скачать книгу бесплатно
Антиквар назначил мне повременную оплату в размере пятидесяти долларов в месяц. Тридцать долларов, как уже было указано выше, я платил за квартиру, причём в квартплату входили и коммунальные услуги: газ, вода и канализация. Таким образом, на еду, одежду и прочие мелочи у меня оставалось двадцать баксов. Для нормальной жизни этого было мало, поэтому поневоле приходилось тратить из суммы, выданной мне Лейбовицем после поездки в Лос-Анджелес.
Например, мне нужно купить второй костюм, менее презентабельный. Просто штаны и пиджачок, ну и недорогую сорочку с кепкой. Без головного убора в этом времени никуда, его отсутствие считалось признаком дурного тона. Хотя по такой погоде я не отказался бы от майки, шорт и кроссовок. Но, во-первых, шорты и уж тем более кроссовки тут ещё не в ходу и взять их попросту негде, а во-вторых, в таком прикиде я выглядел бы белой вороной. Так и в дурдом загреметь недолго. Другое дело, если я открою своё производство и устрою «модную революцию», типа как Коко Шанель с её брюками. Но когда ещё народ начнёт адекватно воспринимать такой стиль одежды… Да и на ателье с обувной мастерской нужны приличные деньги, а у меня их, этих зелёных бумажек, уже наперечёт.
Покупка обновки в итальянском «бутике», как я назвал этот магазинчик в соседнем квартале, обошлась всего в десятку с мелочью. Но мне и десять баксов было жалко, поэтому по примеру Джо я задумался о подработке. В идеале, конечно, открыть собственное дело. Впрочем, без стартового капитала рассчитывать на это нереально, тут получается замкнутый круг. Не кредит же брать у этих самых Морганов, Ротшильдов и Рокфеллеров! Хоть иди грабь банк.
Эта идея пришла мне в голову утром, когда я собирался отправляться к Лейбовицу, уже одевшись в парадный костюм и нахлобучив на голову шляпу-федору. Достал из-под матраса револьвер, сунул за пазуху и, встав перед зеркалом, представил, будто вхожу в отделение банка. Выхватил из внутреннего кармана ствол и наставил на своё отражение в зеркале со словами:
– Никому не двигаться, это ограбление!
Со стороны я точно выглядел настоящим гангстером. Пожалуй, мог бы и в кино сняться, вон визитка от пресс-секретаря Уорнера до сих пор в кармане хранится.
Вот бы грабануть Федеральный резервный банк! Он-то недалеко находится, на Манхэттене. Уж сколько там и бабла, и драгметаллов – вагонами вывозить! Хотя по моим запросам и чемоданчик наличности сгодится, а для этого можно обойтись и банком помельче, тем более что для штурма ФРБ нужна целая армия.
Меня нервировало, что эта идея, несмотря на казавшийся неоправданным риск, захватывала моё существо всё больше и больше. Я понимал, что вступать в противостояние с законом слишком чревато гибелью либо в перестрелке, либо на «старой коптильне»[19 - «Старая коптильня», или «жёлтая мама», – название электрического стула у заключённых.], если я случайно, не дай бог, кого-нибудь пристрелю. Ну пусть один раз пронесёт, однако вдруг выручка получится небольшой, придётся, чего доброго, ещё раз грабить. И в своей удаче я не был до конца уверен.
Как же быстро и безболезненно разбогатеть законным способом?!
Невольно вспомнился старый анекдот: «„Как вы стали миллионером?” – „Я с женой приехал в Америку с двумя центами. На них мы купили яблоки и продали их по четыре цента. Дальше мы на четыре цента купили ещё яблок и продали их за восемь. Потом умерла моя тётя и оставила в наследство два миллиона”».
Плохо, что у меня нет такой тёти. Даже если вспомнить историю моего становления как бизнесмена в постъельцинской России, то там обстоятельства складывались несколько по-другому.
Опять же, плохо, что я не умею играть на бирже. Для этого в том числе надо иметь информацию от надёжных инсайдеров, которых у меня не было. Да и вообще все эти брокерские забавы выше моего понимания. Разве что у меня хватило бы ума вложиться в акции компании, будущее которой мне точно известно. Например, General Electric или Ford. Только вот уже сейчас их акции стоят немало, много на них не поимеешь. Другое дело, если бы на дворе стояла середина 1970-х, я вложился бы в акции IBM или Apple и в ближайшие пару десятилетий стал бы миллионером. Но до тех лет ещё нужно дожить, а мне нужно обогатиться уже сейчас.
Как вот, например, я представлял себе помощь СССР, будучи бедняком? Одними советами? Советчиков у Сталина и без меня хватает, недаром СССР называется Страной Советов. Мог бы начертить конструкцию АК-47, но там много таких нюансов, которые доступны лишь специалистам. Если я умею разбирать автомат и стрелять из него, то это ещё не значит, что я хороший конструктор-оружейник.
Была у меня ещё мысль найти в Штатах Игоря Ивановича Сикорского и ускорить процесс создания вертолёта. Для начала, понятно, пришлось бы раскручивать производство в Америке, чтобы отбить затраты. А я, вложившись в раскрутку, поимел бы хороший барыш. Тут уж без рекламы, без этого двигателя торговли, никуда. Ну а получи наши генералы чертежи винтокрылой машины – это ох как пригодилось бы советской армии! А ещё лучше продемонстрировать опытный образец. Пусть своими глазами увидят, что летательный аппарат, способный перемещаться в любом направлении, – вещь действительно для армии незаменимая.
Другой вопрос, где его вообще искать, этого Сикорского? Лейбовиц только развёл руками: мол, авиация не по моей части, знакомых среди авиаконструкторов нет. Как же хреново без Интернета! Тогда я не придумал ничего лучше, чем смотаться в аэропорт Ньюарка и пообщаться там с обслуживающим персоналом. На моё счастье, среди механиков один оказался весьма продвинутым в этой теме. Он и просветил меня, что компания, которая изначально называлась Sikorsky Aero Engineering Corporation и производила самолёты в Рузвельте, в 1929-м переехала в Стратфорд, штат Коннектикут. А затем и вовсе стала частью United Aircraft and Transport Corporation. Имя Сикорского в данный момент связывали со строительством самолётов-амфибий, которые, к примеру, компания Pan American Airways использовала для прокладки новых воздушных маршрутов в Центральную и Южную Америку.
Значит, у Игоря Ивановича уже есть собственное предприятие, либо он в нём один из ведущих акционеров и уж, безусловно, ведущий конструктор. Я могу вложиться в акции предприятия, но и то при наличии хотя бы нескольких тысяч долларов. А отдачи ждать… Когда там первый вертолёт появился? Кажется, в конце Второй мировой? И ещё не факт, что даже после этого компания стала получать хорошую прибыль. В этом вопросе, к сожалению, я не был настолько сведущ.
И снова мои мысли возвращались к ограблению. Может, украсть у какого-нибудь коллекционера картину стоимостью в миллион долларов? А кому я её продам? Не через аукцион же, в конце концов, а в криминальном мире у меня нет никаких связей. Если уж и воровать, то наличность, которую можно потратить. Почему-то вспомнилось выражение, приписываемое Генри Форду, который обещал отчитаться перед народом за каждый заработанный цент, кроме первого миллиона долларов. Не исключено, что и он свой первый миллион добыл не совсем законным способом.
Может, легче ограбить инкассаторскую машину? Но как обделать всё так, чтобы обошлось без стрельбы и никто не получил увечий? И чтобы, само собой, остаться при этом неузнанным? Мне не хотелось подвергать опасности ни свою жизнь, ни жизни ни в чём не повинных людей. Знать бы ещё заранее, сколько наличности находится в машине, чтобы не рисковать понапрасну из-за каких-нибудь десяти тысяч долларов.
Опять же вспомнился ещё советский фильм с прибалтийскими актёрами, действие которого проходило в Штатах. Там по сюжету герои украли инкассаторскую машину, и как они потом мучились, пытаясь её вскрыть. Надеюсь, у современных автомобилей, перевозящих наличность, нет таких сложных устройств.
Мысль об ограблении инкассаторской машины постоянно сверлила мой мозг. При этом, я думал, если уж грабить, то кого-то из банковской верхушки, из этих скрытых масонов, незримо управляющих миром.
Не выдержав издевательств над собой, я устроил экскурсию к ближайшему отделению JPMorgan Chase. Затаился напротив банка в небольшом кафе, где просидел почти два часа, выпив с десяток чашек кофе, прежде чем подъехала инкассаторская машина. По тяжёлому ходу «форда» можно было понять, что машина укреплена бронированными листами, уж задний, грузовой, отсек точно. Стекла же кабины были забраны металлическими решётками, как и отверстие в заднем отсеке. Откуда, надо думать, можно было отстреливаться. Створки железных ворот распахнулись и, когда машина въехала во внутренний двор банка, сомкнулись снова. Часы, подаренные Лейбовицем, показывали ровно шесть вечера.
Здесь грабануть их явно не получится, если это и делать, то где-то по пути следования, ещё до того, как машина подъедет к банку. Например, когда инкассаторы забирают выручку. А где они её забирают? В каких-то, надо думать, торговых точках, которые что-то продают, получая за это наличку. Или в кассе на стадионе забирают вырученные от продажи билетов деньги. Скажем, завтра играют нью-йоркские «Янкиз» и «Детройт Тайгере». Газеты пишут, что билетов в продаже почти не осталось, а стадион «Янки» вмещает 56 тысяч зрителей. Цена билетов от одного до пятнадцати долларов. С другой стороны, не копят же они в кассе выручку. Думаю, по традиционной схеме вечером приезжает инкассаторская машина и забирает дневную выручку. А если разбить её по дням, то получается не так уж и много. Тысяч сто на первый раз меня бы устроило. Половину вложил бы в акции, благо знаю, какие компании будут приносить прибыль, половину пустил бы на собственное дело. Уж я нашёл бы, во что вложиться.
К примеру, в игорный бизнес. Как мне объяснил Лейбовиц, вот уже семь лет на территории штата Невада разрешены азартные игры. Отели и казино Лас-Вегаса пока ещё можно пересчитать чуть ли не по пальцам одной руки, но вскоре – в этом я был железобетонно уверен – народ сюда валом повалит. В своё время не довелось побывать в Лас-Вегасе, но масса пересмотренных фильмов и прочитанной в Сети информации меня солидно подковали в этом вопросе. Да открой я хотя бы развлекательный клуб, и то снимал бы пенки. Как-никак туристам нужно не только спустить деньги и где-то переночевать, но и культурно отдохнуть.
Не выдержав, я даже поделился своими мечтами о собственном казино или гостинице, ну или клубе, на худой конец, с Джо, с которым мы разговорились, встретившись возле нашего дома. Однако, несмотря на излучаемый мной оптимизм, в этот раз индеец оказался почему-то достаточно мрачен. Причина выяснилась довольно скоро.
– У моего старшего, Майки, проблема, – сообщил он, смотря себе под ноги. – У него уже полгода падает зрение в правом глазу, врачи говорили, что нужно больше отдыхать. Вчера раскошелились на приличного специалиста, он посмотрел и сказал, что у Майки… – Джо достал из кармана бумажку и чуть ли не по складам прочитал: – «Ишемическая оптическая нейропатия». Недостаточное поступление крови к зрительному нерву. В общем, если не лечить, то через полгода глаз может ослепнуть. Он мог бы взяться за лечение сына в своей клинике, но это стоит около тысячи долларов. Говорит, прежде чем лечить, нужно найти причину болезни, это тоже дорогая процедура.
– И что делать?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Думал, может, удастся получить ссуду, с утра сегодня обошёл три банка, но везде мне отказали. С моим официальным доходом туда лучше не соваться.
– А богатых знакомых у тебя, как я понимаю, нет?
– Откуда? – развёл Джо руки.
У меня мелькнула мысль, не обратиться ли за помощью к Вержбовскому, уж у него всяко тысчонка-другая долларов должна заваляться, а у его сына и вовсе неплохой бизнес. Но тут же эту мысль отбросил. Мы не настолько хорошо знакомы, чтобы обращаться с подобной просьбой.
– Придётся брать из тех денег, что отложены Майки на учёбу, но и там всего около пятисот долларов, – продолжил Джо. – Где брать остальную сумму, ума не приложу.
– У меня есть сотни полторы…
– Тебе они самому нужны, – отмахнулся индеец.
– А может, найти клинику подешевле?
– Прежде чем идти к этому врачу, я справлялся у людей, его без дураков называют лучшим специалистом во всём Нью-Йорке. Нам пришлось даже на платный приём записываться чуть ли не за две недели. Я не хочу рисковать зрением своего сына, но и что делать в этой ситуации, не представляю.
Что делать, что делать… Пойдём на пару грабить банк или инкассаторов. Вдвоём больше унесём. Натянем чулки на голову – и хрен кто нас узнает. Но в то же время могут и подстрелить, или позже вычислить, кто грабители. Если сумма похищена приличная, то такие преступления расследуются первым делом. Могу ли я рисковать жизнью отца семейства? Нет, не могу. Тем более ещё неясно, согласится ли он принять участие в подобной авантюре.
Обо всём этом я раздумывал, сидя дома с бутылочкой «Будвайзера». Она ещё не успела нагреться, я купил её вместе с двумя другими такого же тёмного стекла в магазинчике через дорогу. Вот, опять же, очень не помешал бы дома холодильник. Мне, как человеку, большую часть сознательной жизни проведшему в XXI веке, без некоторых гаджетов весьма некомфортно. Хотя, казалось бы, за год с лишним в этом времени я такого натерпелся, что отсутствие холодильника от «Дженерал электрик» или, скажем, стиральной машины с электрическим приводом кажется сущим пустяком. Однако за месяц в Штатах я начал понемногу привыкать к спокойной размеренной жизни, расслабился, и вопрос с добычей средств к существованию остро не стоял. Другое дело, что для осуществления моих грандиозных замыслов – а я планировал ни больше ни меньше как стать одним из самых влиятельных людей страны, – требовались очень приличные деньги. Во власть я не могу пройти, пока живу по поддельным документам и являюсь незаконным иммигрантом. А вот стать влиятельным бизнесменом – почему и нет? Я даже не против криминального происхождения моего благосостояния, естественно, хотелось бы обойтись без смертоубийства. Тогда через деньги я смогу влиять на правосудие, политиков, подкупать их в том числе и через сенаторов, например, повлиять на принятие конгрессом открытие Второго фронта не в 1944 году, а хотя бы парой лет раньше. Сколько бы жизней удалось спасти, перебрось фашисты часть своих сил с Восточного фронта на Западный!
В свежем номере «Нью-Йорк геральд трибюн», который лежал передо мной на кухонном столе, целая полоса под авторством некоего Дэвида Кини была посвящена международному положению. По его мнению, руководство нацистской Германии, не прибегая к прямой военной конфронтации, под предлогом борьбы с коммунистической угрозой вводит силовую составляющую в свою внешнюю политику, постоянно вынуждая Великобританию и Францию идти на уступки в вопросах внешней политики. Германией ни много ни мало уже создан плацдарм для будущей войны, достаточно сказать, что в марте 1938 года был осуществлён аншлюс Австрии.
«Всего одно поколение повзрослело после кровопролитной мировой войны, и вот парням уже снова захотелось пострелять, – писал Кини. – Точнее, их бессовестным руководителям. Во главе Германии стоит художник-недоучка, во главе СССР – священник-недоучка. И оба не могут терпеть друг друга. Недалёк час, когда Гитлер и Сталин сойдутся в непримиримой схватке. И не нужно думать, что Соединённым Штатам нечего бояться. Это будет война, где никому не удастся остаться в стороне. Все понимают, что конфликт неизбежен, ситуация в мире достигла точки кипения, не хватает только спички, чтобы всё вспыхнуло».
Это точно, не хватает спички. Да и вообще, насколько я помню, Гитлеру и особого предлога не понадобится, чтобы развязать самую кровавую войну в истории человечества. Война неизбежна, и вопрос в том, кто сможет лучше к ней подготовиться. Как были готовы Вооружённые силы СССР, я в общих чертах представлял. Имея подавляющее преимущество в живой силе и технике, умудрились бездарно пр… начало войны. В том числе и «благодаря» отвратительному оснащению наших войск средствами связи и управления. Не говоря уже о чистке руководящего состава РККА. Сразу же вспомнились комбриг Кржижановский и артиллерийский инженер Куницын, с которыми, казалось, уже целую вечность назад довелось сидеть в одной камере в Бутырке. Как-то сложилась их судьба? Живы ли? Я вот здесь прохладное пивко потягиваю, а их останки, может, уже тлеют в братской могиле… Эх!
И вновь мысли вернулись к моему нынешнему положению. Не самое худшее, надо признать. Живой, здоровый, уже обзаведшийся кое-какими знакомствами, имеющий небольшой, но постоянный доход от Абрама Лейбовица, которому – хвала небесам! – я пока нужен. Но в то же время с ощущением внутренней неудовлетворённости. Нужны деньги, много денег, и одним выигрышем на тотализаторе эту проблему не решить.
В этот момент мой взгляд упал на тумбочку, где лежала извлечённая из кармана пиджака дня три назад визитная карточка Адама Миллера. Того самого, помощника мистера Уорнера. Интересно, сколько мне заплатили бы за участие в съёмках? Понятно, я не Кларк Гейбл, но кто знает, вдруг и моя звезда взойдёт в Голливуде? Недаром сам Уорнер обратил на меня внимание. Шутка, конечно, однако какой-никакой гонорар в случае съёмок мне был бы обеспечен.
А сколько бы ни заплатили, в любом случае денег хватило бы, чтобы помочь несчастному Майки. Пусть даже у Джо не будет возможности их вернуть, но полторы штуки баксов не настолько значительная сумма для моих наполеоновских планов.
«Но ведь это риск, – осадил я себя. – То, о чём я и говорил Лейбовицу. Увидят мою физиономию на экране те, кому не надо бы это видеть, да ещё, глядишь, и в титрах прочитают, и беды не избежать».
Конечно, всё это походило на манию преследования. Вероятность подобного развития событий близилась к нулю.
Тем более меня наверняка считали сгинувшим в тайге, давно уже прекратив бесплодные поиски. Однако, как говорил наш прапорщик, лучше перебдеть, чем недобдеть.
А если поразмыслить, какое мне вообще дело до сына Джо? Я эту семью ещё пару недель назад и знать не знал, а сейчас готов впрячься за парня, словно за своего близкого родственника. Никогда не мог оставаться равнодушным к судьбе даже малознакомых людей. Эх, сгубит меня когда-нибудь моя доброта!
Оставался вариант с тотализатором. По идее, я должен что-то поднять, не настолько же серьёзные изменения в американской истории из-за моего здесь появления, чтобы Джо Луис проиграл бой. Правда, половину выигрыша обещал Лейбовицу, которого кидать не собирался. Наскребётся ли тысяча моего выигрыша, чтобы помочь Майки? Ставил-то сотню, может, общий выигрыш составит всего пять сотен.
Куда ни кинь – всюду клин. Но можно же ведь что-то придумать!
Я снова невольно посмотрел на визитную карточку пресс-секретаря Уорнера. Может, рискнуть? Мой мозг стал лихорадочно соображать, как свести риск к минимуму, и в итоге я остановился на одной достаточно привлекательной идее. На следующее утро я заявился к Лейбовицу и спросил разрешения позвонить в Голливуд. Тот понимающе кивнул, ничем не выказывая своих чувств, и оставил меня с телефонным аппаратом наедине.
Трубку на том конце провода подняли после третьего гудка.
– Это Ефим Сорокин, – представился я и добавил: – Тот самый, что сопровождал мистера Лейбовица.
– А, вспомнил вас, мистер Сорокин. Это вам мой босс предлагал роль в новом фильме.
– По этому поводу я и звоню. Предложение мистера Уорнера ещё в силе?
– Думаю, да, кастинг ещё не закончен, но съёмки должны начаться уже в следующем месяце. Вы хотите принять участие в кастинге?
– Пожалуй… Только скажите, сколько примерно мне заплатят, если я получу роль?
– Такие вещи по телефону не обсуждаются. Тем более роль нужно ещё получить, а это зависит от того, понравитесь ли вы кастинг-директору и режиссёру. И это точно будет не одна из главных ролей, они отданы Джеймсу Кэгни и Пэту О’Брайену. Но, смею вас заверить, даже играющие второстепенные роли обычно меньше трёх тысяч за фильм не получают.
Переведём на гонорары начала XXI века – получится примерно тридцать тысяч за второстепенный образ. Что, в общем-то, совсем не плохо. Хотя не факт, что мне вообще не предложат эпизод с гонораром статиста. Но попытка, как говорится, не пытка.
– Хорошо, я согласен пройти кастинг. Когда вылетать?
– Хоть сегодня. Протянете ещё неделю – и на попадание в фильм можете не рассчитывать.
Глава 4
Уф, ещё только 5 утра, а жара уже такая, что рука невольно потянулась к стоявшему на прикроватной тумбочке вентилятору. Надо было всё же открыть на ночь окно. С вечера меня остановило только то, что номер находился на первом этаже дешёвого мотеля и окно выходило в более-менее зелёный дворик, а хозяин предупредил, что ядовитые рептилии нередко заползают через окна, просачиваясь даже сквозь москитные сетки. Мне же совсем не хотелось проснуться среди ночи с гремучей змеёй в постели. Уж лучше рядом с какой-нибудь симпатичной мулаткой.
Я перевернул подушку влажной стороной от себя, надеясь ещё немного поспать под более-менее прохладными волнами воздуха, идущими от вентилятора, но сон уже не шёл. Сегодня мой первый съёмочный день, и неудивительно, что я испытывал некое волнение. Хотя, казалось бы, пережил столько всего и в прошлой реальности, и в этой, что меня уже ничем не проймёшь, а вот гляди ты!
В Лос-Анджелес я прилетел через день после нашего с Адамом разговора, благо Лейбовиц, повздыхав, всё же пошёл мне навстречу. Помощник киномагната вместе с уже знакомым мне водителем Тони встречал меня в аэропорту «Майнес-Филд». Оттуда мы сразу отправились в Голливуд на студию «Уорнер Бразерс». По пути Адам просветил меня, что фильм режиссёра Майкла Кёртиса будет называться «Ангелы с грязными лицами». Рассказ в картине идёт о двух друзьях детства, промышлявших в юности мелким воровством. Один из друзей стал священником, второй после отсидки вырос в известного гангстера. Несмотря на то что гангстер пытается подмять под себя город, где проповедуют священники, в итоге побеждает доброе и справедливое начало, как и положено по принятому в 1930 году кодексу Хейса[20 - Кодекс Хейса – этический кодекс производства фильмов в Голливуде, принятый в 1930 г. Ассоциацией производителей и прокатчиков фильмов (ныне Американская ассоциация кинокомпаний), ставший в 1934 г. неофициальным действующим национальным стандартом США. Все фильмы, выходившие в американский прокат, должны были получить одобрение комиссии, следившей за выполнением кодекса.], который, в частности, запрещал показывать разного рода злодеев в положительном свете. Без соблюдения этого кодекса фильм просто не мог оказаться в широком прокате. В общем, ждёт негодяя электрический стул.
Священника играет Пэт О’Брайен, а его друга-антипода – Джеймс Кэгни. Название фильма и имена исполнителей мне ни о чём не говорили. Из звёзд этой эпохи я мог вспомнить разве что Чарли Чаплина, ну и, само собой, Кларка Гейбла и Вивьен Ли, сыгравших в ещё не вышедшем оскароносном фильме «Унесённые ветром». Да и то Ли, кажется, примерила на себя статус звезды после выхода фильма. Монро сейчас, наверное, ещё девочка, тот же Джек Леммон и Тони Кёртис, с которыми Монро снималась в картине «В джазе только девушки», тоже, скорее всего, ещё совсем юные. Так что мир Голливуда конца 1930-х для меня был большим белым пятном.
– Я звонил вчера Майклу, намекнул, что вас к нему направил сам мистер Уорнер, – говорил мне Адам. – По его протекции, кстати, Майкл когда-то перебрался из Европы в Голливуд, сам-то он венгр по рождению. Кастингом обычно режиссёр не занимается, но сегодня он сделал для вас исключение, пришел в павильон на час раньше намеченного. Предупреждаю, Кёртис – парень с характером, на съёмочной площадке настоящий диктатор, и лучше с ним не пререкаться. Сказал, что выкроит время взглянуть на вас, а если вы его не устроите, то роли вам не видать как своих ушей.
Как мне объяснил Миллер, кинокомпания «Уорнер Бразерс» владела площадью около тысячи акров, где нашлось место и павильонам, и пейзажам с водоёмами, и уличным декорациям, в том числе уголку небольшого современного города, где будут сниматься некоторые сцены фильма «Ангелы с грязными лицами». Собственность компании была обнесена по периметру двухметровым забором, так что посторонний человек так просто сюда не проберётся. Попасть на территорию, равно как и покинуть её, можно только через северные или южные ворота, на которых дежурила охрана. Мы въезжали через северные, и Адам, хотя охранник и приветливо козырнул, всё равно предъявил ему пропуск.
Место, где проходил кастинг, представляло собой огромный бетонный павильон с двигающимися на роликах воротами и надписью на них Stage 33. Переход из солнечного дня в сумрак павильона сказался на зрении – несколько секунд я ничего не видел. Потом разглядел в глубине павильона свет, оттуда же доносились едва слышимые у входа голоса.
– Там Майкл со своим помощником Томасом Троицки, – пояснил Адам. – Кажется, ещё кто-то из членов съёмочной группы.
К освещённой софитами площадке мы двигались мимо декораций, изображавших фасады как каменных двух- и трёхэтажных домов, так и каких-то допотопных ранчо. Майкл Кёртис оказался чем-то похож на польского актёра времён СССР, фамилию которого я забыл. Он ещё снимался в картине «Новые амазонки». На лице никакой растительности, большой лоб, возможно кажущийся таким по причине зачёсанных назад не таких уж и густых волос, морщинки в уголках глаз… Чёрная кожаная бабочка придавала режиссёру импозантность. На вид ему можно было дать лет пятьдесят.
– Вот, Майк, привёз того самого парня, о котором вчера говорил, – представил меня Адам.
Прежде чем протянуть руку, тот, от которого в некоторой степени зависела моя дальнейшая судьба, окинул меня критическим взглядом.
– Вы что, и в самом деле русский?
– Так и есть, мистер Кёртис, – кивнул я.
– Станиславский – мой кумир! – с пафосом произнёс он. – Новаторские идеи Мейерхольда меня тоже интересовали одно время, но всё же школа Станиславского остаётся непревзойдённой… Ладно, лирику в сторону. Мне нужен актёр на небольшую роль подручного продажного адвоката, связанного с криминалом. У вас, как я понял, не было ни опыта работы в кино, ни опыта на сцене. Староваты вы, конечно, чтобы начинать карьеру… Хорошо, сейчас мы сделаем пробы, посмотрим, годитесь ли вы на эту роль.
– А что нужно делать?
– Мы с вами пока без камеры сыграем маленькую сценку. Вот вам небольшой текст. Сценарий вам знаком в общих чертах? Хотя откуда… Ну, не суть важно. По сюжету вы следом за гангстером Рокки Салливаном, которого играет Джеймс Кэгни, входите в аптеку. Пока Рокки пьёт свою кока-колу, вы негромко говорите аптекарю: «Добрый вечер! Как там мой рецепт?» Далее диалог по тексту, который у вас в руках. Вот прилавок, за которым я буду изображать аптекаря. Джонни, – кивнул он человеку в рабочем комбинезоне у софита. – Возьми колокольчик, я тебе кивну, когда нужно будет изобразить телефонный звонок. А ты, Фредди, сыграешь Рокки, будешь стоять у прилавка, делать вид, что пьёшь из вот этого стакана кока-колу. Потом я пройду сюда, будто в телефонную будку, и позову тебя. Так, а вы, мистер Сорокин, когда Фредди зайдёт в будку, с угрожающим видом скажете свою последнюю фразу: «Иди в заднюю комнату, закрой рот и глаза. Понял?» Я испуганно ухожу, на этом сценка окончена.
– Хорошо. Но прежде, чем мы приступим, я хочу озвучить вам своё условие.
– Что?! Вы ставите мне условия?! Да вы в своём уме?!
Я буквально всем своим существом почувствовал, как присутствующие напряглись, а вокруг наступила зловещая тишина. Однако я, как ни в чём не бывало, продолжил:
– Во-первых, моя внешность должна быть изменена, желательно с помощью шрама через всё лицо и усов, ну, или хотя бы модных нынче усиков. Второе: если моё имя окажется в титрах, то не настоящее, а псевдоним, на американский манер. Например, Фил Бёрд.
Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем опешивший Кёртис нарушил молчание.
– Вы что, скрываетесь от правосудия? – тихо спросил он. – Или, наоборот, от мафии?
– От бывшей любовницы, – выдал я заранее заготовленный ответ. – Она от кого-то залетела, а меня выставляет отцом ребёнка, требует алименты. Сейчас, если она увидит, что я снялся в кино, то её усилия по выбиванию из меня денег возрастут многократно. Суд, конечно, будет на моей стороне, но мне не хотелось бы скандальной славы.
– Адам, кого ты мне привёз?! – обернулся Кёртис к пресс-секретарю Уорнера.
Тот развёл руки: мол, я здесь ни при чём. Режиссёр снова повернулся ко мне. Задумчиво массируя пальцами подбородок, он хмыкнул:
– Да-а, наглости парню не занимать. И это меня подкупает. Ну-ка, Люси, изобрази ему шрам и усы. Насчёт шрама можешь особенно не стараться, пока просто обозначь карандашом. А вы, мистер Сорокин, за это время должны выучить свой текст, чтобы не заглядывать каждый раз в бумажку. Там ничего сложного.
Гримёр – упитанная бабёнка средних лет, с замысловатой причёской на голове – усадила меня в кресло перед столиком с обрамлённым лампочками зеркалом и приступила к работе. Я сидел, пялясь в лист бумаги со своими словами и беззвучно шевеля губами. И впрямь ничего сложного. Через пятнадцать минут гримёр чуть отстранилась:
– Ну как, мистер Кёртис?
– Неплохо, – кивнул режиссёр. – Что ж, а теперь давайте посмотрим, на что вы способны как актёр.
Актёрского опыта у меня практически не было. За исключением одного раза в школьной самодеятельности, когда году в 1990-м мы ставили спектакль по повести какого-то Губарева «Павлик Морозов». Меня хотели попробовать на роль Федьки, младшего брата пионера-героя, однако с первой же репетиции отправили восвояси. Мол, зачем же так орать, когда тебя режут? Ага, заорёшь тут, когда в тебя со всей дури ножом тычут. Хоть и деревянным, покрашенным для правдоподобности серебрянкой, однако старшеклассник, игравший Данилу, двоюродного брата Павлика Морозова, решил явно добавить реализма. Хорошо хоть, в самом деле не прирезал, я потом неделю с кровоподтёком на животе ходил.
– Итак, вы входите в эту дверь, я стою за прилавком, – наставлял меня режиссёр. – Далее по тексту.
Я кивнул. В принципе, ничего сложного…
– Нет, нет, нет, – замахал руками Кёртис. – Не нужно этой походки вразвалочку, вы не крутой гангстер, а всего лишь подручный, отправленный следить за Рокки, поэтому в аптеку входите бочком, не привлекая внимания… Поняли? Давайте ещё раз.
Теперь уже я всё сделал как надо. Стоя у прилавка и отворачивая от Рокки лицо, я чуть наклонился к аптекарю, негромко сказав:
– Добрый вечер! Как там мой рецепт?
– А когда вы его оставили? – приподнял брови Кёртис.
– Вчера мой брат приходил.
– Ваше имя?
– Паттерсон.
