Финишная черта

Слишком много «но», в которых я не уверена.

– Аврора, где пройдет первая гонка?

Я отрываю взгляд от своей тарелки и отвечаю Валери:

– В Бельгии.

– Переживаешь? В прошлом сезоне были другие трассы, верно?

– Да. – Киваю, перебирая пальцами салфетку. – В NASCAR я ездила по овалу. – Я вижу вопрос в глазах Валери и продолжаю: – Это трасса овальной формы с большим наклоном. Там нет множества поворотов и…

– Как тачки! – Валери хлопает в ладоши, когда понимает, о чем я.

– Да! – смеюсь я. – Маккуин ездил в NASCAR.

Я обожаю этот мультик и всегда произношу коронную фразу «Порхай, как бабочка, жаль, как пчела» перед каждым стартом.

– Мне нравится твой макияж, что за помада? – Валери слегка сужает глаза, рассматривая мои бордовые губы.

– Губная, полагаю, – усмехается Нейт, с умным видом поправляя очки.

Макс хмыкает, складывает руки на груди и откидывается на спинку стула.

– Смотри не порежься об свой острый ум, Нейт.

Нейт отдает ему честь средним пальцем. Я смеюсь и немного расслабляюсь.

– Я не знаю, что это за помада. – Пожимаю плечами. – Мне делал макияж визажист для фотосессии. Но если хочешь, я могу узнать, это не проблема.

Валери энергично кивает, а потом чуть не подпрыгивает на месте, когда спрашивает:

– Что за фотосессия? Ты была там какой-нибудь горячей гонщицей или типа того?

Я хихикаю, почесывая уголок брови.

– Типа того. Моя лучшая подруга дизайнер нижнего белья. Я лицо ее бренда.

Лиам давится салатом так сильно, что у него в горле застревает маслина, которую он выплевывает в грудь Леви. Тот смотрит на него так, словно еще чуть-чуть и придушит его.

Нейт с хитрой ухмылкой протягивает Лиаму стакан воды.

– Держи, дружище.

Лиам смотрит на меня и делает глоток. Я подмигиваю ему, надеясь, что он снова подавится.

Друзья Леви и Аннабель еще немного расспрашивают меня о гонках, а затем переключаются на то, что у Хоуп проблемы в детском саду.

Я снова не замечаю, как отстраняюсь, пока рука Аннабель не сжимает мою ладонь под столом.

– Если ты переживаешь по поводу подарка Оливии, то даже не бери в голову. Леви вчера купил ей слайм, потому что она его выпрашивала несколько недель. И что ты думаешь? Оливия сказала, что он уже ей не нужен.

Я усмехаюсь и немного расслабляюсь.

– Мы просто разбаловали наших детей, – вмешивается Леви.

– Ты разбаловал их, – поправляет его Анна, а затем возвращает внимание ко мне. – В общем все в порядке, я уверена, что она потом будет в восторге от краба. Мы часто смотрим «Моану», она любит этот мультик.

– На прошлых выходных она сказала, что краб злой и она больше не любит его, – доносится голос Лиама.

Аннабель успокаивающе поглаживает мое колено. Я действительно хочу, чтобы ее прикосновение подарило мне покой. Когда я не на нервах, то Анна может хоть двадцать четыре часа в сутки обнимать меня. Но сейчас вся моя кожа полыхает.

– Даже я не знала об этом, Лиам. – Тон Аннабель становится более резким. Что совсем неприсуще ей.

– Все в порядке. – Я кладу ладонь поверх руки Анны. – Я действительно много пропустила, но после окончания сезона, в конце осени, у меня будет много времени, чтобы все наверстать.

Это звучит ужасно, потому что еще столько времени. Сейчас только конец февраля.

– Ты останешься в Лондоне? – удивленно спрашивает Анна.

– Да, – киваю я, – и в перерывах между гонками буду тоже возвращаться по возможности.

Глаза Лима на секунду расширяются, но потом он берет все эмоции под контроль. Уверена, он бы предпочел, чтобы я находилась в самой дальней точке мира. Но этому не бывать.

– Боже, это отличные новости!

– Да, – соглашается Леви. – Можешь забрать эту квартиру себе навсегда.

– Я уже перевезла свой симулятор. Теперь его слишком сложно будет вытащить оттуда. Он еле прошел в проем. Рабочим пришлось снимать дверь, а потом ставить ее обратно. Но когда-нибудь я куплю себе другую квартиру, это…

– Живи там, сколько хочешь. Она твоя. Ты наша семья.

Я киваю, потому что мне не хватит всех слов, чтобы выразить свою благодарность за их постоянную заботу и беспокойство обо мне.

Оливия подбегает к Лиаму и забирается к нему на колени. Марк тоже требует его внимания и просится на руки. Он сажает детей на разные колени, пока те рассматривают его телефон и часы.

Когда Оливия открывает раскраску на телефоне Лиама и начинает выбирать цвета, Марк кричит:

– Красный! Красный!

– Ты научился выговаривать «р»! – искренне восторгаюсь и улыбаюсь я.

– Три месяца назад. Ты бы знала это, если бы чаще возвращалась домой и думала хоть о ком-нибудь, кроме себя, – резко вклинивается Лиам.

– Это не твое дело. – Я говорю смертельно спокойным тоном, однако теряю терпение. – Но можешь выписать себе какую-нибудь премию за наблюдательность.

– Не стоит. Ведь я не болею неизлечимым хроническим эгоизмом, как ты. – Он бросает эти слова так, как если бы говорил о том, что трава зеленая, а небо голубое. – Это наследственное? – Лиам грациозно разрезает стейк по всем канонам этикета, плавно погружая нож в мясо. – Кажется, твой отец страдает тем же.

Он испуганно замирает, но эти слова уже не удержать и не спрятать. Они бьют больно и сильно. Я отшатываюсь так, что ножки стула скрипят по полу. Лиам прав. Так чертовски прав, что я даже не могу на него злиться. Ведь такое ощущение, что мне всегда было плевать на то, что я могу обидеть других своей реакцией на их привязанность. Что острые слова, сказанные под влиянием неконтролируемых эмоций, могут ранить.

Я не защищала сестру, когда ее обижал папа.

Не навещала родителей. Вдруг у им тоже нужна моя помощь?

Не знала многих моментов из жизни племянников и сестры.

Я отвратительное ядовитое растение, которое отравляет все вокруг. Включая себя саму. Шрамы на бедре начинают гореть, и мне хочется почесать их. Желательно чем-то острым.

– Лиам! – рявкает Леви и ударяет по столу.

Тишина окутывает столовую, как густой, тяжелый туман.

А затем слышится тонкий голос Оливии, пробирающийся сквозь мою микропанику:

– Почему тетя Рора плачет?

Я прикасаюсь к щеке. Боже, я не из тех, кто плачет. Но сейчас мокрая щека свидетельствует о другом.

– Извините. – Я встаю из-за стола и иду к лестнице на второй этаж, чтобы собраться с мыслями.

– Потому что я мудак, – доносится за моей спиной.

– Мудак.

– Мудак.

– Мудак.

Дети по очереди повторяют это слово, как попугаи.

– Папа вчера сказал это слово, но попросил не говорить маме, – докладывает Оливия.

– Смысл в том, что это не надо говорить, Оливия, – ворчит Леви.

Я прислоняюсь к стене в коридоре на втором этаже, пытаясь сдержать непонятную истерику, но все еще слышу разговоры.

– Сядь на свое чертово место, Лиам. Достаточно! – ругается Аннабель.

– Мама сказала плохое слово, она должна папе денег.

– Я поговорю с ней, – не сдается Лиам.

– Просто оставь ее! Забудь и живи дальше. Вы изводите себя и всех вокруг.

– Именно это ты и сделала с Леви? Забыла? Жила дальше? – выплевывает в гневе Лиам.

Они ругаются из-за меня, а Лиам и Анна никогда не ссорятся. Я закрываю рот ладонью, чтобы сдержать всхлип. Мне не стоило приезжать. Из-за меня все идет крахом.

– Еще одно слово в таком тоне, Лиам, и я проткну тебя вилкой. – Тон Леви мог бы отправить кого-то в могилу.

Повисает тишина, а потом Анна продолжает.

– Да, ты прав. Наши отношения тоже потерпели многое. И я никогда не забывала Леви, как и он меня. Но разница в том, что мы никогда… Никогда, черт возьми, не отравляли друг друга, как это делаете вы!

– Плохое слово. Плохое слово, – заключает Оливия.

На лестнице слышатся мягкие шаги, и я сильнее вжимаюсь в стену. Мне нужно одиночество. Оно такое родное. В нем мне хорошо. По крайней мере, так кажется…

– Рора, – тихо говорит Анна, подходя ко мне. – Пойдем со мной.

Она ведет меня в спальню и укладывает на кровать, ложась рядом. Ее руки крепко обнимают меня со спины. Мы похожи на две чайные ложки, которые идеально подходят друг другу. Сейчас мне не хочется отталкивать ее объятия. Мы обнимались так с самого детства. Она мой самый любимый человек. Поэтому я расслабляюсь и опускаю колючую стену. Мне сразу становится легче дышать. Иглы не пронизывают мои легкие, кожа не зудит. Я просто чувствую, что все правильно.

Также всегда было и с Лиамом. Он мог пробраться в меня и нажать на какой-то выключатель.

– Прости меня, – хриплю я. – Мне так жаль, Анна. Ты всегда так открыта ко мне, а я… – Слезы душат меня, сковывая горло. – А я даже не могла заступиться за тебя перед папой. Я всегда молчала. Мне так хотелось, чтобы хоть иногда он направлял свой гнев на меня, но я… боялась? Я не знаю. Прости, что так мало уделяю внимания тебе и не всегда могу быть рядом. Просто прости…

Мои плечи трясутся, и сестра крепче прижимает меня к себе. Она позволяет мне плакать и просто ждет. Ждет, когда я наконец-то стану нормальной, черт возьми.

– Мне не за что тебя прощать, малышка. Я старшая сестра. Ты не должна была заступаться за меня. Боже, Рора, вспомни сколько раз ты вытаскивала меня из панических атак. Неужели ты думаешь, что, будучи маленькой девочкой, ты могла сделать что-то большее, чем подарить мне любовь одним прикосновением к щеке? Ты обнимала меня, когда я плакала. Уговаривала меня не сдаваться и следовать своей мечте. Ты всегда прикрывала мою задницу и лгала родителям. Многие братья и сестры занимаются стукачеством. Ты же всегда была верна только мне. – Она нежно поглаживает мои волосы. – А то, что тебя часто нет рядом? Что за бред? Меня не было рядом с тобой шесть лет. Я не могла находиться в том доме.

– Ты наконец-то выбрала себя, это нормально, – прерываю ее я. Я никогда не злилась на Анну за то, что она последовала за своей мечтой, вопреки давлению отца. Я гордилась ей.

– Так вот и ты выбираешь себя. Занимаешься тем, что приносит тебе радость. Тем, к чему у тебя есть талант. Боже, да я всем рассказываю, что моя сестра – одна из лучших гонщиц. Я восхищаюсь тобой. Тебе всего двадцать один год, а ты противостоишь куче взрослых мужиков.

Однажды я не смогла противостоять одному… Мне так хочется ей рассказать. Всегда хотелось. Но это просто убьет ее. Она не сможет смотреть на меня как прежде. Будет винить себя и далее по списку. Анна счастлива, и я не хочу быть причиной ее несчастья.

– Спасибо, – шепчу я. – Спасибо, что ты всегда рядом. Я так сильно люблю тебя.

– И я люблю тебя, моя всегда маленькая Рора.

– И мне почти двадцать два, это важно, – шмыгаю носом я.

Из Анны вырывается смешок.

– Конечно, важно.

Я закрываю глаза, позволяя времени замереть в этом моменте, позволяя себе подольше насладиться редкими минутами покоя, которые вдохнула в меня Анна. Умиротворение растекается по моему телу, как теплая волна. Ритм сердца замедляется, и мы с сестрой словно дышим одной грудью.

– Не ругайся с Лиамом.

– Я не могу этого не делать, когда вижу, что тебе больно, даже если ты это редко показываешь. Он мой лучший друг, но ты моя сестра. Мне грустно, что, так или иначе, всегда приходится делать выбор, однако нет ситуации, в которой я бы не встала на твою сторону. Ты можешь быть тысячу раз неправа. Можешь ограбить чертов банк, и я скажу, что нам надо придумать, куда спрятать деньги. А уже потом, возможно, прочитаю тебе лекцию.

– Я украла бумажник Лиама.

Два раза. 

Аннабель смеется, ее грудь вибрирует позади меня.

– Ну, учитывая его состояние, это почти что банк. Зачем ты это сделала?

– Я очень ревновала. Злилась. Бесилась. Как обычно, в общем. Сначала он целовал руки статным женщинам, а потом прикасался ко мне. Мне хотелось его укусить. Поэтому я просто решила вывести его из себя. Я направила его деньги в дурацкие благотворительные фонды. Знала ли ты, что есть ассоциация по борьбе с потерянными носками при стирке? И фонд поддержки людей с маленьким пенисом?

Я фыркаю от смеха, а Аннабель приподнимается на локте, заглядывает ко мне в глаза и морщится.

– Фу, пенис…

– Согласна, член звучит лучше.

Аннабель хохочет так громко, что я не выдерживаю и присоединяюсь к ней. Мы перекатываемся на спины, поджимая колени к животу и запрокинув головы. Когда наконец-то успокаиваемся, слезы покрывают наши лица, только на этот раз от смеха.

– Ты когда-нибудь расскажешь, что между вами произошло и как именно это все началось? – спрашивает Анна после того, как мы успокаиваемся и лежим в приятной тишине.

– Нечего рассказывать, – выдыхаю я. – Это было обречено на провал с самого начала, просто я была слишком наивной.

Эту гонку я никогда не смогу выиграть.

Финишной черты словно не существует и никогда не существовало. Это бесконечные круги, где мы обгоняем друг друга, подрезаем и сталкиваемся.

– Любовь и наивность почти что синонимы.

– Я не люблю его.

– А я не люблю Леви.

Я фыркаю, складывая руки на животе.

– Хорошо.

– Хорошо.

Я поворачиваю голову и встречаюсь с ней взглядом.

– Анна, хочешь секрет?

– Если это какие-то подробности про Лиама, то да.

Я смеюсь.

– Нет. Это про папу.

Анна напрягается, и ее лицо выражает тревогу.

Опять же, я могла бы сказать так много. Возможно, если бы эти слова покинули меня, то мне стало бы легче. Тайное всегда становится явью, только если эта тайна не вросла в твое сердце, пустив корни и отравив каждую клетку тебя.

– Каждый раз, когда папа ругал тебя, а ты плакала, я прятала один из его носков. Или заменяла черный на серый, чтобы у него начинал дергаться глаз. Его зубная щетка была в унитазе, чаще, чем наш ершик. А когда ты уехала в Лондон, я плевала в его кофе каждое утро. Это все прекратилось, когда он сказал, что гордится тобой.

Возможно, я не могла постоять за Анну словами, но я тоже всегда защищала ее. В своей манере.

Анна смотрит на меня широко распахнутыми глазами, приоткрыв рот.

– Вот черт!

– Он говорил так же, когда искал носки, – смеюсь я.

Глава 8

Лиам

Я по-королевски облажался. Если когда-нибудь я все-таки стану герцогом, ко мне можно смело обращаться: «Ваше Мудачество». А пока что – просто «Лорд Рассел, владелец ублюдских манер и дерьмовых земель».

– Где твоя куртка?

Тишина.

Я постукиваю пальцем по бедру, мечтая, чтобы в этом гребаном лифте стало чуть больше кислорода.

– Я тебя подвезу.

– Себя подвези. – Аврора стоит с закрытыми глазами, привалившись к стене лифта. Густые черные ресницы, раскинувшиеся веером, подрагивают, когда она добавляет: – На необитаемый остров.

Мы достигаем первого этажа, и двери лифта разъезжаются. На этот раз я стою до последнего и жду, пока Аврора выйдет первой. Она, верная своему упрямому характеру, тоже не шевелится.

– Выходи, Рора.

– Я не настолько глупа, чтобы поворачиваться к тебе спиной. Вдруг ты всадишь мне между лопаток столовый нож? В этикете прописано, как это правильно делать?

– Это было бы неразумно, – выдыхаю я. – У меня нет алиби, и есть свидетели, которые видели, как мы поссорились, а потом вместе зашли в лифт.

Когда Аврора вернулась в столовую, мы еще пару часов смогли существовать мирно. Я видел ее покрасневшие глаза, видел напряженные плечи, и в тот момент мне действительно хотелось всадить в себя вилку, как и желал это сделать Леви. Как только она попрощалась со своей семьей и вышла за дверь, я ринулся за ней, пока мне вслед летели угрозы от Аннабель.

Аврора хмыкает и выходит из лифта. А я, как щенок, следую за ней.

– Ты даже не стал отрицать, что у тебя есть столовый нож. Где он? За поясом брюк? – Она, уверенная, что я иду за ней, даже не оглядывается, чтобы удостовериться в присутствии собеседника.

– Проверь, – бросаю я, накидывая на ее плечи свое пальто. Какого хрена она без куртки, когда на улице ураганный ледяной ветер скоростью миллиард миль в секунду?

Аврора сбрасывает пальто, и оно падает на сверкающий пол вестибюля. Она резко разворачивается и угрожающе указывает на меня пальцем.

– Еще раз тронешь меня, и я действительно проверю наличие ножа за поясом брюк, а затем всажу его туда же.

– Спереди или сзади? – интересуюсь я, поднимая пальто.

– В зависимости от того, как скоро ты захлопнешь свой рот.

– Не скоро. И я все же рискну. – Я снова набрасываю на ее плечи пальто, а затем беру из ее рук сумку, за которую она начинает бороться так, словно ее грабят. – Просунь руки в рукава.

– Нет. – Аврора стискивает зубы.

Я смотрю на нее снизу вверх, а она вздергивает подбородок, как бы говоря «заставь меня».

– У тебя есть три секунды, или я сделаю это сам.

– Заводи таймер, – хмыкает она, скользя языком по губе темно-вишневого цвета.

Аврора Андерсон – единственная женщина в этом чертовом мире, вселенной, галактике, которую мне хочется придушить за упрямство, но целовать до тех пор, пока я не задохнусь.

– Рора, пожалуйста, надень пальто, – тихо произношу я, смотря ей в глаза, сверкающие зеленью под ярким светом в вестибюле.

Они с Аннабель могут казаться похожими, по крайней мере на первый взгляд, но на самом деле различия между ними очевидны. Глаза Авроры порой темнее ночи, но стоит свету упасть на них – и они вспыхивают изумрудными искрами. У Аннабель же просто глубокий, спокойный зеленый цвет, отражающий ее характер. Их волосы тоже похожи, но оттенок Роры глубже – темный, почти черный. То же касается черт лица: там, где старшая сестра мягка в линиях, Аврора остра. И я готов порезаться о каждый ее угол.

Я никогда ни испытывал к Аннабель ничего, кроме дружеских чувств (возрадуйся, Леви), а вот Аврора выворачивает меня наизнанку, заставляет каждый нерв в теле гореть.

– Хорошо, – наконец-то сдается она.

– Позволь мне подвезти тебя. Ты не поедешь в свой неблагополучный район одна в столь поздний час.

Она закатывает глаза, когда надевает пальто.

– Умоляю, начни использовать выражения, которые придумали в двадцать первом веке, а не в девятнадцатом.

Рядом с тобой мне вообще не мешало бы молчать, но у моего рта свои планы.

Я складываю руки на груди и смотрю на нее так, словно по ее душу пришел сам дьявол.

– Будь добра, посади свою задницу в мою машину, потому что только через мой труп ты попрешься одна в свой дерьмовый район, откуда в темноте на тебя набросится маньяк. Так тебя устроит?

– Переигрываешь, но в целом неплохо. – Аврора разворачивается и идет к выходу.

Я снова следую за ней. С таким же успехом она могла бы прицепить ко мне чертов поводок.

– Это значит, ты позволишь подвезти тебя?

– Это значит, что я проснулась в пять утра, ударилась мизинцем об косяк и забыла позавтракать. Затем до полудня тренировалась, а потом мне пришлось сидеть голой задницей на ледяном полу, чтобы спустя час после этого начать спорить с тобой и выслушивать то, что я хренова эгоистка. Я устала и ужасно хочу спать. А еще хочу чипсы, которые запретил мне Зак. Если ты обещаешь держать рот закрытым, то поехали. – Аврора выплевывает это все на одном дыхании и тяжело вздыхает.

Я действительно замечаю, что она выглядит уставшей и слишком маленькой в моем пальто. Эта девушка никогда не кажется мне маленькой, и дело даже не в росте, а в том, как она себя несет. В том, какой у нее уверенный, хитрый взгляд, прямая спина и расправленные плечи, вздернутый подбородок и руки, сжатые в кулаки. Но сейчас она поникшая, изнеможенная и до ужаса грустная.

И не без моей вины.

Мы подходим к моей машине, я открываю для Авроры дверь и протягиваю ей руку, чтобы помочь сесть. Мне сразу же хочется сжать ладонь в кулак, прижать к ноге и не шевелиться, потому что Аврора скорее плюнет в нее, чем прикоснется ко мне сейчас.

Как я и думал, она напрочь игнорирует мою руку, забираясь в машину самостоятельно.

Для пущего эффекта неловкости мимо проезжающая машина обливает меня из лужи с ног до головы. Через окно вижу, как Аврора хихикает, а потом произносит своими красивыми губами:

– Карма.

Я сажусь за руль, выпускаю весь воздух из легких и через секунду мы с ревом срываемся с места. Стрелка спидометра быстро поднимается, а легкий выброс адреналина сплетается густым и пьянящим чувством желания. Желания быть только в этом моменте рядом с этой девушкой.

Взгляд мельком скользит по лицу Авроры, в ее глазах разрастается огонь, и я могу поклясться, что она испытывает точно такие же эмоции. Сейчас уже не важно, что произошло и куда нас занесет этот безумный вечер, важно лишь то, что мы снова вдвоем, снова разделяем одно чувство, как раньше. Только в эти минуты на мгновение можно забыть, что за пределами машины мы хотим вцепиться друг другу в глотки, потому что это то, что хоть немного помогает нам не быть чужими. Незнакомцами.

Аврора запрокидывает голову и смотрит в панорамную крышу машины. Я знаю, о чем она думает и чего хочет.

– У тебя есть одна минута. На улице слишком холодно.

Я нажимаю кнопку, и часть панорамы отъезжает. Поток холодного воздуха тут же заполняет салон и подхватывает волосы Авроры, закручивая их в темный вихрь.

– Две минуты.

– Одна. – Я включаю наш плейлист, который мы составили четыре года назад, и Love The Way You Lie заполняет салон.

У нее перехватывает дыхание, когда она слышит первые слова Рианны, а потом продолжает спорить под стихи Эминема:

– Две.

– Полторы, и ты не снимаешь пальто, – отрезаю я, давая понять, что дискуссия окончена.

Я слышу недовольное ворчание, и легкая улыбка трогает мои губы. Аврора скидывает кроссовки, отстегивает ремень безопасности и встает на сиденье. Перед тем как выглянуть, она нерешительно касается моего плеча, словно ищет точку опоры. Я сбавляю скорость и бросаю на нее взгляд.

– Все хорошо. – Все более чем хорошо. Я чувствую ее близость так остро, словно она касается моей оголенной кожи. Так, будто хочется сорвать с себя чертову одежду, лишь бы усилить это ощущение.

Аврора сильнее опирается рукой, расположив ноги по обе стороны консоли, выпрямляется и выглядывает. Я еще сильнее сбрасываю скорость, потому что хочу на нее посмотреть. Яркая улыбка освещает все ее лицо, а волосы развеваются так, словно она стоит на самой высокой точке мира, который принадлежит ей.

– Ускоряйся, – кричит она.

И я, как и всегда, делаю то, что она хочет.

Ладонь Авроры открывается от моего плеча, когда она вскидывает руки вверх и издает восторженный визг. Этот звук, как и всегда, бьет в солнечное сплетение, выбивая воздух и заставляя сердце на мгновение остановиться.

Моя ладонь скользит от колена к бедру Роры, крепко обхватывая его. Чисто из соображений безопасности. Хотя в данный момент ничего из того, что мы делаем, не безопасно. Включая мои чувства.

– Еще минута. Пожалуйста, – кричит она, опуская одну руку и осторожно кладя ее мне на шею.

Я вздрагиваю от холодных пальцев, обжигающих до костей. Откинув голову назад, крепче прижимаюсь шеей к ладони Авроры.

– Ты не умеешь играть по правилам, – кричу я в ответ с хрипотцой в голосе.

– Я все еще в пальто. – Она сжимает мою шею, а кажется, что мое сердце, заставляя его перегонять кровь с той же скоростью, с какой мы несемся по дороге.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Квалификация FIA (Международной автомобильной федерации) – это процесс, при котором оценивается уровень подготовки спортсменов, команд и автомобилей для участия в международных автоспортивных соревнованиях. Она касается различных видов спорта, включая гоночную серию GT, Формулу-1, ралли, картинг и другие дисциплины.

2

Гоночная серия GT (Gran Turismo) – это категория автоспортивных соревнований, в которых участвуют автомобили, построенные на базе серийных машин, но с улучшенными характеристиками для гонок. Машины в этой категории имеют высокую производительность, широкие кузова, мощные двигатели и модернизированные компоненты, такие как подвеска и тормоза. Чемпионаты GT одни из самых престижных чемпионатов, организуемых Международной автомобильной федерацией (FIA). В них участвуют заводские и частные команды, а также пилоты, которые соревнуются на высококлассных спортивных автомобилях.

3