Телохранитель

Мари Князева

Телохранитель

Глава 1. Трагедия моей жизни

Марьям

Сижу и реву второй час подряд. Как дура. Уже и не помню, когда плакала в последний раз, но ведь не каждый день моя жизнь катится к чертям собачьим…

Не замечаю ни времени, ни окружающих предметов, ни происходящего вокруг. Впрочем, ничего особенного и не происходит. Всё, что могло пройзойти в моей жизни кошмарного, неотвратимого и катастрофического, уже произошло. Я выхожу замуж. За неприятного, нелюбимого и даже не симпатизирующего мне мужчину. Я просто игрушка, которую собираются переставить с одной полки на другую. Я никогда не буду счастлива.

Часы показывают половину седьмого, и на пороге моей комнаты, как всегда в это время по пятницам, появляется моя лучшая подруга Лайла. Она напускает на себя важный и строгий вид, но я вижу по глазам, что она счастлива. Лайла – настоящий ребёнок и совсем не умеет прятать эмоции.

– Марьям, что случилось? – ахает она, заметив, что я вся в слезах.

А я не хочу портить ей настроение своими трагедиями. Не сегодня. Не сейчас. Сначала мне нужно самой до конца осознать произошедшее и хоть как-то собрать мысли в точку.

– Книгу… читала. Грустную, – судорожно вдыхая и икая после истерики, отвечаю подруге.

– Что-то я не замечала за тобой такого эмоционального отношения к книгам..! – проницательно говорит Лайла, но тут же бросает торопливый взгляд на часы.

– Иди, – говорю ей. – Тебя ждут.

Провожаю её, как всегда, до чёрного выхода на кухне и медленно возвращаюсь к себе в комнату. Мне всё здесь опостылело. Меня тошнит от шёлковых обоев, тёмных портьер и модных пёстрых покрывал. Мне хочется разбить топором резной платяной шкаф, выкинуть тяжёлый письменный стол в окно и сжечь широкую кровать под балдахином. Где бы только взять силы и инструмент…

Чтобы хоть немного выместить злость, перемешанную с обидой и отчаянием, я беру матовую стеклянную вазу с живыми цветами и с размаху бросаю её на пол. Многочисленные осколки мелкими искрами разлетаются по полу. Цветы ломаются и валяются безжизненными обрывками, будто это я их убила, а не садовник, срезав несколько часов назад. По ковру растекается синяя лужа. Видя сотворённые мной разрушения, я чувствую маленькое, но всё же удовлетворение. Хотя, пожалуй, не отказалась бы сейчас придушить и кого-то менее беззащитного, чем эти белые каллы.

И кто-то приходит. Наверное, на звук.

– С вами всё в порядке, моя госпожа? – своим выдержанным, спокойным, тихим голосом спрашивает мой телохранитель Азиз.

Оборачиваюсь к нему злым, заплаканным, испачканным потёкшей тушью лицом. Он прекрасно знает, как бесит меня это устаревшее обращение и нарочно называет так, чтобы вызвать вспышку гнева, а потом наслаждаться им с невозмутимым лицом. Энергетический вампир!

– Нет! – рявкаю я и не успеваю остановить волну ярости, уже поднявшуюся и успевшую разрастись до размеров цунами. Разбитая ваза и "моя госпожа" только усиливают буйство стихии. – Нет, со мной не всё в порядке! – кричу я истерично и неожиданно для самой себя кидаюсь на Азиза с кулаками. Бью его по груди и плечам – не по-настоящему, конечно, а плашмя, так, чтобы не слишком больно, но всё-таки ударить.

Вздрогнув поначалу и приподняв руки в защитном жесте, он, похоже, вскоре понимает, что это не всерьёз, и не пытается меня остановить. Даёт выпустить пар, терпеливо снося побои, и только когда я начинаю выбиваться из сил, скручивает своими большими сильными руками, приобняв за плечи и спину.

– Кто обидел вас, моя госпожа? Скажите мне, и я немедленно…

– Не называй меня так! – перебиваю его визгом, безуспешно пытаясь вырваться из крепкого захвата. И, не имея других средств, хлещу его словами вместо пощёчин: – Раб, прислужник, коврик для ног! Тебе нравится унижаться, мелкий ты человечишко?!

Красивые полные губы Азиза сжимаются в тонкую полоску, а ноздри начинают подрагивать от ярости. Он резко отпускает мои плечи, разворачивается и молча покидает комнату таким шагом, что по одной походке становится понятно: он меня ненавидит. Ну и пусть. Я тоже его ненавижу. И всех. Я так решила, стану теперь ненавидеть весь мир. Взаимно.

Я падаю в кресло и сижу там в полной неподвижности несколько минут, глядя в одну точку. Плакать больше не хочется и драться тоже. У меня нет сил.

Вдруг дверь снова открывается. На пороге – Азиз. Со стаканом воды и упаковкой таблеток.

– Вот, выпейте, моя… Марьям.

Протягивает мне принесённое.

– Что это?

– Успокоительное. Вам нужно успокоиться.

Киваю и послушно выполняю его приказ. Он удовлетворённо и, как всегда, невозмутимо наблюдает за мной. А потом ещё несколько минут стоит молча и смотрит на меня, не отводя глаз. Странное выражение чудится мне на дне их. Как будто теплота… возможно, жалость?

– А теперь расскажите мне, – нарушает тишину Азиз, – что случилось.

Я качаю головой:

– Это не твоё дело.

– Ваша безопасность – моё дело, а когда вы в таком состоянии, это небезопасно. Поэтому я должен устранить причину.

– Всё так логично! – равнодушно усмехаюсь я. – Что ж, изволь! Я выхожу замуж.

Шайтан его разбери, я могу поклясться, что эти чёрные глаза полыхнули болью! Ни один мускул не дрогнул на лице моего отважного охранника: не нахмурился лоб, не сжались губы, но глаза – в них отразилось острое страдание!

– Поздравляю, – процедил Азиз сквозь зубы. – Так это были просто поминки по свободной жизни?

Я опять усмехнулась – так холодно и горько, что сама себе удивилась. Почувствовала себя очень старой и очень разочарованной в жизни.

– Можно сказать и так.

– И кто… счастливец? – выдавил из себя Азиз так, будто его горло было наполнено камнями, каждое величиной с куриное яйцо.

– Айрат Бакир, – бросила я безразлично. А ведь ещё полчаса назад снова разрыдалась бы.

Глаза моего телохранителя округлились:

– Но ведь он…

Слухами земля полнится..!

– Откуда ты знаешь?

– Это часть моей работы – всё знать.

– Ну что ж, полагаю, это правда. Сегодня днём жених сообщил мне, что спать он со мной не собирается, потому что не любит и… никогда не полюбит.

– Бред какой-то! – выдохнул совсем нетипичное для себя Азиз.

Улыбаюсь устало:

– В жизни происходит много бредового, милый.

Азиз вздрагивает от такого обращения.

– Но зачем ему жениться на вас, моя… Марьям?

Кажется, у него появляется новая привычка – называть меня своей. Она нравится мне куда больше "госпожи".

– Для фасада, мой Азиз. Для фасада.

Щёки телохранителя темнеют, как и глаза – если только чёрный может чернеть.

– А вы?! – почти кричит он. – Разве у вас нет права голоса?! Вы свободный человек! Никто не может заставить вас выйти за нелюбимого..!

Соглашаюсь:

– Никто. Кроме отца.

Азиз шумно сглатывает. Кивает:

– Хорошо. Я понял. Нужно убить Айрата Бакира. Я сделаю это.

Он произосит это спокойно, серьёзно, без малейшего намёка на шутку. Глупую, несмешную, идиотскую шутку. Я вздыхаю:

– Не говори ерунды.

– Я абсолютно серьёзен. Этот брак угрожает вашему психическому, а значит, и физическому здоровью. Мой долг – защитить вас.

Я поднимаюсь из кресла и хватаю его за ворот рубашки:

– Азиз, прекрати нести чушь! Ты меня пугаешь!

– Больше, чем замужество?

– Ты тут ни при чём! Это моя проблема и я не намерена впутывать тебя! Хочешь провести остаток дней за решёткой ради призрачной перспективы спасти мою судьбу? Они поймают тебя на подлёте и закроют за покушение, а меня всё равно выдадут! За этого или другого подлеца!

Он обхватил мои кисти своими большими теплыми руками, наклонил голову и прошептал почти мне в губы:

– А я всё равно не смогу жить, если отдам вас им без борьбы. Моя… Марьям.

Губы мои внезапно пересохли, и я непроизвольно облизнула их. И коснулась языком губ Азиза. Он нахмурился, закрыл глаза, резко выдохнул и, прежде чем отстраниться, на мгновение – нет, на одну сотую мгновения – прижался своими губами к моим. Я дёрнулась следом, но не успела. Мой телохранитель стремительно покинул комнату, не глядя на меня.

Дорогие мои! Эта история просто жжёт мне пальцы! Она, как и всегда бывает с такими "заскоками", пришла ко мне сама и срочно требует запечатления)) обязательно делитесь впечатлениями, и кто ещё не знаком с Лайлой – милости прошу в роман "Барышня-певица"! Он тоже бесплатный.

Глава 2. Моя маленькая госпожа

Азиз

Я работаю её телохранителем пять лет. Пять чёртовых лет я изображаю из себя истукана, в то время как внутри всё горит адским пламенем. Ну ладно, первые два года я ещё как-то держался. Первые два года она ещё была похожа на ребёнка, но когда Марьям исполнилось восемнадцать, всё покатилось под откос. Вот интересно, есть, вообще, какой-то способ удержаться от влюблённости в свою госпожу, если она молода, хороша собой и при этом не особенно глупа?

И я называл её своей госпожой именно с этим смыслом – что я пойду босой по углям, если она мне прикажет, но не из-за денег, что платит мне её отец. А из-за этого иссушающего, медленно убивающего меня чувства. К ней. Я её боготворю.

Всё, что я позволял себе эти годы: смотреть – иногда, исподтишка – и это обращение. Да, я знаю, что оно её злит. Это из-за обострённого чувства справедливости. Моя Марьям считает всех людей, если не равными, то, по крайней мере, достойными уважения. Но я-то знаю, что это не так. Что я не достоин её. Что если только я покушусь на что-нибудь в отношении неё, мне отрежут "хотелку" и голову заодно. Таков удел простого охранника, поэтому я держу свои грязные лапы подальше от хозяйской дочки… Обычно. Но вот сегодня дал сбой. Не могу видеть её расстроенной, а тут – вижу, настоящее горе. Ни разу за пять лет она не подняла на меня руки, хотя порой ругала изрядно. А вот тут вдруг побила. И пусть я извращенец, но это страшно возбуждало. До тех пор, пока она не начала унижать меня словами. Плевал бы я на те слова, даже не заметил, если б такое сказал кто другой, но только не она. Я знаю, что она никогда не станет моей, но слышать об этом от неё невыносимо. Что я раб, что я ниже неё, что об меня только ноги вытирать можно – больше я ни на что не годен. А я ведь всю душу ей отдал… Только уйдя к себе, остыв и перебрав весь разговор (если можно эту истерику так назвать), я понял, что она имела в виду. Что я сам себя унижаю, обращаясь к ней таким образом. Если бы она только знала истинный смысл этих слов для меня!

То есть, нет, ей, конечно, лучше не знать, но кажется, уже поздно. Она знает. Она всё поняла. Я сдал себя с потрохами.

Одному Господу известно, как мне хотелось её поцеловать. Эти сладко-солёные, горячие, опухшие от слёз губы… Самые прекрасные губы на свете! И глаза, и волосы… Я бы полжизни отдал ради того, чтобы иметь возможность одну ночь целовать и гладить это всё без ограничений…

Нужно было хорошенько обдумать ситуацию. Моя госпожа запретила мне убивать горе-жениха, и я не мог ослушаться, хотя убил бы легко. Застрелил, зарезал или задушил своими руками, и эти руки бы не дрогнули. Потому что ни одна дрянь на свете не имеет права мучить мою девочку, мою Марьям. Его счастье, что он не собирается трогать её своими вонючими лапами. Что эти лапы предпочитают трогать мужиков (фу, какая мерзость!). Но всё равно, конечно, я не дам ему испортить ей жизнь, хотя пока и не знаю, как. Он, разумеется, станет строго следить, чтобы она хранила ему верность – это же так важно для фасада. Но как молодая женщина может прожить целую жизнь без любви, пусть и в золотой клетке?!

Мысль о возможных любовниках Марьям отдавалась невыносимой болью глубоко внутри меня. Конечно, у неё будут любовники. Это просто утопия – думать, что она сможет в 21 год похоронить себя как женщину раз и навсегда.

Я умыл лицо, чтобы выбросить из головы эти мучительные мысли, и лёг на застеленную кровать. Сейчас мне нужно придумать план. А потом его реализовать. А потом уйти и забыть её. Навсегда.

Но, как назло, вместо умных мыслей, в голову лезли одни дурацкие воспоминания.

Однажды – ей было лет 17 – мы поехали в город у моря. Марьям – совсем юная и восторженная, как ребёнок, не могла насмотреться на бесконечную сверкающую синюю гладь воды. Ходила и ходила по набережной туда и обратно, я – следом. Честно признаться, я и сам видел такую красоту только на фото или картинках, и они не передают и половины величия стихии. Вот и засмотрелся и не поймал свою маленькую госпожу, когда она споткнулась и полетела носом вниз.

Помню, как мазал антисептиком из аптечки, которую всегда ношу с собой, тощую разодранную коленку и скручивал маленький жгутик из ваты, чтобы засунуть в нос моей глупенькой неуклюжей подопечной, а она смотрела на меня своими огромными глазищами и держалась за мою большую жилистую руку, как за спасательный круг.

Помню, как меня отчитали и лишили премии за этот недосмотр. Как же, принцесса не виновата, что у неё ноги заплетаются! Виноват паж, что подушечки не подложил.

Помню, как Марьям пришла ко мне в комнату с виноватым личиком, попросила прощения за своих родителей и высыпала мне на кровать все свои сбережения – несколько монет и скомканных купюр.

– Вот. Это твоя премия, – пробормотала она. – В этом месяце мало, у меня больше нет… Но я обещаю впредь лучше смотреть под ноги, чтобы не подводить тебя.

Тёплое чувство заливало мне грудь. Я усмехнулся:

– Забери, я проживу без этого.

– Нет! – она нахмурилась и топнула ногой.

Она всегда была ужасной упрямицей, моя Марьям.

Помню, как я взял эти деньги и на следующий день купил ей мороженого и кофе на набережной. Она очень любит кофе – я знал это, потому что всегда внимательно прислушивался ко всему, что она говорила – но матушка запрещает ей его пить, утверждая, будто он портит цвет кожи и ещё какую-то чушь в этом роде.

– Возьми себе тоже мороженого! – потребовала тогда Марьям.

– Я не люблю мороженое! – отмахнулся я, но моя госпожа не сдавалась:

– Это потому, что ты не пробовал это! Попробуй, – и протягивает мне своё.

– Я не могу, – качаю головой.

– Почему?

– Это ваше…

– Ты брезгуешь мной?

Хмурюсь, раздумывая над тем, как лучше поступить, чтобы опять не проштрафиться, и в это время баловница просто тыкает своим мороженым мне в губы, так что приходится их облизать. И – о, чудо! – оно действительно вкусное. Не очень сладкое, с заметной кислинкой и даже горчинкой. Покупаю себе второй стаканчик, а Марьям прыгает рядом, хлопает в ладоши и радостно хохочет. Хочу, чтобы она всю жизнь оставалась такой. Веселой, шаловливой, беззаботной…

Сердце режет воспоминание о её заплаканном личике с размазанной тушью, которое я созерцал несколько минут назад. Надо собраться, надо вернуться к плану, но услужливое воображение подкидывает совсем другие картинки.

Я ловлю её в укромном уголке пришкольного парка… целующейся с мальчишкой. Я просто в бешенстве от увиденного, с моих губ даже срывается ругательство, не подходящее для детских ушей. Впрочем, она уже не ребёнок. Ей 18, и, конечно, гормоны бушуют, и хочется любви. Но нельзя. На это есть высочайший запрет от родителей.

Одной рукой отрываю мальчишку от неё, а другой замахиваюсь для удара. Меня всего трясёт от ярости. Странно, откуда столько эмоций?

– Азиз, не надо! – умоляющим тоном вопит Марьям. – Пожалуйста!

Я понимаю, что если сейчас ударю этого шкета, то сломаю ему челюсть – и… отпускаю. Тащу заигравшуюся принцессу в машину, сажусь на переднее и всю дорогу пялюсь в окно, судорожно пытаясь сообразить, что это на меня нашло. И не могу. А ночью мне снится сон, в котором я сам её целую в точно таких же кустах. И буквально умираю от счастья. Проснувшись, понимаю, что меня угораздило влюбиться в 18-летнюю девчонку. Мало того, хозяйскую дочку. И я ревную её к ровеснику. А мне, на минуточку, 30 уже. И я так простонароден, что между нами даже не пропасть, а целая бесконечность, как Вселенная.

По-хорошему, в тот момент нужно было уволиться. Перейти на другую работу и со временем забыть свою маленькую, но бойкую госпожу. Однако я рассудил по-другому. Кто лучше защитит девушку, чем влюблённый в неё мужчина? И я её не трону. Никогда. А кто придёт на моё место – неизвестно. Я не могу доверить её незнакомцу.

Конечно, я рассуждал эгоистично и руководствовался совсем не теми побуждениями, которые называл "вслух". Мне тупо хотелось быть с ней рядом. Пусть не касаться так, как хочется, и не говорить вслух то, что чувствую, но, по крайней мере, видеть её каждый день, знать, что с нею всё хорошо, отгонять недостойных поклонников ещё на подлёте…

Да, я остался с нею рядом, и вот наконец это безумие оправдано. Я могу спасти свою маленькую госпожу и не пожалею ради этого ни своей свободы, ни даже жизни.

Однако, план так и не успел выкристаллизоваться в моей голове, потому что в дверь кто-то тихонько и торопливо постучал – и тут же, без перерыва, вошёл. Конечно, это была Марьям. Переодетая в другое, тонкое и соблазнительное платье, умытая и с распущенными волосами. Прекрасная до умопомрачения.

Глава 3. Ненавижу!

Марьям

Господи, как же я его ненавижу! Эту его холодность, невозмутимость, вечную уверенность в своей правоте… Ну конечно, он же старше… намного. А я кто? Просто девчонка, и моё родство с его работодателем не даёт мне никаких преимуществ. Хотя нет, немного даёт… Я могу ему приказать… ведь могу? Нет, наверное, в таких вопросах этот способ не подходит… А впрочем, почему нет? Чем этот случай хуже других?

Мне кажется, я влюбилась в своего телохранителя ещё в первый месяц его работы у меня. Это было немудрено: Азиз такой взрослый, брутальный и загадочный. Всегда молчит, смотрит своим проницательным взглядом, думает что-то там себе… Я иногда пыталась втянуть его в диалог, но у меня это плохо получалось. Словно он боится разболтать какую-то государственную тайну и на всякий случай вообще ничего не говорит.

Но мне для моих глупых девчачьих чувств с головой хватало его бесподобно мужественной внешности. Высокий рост, широченные плечи, татуированные мускулистые руки… Он легко мог бы прихлопнуть меня одной левой – такая она была огромная – но вместо этого защищал, и моё глупое сердце было отдано ему безвозвратно ещё в 16 лет.

Чего только я не делала, чтобы привлечь его внимание! Даже нос как-то разбила, нарочно споткнувшись на набережной. Вышло по-дурацки. Азиз меня не поймал – не успел (а так хотелось его объятий, хоть на секундочку!), да ещё схлопотал по шапке от моих родителей. Мне было ужасно стыдно за эту выходку, хотя он на меня и не сердился совсем. Я тогда даже засомневалась, умеет ли он вообще какие-нибудь эмоции испытывать…

Потом я подросла и стала ненамного умнее. Решила попробовать вызвать в нём ревность. Выбрала момент, когда Азиз должен был меня искать, и подговорила брата подруги меня поцеловать. Мы оба раньше никогда не целовались, поэтому ему тоже было интересно. Хотя почему тоже? Мне не очень… Я бы предпочла потратить первый в жизни поцелуй на настоящего мужчину, который мне по-настоящему нравится, а не младшего брата одноклассницы – 16-летнего сопляка, который и целоваться-то не умеет. Эта эскапада тоже закончилась полнейшим фиаско. Азиз мне ни слова не сказал, ни на йоту не изменил своего поведения со мной. Всё, что я получила – стометровка до машины за руку с предметом моего вожделения, и больше ничего. Ни слова, ни взгляда. Я очень горько отчаялась тогда…

И вот сегодня, в самый несчастный день моей жизни, он дал мне надежду, а потом снова отобрал её. Но не на ту нарвался. Я не из тех, кто станет тихо сидеть в ожидании, что счастье само упадёт на голову. Умывшись, причесавшись и переодевшись, я отправилась в комнату своего телохранителя.

– Моя… Марьям? – снова исправился он, глядя на меня открыто и взволнованно.

– Я начинаю привыкать к такому обращению, – улыбнулась я, стараясь выглядеть спокойной, в то время как у самой тряслись поджилки.

– Чем я могу вам помочь?

– Встань и подойди ко мне.

Я строгая. Очень властная хозяйка. Меня нельзя ослушаться!

Азиз действительно встаёт с кровати и приближается ко мне. Останавливается в полуметре. Командую:

– Ближе!

Ещё полшага – и я чувствую на своём лице его дыхание. Частое, горячее, обжигающее.

– Положи руки мне на талию.

Хмурится, но кладёт. Ох, как мне нравится эта игра… Я нарочно надела очень тонкое и мягкое платье. Горячие руки Азиза буквально прожигают его насквозь и опаляют мне кожу. Его пальцы сминают ткань, мужчина зажмуривается, а я тянусь к нему губами.

– Это плохая идея, – шепчет он в них. – Очень плохая, моя… Марьям!

Но я всё равно целую его. И мне наплевать, что он об этом думает! Сильные, твердые, как дубовые ветви, руки, сминают меня, прижимая к мускулистому мужскому телу. Размазывают по нему. Азиз тихо, но отчётливо стонет мне в рот, и я понимаю, что он хочет этого. Давно хотел, но стеснялся. Мы не целуемся – мы грызём друг друга. Он прикусывает мои губы и бесстыдно лижет мой язык. Это невыносимо, невыносимо… прекрасно! Я хочу, чтобы меня вот так… хотели. До боли, до жажды, до желания раздавить и съесть. И похоже, что Азиз хочет меня именно так. Его руки всё смелее, его губы уже исцеловали всё моё лицо и двинулись ниже, по шее – к груди. Я дёрнула пуговицы у горла – и у платья появилось декольте. Азиз уткнулся в него с рычанием раненого зверя. А я потянулась к пуговкам на его рубашке. Даже успела расстегнуть одну и просунуть ладошку под ткань, с наслаждением поглаживая щекочуще волосатую грудь. Но тут Азиз вдруг опомнился:

– Марьям, вы что… Что вы… делаете?

– Учитывая то, как глубоко твой язык уже побывал во мне, можем перейти на ты, – предложила я.

Смуглые щёки моего телохранителя ещё сильнее потемнели, он опять нахмурился:

– Я ни за что не сделаю ЭТОГО (он явно говорил не про переход на ты)! Если мы… Если я совсем лишусь разума и натворю такое, ваш отец отрежет мне голову!

– Если ты не сделаешь этого, я никогда не узнаю, что такое счастье и удовольствие, – возражаю, но как-то робко и жалобно.

Азиз вздыхает:

– Вам нужно бежать. Если вы не хотите сражаться с врагами моей рукой, тогда надо бежать.

– Куда?

– Возможно, в другую страну. Это нужно решить вам, а я помогу…

– Если я сбегу, какая разница, девушкой или женщиной?..

– Надо всё подготовить, на это потребуется время… А если ваш отец узнает, всё может сорваться!

– Как он узнает?!

– Есть простой способ. И тогда меня повесят, а вас запрут уже на замок.

Разговаривая, мы постепенно снова сближаемся – и вот, мои ладони уже гладят Азиза по коротко стриженной голове, его руки обвивают мою талию, а глаза чернеют, наливаясь огнём желания, и это зажигает его во мне.

– Пожалуйста, – шепчу ему в губы. – Азиз, я умоляю… сделай это…

Но он целует меня, а потом всё равно отстраняется и качает головой:

– Нельзя, Марьям, нам нельзя… Это было бы ошибкой…

– Ну и пусть! Я хочу ошибиться! Возьми меня! Я хочу стать твоей!

Я прижимаюсь к его телу и понимаю, что оно тоже хочет сделать меня своей. Мне в живот упирается что-то большое и твёрдое. Я никогда не видела это вживую, но читала об этом и абсолютно уверена, что мне понравится. Что получу ни с чем не сравнимое удовольствие. Всё моё тело скручивало от желания почувствовать этого мужчину в себе.

Азиз молчал, не глядя на меня и стискивая челюсти так, что на лице его играли желваки.

– Я… приказываю тебе! – хотела крикнуть я со злостью, но вместо этого опять чуть не разревелась – и вышло тонко, жалобно, беззащитно.

Мой телохранитель сгрёб меня в охапку и прижал к себе, как ребёнка. И понёс в мою комнату. Оставил там и ушёл. Подлец. Мерзавец. Ненавижу!

Глава 4. Неподходящий муж

Азиз

Я метался по своей крошечной комнатке, как зверь по клетке, то ударяясь лбом в стену, то задевая плечом шкаф, то падая в бессилии на кровать, которая жалобно крякала каждый раз, угрожая развалиться в щепки.

Я не могу, я не должен, мне нелья… Нельзя ведь? Чёрт, чёрт, чёрт! Мне нельзя трахать мою любимую женщину, даже если она согласна на это. Даже если она требует… Из нас двоих хоть кто-то должен вести себя, как взрослый. Мы можем всё погубить этими неуместными эмоциями…

Кто я ей? Зачем я ей? Это просто прихоть, о которой она потом пожалеет… Которая может причинить ей много боли, если отец узнает… Отец, отец… Где же он, когда честь его дочери висит на волоске?

Я опять сходил умыться, но увы, это не помогало справиться с навязчивыми мыслями. Я хочу её, как ничего и никого на свете не хотел. И она хочет меня. И мы одни. И больше такого, возможно, никогда не случится…