Полная версия:
Дни подснежника, или В поисках вечной весны
И все – реальные люди. Напиши о них – родится роман длиною в «Сто лет одиночества». Может, поэтому я не люблю сочинять?
25
Татьянин день… У нас мимоза зацвела, еще елки новогодние убрать не успели. В Приморском парке толпы вокруг лестницы, утопающей в желтых облаках. К цветам не подойти, не сфотографировать без чужих спин.
Мысленно переношусь в первую выставку после пандемии: фотографии пустых городов, голубое небо над Мехико, рыба в каналах Венеции, волки в центре Берлина, скучающие статуи Карлова моста…
Карлов мост без туристов вообще не существовал, даже на открытках, но нашелся в конце двадцатого века один художник, который фотографировал мост на закате день за днем, а потом накладывал фотографии друг на друга, чтобы пустоты вытесняли людей. Через десять лет у него получилось создать коллаж «Опустевший мост». А потом кончились наши веселые десятые и мир познал изоляцию.
– У тебя есть фильтр в телефоне: «удалить людей».
Так бы легко из памяти!.. Одни люди для нас как маяки, а другие – подводные рифы, налетишь на них – и жизнь вдребезги.
А открытку с фотографией Маяка читательнице я сумела отправить: приложение Почты России хранит все мои адреса.
26
– Сейчас самый нежный свет, фотографы называют его «солнце в молоке».
Я смотрю на влюбленную парочку на фоне моря, на свинцовые волны, что разбиваются в белую пену почти у ног, на солнце в дымке пепельных облаков.
– Еще пару кадров! Чуть наклони голову и взмахни руками, как птица!
– А, по-моему, серость. Пойдем отсюда! – опускает руки.
У нее губы прямо-таки кровавого цвета. Само воплощение страсти, а ему нужна нежность. Люди – разные. Люди у моря…
Проходят мимо, и мы остаемся на пляже одни. Такс приносит мячик, лает, просит кинуть в волну. Закат напоминает картину Ман Рэя «Время обсерватории. Влюбленные»: годами рисует губы любимых и покинувших его женщин – парящие в небесах. «Любовь приобретает вселенский масштаб в этом произведении, написанном во времена, когда Европа тонула в потоках ненависти», – из дневника художника.
27
«Кадр, засвеченный солнцем, нездешний и невесомый», – всплывает строчка стихов. Смотрю на закат и вдруг вспоминается литературный фестиваль лет пять назад в солнечном Крыму. Читаю стихи на сцене, а из зала, от каждого сидящего в уходящей рядами вверх темноте, ко мне тянутся золотые лучи света. У рок-музыкантов есть поверье об обмене энергией, об астральном слиянии артиста и зрителя. Заметила тогда сразу, что дверь запасного выхода распахнута на балкон, а за балконом – солнце садится в море, световой эффект восприятия. Но по сей день продолжаю верить в слияние душ. Засвеченные кадры, переполненные счастьем. Память всегда озаряет прошлое каким-то особым сиянием, как закатное солнце…
28
Ночью снился странный – пугающий и одновременно прекрасный – сон: деревья, цепляясь за изогнутый горизонт, отбрасывают тени… людей. Когда-то они были нами и хотели уйти-убежать-уплыть, а теперь вросли в землю корнями.
В Приморском парке после реконструкции дорожек и газонов исчезла самая древняя криптомерия Сочи – символ бессмертия синтоистов. Я любила сидеть в ее тени на скамейке…
…Она решает дилемму «уехать нельзя остаться». Он – Хранитель родной стороны. Когда власти собираются рубить деревья, выкорчевывает и увозит в свой тайный сад за городом на холме над морем. Деревья приживаются, а те, кому не нравится новая земля, отращивают крылья и птицами улетают за море. И это не выдумка: есть такое дерево лириодендрон, растет только в Сочи, с листьями, похожими на лиру поэта и взлетающих птиц. А Он давно освоил гальванопластику, бережно храня отпечатки их рукопожатий в бронзе…
В ненаписанных историях я могу измерять свою жизнь.
29
Сегодня наступил Китайский Новый год, жгла свечи, гадала на воске. В плошке застыл непонятной медузой, попробовала перевернуть фигурку – и она превратилась в кита.
Медуза, пишут в Википедии, сама может только всплывать, а по поверхности моря ее переносят течения. Кит же – хозяин морей.
Наш любимый пляж переименовали в «Кит». Смотрю на надпись, щурясь сквозь солнечные лучи, и чувствую себя хозяйкой своей судьбы.
А Новый год так и должен начинаться – со свечей и солнца, чтобы быть светлым.
30
Разговор по телефону на пляже:
– Пишу в отчете «Январь», а за окном – солнце, пальмы. Третью зиму поверить не могу своему счастью!
«Рыцари свободного копья. Призраки больших и малых городов. Люди мира. Они учатся всему сами, не живут в кредит, не значатся ни в каких списках. Где бы ни обитали, везде неместные. Не ждут завтрашнего дня, не помнят вчерашнего. И мечтают лишь об одном: чтобы лето не кончалось», – сочиняла последний роман «Поколение бесконечности». А теперь сама слушаю шелест пальмовых листьев на ветру, эту вечную песню юга и безвременья лета.
У нас + 20 на солнце днем. С веснушками сражаться уже бесполезно…
– Хочу лицо, как чистовик, чтобы не пользоваться косметикой, – сказала однажды в кабинете лазерной косметологии.
У мамы были тяжелые роды, я прорывалась на свет восемь часов. И появилась с родовой ссадиной на подбородке, лопнул кровеносный сосуд.
– Во-первых, эта ссадина вас не портит, а во-вторых, в метафизическом смысле – это метка человека, который всего в своей жизни добьется сам.
А в Москве, пишут, гололед и метели…
31
Бес вытаскивает белый камушек из моря и старательно закапывает его в песок. В детстве мы так создавали «секретики». Бродили по берегу в поисках выточенных водой ювелирных шедевров, потом писали заветное желание на листочке бумаги или прятали под стеклом любимую вещицу – и закапывали в песок. Мне всегда хотелось вернуться и отыскать хотя бы одно из таких посланий себе из прошлого в будущее. Но я не вернулась и не нашла.
А сейчас мы ходим по набережной в обратном направлении: будто возвращая время вспять, чтобы написать книгу. Я не понимаю, как люди пишут мемуары последовательно, за годом год, мне бы терпения не хватило: каждый день с его запахами, звуками, образами… вытаскивает на поверхность сознания какие-то свои, связанные с ним воспоминания, дарит открытия – и открывает новые грани памяти, будто меняется оптика восприятия: то, что казалось важным тогда, сегодня утратило значение, и наоборот – мелкие радости прошлого, как алмазные бусины, нанизываются на счастливую нить в «здесь и сейчас». Мы все живые сосуды воспоминаний…
– Будешь очень счастливой, – говорит мне цыганка на набережной. – Встретишь мужчину с именем на букву «А», родишь двоих сыновей.
– Все верно, – отвечаю. – Мужа, с кем вместе прожили уже двадцать лет, зовут Анатолий, а сыновья (мне нельзя иметь детей по состоянию здоровья) – это мои таксы: Бес I и Бес II. Жаль только, что предсказываете вы мне не будущее, а прошлое.
Буду верить, что у любви нет прошедшего времени.
Февраль
Каждый момент – это новое начало
1
Ледяной ветер с гор сдул праздную толпу с побережья. Редкие местные кутаются в шерстяные шарфы и чебурашки. Отпускной январь кончился, февраль – начало межсезонья. Время безлюдья и внутренней тишины.
Кому сказать, что с 2022-го года февраль у меня любимый месяц в году… Но среди общих бед течет маленькая личная жизнь. В том феврале сбылась моя мечта жить зимой у моря, и теперь мы сочинцы в четвертом поколении зимы.
Февраль – время собирать ракушки, в кармане они – как своеобразный календарь. Перебираю свои дни, как отполированные морем четки. Чем тяжелее карманы, тем меньше осталось дней. Когда карманы переполнятся, пора будет уезжать. Но место силы можно увезти с собой, чтобы греть ладони, когда становится трудно. Мое море – внутри.
2
В День Сурка я однажды умирала…
Перед поездкой в больницу, где мне вынесут приговор, ранним утром вышла на балкон. Неожиданно зимний ветер запах цветами и – морем. И казалось, будто кто-то невидимый нежно обнял за плечи.
А после… снег сверкал под ногами мириадами солнечных брызг, сосульки падали с крыш. Не пожалела денег на такси и поехала домой через всю Москву, чтобы не пропустить ни единого солнечного дня. Теперь у меня все дни были наперечет, и каждый должен быть прожит по-настоящему.
По радио сказали, что сурки в московском зоопарке спят и не спешат просыпаться. Как можно проспать столь ослепительный день? Как можно умирать посреди такой красоты?
С тех пор в этот день я выхожу на балкон (или на крышу, как сейчас) ранним утром, чтобы обнять ту испуганную девочку в прошлом, шепнуть ей слова поддержки: «У тебя прибавится шрамов, но сама ты станешь сильнее – и встретишь еще не одну весну!»
А в Сочи зацвели камелии…
3
Каждый месяц я придумываю себе счастливую примету. Солнечным утром выбежали с Бесенком на прогулку к морю. И вдруг в самом темному углу двора в вазоне увидели подснежник. Его не должно тут быть – среди тропических цветов и пальм!..
Здесь мой крокус – маленькое чудо. Если сомневаешься в себе, Вселенная обязательно пошлет тебе удивительный знак.
4
На невидимом волнорезе, как на поверхности моря, застыл призрак белой цапли. Наверное, вечерним приливом к берегу пригнало стайки рыб, а цапли охотятся в любое время суток.
Темные люди выходят из моря. Тени танцуют по краю белой пены волн. Мельком оглядываюсь назад: набережная светит огнями магазинчиков и кафе – и все, кто идет мимо, отражаются в море, как в зеркале. Бесконечный калейдоскоп, мистическая проекция.
Ночами у моря – как в лимбе, где после смерти можно в точности воссоздать земные часы своего счастья: мгновения, залитые солнечным светом, где близняшки в одинаковых красных пальто смеются и держатся за руки, влюбленные просят сфотографировать их на фоне радуги над горами, играет с мячиком в прибое собака, шершавая стена греет спину, все образы (а не названия) любимых деревьев, чаячий крик над волнами малахитового цвета, изгибы и архитектуру улочек, где так любишь гулять, все оттенки неба и облаков на закате, вкус кофе «по-восточному»… Но память размывается, будто водой. Воспоминания блекнут, поначалу вплетаешь в них фантазии, как яркие ленты или всполохи факелов, но потом и они гаснут. Остается лишь неосвещенная анфилада бесконечных комнат, где уже некому будет зажечь тебе свет. Память – твоя граница перерождения. И потому нести в лимб из жизни нужно не мысли или цитаты из книг, не достижения или разочарования и обиды, хотя они и хранятся дольше всего, а детали, приметы земного времени. Так что смотри – и запоминай. В лимбе создашь свой маленький рай, чтобы отдохнуть меж горбами жизней[3].
5
«Каждый момент – это новое начало», – написано на доске заказов в кафе, где теперь пью кофе.
На море – шторм. Громадные волны размывают пляж, поминутно меняя его очертания. Бес научил меня удивляться непрерывности перемен в пейзаже: ой, новая ямка, холмик, груда камней там, где вчера был песок… Даже самая маленькая волна оставляет след, как дольмен – вечный в своей преходящести.
Вспоминается израильский диалог из 2019-го:
– Если задержишься на пару дней, отвезу тебя на Мертвое море.
– Не могу, меня дома ждут. Но я обязательно вернусь – когда-нибудь потом…
…В Израиль поехала на поэтический фестиваль в Назарет, а дальше – Иерусалим и, конечно, на море Тель-Авива.
В Иерусалиме Храм Гроба Господня закрыли сразу после того, как увидела парящего под куполом голубя – чья-то душа… «Храм закрывают на ремонт, в новостях передавали. Ты – успела?» – кричит в трубку мама. «Это же как паломничество», – радостно выдыхает мой лечащий врач и ангел-хранитель Марина.
А Тель-Авив повел меня за руку в Яффо. Апельсиновый рай, долгие дни, длинные волны. На пляже смерть дальше, чем где-либо. Сказочная яхта на берегу, увешанная Санта-Клаусами.
– Все останавливаются сфотографировать, а ты прошла мимо. И я решил догнать.
Хайди – хирург: «У меня две квартиры: в центре Тель-Авива и в Яффо, но я часто живу на яхте, чтобы ощутить себя ребенком, яхта – моя детская мечта. Только дети способны верить в чудеса».
– А ты в них веришь? Что ты говоришь пациентам, когда понимаешь, что им конец?
– Я говорю: I’ll do my best! Не знаю, как сказать правду, и это меня мучает. Я не Бог предрешать конец, но и врать страшно.
– If You hide some truth, that’s not mean, that You are lier, – завуалировала просьбу не говорить утопающим о том, что они на дне. По своему опыту знаю: чудеса случаются вопреки упрямой статистике, а дно – не всегда.
– Подожди, я запишу, меня это спасет, – он спустился в трюм и вернулся с блокнотом.
Каламбур родился: Хайди и hide (скрывать). Но я верила в сказанное. Встречала честных врачей, и они говорили мне: «Я бы на вашем месте привел все дела в порядок, возможно, осени и не случится». И только Марина твердила, как заклинание: «НИКОГДА не пиши завещаний». С Хайди мы весь вечер смотрели с борта яхты в печальное синее море. Я будто отдала дань: врачи тоже нуждаются в утешении. И обещала вернуться, чтобы встретить рассвет над Мертвым – ослепительно белым – морем. Когда-нибудь потом…
А сегодня в Израиле – война, и мои друзья живут не на яхтах, а прячутся во «внутреннем доме»[4]. Не хочу учиться их предусмотрительности, но все чаще зажигаю на окне иерусалимские свечи.
Белые гребни вздымаются над моим Черным морем. Никогда, повторяю себе, никогда ничего не откладывай на потом. Мир на твоих глазах непрестанно делится на «до» и «после».
6
После шторма на берег выходят золотоискатели…
«Море ничего не крадет и не дарит. Это люди воруют или делают подарки. А море – возвращает. Правда, не всегда тем, у кого берет. Не замечала, сколько людей бродит по берегу после шторма? Живут тем, что море возвращает: часы, золотые цепочки, кольца… Пару дней поискать и почти богач», – писала когда-то в романе «Проникновение».
Но мрачные мужики с пищащими то и дело металлоискателями не выглядят ни богатыми, ни удачливыми, ни тем более – счастливыми.
Я вспоминаю притчу о радости. Боги решали, куда ее запрятать от людей: в землю, в море или за облака – люди сильные и могущественные: всё раскопают, везде донырнут, дотянутся, поэтому радость таится у нас в душе. Себе в душу мы редко заглядываем.
Я думаю о том, что точка опоры, как и радость, у нас тоже должна быть внутри. И она не из золота… Недавно писала автобиографию для литературного журнала и поймала себя на мысли, что напоминает опись ценных бумаг и драгметаллов. Читать биографии начинающих авторов куда интереснее – они пишут о своих мечтах и учителях. А моя перестала быть историей, превратившись в доказательство – могу, имею право… Но для кого? «Одна из вещей, которые делают люди, это – гасить свет тех, кто светит рядом с ними, чтобы не казаться тусклыми в отраженных лучах»,[5] – услышала как-то на писательском семинаре, где рассказывали о «творческом геноциде». И что, будем сражаться с критиками на золотых перьях, как на шпагах или мечах?..
Часто слышу этот вопрос от авторов, которые приходят ко мне в агентство «Творческие решения»: сколько нужно золота, чтобы признали писателем?
Нисколько, отвечаю. «Если книги пишутся – то для того, чтобы кто-то среди них отыскал свою»[6]. Будьте как звезды! Ведь по-настоящему нас может заинтересовать чье-то творчество, если оно вдохновляет создавать нас самих.
7
Поздними вечерами сворачиваем с залитой огнями набережной на пустынный пляж в самом ее конце – и смотрим на звезды. Чтобы увидеть настоящий свет, надо погасить искусственный. Неоновые огни городов как суетный шум заглушают музыку звезд. А в темноте пляжа небо над головой – как звенящий купол, как колокол, поет…
И еще у звезд есть ароматы. Подумалось, что ароматами можно писать не только портреты, но и пейзажи. И у каждого пейзажа будет свое время года. Мои зимние звезды пахнут морем, а летние – кострами на шхерах карельских озер, куда уезжаю писать сказки о старателях. Старатели добывают осколки звезд, просеивая песок в пустыне. Правильно взвешенные они исполняют желания: мешочек на любовь, щепотка на богатство, кристалл на магию, звездная пыль как лекарственный порошок от неисцелимой болезни… да мало ли, какие у людей бывают желания. Свет звезд идет до земли миллионы лет, мечты всегда опаздывают. Когда они сбываются, мы уже изменились и у нас другая мечта. Поэтому всем и кажется, что живут как-то не так. Будто кто-то сверху навязал тебе чужие мечты, и ты живешь не свою, а чужую жизнь. Но всегда можно убедить, что купленного не хватило и нужно еще доплатить. Это почти непреодолимая зависимость: что-то сбылось, но не так, как намечтал, значит, надо пробовать снова и снова. В неоновых городах ценят иллюзии…
8
А в премии «Большая Книга» я тоже участвовала. Февраль как раз был финальным месяцем сдачи работ. Книги нужно привезти лично – и положить в коробку под лестницу, сопроводив письмом от издательства, которое в тебя верит. Я отнесла родовую, семейную историю «Фигуры памяти». В красной «двойке» (шапка и шарф), которую связала мне лучшая подруга-писательница Елена Янге.
«Почему ты должна в себя не верить? Верь!!!»
И неси сквозь морозы-метели свое тепло другим.
– Ой, красная шапочка тут у нас! – пошутили охранники в здании, указав в темный угол.
Волков я увидела позже. На закрытой пресс-конференции.
– Триста книг! Прочитать все невозможно, – рассказывала известный критик и член жюри со сцены. – Названия мы, конечно, все переписываем в табличку для статистики: сколько книг, от каких авторов, из каких стран-городов… Но члены жюри читают только «своих, рекомендованных», остальных попросту не успеть…
– А книги куда деваете потом? Не видела даже книги из лонг-листа в библиотеках.
– Иногда логистика стоит дороже книг, – был ответ со сцены.
Ты должна в себя верить, повторяет Лена в моей голове.
Она получила все премии, которые могла, а потом случился инсульт – и потеря речи. Для писателя – это как лишиться глаз для художника или рук для пианиста. Но с помощью дочери Лена выпустила статью о своем творческом пути, и эта статья до сих пор одна из самых читаемых в сети.
…Какой огненный закат сегодня над морем!
9
Сними, наконец, эти невероятной красоты волны: всех оттенков от свинца до малахита и лазури – и отправь видео маме! Мама – единственный человек, который по-прежнему, несмотря ни на что, хочет видеть мир твоими глазами… Она заранее тебе все прощает, даже если ты пропадаешь в «своих писаниях» и не звонишь. Мама, правда, хочет мою фотографию у моря: «ты же всегда по ту сторону камеры, а я так скучаю по тебе»…
Ветер сбивает с ног на побережье – и некого попросить сделать фото.
Я жалею, что не могу писать ни акварелью, ни маслом. Можно было бы создать автопортрет для нее: моя куртка цвета пепла роз и аквамариновый шарф в цветах равняют меня с пейзажем. А селфи – слишком убого для такой красоты вокруг…
С детства мечтала научиться рисовать. Когда заработала на «дополнительное образование для души», пришла в популярную школу живописи в Москве.
– Перед вами сплетение хаотичных линий, – сказали нам на вступительном экзамене. – Можете по контурам превратить их в пейзаж или в портрет, у кого не получится – создайте орнамент.
Я посмотрела на контур – и увидела идеальную по геометрии своей в природе паутину. Недолго думая, пририсовала паучка на одной из линий.
– Вы необучаемы, – указали мне на дверь без дальнейших объяснений.
… О том, что художники традиционной школы на дух не переносят концептуалистов, я узнала много позже, когда начала писать статьи для журнала о современном искусстве.
10
Годовщина Беса первого. Прожил со мной шестнадцать лет – и умер на руках.
Ясно помню миг, когда ушел от меня на пороге, за который боялся шагнуть на последнюю прогулку. Будто из живого тела вылетела птица. Я узнала тогда, что нас держит душа. Не сердце – механический насос, не мозг, а некий невидимый энергетический стержень, синяя птица любви и счастья. Да, теперь я не верю, а знаю, что душа есть у любого живого существа. Похоронили сами, без служб, выкопали могилку под сосной.
– Срочно заведи другую собаку, – посоветовала подруга.
– Нет, не поможет. Вновь прибывшему прикажу: «Зарой яму во мне!» Нельзя обрекать невинное существо на то, что оно дать не способно. Каждый из нас, тем более любимый, не важно, куда уходит – в землю или по земле другой дорогой, оставляет после себя пустоту, ровно по своему размеру. И никто другой не займет твое место, у каждого – своя суть. Свой след на земле. Не бывает живых существ, прошедших по миру незамеченными. Всякий, проживая жизнь, пишет свою историю прощания.
На первую прогулку после отправилась не в парк, а на выставку: «искусство – природа городов, искусство лечит раны». В Москву привезли картины Фриды Кало. Смотрела на «Летящую кровать», где ребенок на кровоточащей пуповине реет над художницей, ощущая себя лежачей больной, ту же полую бездну внутри. Боль пройдет, а пустота останется. Еще думала об улитке времени. Бес первый всю жизнь меня ждал, так умеют ждать только собаки. Уходила в офис, уезжала в командировки и на литературные фестивали, перед расставанием на пороге целовала в нос и говорила: «До вечера» или «На неделю». Он начинал считать часы, дни. Никогда не ошибался, когда усаживаться под дверь встречать.
После смерти уничтожила все его вещи, чтобы не плакать день за днем. Но весной перед поездкой на фестиваль в Калининград посреди коридора вдруг обнаружила его собачью тапочку от реагентов, будто пришел попрощаться перед дорогой, а на могилке распустился ландыш.
В первую годовщину в парке облизал черный лабрадор, а я вспомнила, как Бес приходил ко мне во сне уже после как раз в таком облике: «Смотри, какой я теперь большой, всем покажу!» Встреча на тропинке меж тем миром и этим… если любишь и тоскуешь, обязательно встретишься, даже если уже невозможно, ангелы что-нибудь придумают.
– О, Бес второй! – радостно приветствовали нас с рыжим в наши первые дни весны собачники во дворе. Я физически ощутила, каким одиноким был год скорби: собачники же узнают друг друга по собакам, если одна – проходят мимо.
А с Бесенком мы теперь не расстаемся: вместе летаем к морю, путешествуем на поездах. У него совсем другие привычки, мечты, игры, и это – новая жизнь, над которой мы не властны. Все, что дано и позволено – распорядиться своим временем. Проведенным вместе.
11
Практика дня: напишите кому-нибудь незнакомому доброе пожелание, для вас – письмо в небо, а для респондента – письмо с небес.
Помню, в детстве мы писали такие «письма счастья» и рассовывали по почтовым ящикам соседей. А гениальная Патти Смит в мемуарах «Just Kids» прячет листки с первыми стихами между страниц чужих книг в магазинах.
Вырываю листок из блокнота с крылатым единорогом, беру фломастер цвета волшебства, пишу: «Сегодня – Твой день». Потому что и вчера существует только в сегодня, и будущее, наступая, превращается в настоящее.
Листок вложила меж реек любимой скамейки в Приморском парке – и подняла глаза к небу…
Криптомерия!.. Она – жива. Не все стволы дерева бессмертия срубили, центральный остался, просто спрятался за шапками пальм. Пусть твое сегодня обретет вечную жизнь!
12
Сегодня – Снежное полнолуние. Я вспоминаю первое, на Лысой горе: как проводила ритуал открытия путей…
…Не зря же мы, как две маленькие рыжие ведьмы, на Лысой горе живем. Гора, кстати, совсем не лысая, а очень даже зеленая: пальмы, пирамидальные тополя, вишни, кипарисы… – тем сильнее верится в магическое происхождение имени и волшебство места.
«Магическое сознание инфантильно», – пишут в умных книжках повзрослевшие психологи, из тех, кто заказывает у меня «свежий» дизайн и «необычную» рекламу. Как они вообще выживают в своем мире энтропии и хаотичного столкновения атомов? Это ж абсурд. Гораздо легче живется, если веришь, что Вселенная к тебе неравнодушна, ответит на любой вопрос, подаст знак. Как сегодня вечером: увидела дверь, нарисованную желтой краской на сплошной стене, и вспомнила про ритуал. Его проводят, если в жизни – застой и молчание. Разорвать серые путы, открыть дороги, обрести голос. Последнее время чувствую себя Дэвидом Войнаровичем на знаменитом снимке с зашитым ртом[7], закрываю глаза – и мысленно перемещаюсь в первые кадры «Зеркала» Андрея Тарковского: «Я м-м-могу говорить!»
Я верю, что смогу. Хороший текст – это всегда ворожба времени.
Правда, в прошлый раз после подобного ритуала нас заперли по домам из-за пандемии коронавируса, но это не значит, что не стоит попытаться снова.
