Финишная черта

– Ваша Светлость. – Аврора даже не дергается от прикосновения, а лишь выдыхает и нежно улыбается в ответ.

Глаза моей матери готовы выскочить из орбит и покатиться по мраморному полу, как бусины.

– Мы с тобой давно решили, что во мне больше темного. – Бабушка подмигивает. – Так что вспоминай, как меня зовут, юная леди.

Аврора впервые за весь вечер смеется. Этот звук легкий и искренний, как если бы кто-то сыграл колыбельную на ксилофоне.

– Елизавета.

– Так-то лучше. – Бабушка улыбается. Возрастные морщинки украшают ее лицо, придавая ей какую-то особенную мягкость.

На мое плечо ложится тяжелая рука, и я сразу понимаю, кому она принадлежит. Все генеалогическое древо династии Расселов решило поприветствовать мою Рору?

Она не твоя, идиот.

– Елизавета, куда ты убежала? Пять минут назад ты говорила, что нам пора заказывать памятник на кладбище, – тихо ругается дедушка, но при этом ни один мускул на его лице не выдает волнение.

– Мне полегчало, похороны отменяются. – Отмахивается бабушка, не сводя глаз с Авроры.

Дедушка, кажется, только сейчас замечает объект обожания своей жены, и я чувствую, как его рука на моем плече напрягается. Я становлюсь каменным в ответ.

Мне известно, что Аарон Рассел не испытывает ненависти к Авроре в отличие от моей матери, он просто… Просто знает, что ей не место в нашем мире. Так же, как знает, что у меня нет права увлекаться этой женщиной, когда я выставлен, как лучший товар на аукцион, посвященный договорным бракам.

– Ваша Светлость, – приветствует его Аврора, слегка склонив голову. Это удивляет меня, потому что если с бабушкой они были в теплых отношениях с первой минуты знакомства, то с дедушкой все было иначе. Я думал, у Авроры начинается зуд лишь от одной мысли о признании чьего-то особенного положения в обществе.

Но тут что-то другое… В ее взгляде есть уважение.

– Мисс Андерсон, – отвечает дедушка своим глубоким и властным тоном, от которого любой захотел бы сжаться до размера муравья. – Поздравляю с началом сезона.

– Спасибо. Надеюсь, он будет успешнее предыдущего.

– Прошлый, на мой взгляд, был достаточно… красочным.

Он в курсе об инциденте в Дейтоне?

Теперь и я удивлен не меньше матери, которая все еще пытается поднять свою челюсть с пола.

– Это верно, – Аврора поджимает губы, сдерживая смех.

– Почему мы продолжаем уделять столько внимания… – Мама морщится и пытается извергнуть какую-то гадость из своего рта, но бабушка быстрее:

– Лорен, дорогая, принеси мне и Авроре шампанского. – С таким же успехом она могла сказать «превратись в пыль и исчезни». У бабушки талант оскорбить и послать к черту, произнеся безобидные слова мягким и дружелюбным тоном, которым обычно успокаивают младенцев.

– Спасибо, но не стоит. Я пью шампанское только на подиуме победителей. – Аврора делает шаг назад, собираясь вновь исчезнуть из моего поля зрения. – Была рада встрече, но мне пора. – Она улыбается бабушке, вежливо кивает дедушке, выстреливает смертельным взглядом в мою мать и уходит, оставив меня ни с чем.

Хотя я бы принял от нее даже плевок.

К кругу Расселов присоединяется папа, и мы возвращаемся на орбиту высоких разговоров о бизнесе, политике, спорте и выгодных инвестициях. К нам подходят люди, ведя высокопарные диалоги и сверкая улыбками, наполненными намеками, скрытыми подтекстами и неписаными правилами. Женщины разных возрастов кружат вокруг меня, наглаживая мои плечи, словно статую на удачу. Они хлопают ресницами, облизывают губы, а я хочу помыться.

Еще чуть-чуть и у меня начнется изжога от яда, которым прыскает моя мать в каждую женщину, придерживающуюся иного взгляда на последние модные тенденции. И мигрень от богатых архаизмов, прикрывающих угрозы и сарказм дедушки и папы в спорах с бизнесменами.

Бабушка ловит мой взгляд и стреляет глазами на лестницу, ведущую на второй этаж. Я приподнимаю брови, и мы начинаем наш нелепый немой диалог, который практикуем с момента, когда меня заставили присутствовать на скучных званых вечерах в возрасте десяти лет.

Бабушка говорит бровями, чтобы я смылся, если меня тошнит.

Я отвечаю ей подергиванием носа, что могу это вытерпеть. Не в первый раз.

Она снова стреляет глазами, и я сдаюсь. Бабушка приближается к отцу и дедушке, отвлекая их от какого-то мужчины с изогнутыми усами, которые он не перестает нервно поправлять при каждом слове герцога.

Она говорит, что моя мать опять отбилась от рук и скоро опозорит нашу фамилию, если выпьет еще один бокал шампанского. Папа устало вздыхает, а дедушка бросает на него взгляд, который говорит: «Разберись с этим».

Это мой сигнал к побегу.

В сотый раз: боже, храни мою бабушку.

Я ставлю свой бокал на поднос мимо проходящего официанта и иду к лестнице. На втором этаже располагаются уборные, там мне удастся хоть ненадолго перевести дух и разложить свои мысли по полкам. А под Аврору Андерсон у меня давно уже выделен целый стеллаж, в котором царит полный бардак. Там тоже не мешало бы хоть чуть-чуть прибраться.

Когда я достигаю последней ступени, до ушей доносится безошибочно узнаваемый голос.

– Я считаю до трех, мистер Большие уши, и если вы не уберете свои руки с моей задницы, то мне вас жаль. – Моя кровь стынет в жилах при тоне Авроры, сквозящем агрессией. Для всех остальных. Для меня же в нем только страх.

Я чуть ли не прыжком преодолеваю последнюю ступень и оказываюсь в длинном коридоре, выстланном темно-зеленым ковром. В небольшом закутке в самом конце Аврора прижата к стене.

– Один. – Начинается обещанный отчет.

Гребаный Дик все еще прижимается к ней и сжимает ее бедра своими грязными руками.

– Да ладно тебе, будь сговорчивее, никто не захочет спонсировать тебя. Ты могла бы получить все мои деньги, просто…

– Два. – Голос Авроры лишь слегка дрожит, когда она приподнимает одну ногу, как бы опираясь каблуком на стену. Ее рука опускается и снимает туфлю, пока Дик все еще увлеченно что-то шепчет ей на ухо.

Я пересекаю разделяющее нас расстояние со скоростью астронавта, устремляющегося в космос. Никогда в жизни не бегал так быстро. Никогда в жизни не хотел так кого-то убить. Ярость выплескивается из меня как лава, обжигая и превращая в пепел все мои манеры и контроль.

– Три. – Говорю я, после того как мой кулак приветствует лицо Дика.

Он падает плашмя на пол, ударяется головой о мраморный плинтус и теряет сознание.

Я поворачиваюсь к Авроре, ничуть не заинтересованный тем, что, возможно, отправил человека в кому.

– Ты в порядке? – Мои руки дрожат от того, как я хочу прикоснуться и проверить, все ли с ней хорошо. Но я знаю, что не могу сейчас дотронуться до нее. Это убивает меня. Расщепляет на атомы и заставляет мое сердце биться так сильно, что трещат ребра.

Аврора смотрит на меня пустым взглядом. Затем пару раз моргает и приходит в себя. Она все еще крепко сжимает туфлю, отчего костяшки пальцев становятся белее снега.

– Хороший удар. Мне не хотелось ломать эти туфли о его твердый тупой череп. Хоть они и не слишком удобные, но послушай, ни один мужчина не стоит сломанного каблука.

Я не знаю, то ли мне смеяться, то ли начать биться головой об стену от сдерживаемой ярости.

– Хорошо, значит… ты в порядке. – Я выдыхаю.

– Именно это я и сказала, Джеймс Бонд.

Рядом с нами раздается стон. Отлично, Дик жив. В это же время дверь мужского туалета открывается и оттуда выходит Август.

Когда он замечает тело, которое я пинаю, чтобы оно быстрее поднималось, на его лице мелькает смесь ужаса и раздражения.

– Аврора, я же сказал, что здесь нельзя никого бить, – стонет он.

– Это была не я, а он! – Аврора указывает на меня. – Тебе пора начать лучше думать обо мне.

Сделаем вид, что она не собиралась всадить каблук в висок Дика.

– Он трогал ее, – выплевываю я, еще раз пиная придурка.

– Он что? – рявкает Август и тоже отвешивает ему пинок в ребра.

– Хватит! – чуть ли не плачет Дик или как там его зовут на самом деле. – Я понял, понял, только не пинайтесь.

Мы прекращаем, и он наконец-то поднимается на ноги. Наши с Августом спины как стены загораживают Аврору от его взгляда.

– Лиам, нельзя, чтобы он кому-то рассказал, что ты ударил его. Тебе…

Что-то оживает в моей душе при этих словах Авроры. Почему ее волнует, как это скажется на моем имени? Я прекрасно знал, что делал, когда принял решение вырубить этого ублюдка. Как и осознавал, какие последствия от этого могут быть.

– Мне плевать, Рора. – Отзываюсь я, бросая на нее взгляд через плечо. – Я большой мальчик, разберусь.

С чем я, черт возьми, не могу разобраться, так это с магнетическим притяжением к тебе.

– Проваливай. – Я делаю шаг к Дику, вставая с ним нос к носу. Мои ноздри раздуваются, как у разъяренного быка. – Ты можешь рассказать хоть каждому человеку, что Уильям Рассел распускает руки, но если… Если ты еще раз приблизишься к ней. Или просто упомянешь ее имя. Можешь выбирать себе место на кладбище, придурок. Только учти, что ни одно похоронное бюро в Англии тебе в этом не поможет. А знаешь, купи себе болото. Там тела разлагаются медленнее. Это подходит таким ублюдкам, как ты.

Веки Дика нервно подергиваются.

– Моя компания, не трогайте мою компанию, лорд Рассел, – запинаясь произносит он.

– К утру у тебя ее не будет. Так что не переживай, трогать будет нечего.

Август присвистывает, слегка покачиваясь на пятках.

– Ты точно лорд, а не мафиози? Я думал аристократы более… аристократичные?

Мы такие же, как и все, просто скрываем свою тьму лучше остальных.

– Говорят, мой прапрадед имел связи с итальянской мафией. Может, это гены, – хмыкаю я. А может, женщина, стоящая у меня за спиной, лишает меня последних крупиц контроля.

Август пропускает смешок и хватает Дика за шею, уводя его в направлении лестницы.

– Я провожу его до двери, но лучше бы, конечно, воспользоваться окном.

– Ты можешь поставить ему подножку на ступеньках, и он съедет лицом вниз. Будет эффектно.

Август щелкает пальцами.

– Точно. Пойдем, урод. Прокатимся, я люблю быструю езду. – Он дает Дику подзатыльник.

Аврора закатывает глаза и гневно вздыхает.

– Слишком много тестостерона. Заткнитесь уже.

Я не обращаю внимания на ее ворчание, обращаясь к своему напарнику в преступлении.

– Спасибо, Август. Это много значит для меня.

– Не за что, лорд Рассел.

– Просто Лиам. Я… типа нормальный человек, – я хмыкаю. – Пытаюсь им быть.

– Тогда просто Гас. – Он сильнее сжимает шею Дика, когда тот начинает поскуливать. – Я типа… типа просто Гас.

Аврора откашливается.

– Пара года, буквально.

Я поворачиваюсь к ней и впиваюсь в нее взглядом, призывающим ее наконец-то перестать огрызаться и игнорировать то, что она все еще напугана. Гас уходит, оставляя нас наедине.

– Ну, мне тоже пора, спокойной ночи и страшных снов. – Она делает шаг в сторону, чтобы обойти меня, но я хватаю ее за руку, прерывая ее бегство.

Место нашего соприкосновения полыхает, словно мы два несовместимых вещества, которые вызывают горение.

Возможно, это плохая идея. Возможно, моя голова теперь новая мишень для ее каблука. Но также, возможно, я знаю, что ей не противны мои прикосновения. И это – единственное, что она никогда не сможет отрицать.

– А теперь честно, ты в порядке?

Аврора смотрит мне в глаза, откидываясь на стену позади себя. Она не одергивает руку, но часто дышит, и я не знаю, как распознавать ее сигналы. Мое дыхание тоже прерывистое. Но только по той причине, что эта девушка перекрывает мне дыхательные пути каждый раз.

– Я же сказала, да. Чего ты хочешь? Спасибо?

– Было бы неплохо. – Я делаю шаг к ней. Лацканы моего пиджака задевают ее платье. Один шаг, и этого достаточно, чтобы в моих ушах появился гул, а остальной мир исчез.

– Я не просила меня спасать.

– Но ты переживала, что драка скажется не самым лучшим образом на моей репутации.

– Я переживала о своей репутации. – Она вздергивает подбородок. – Он приставал ко мне. И из-за меня же поцеловал пол.

– Как скажешь, – безразлично хмыкаю я, проводя большим пальцем по ее запястью, где пульс бьется со скоростью колибри.

– Послушай, Лиам.

Она выдергивает свою руку и скользит ей по моему животу, а затем переходит на грудь. Тонкие пальцы перебирают пуговицы рубашки, а затем рисуют круги в области сердца. Я чуть не закатываю глаза от мурашек, которые начинают покрывать кожу.

– Со мной все в порядке по трем причинам. – Она поднимает другую руку, привлекая мое внимание к трем поднятым пальцам. – Первая: я могу за себя постоять. – Аврора загибает большой палец. Другая рука все еще путешествует по моему торсу, я плотнее прижимаюсь к ней, потому что мне мало. Потому что я чувствую себя свободным рядом с ней. – Вторая: я проживаю каждый день среди мужчин и умею с ними справляться. – Она загибает указательный палец, оставляя поднятым только средний. Я усмехаюсь, а она быстро прикусывает нижнюю губу и тут же ее выпускает. – О, гляди-ка, третья причина. – Средний палец маячит между нами. – Иди к черту.

Аврора отталкивает меня и уходит с грацией кошки, вышагивая по узкому коридору, как по подиуму. Она скрывается, а я все еще смотрю в пустоту, где ее больше нет. Мое сердце все еще пытается пробить грудную клетку и убежать вслед за женщиной, которую мне никогда не заполучить.

Я прикладываю ладонь к груди. Туда, где пару минут назад меня согревали ее прикосновения. Прикосновения, которые она не дарит просто так.

Задев внутренний карман пиджака, понимаю: что-то не так. Засовываю туда руку и обнаруживаю, что Аврора украла мой бумажник.

Снова.

Глава 5

Лиам

Стоит мне покинуть мероприятие и остаться одному в тишине салона автомобиля, как воспоминания четырехлетней давности о нашей встрече с Авророй обрушиваются на меня тяжелой волной.

Я въезжаю в Бристоль – место, где я вырос. А если точнее, провел свои школьные годы. Ведь вырос я в усадьбе бабушки и дедушки в графстве, находящимся к северо-западу от города. 

В Бристоле у моей семьи небольшой дом, куда я всегда возвращался после школы и тренировок по балету. Однако большую часть жизни одна из усадеб Расселов – Гринвей хаус, была моим постоянным местом жительства. 

Родители нередко уезжали в Лондон или Эдинбург, потому что не смели пропустить ни одно благотворительное мероприятие или игру в поло. Дедушка тоже часто путешествовал по миру или по своим владениям, ведя бизнес. Однако бабушка в основном обитала в своей любимой усадьбе и настаивала на том, чтобы я жил с ней. 

Это не освобождало меня и ее от присутствия на всех вечерах, где пахнет древностью, старыми деньгами и виски столетней выдержки, но давало передышку и уголок спокойствия. 

Дом в самом Бристоле отличается от других владений моей семьи. Он скромный и более… нормальный. Если можно назвать нормальным, что там на постоянной основе живет персонал. По сути, это больше их дом, чем наш. Ведь с тех пор, как я окончил школу, в нем редко кто появляется. 

Я давно не виделся с бабушкой. А она – источник моих жизненных сил, которые в последнее время на исходе. 

Чем старше я становлюсь, тем больше бремя обязанностей и ожиданий пронизывает каждую минуту моего существования. Иногда кажется, что множество рук душат или надевают на меня петлю, которая с каждым днем все сильнее затягивается вокруг шеи. 

Бесконечные благотворительные мероприятия, обязательное присутствие на открытии какой-нибудь школы или больницы, множество светских мероприятий, где я должен поспособствовать какой-нибудь сделке или просто почтить своим присутствием влиятельную пару, решившую заключить брак и объединить свои активы. 

Все это… утомляет. А особенно утомляет, когда ты пытаешься гармонично совмещать свой долг с обычной жизнью. Обычными друзьями. Учебой. И просто… свободой. 

В этом году я заканчиваю академию танца. И, сказать честно, то, что ждет меня дальше, пугает.

Мне предстоит бизнес-школа и еще большее погружение во все дела семьи. Еще большее давление. Не говоря уже о браке, который висит надо мной, как грозовая туча. 

У меня еще есть время, но кажется, что оно ускользает сквозь пальцы. Я не хочу выбирать себе жену, не хочу оценивать ее, как кобылу, достойную скачек.

Я, к своему стыду и вопреки всем правилам, хочу влюбиться. Хоть и боюсь этого до смерти. Ведь что может быть хуже, чем полюбить того, кто никогда не сможет стать частью моего мира? 

Я не являюсь святым. И монахом тоже. К сожалению или счастью. 

Моя спальня походит на публичный дом, который может посоревноваться по количеству женщин, побывавших в нем, с лучшим борделем в Нидерландах. Если искать себе оправдание, то оно достаточно просто: я хочу выжать из жизни максимум, прежде чем меня сошлют в какое-нибудь графство с женщиной, которую я не переношу, и обязанностями, от которых меня тошнит.

Все девушки, с кем я сплю или развлекаюсь, уходят так же быстро, как и появляются. Мне не хочется узнавать их, ведь кажется, что чем больше человек покажет свою душу, тем сильнее риск влюбиться. 

Я не из тех, кто запер свои чувства и стал льдиной. Это бы, безусловно, сыграло огромную пользу и облегчило мне жизнь. Но нет. Я тот, кто чувствует. И это пугает. 

Погруженный глубоко в себя, я не замечаю, как доезжаю до цветочного магазина, где продаются любимые цветы бабушки. 

– Добрый вечер, – я приветствую продавщицу, которая тащит огромный мешок земли в отдел с садовыми растениями. – Позвольте я вам помогу. 

Она смотрит на меня пару мгновений, а потом, устало сдув светлую прядь волос со лба, кивает. 

Я подхватываю мешок и несу его туда, куда она указывает. Мой светлый кашемировый джемпер наверняка не оценит этот поступок, но мне плевать. Бабушка точно дала бы мне подзатыльник, если бы я не помог девушке. 

Она воспитывала меня лучше. 

Так что грязь на моей одежде вызовет только нервный тик на лице матери, но совершенно не оскорбит меня. Кстати, надеюсь, что Лорен Рассел укатила в какую-нибудь другую нашу усадьбу, чтобы проесть мозг своим слугам.

– Спасибо, – смущенно говорит девушка. – Немногие готовы таскать грязные мешки с землей.

– Не бойтесь просить о помощи. Вы не должны носить такую тяжесть. 

– Это моя работа. – Она тяжело вздыхает, а я просто киваю, потому что больше нечего сказать. 

Мне всегда кажется, что все вокруг работают больше, чем я. Что я совсем бесполезен. Черт, за меня даже стирают носки, потом гладят и аккуратно складывают по цветам в отдельный отсек гардероба. И хотя я привык к такому укладу – ведь живу так с рождения – это не отменяет того, что мне хочется сделать хоть что-то самому.

Принести пользу. 

– У вас есть бордовые каллы? 

Это единственный магазин в Бристоле, где они продаются круглый год. 

– Да. 

– Мне нужны все, что у вас есть. 

Глаза девушки расширяются до размера монет, которые она пересчитывает в кассе. Ошеломленно кивнув, продавщица начинает собирать букет. 

– Вашей жене повезло. – Ее взгляд скользит на фамильное кольцо на моем безымянном пальце.

– Это для моей бабушки. – Я оплачиваю покупку картой и достаю из бумажника щедрые чаевые. – Если сегодня вы обещаете не таскать мешки с землей, то эти деньги ваши.

Я, конечно, лукавлю – они в любом случае ее. Но мне хочется, чтобы у этой девушки был повод немного отдохнуть.

Ведь я, кажется, отдыхаю всю жизнь. 

Она закашливается, но кивает. 

– Да. Возможно, даже закроюсь пораньше. 

– Договорились, тогда хорошего вечера. Говорят, сегодня вышел новый фильм от Нетфликс, купите себе вредной еды. 

Ведь мне сегодня она точно не светит. 

Я выхожу из магазина с букетом в руках, а за мной следует мечтательный вздох со звонким и радостным: 

– Спасибо! 

Я улыбаюсь, ведь на секунду мне кажется, что этот день не такой уж и бесполезный. 

Вся радость мгновенно улетучивается, когда по ту сторону дороги мой взгляд цепляется за нечто, от чего волосы на затылке встают дыбом.

Сестру моей лучшей подруги грубо выталкивают из здания, где, насколько мне известно, находится казино и стрип-клуб.

Какого. Хрена?

Я не видел Аврору много лет, но слишком хорошо помню ее голос и манеру поведения. И сейчас безошибочно их узнаю. Она кричит на охранника благим матом, который может посоревноваться с лексиконом какого-нибудь моряка.

– Еще раз коснешься меня, и я залью в твой бензобак молоко, мудак. 

Христос, эта девушка выросла в джунглях? 

Я перебегаю дорогу, но она уже устремляется на какой-то сверхзвуковой скорости вдаль. Она бежит так, словно за ней гонится дьявол. 

А это всего лишь я. 

Бросив затею с этим беговым марафоном, я прыгаю в свой «Астон Мартин» и за считаные минуты догоняю ее.

Сигнал автомобиля разносится по кварталу, и Аврора подпрыгивает, а затем разворачивается и встречается со мной взглядом через лобовое стекло.

Не то чтобы я на все сто умею читать по губам, но могу с уверенностью сказать, что из ее рта вылетает еще больше проклятий, чем ранее. 

Окно опускается, я выглядываю. 

– В машину. Быстро. – Мой тон непреклонен. 

– И тебе приветик. – Она игриво машет рукой. 

Я хмыкаю, потому что в этот момент Аврора выглядит до безумия смешной. Школьная форма, дикий взгляд и это миленькое «приветик», после того как она употребила все возможные ругательства этого континента. 

– Приветик, – отвечаю я с такой же поддельной доброжелательностью, а потом рявкаю: – Либо ты садишься, либо я звоню твоей сестре. 

Аврора закатывает глаза, но двигается к пассажирской двери. Прежде чем сесть, она с интересом осматривает колеса и чуть не распахивает капот, чтобы изучить… ума не приложу что она хочет там изучить. 

Когда пассажирская дверь захлопывается, а ремень безопасности щелкает, мы смотрим друг на друга, как два упертых мула. 

Каждый из нас ждет объяснений. И никто не хочет сдаваться первым. 

За годы, что я не видел Аврору, она превратилась из двенадцатилетней девочки во взрослую девушку. Безумно привлекательную, черт, даже красивую. И, наверное, я не должен этого замечать. Ей сколько? Семнадцать? Восемнадцать? Мне же почти двадцать пять. Я помню ее ребенком. Но сейчас передо мной стоит девушка, настолько далекая от этого образа, что в это трудно поверить.

Вместо былых длинных кос ее темные волосы уложены в аккуратное каре, которое подчеркивает острую линию челюсти. Карие глаза широко распахнуты и обрамлены густым веером черных ресниц. Скулы стали ярко выраженными, и от тех милых щек, которые когда-то делали ее улыбку до ужаса задорной, не осталось и следа.

Ее фигура приобрела изгибы, и это еще больше пугает меня, потому что опять же, навряд ли я должен это замечать, верно? Верхняя пуговица ее школьной рубашки расстегнута и открывает убийственное декольте, которому в мои школьные годы позавидовала бы каждая девчонка. А каждый парень истек бы слюной. 

Я мысленно даю себе подзатыльник и возвращаюсь к нашей битве взглядов.

А поскольку я старше и, теоретически, умнее, первым завожу разговор.

– Что это было? – Киваю в направлении места, откуда она начала свой спринтерский забег. – Почему этот мужчина так с тобой обращался? Почему ты орала, как дикарка? И почему, черт возьми, ты находилась хотя бы в шаге от стриптиз-клуба? 

Глаза Авроры сверкают, она готова сражаться со мной, чего бы ей это ни стоило. Но затем, слегка нахмурившись, она вздыхает и говорит: 

– Отвезешь меня домой? Я уже нарушила свой комендантский час, папа будет… слегка нервничать. 

– Он будет в бешенстве, – стискиваю зубы я. Переведя взгляд на дорогу, нажимаю педаль газа и двигаюсь с места.

 Я знаю, что отец сестер Андерсон не самый милый мужчина на этой планете. Он не переносит непослушания, а Аврора, кажется, является определением этого слова. 

– Типа того. – Аврора осматривает каждую деталь и элемент салона автомобиля. При взгляде на цветы, покоящиеся на заднем сиденье, она замирает. – Если… – Она прочищает горло. – Если у тебя планы с… Ну… В общем, можешь меня высадить. Я дойду сама. Все в порядке.