Сделка

Глава 11

Смотрю на старшего Орлова, пытаясь увидеть хоть какой-то отклик в глазах на слова его брата, но тот лишь невозмутимо кладет салфетку на стол. – Марк. Ты не в том состоянии… – В каком, блять, состоянии я должен быть?! – перебивает младший, с силой бьет кулаком по столу. Хрустальный бокал подскакивает и с звоном разбивается об пол. – Мои пацаны истекли кровью в грязном переулке, а ты тут с ней винишко потягиваешь! Ты ей уже рассказал, сколько наших ребят из-за нее полегло? А?! С самого начала, с той ночи у ворот?! Он дёргается в мою сторону, и я машинально сжимаюсь, ожидая удара, но Артем оказывается быстрее. Он не бьет брата, просто встает между нами, заслоняя меня собой. Его спина напряжена. – Ты не тронешь ее. Это приказ. – Твой приказ только что стоил жизни трем нашим людям! – вопит Марк. – Из-за кого? Из-за папиной дочки, которая тебе мозги промыла! – Это не она слила информацию, – Артем говорит тихо, но так, что каждое слово отзывается гулким эхом в тишине столовой. – Это была проверка. Моя. Я знал, что среди наших есть стукач. И сегодня он себя проявил. Твои ребята… – он на секунду замолкает, и в его глазах мелькает что-то тяжелое, – …они стали расходным материалом. Для очистки рядов. Марк застывает с открытым ртом, словно его ударили обухом по голове. Я сама чувствую, как кровь отливает от лица. Он… Он подставил своих же людей? Как пешек в игре? – Ты… Ты знал? – голос Марка срывается на шепот, пылкий от недоверия и боли. – Подозревал. Теперь я уверен. – Артем не отводит взгляда. – Уйди, Марк. Твоя ярость сейчас бесполезна. Иди к семьям погибших. Организуй выплаты по договору. Сделай то, что должен делать лидер. А не то, что хочет сделать зверь. Марк еще секунду стоит, сжимая и разжимая кулаки, его грудь тяжело вздымается. Он смотрит на брата с таким смешением ярости и преданности, что становится почти страшно. Наконец он с силой плюет на пол, прямо на кровавый след, разворачивается и уходит, хлопнув дверью так, что у люстры звонко зазвенели подвески. В столовой воцаряется гробовая тишина. Я сижу, не в силах пошевелиться, все еще чувствуя жгучий взгляд Марка и холодящую душу откровенность Артема. Он медленно поворачивается ко мне. Его лицо – все та же маска, но в уголках губ залегло напряжение. – Вот так и устанавливается порядок, – говорит он тихо. – Жестоко? Да. Но эффективно. Я поднимаюсь с места. Ноги немного дрожат, но я держусь прямо, глядя ему в глаза. – Вы только что рассказали мне о верности ваших людей. О том, что это система. – Мой голос звучит ровно, хотя внутри все обрывается. – А теперь вы только что показали, что легко жертвуете винтиками этой системы. Так где же тут верность, Артем? Или это просто циничный расчет, который работает, пока винтики не понимают, что их могут в любой момент выбросить на свалку? Он смотрит на меня, и в его глазах снова появляется этот странный, безрадостный интерес. Словно он рассматривает редкий, ядовитый цветок. – Верность – это понимание рисков. На самом деле погиб не один предатель, а трое. – Он делает паузу, давая мне осознать вес этих слов. – Именно люди Марка были стукачами, а мои… решили вопрос. Но ему это необязательно знать. Я смотрю на него, и кусок томленой телятины, который я с таким трудом проглотила, подкатывает к горлу. Мозг лихорадочно переваривает услышанное. – Погодите… Вы убрали предателей. Настоящих. – Медленно произношу я, выстраивая логическую цепь. – Но сказали Марку, что это была… проверка? И что его люди стали расходным материалом? Вы специально позволили ему думать, что вы… циничный монстр, пожертвовавший своими ради очистки рядов? Артем смотрит на меня с тем же безразличным видом, будто я только что констатировала погоду за окном. – Но зачем? Зачем ему думать о вас хуже, чем есть на самом деле? Он ваш брат! Он… Он яростно защищает ваши интересы, даже когда ненавидит ваши методы! Вопрос висит в воздухе. Орлов отставляет бокал в сторону, и его взгляд становится тяжелее. – Если бы он узнал правду, его ярость была бы слепой и неуправляемой. Он бы начал резать наших, подозревая каждого. Это ослабило бы клан в тот самый момент, когда Вяземские ждут нашей ошибки. Гораздо эффективнее, чтобы его гнев был направлен на меня. Это контролируемо. А контроль – это всё. Я замираю, наконец понимая весь масштаб его расчета. Это не манипуляция. Это… жертва. Впервые я вижу в Артеме не холодного стратега, а… старшего брата. Жестокого, циничного, но действующего из какой-то своей, исковерканной любви. – Вы… Вы приняли на себя его ненависть, чтобы защитить его от правды, – тихо говорю я. Артем усмехается – коротко, беззвучно. В его глазах нет ни тени тепла, лишь все та же стальная уверенность. – Ненависть – понятие временное. А сдержанность Марка – постоянная ценность. Так что да. Пусть лучше он считает меня монстром, но остается тем, кем является. Ценность его людей, к слову, была сильно переоценена. Все они – бойцы из его подпольного клуба. «Яма». Бои без правил. Там все равно никто долго не живет. Марк это знает. Он просто любит драму. Артем медленно обводит взглядом разгромленную столовую: осколки хрусталя на полу, кровавые следы, мятая скатерть. Его взгляд холодный, но в уголках губ играет едва заметная тень чего-то, отдаленно напоминающего удовлетворение. – Жестокая арифметика, – произносит он наконец, обращаясь ко мне. – Но эффективная. И теперь у нас с тобой есть маленький секрет. Он делает шаг ближе, и воздух в комнате снова сгущается, но теперь по другой причине. Не из-за угрозы, а из-за странной, почти интимной близости, возникшей между нами на руинах этого ужина. – Маленький? – переспрашиваю я, все еще чувствуя дрожь в коленях. – Вы только что манипулировали своим братом, скрыли от него правду о предательстве и заставили его ненавидеть вас ради его же блага. Это как-то больше, чем просто «маленький секрет». – Все относительно, – парирует он, останавливаясь в шаге от меня. Его взгляд скользит по моему лицу, изучая каждую черту, каждую эмоцию. – Для меня это – рядовой управленческий расчет. Для тебя – шокирующее откровение. А для нас обоих – точка, после которой мы уже не можем делать вид, что не знаем, как устроена эта машина. Он наклоняется чуть ближе, и его голос становится тише, почти доверительным. – Ты единственная, кроме меня, кто знает правду о сегодняшнем вечере. Единственная, кто видел не только холодного стратега, но и… старшего брата. Как думаешь, почему я позволил тебе это увидеть? Я замолкаю, чувствуя, как сердце замирает в груди. Он впервые так близко ко мне и… Мне от этого не хочется убежать, но напряжение все равно ощущается кожей. И эти странные покалывания в районе щек мешают собраться с мыслями. – Потому что я для вас все еще инструмент? – пытаюсь парировать, но мой голос звучит слабее, чем хотелось бы. – И вы проверяете, насколько я могу быть полезной в ваших играх? – Нет, – он качает головой, и его губы растягиваются в той самой безрадостной улыбке, которая уже начинает мне казаться почти привычной. – Потому что ты перестала быть просто инструментом. Инструменты не задают вопросов о верности и цинизме. Они просто выполняют свою функцию. Он отступает на шаг, давая мне передохнуть, но его взгляд по-прежнему прикован ко мне. – Сегодня ты увидела механизм изнутри. И не сломалась. Не закричала. Не попыталась убежать. Ты… Поняла. А теперь у нас есть общий секрет. И общие враги. Это делает нас ближе, чем любые договоры или приказы. Я смотрю на него, на этого человека-загадку, который может быть ледяным прагматиком и в то же время жертвовать своей репутацией ради брата. Который держит меня в заточении, но говорит о близости. – Это опасная близость, – тихо говорю я. – Любая близость в нашем мире опасна, – отвечает он. – Но именно поэтому она имеет ценность. А теперь иди отдыхай. Завтра будет новый день. И новые задачи. Он поворачивается к выходу, но на пороге оборачивается. – И, Лилия… Хватит обращаться ко мне как к пенсионеру, я не сильно старше тебя. И спасибо за ужин. И с этими словами он выходит, оставляя меня одну в разгромленной столовой с витающим в воздухе запахом крови, дорогого вина и чего-то нового, незнакомого, что трепещет в груди, словно пойманная бабочка. Общий секрет. Общие враги. Опасная близость. Близость… Чего она мне будет стоить?