Портал портрета

С XVIII века Клу-Люсе принадлежит роду Сент-Бриз, бережно хранящему традиции и дух дворца-крепости – замка. Даже их повар специализирован по блюдам Ренессанса и говорит на старом французском наречии. Миссию правительницы замка многие годы исполняла мадам Агнес Сент-Бриз, мать восьмерых детей, которые все вместе своими талантами и заботой поныне делают из этого архитектурного мамонта уютную жилую обитель. Один из сыновей маман Сент-Бриз – Гонзаг Сент-Бриз – является известным писателем и образцом аристократического благородства: высокий, стройный, изысканный человек, подобный князю Никите Лобанову-Ростовскому.

Собратство по перу с хранителями последней обители легендарного Леонардо воодушевило и окрылило Гекатерину Притин, сломало в воображении те стены из пуленепробиваемого стекла, которые ставит не столько время, сколько социальные различия. Непробиваемого даже гениальностью. Как страдал из-за этой невидимой стены и пытался прорваться сквозь ее стекло создатель «Человеческой комедии», с отчаянной отвагой прибавивший к своей фамилии знатный предлог «де»!

Замки Туреньской галактики можно сравнить с прекрасными дамами: у каждой свой шарм и тайна. Шармом замка Амбуаз является Луара, сестра Урала. Роль ее в истории Франции столь же важна, сколь и Урала посредине Евразии. Роль, но не функция: Урал, река и горы, условная черта раздела одного материка на два континента, окруженного Мировым океаном. Турень является именно галактикой замков, как назвал свою родину Гонзаг Сент-Бриз, ибо в оглавлении путеводителя по этим миниатюрным государствам их указано целых сто. Что является далеко неполным их перечнем. Домен де ля Тортиньер, к примеру, туда не вошел. Его превратили в роскошный отель класса люкс, но оттого он не перестал быть замком.

Гекатерина да и вся группа утомились от всплесков восторга – чувства на гребне напряжения всех душевных сил, – программы одного дня хватило бы на целую неделю. Слова Гонзага «замок объединяет нас» она приняла на свой счет, на несколько мгновений вознеслась над Луарой, узрела ее русло с высоты. Но это был взлет ракеты с места, с крыльями по струнке, вдоль тела. Сканировала взглядом панораму и тотчас вниз. Пора, пора обратно в Турград. Там проводит свои дни, часы, мгновения невероятный человек по имени Теодорик, достойный восхищения не менее замков. А нет такого человечка, и мир весь кажется чужим.

В Туре прошел дождь. Автобус въехал в город с севера и пересекал его по оси или же позвоночнику, то есть по проспекту Грамона. Проспект, казавшимся бесконечным туннелем в другое измерение или время, был пуст, убог и сер. Солнце, расточавшее свое сияние над Шамбором и Амбуазом, позабыло о Туре, о проспекте, о Теодорике. Вспышка видения высветила в глубине туннеля сердце, которое зычно билось: там центр вселенной и сердце это – Теодорика.

Гекатерина вбежала в номер, переоделась на скорости манекенщицы на показе новой коллекции нарядов, бросила в сумку книжки, лакомства, провела помадой по губам и выбежала из гостиницы.

Она шла по проспекту-туннелю второй раз в жизни, а казалось, что она здесь не одну пару башмаков износила, помнила все лавки, витрины, даже торты на них. Она поторапливалась; учитывая немногословность Теодорика, можно было успеть повидать его и попасть к ужину, входившему в пакет туруслуг.

Но нет, она не ошиблась, когда глядела в окно автобуса: место Теодорика сиротливо пустовало, будто оно разодухотворилось, утратило свой смысл и душу. Она растерялась, но потом вспомнила его адрес и облегченно вздохнула. Набрала адрес в навигаторе и через четверть часа катила в автобусе в сторону Южного парка. Там вышла, вдохнув полной грудью шелкового воздуха, и пошла по улочкам воистину райского уголка, где небольшие особняки утопали в зелени, в весеннем цветении и лишь изредка шуршали шинами машины и щебетали птицы. «Ах, – защемило у нее сердце, – живут себе люди, и никуда им не надо уезжать…» Воздух вздохнул симфонической музыкой; Гекатерина даже сбавила шаг: не чудиться ли ей это? Но звучание становилось громче, странно, почему воздух, издававший его, не переливался зарницами? Музыка эта была, как подводное течение, уносившее в другую реальность, в которой раскачивались водоросли, проплывали вуалехвосты под арками затонувших храмов, из песка торчала надбитая амфора. Из какого же окна она доносилось? Вливание этого завораживающего звукопотока жизни и красоты было, как переливание свежей, молодой крови, вызвавшее прилив радости и веры в неминуемое счастье; собственно, музыка эта уже сама по себе и была счастьем. Музыка медленно уплыла в тишину, так же, как и выплыла.

Гекатерина остановилась у одноподъездного дома в три этажа, указанного в адресе. На домофоне было девять кнопок. Найдя имя Теодорика, нажала кнопку и провалилась в пропасть паузы.

– Кто там?

Она сразу узнала голос, мягкий, теплый и такой же уникальный, как уникальны отпечатки пальцев человека.

– Гекатерина! У меня для вас подарок!

– Но я уже собрался спать.

– Ах, мосье де Монт! Завтра рано утром я уезжаю далеко-далеко. Когда еще будет возможность вручить вам подарок?

– Ладно, ждите.

Она села на скамейку у дома. Какая тишина вокруг. Рай; щебет птиц. И это в городе с населением 150 тысяч. Никому из этого прекрасного города не надо уезжать. Кроме нее, на рассвете, перед началом дня. Началом новой эры в ее жизни.

Дверь открылась и появился Теодорик. В пижаме, поверх которой был наброшен френч, одеяние, судя по названию, французского изобретения. Вид у него был такой, как будто его оторвали от очень важного занятия, от какого-то опыта по природе электричества.

Гекатерина бросилась ему навстречу, как если бы после долгой разлуки, встретила дорогого человека.

– Теодорик, я принесла вам сказки… Шарля Перро, брала их почитать по-французски. Особое впечатление от чтения на французском… мир тот же, но из другого материала.

Он взял сборник и полистал его:

– Ладно, мерси.

– А еще я принесла вам свою книгу, там есть несколько страниц в переводе на французский.

– Свою?

– Ах, да! Разве я не говорила? Я же писатель! Помнишь ли ты, мой идеальный читатель? Я подпишу ее тебе… вам. Надиктую, вы напишите, а я поставлю подпись. Сядем! – она жестом указала на скамейку.

Гекатерина диктовала, а Теодорик писал. Она впитывала каждую секунду рядом с ним, как бы утопически-абсурдно это не звучало. Что не помешало ей, однако, заметить у него черную полоску под ногтями. Она прибыла по назначению на конечную станцию земного пути. Никуда больше не ехала бы, осталась бы здесь навсегда.

– Совершенному читателю (lecteur parfait), которого искала всю жизнь, – прочитал вслух он.

Гекатерина начертала внизу витиеватую подпись.

– О, – восхитился он, – готический автограф, – и с вялым любопытством открыл сборник наугад.

Попал на стихотворение «Я вырвалась на край морей» из трех строф. Быстро прошелся по ним черным лучом зрачка:

– Да это целая поэма, – дал оценку.

– Вот как? – удивилась Гекатерина, быстро пробежала глазами стихотворение, которое знала наизусть, еще раз: законченная картина с морским видом. Может, он и прав. – А каких поэтов ты любишь?

– Разных. Шарля Бодлера…

Она обрадовалась:

– И я тоже. Помнишь его строку, не помню, как называется cонет, но последняя строка: но я б тебя любил, мы оба это знали.

– À une passante («Прохожей»), – тихо произнес Теодорик.

– Точно! Именно! Ты прекрасно знаешь поэзию!

– Ну, я это в свое время изучал.

– И что же тебе мешает быть литературоведом, искусствоведом, писателем, как Гонзаг Сент-Бриз! Он такой же высокий и статный, как ты. Во Франции колоссальные литературные традиции.

– Да, – кротко потупил глаза ее собеседник, – в Туре родился Оноре де Бальзак и умер Анатоль Франс.

–Легок на помине! – воскликнула Гекатерина, забывшая, а то, возможно, и вовсе упустившая из виду, где находится родина любимого в юности классика. – Тем более! Писатель здесь должен быть в чести! Так что же тебе мешает? У тебя утонченные руки музыканта, ты в душе художник.

– Ma maladie psycologique, – лицо его заволокла тучка.

–Что? Любую наклонность к творчеству можно назвать психологическим недугом! Того же Бодлера признали безумцем!

– Да, – смиренно согласился Теодорик. —Но моя малади псиколожик многого не дает мне делать.

– Но это же норма для творческого человека. Он всегда не от мира сего. И как же ловко отделались: назвали благость душевным расстройством!

Теодорик ничего не понял. Руки его задрожали, он занервничал.

Гекатерина спохватилась:

– Ты меня проводишь до остановки? Я долго блуждала, пока искала твой дом, не помню дорогу.

– А на какой остановке вы сошли?

– Нет, прошу, называй меня на «ты». И вообще меня зовут Гекатерина Притин, как я подписалась в книге.

– Да, конечно.

Она назвала остановку, на которой вышла.

– А куда тебе ехать?

– На площадь Свободы.

– О, да, туда идет другой автобус, тут рядом остановка. Я покажу.

– А-а-а…– запнулась она, почувствовав себя солдатом, который попросил воды, ибо его мучил такой голод, что негде было переночевать.

– Что?

– А вы могли бы?

– Ты мог бы, – уточнил Теодорик.

– Да, да, – обрадовалась она его внимательности и исправлению, – у тебя ведь есть телефон? Дай мне, пожалуйста, номер.

– Я его не помню. Мне никто не звонит. Только маман на Рождество. Мне надо взять его дома. Подожди.

Он пошел к двери, остановился перед ней и стал шарить по карманам.

Подошла Гекатерина:

– Что?

– Ключ от подъезда дома оставил. А код не помню.

– Звони соседям.

– Их почти никогда не бывает дома, – нервничал он все больше, дрожащими руками нажимая на все кнопки домофона. Кто-то ответил. – Это Теодорик де Монт, я ключ забыл, откройте дверь, прошу вас.

Домофон зажужжал, щелкнул и замок открылся.

– Момент, – сказал он и исчез в подъезде.

Гекатерина осталась дожидаться его, немая, глухая от счастья.

Он вышел минут через десять в плаще, сгущались сумерки, становилось зябко. Протянул ей клочок бумаги с номером… ах, бумага… бум мага; она моментально взглядом отсканировала номер.

– Мерси. Можно звонить и по вотсапу или телеграму?

– А что это?

– Как? – опешила Гекатерина.

– Можно позвонить или отправить сообщение. Я иногда их читаю, – проворковал Теодорик. – Это кнопочный телефон.

Гекатерина качнулась и взялась за лоб:

– Уж темнеет. Но я еще успею сделать фотографию. Дозволь тебя сфотографировать? Я распечатаю твой портрет и пришлю тебе по почте. Только один кадр! – взмолилась она в ответ на его молчание.

Он слегка улыбнулся. Будто солнышко выглянуло из-за тучки.

Она тут же извлекла фототелефон, навела и только раз нажала на кнопку – курок для фотографа.

Не было заискивающе-любезной, угодливой улыбки. Он смотрел прямо, спокойно, твердо. В глубине его океанических глаз стояла черная бермудская точка зрачка. Этими глазами смотрел на Гекатерину божественный мир. Ничего, кроме этих глаз, она не видела.

Теперь она шагала рядом с этим человеком-башней, поддерживая его под руку. Он был почти такого же телосложения, как Гонзаг Сент-Бриз и его братья. Шажки его, однако, были мелкими, как у дитя, только начинающего ходить и боящегося упасть.

–Ты, верно, аristocratique, знатного рода? – спросила она.

Теодорик молчал. Зато внутри закричала идиотка: «Ты что к нему привязалась? Ха-ха! Влюбилась?!»

«Нет, – решительно пресекла ее Гекатерина. – Это нечто другое, это путь в божественность, на вершину некого Олимпа, в Асгард, в Ирий. Или Валгаллу любви. Которая находится на другом берегу глаз Теодорика. И добираться туда можно босиком да вплавь. Все боги совершали безумства ради любви».

Идиотка внутри сникла без слов и без слез. Гекатерина шла с Теодориком под руку по пустынной улице и вдруг увидела себя в длинном алом платье, его в белом фраке с шелковым кашне на груди, идущими в окружении короны из сияющих лучей. Она повернула к нему голову, увидела его профиль, волнистые волосы и захлебнулась от счастья и восторга. Сжала крепче его руку и, о, Боги, они оторвались от земли, медленно стали подниматься над ней.

–Теодорик!

– Гекатрин!

Они плыли над землей в невесомости, не замечая замков, городов и столиц, проплывающих внизу.

Невидимая рука взмахнула стальным мечом:

– Мы пришли, Гекатрин, – это был тихий голос Теодорика.

Гекатрин (он ее так назвал!) рухнула вниз и открыла глаза. Они стояли на остановке. На табло расписания горело время прибытия ближайшего автобуса.

–Всего девять минут! – в ужасе ахнула она. – Лучше б он никогда не приезжал!

– Да, недолго ждать, – блаженно кивнул он, – всего девять минут.

Она посмотрела на него: эти глаза – портал к вечным, бессмертным истинам, путь к магии и сама магия. Они – центр мирозданья. Такими были глаза эльфов, альвов. Куда она уезжает от них? От них же невозможно уехать! Как невозможно уехать от себя, от смысла жизни.

– Осталось восемь, – донеслось будто издалека.

– Но мы еще увидимся, – потерянно произнесла она. – Начались чудеса. Еще позавчера мы были незнакомы. А сегодня я уже могу написать вам письмо.

– А потом (et puis – э пюи)? – улыбка гнездилась на его губах.

– Открытку.

– Э пюи?

– Мы снова увидимся.

– Э пюи?

– Поедем по замкам.

– Э пюи?

– Ты приедешь ко мне в гости.

– Э пюи?

– Э пюи мы найдем способ, как нам никогда не расставаться, мой добрый ангел! Мон Лектёр парфэ! (Мой совершенный Читатель).

Весь ее мирок с фата морганой карьеры, вдруг стал препятствием тому, чтобы этот человек был рядом всегда. Между ними сотни километров, и как их перечеркнуть?! Вот она, обратная сторона туризма! И как она ужасна! Или, не пройдя по терниям, не прийти к звездам?

– Бюс, – оповестил Теодорик об автобусе, показавшемся на дороге.

На табло загорелось сообщение: следующий через тридцать минут.

– Может, я на следующем уеду?! – ахнула она, хотя и ждать было долговато, и темнело на глазах.

– Долго ждать, – встревожился спутник.

Она кинулась к нему:

– Завтра в семь утра в мой отель, он один на площади Свободы, придет автобус, я уезжаю. Но мы обязательно увидимся. Нас ждет будущее, – она поцеловала его в щеку, заросшую щетиной, затем в другую; водитель терпеливо ждал, и пассажиры в окна наблюдали сентиментальную сцену.

Теодорик улыбнулся одними губами, глаза оставались незыблемыми безднами, она вбежала в автобус, сезам закрылся. Гекатерина бросилась в конец салона, в надежде увидеть его еще, помахать рукой, но там стояли четыре пассажирских кресла, к тому же занятых.

– Западня! – ужаснулась она и представила, как он один возвращается мелкими шажками обратно в свою обитель, и никто его не поддерживает под руку.

Она плюхнулась на свободное место у окна, в котором бледным овалом отразилось ее лицо. Отражение напомнило портрет певицы Полины Виардо. А ведь никто бы не знал об этой испанке, не будь она роковой любовью Ивана Сергеевича Тургенева. Эта любовь его из сказочного царства безумия. А Гекатерина Притин разве не оттуда явилась? Но может ли такая любовь вспыхнуть в обоих сердцах? Она загуглила в айфоне: Тургенев о Полине Виардо. О Полине писали, что «она не мучилась по нем, не страдала, не пролила той крови сердца, которую требует любовь». А он сам писал о себе: «Мое чувство к ней является чем-то, чего мир никогда не знал, чем-то, чего никогда не существовало и что никогда не может повториться (Ах, как вы тут заблуждаетесь, любезный Иван Сергеевич!). С той самой минуты, когда я увидел ее первый раз, с той роковой минуты (Да, да именно роковой была та минута, когда Гекатрин увидела своего сигарщика) я принадлежал ей весь, вот как собака принадлежит своему хозяину… Я уже не мог жить нигде, где она не жила; я оторвался разом от всего мне дорогого, от самой родины…» Гекатерина содрогнулась – в рейсовом автобусе по Туру Тургенев рассказал её будущее. Она уже начала переформатировать в уме свое настоящее, фокусируя его на позавчерашнем незнакомце, которого, казалось сейчас, знала уже вечность. Но входит ли Тур в географическую Тургениаду? Писатель столько лет отдал Франции, она стала родиной его смерти. Ах, впрочем, если бы он побывал в этом заколдованном Титанграде или хотя бы в долине замков, память её хранила бы в закоулках упоминание Тура и Тур гения, гения Тура, титанического гения в одном ряду, ибо он непременно описал бы свои впечатления, а то и разместил бы под сводами одного из них события какого-либо из своих «дворянских гнезд», хотя бы и Сент-Бризов. Ведь это семейство владели своим замком уже в XVIII столетии, при жизни Тургенева! Гекатерина снова заглянула на страницу Ивана Сергеевича в мировой паутине: родился в Орловской губернии 28 октября 1818, закончил свои дни в Буживале, 22 августа 1883. В дате рождения, как обычно, заложена дата смерти: совпадают двойки в дне и две восьмерки в годе. Постой! А нынче не 2023 ли на дворе? Круглая дата смерти титанического гения… 140-я годовщина. При каких странных обстоятельствах выявился для неё сей юбилей! Или это сам Тургенев Иван Сергеевич, старший собрат по перу, сам напомнил ей о себе? Ведь она вызвала к жизни его тень в эссе-новелле «Путешествие из Петербурга в Париж». А теперь тень Тур-гения Тургенева настигла ее в Туре. Писатели живут по законам Слова.

Она успела к ужину в отеле «Свобода». Прав оказался Теодорик, отправивший ее первым автобусом, не то б она еще там рассказывала ему сказки о том, о чем сама не имела понятия – о будущем. Которого у них нет и которое надо создавать.

Ужин был отменный, французский. Ей принесли закуску и первое, когда всей группе подавали уже второе. А на десерт был отличнейший tarte tatin Тарт Татэн, Тятин торт, как называла его мадам Притин, с отличнейшей сметаной, в которую добавили немного местного кориандрового меда, придавшего ему изысканной пряности, что есть сущее блаженство гурманов. Ох, уж эти французы! Не могут обойтись без изюминки в кулинарии.

4

Ее разбудили нежный бой часов на Турской башне. Обычно часы бьют голосом погребального рока, ведь оповещают о безвозвратном успении мгновенья, а эти будто ворковали о том, как оно сладко и приятно. Она размечталась, что сейчас она спуститься, а там ее ждет Теодорик с букетом. Она обрадовалась этой утопической мысли, встала, как оловянный солдатик, моментально умылась, оделась, и спустилась в вестибюль. Не было даже тени Теодорика. Утопическая надежда, что он появится, не покидала ее даже, когда вся группа заняла свои места и автобус тронулся. Прошуршал шинами по ее сердцу. Куда она ехала? От кого? Но у нее нет тургеневского состояния, ей надо быть при исполнении обязанностей. А значит, ехать. Откуда? Из города, ставшего родным, дорогим и любимым, где она за половину суток, прожила полвека.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Вы мне подали монету, мадам? (фр.)

2

Прошу вас, месье. (фр.)

3

Я живу один, всегда один, один, один (фр.).

4

Нет, спасибо. Вы очень любезны (фр.).

5

В несколько этажей (фр.).