял под свое ведение доктор Маделор. Анализ этих лекарств должен был показать, содержат ли они в себе ядовитые ингредиенты.
Жозилье, со свечой в руках, освещал судьям все углы комнаты.
Слабое пламя свечи отбрасывало свой скудный свет на печальную картину. Все эти люди, принимавшие участие в этой непростой процедуре, выглядели очень строго и сурово от осознания важности исполняемой ими мучительной обязанности. Ничего не должно было ускользнуло от внимания судей!
Но вдруг, дверь в комнату слегка приоткрылась, и на пороге появилась женщина. С минуту она стояла неподвижно. Ее глаза были испуганно устремлены в одну точку, губы приоткрыты. Она имела такой вид, будто ее вдруг поразил какой-то ужасный удар.
Вдруг неизвестная женщина стремительно бросилась вперед и упала на пол. Из ее груди вырвался сдавленный крик:
– Мне показалось, что я видела своего мужа!
Лицо молодой женщины было покрыто смертной бледностью. Она дрожала всем телом. Пытаясь встать, она убедилась, что это ей не под силу. И наконец она упала в обмороке, прямо на руки Жозилье. Тот усадил ее в кресло.
– Вы ее испугали! – сказал управляющий, суровым тоном. – Она болезненная и нервная. Право, ее следовало предупредить о вашем появлении.
К больной подошел Маделор. Он оказал ей необходимую помощь, тогда она раскрыла глаза и сказала:
– Что это за люди? Зачем здесь? Они оскорбляют своим присутствием неприкосновенность этой комнаты.
Наконец, она как будто разглядела тех, которые находились в комнате. Осознав, что под влиянием страха, она требовала в весьма грубой форме ответа у представителей закона, она поспешно попыталась исправить ситуацию, прошептав с трогательным благородством:
– Простите меня!
Жозилье рассказал ей о причинах появления судей в столь позднее время.
– Моего мужа отравили?! – воскликнула она. – Нет, этого быть не может. Это – безумие!
Она склонилась над налоем и заплакала.
Монсежу не сводил с нее глаз. В углах его губ змеилась какая-то кривая улыбка.
Однако, надо было продолжить прерванные следственные действия.
В комнате госпожи Комбредель нашли пакет, в котором находился мышьяк.
Судьи переглянулись. Кто-то из них многозначительно покачал головой.
По дороге в деревню, королевский прокурор спросил у Маделора, какие есть предположения относительно этого открытия. При этом, он осведомился также и о том, какое впечатление произвели на него объяснения симптомов болезни доктором Савиньи.
Маделор ответил не сразу. Некоторое время он молчал. Потом процитировал перед королевским прокурором знаменитые слова, обращенные к Академии Корменэном, в 1842 году:
Бывают преступления, скрывающиеся в непроницаемом мраке. Часто семейный очаг дает приют для подобного рода преступлений. Они нагоняют ужас на общество, сбивают с толку науку, из-за отсутствия улик. Часто самый точный и добросовестный анализ не приводит к какому-либо определенному результату. Подобного рода преступления нередко вводят в заблуждение присяжных и, к несчастью, с каждым годом число их растет с ужасающею быстротой.
– Как совершаются подобные преступления?
– Отравление.
– А какой обычно используют яд?
– Мышьяк!
Прокурор вопросительно посмотрел на доктора Маделора.
– Слышите, мышьяк! – проговорил тот, с выразительной лаконичностью.
Глава XXI
На следующий день, рано утром, Maделор, в сопровождении следственного пристава, прокурора и господина Пелигрэна, деревенского мера, приказал достать из могилы труп Комбределя.
Венки и букеты, которыми была убрана могила покойного, сбросили на траву, под сень плакучей ивы.
При процедуре вскрытия могилы присутствовали: слуги с фермы и местные крестьяне.
Господин Монсежу вызвал тех и других с той целью, чтобы они могли засвидетельствовать личность погребенного. Некоторые из свидетелей – и по преимуществу, самые пожилые из них – плакали.
Маделор, с деловым и серьезным видом, чувствовал себя тем центром, на котором было сгруппировано всеобщее внимание.
С листом бумаги в руке, он бродил по краю могилы, отмечая необходимые для себя сведения.
Не было ни одной подробности, сопровождавшей собой процедуру разрытия могилы, которая бы ускользнула от внимания доктора.
Когда заступ гробокопателей глухо ударился о какое-то деревянное препятствие, все вздрогнули.
Заглянув в яму, на дне увидели гроб. Его достали и поставили на землю.
Столяр, находившийся, среди крестьян, вынул гвозди, которыми была прибита крышка, и приподнял ее.
Маделор отвернул в сторону саван. Свидетели подошли ближе. Сходство мертвеца с Комбределем было зафиксировано.
Пелигрэн пробормотал:
– Да, это точно он! Вот его коротко остриженные волосы. Вот его светлая, длинная борода!
После этого, свидетели удалились. А на кладбище остались только судьи, Маделор и могильщики.
– Отнесите тело в мэрию! – сказал доктор. – Положите труп на носилки!
Печальная процессия тронулась по направлению к мэрии. Решили идти полем, опасаясь произвести тяжелое впечатление на местное население.
Процессия вошла в мэрию через сад, расположенный между административным зданием и деревней.
Большая, просторная комната, на первом этаже, была уже готова. Посредине стоял большой стол, рядом стоял стол поменьше, на котором были разложены разнообразные и многочисленные хирургические инструменты.
Тело положили на большой стол. Оно, до сих пор сохранило известного рода характерные признаки, подмеченные еще доктором Савиньи, о которых он сообщил Маделору.
Маделор закрылся один в этой комнате. На нем лежала тяжелая ответственность, он должен был определить какой смертью умер Комбредель, естественной или ему помогли. Сначала, путем анатомического, а потом, химического анализа трупа покойного.
Было ли у доктора Маделора достаточно знаний, достаточно опыта для выполнения столь трудной задачи, за которую он, в настоящую минуту, взялся?
Доктор Маделор поселился в Шато-ле-Шателе двадцать лет тому назад.
Сын богатых родителей, первые десять лет, будучи студентом, он старался весело жить, устраивая дебоши в Латинском квартале.
Не забывал при этом учиться и в тридцать три года, он был уже доктором медицины, и Шато принял его с распростертыми объятиями. А Маделор в свою очередь решил, здесь остаться.
Все в жизни успело ему к тому времени, как следует, надоесть, отчего, он приобрел благообразный, скучающий вид. Его молчаливость и безучастность к окружающей действительности воспринимались всеми за глубокомысленность и ученость.
Былое распутство нисколько не повредило ему. Напротив, в Шато, распутство называли «уменьем жить».
Равнодушие Маделора также было оценено по достоинству. Мужчины в Шато решили единогласно, что это не что иное, как спокойствие и рассудительность.
Все видели, что он теперь вялый и достаточно неповоротливый, в том смысле, чтобы искренне чем-то интересоваться. А думали, что он очень умный и серьезный.
Случай подарил ему шанс. Два или три удачных излечения пациентов, и доктор был уже в моде. Его общественное положение было завоевано.
Этого было вполне достаточно для того, чтобы и сам он стал воспринимать себя, как очень умного и серьезного доктора!
Доктор Маделор женился. Но его жена прожила недолго. Умерла, оставив после себя дочь.
Такова была, в общих чертах, биография и история его медицинской карьеры.