скачать книгу бесплатно
Тут я задумался. Вот почему Мендель и Лейбовиц не предупредили меня об этом заранее? Да и я хорош, что-то в последнее время у меня частенько гуляет ветер в голове. Тем не менее нужно что-то предлагать. И в этот момент я подумал: хватит, наверное, бегать и прятаться по углам. Почему бы не вписать в права мои настоящие имя и фамилию? Ежова на этом свете уже нет, к тому же сейчас в мире грядут такие перемены, что Сталину и его команде будет точно не до меня. И – словно в омут головой:
– Записывайте! Имя – Ефим, фамилия – Сорокин. Дату рождения надо? Тогда… – Я помедлил. Ладно, число и месяц пусть будут настоящие, а вот год, соответственно, с поправкой на минус восемьдесят лет.
– 12 декабря 1900 года.
– Записано, – чирканул на клочке бумаги Шмейхель. – Так что заходите через три дня, ваши документы будут готовы.
– Хорошо, но у меня к вам ещё один вопрос. Не подскажете, где можно сделать ставку на исход боксёрского поединка?
– Отчего же, подскажу, – с готовностью согласился Шмейхель. – А лучше провожу. Вы тут человек новый, к вам могут отнестись с настороженностью, а меня уже знают, я в этом районе практически вырос.
Идти оказалось недалеко, через несколько минут мы спустились в такой же подвал, однако народу здесь было не в пример больше. В воздухе витал табачный дым, раздавались крики на английском, итальянском, вроде на идиш или иврите, и даже двое – судя по выправке, чуть ли не бывшие офицеры царской армии – общались на чистом русском.
Ставки от десяти долларов здесь делались в основном на лошадиные бега и бейсбол. Но на исход боксёрского поединка между Луисом и Шмелингом тоже можно было поставить, и уже вскоре я диктовал букмекеру свои имя и фамилию, протягивая две купюры с портретом 18-го президента США Уллиса Гранта. Причём здесь же принимались ставки на раунд, в котором тот или иной боксёр может победить нокаутом. Если угадывал и раунд, твой выигрыш увеличивался в несколько раз. Не угадывал – даже в случае верного исхода боя мог оказаться в проигрыше. Я не преминул этим воспользоваться, указав, что Шмелинг ляжет в первом раунде, на что букмекер удивлённо приподнял брови.
Как-то всё слишком просто, думал я, покидая заведение. Понятно, что приём ставок без документов мне в данный момент только на руку, но тем не менее…
Спустя три дня я стал обладателем новеньких водительских прав на имя Yefim Sorokin. С маленькой чёрно-белой фотографии с печатью в уголке на меня смотрел серьёзный мужик, в глазах которого трудно было что-то прочитать.
– Не отличить от настоящих, – довольно потирая руки, сказал Шмейхель.
Лейбовиц, посмотрев права, удивился:
– Вы же так переживали, что за вами могут начать охоту какие-то спецслужбы, а тут взяли и свои настоящие данные указали…
– Волков бояться, Абрам Моисеевич, в лес не ходить, – со вздохом махнул я рукой.
Антиквар, таким образом, был поставлен перед фактом, и далее он объявил, что завтра я еду в аэропорт покупать два билета на рейс Нью-Йорк – Лос-Анджелес и два билета на обратный рейс с тем расчётом, чтобы обернуться одним днём. Ну или двумя, что само собой подразумевалось, если ты вылетаешь вечером, как рекомендовал антиквар.
– Берите билеты на 26 мая, желательно на вечерний рейс, – напутствовал меня Абрам Моисеевич.
Билеты я приобрёл в ближайшем офисе «Американских авиалиний», до которого было идти всего пару кварталов. Два билета в один конец и два обратно на самолёте «Дуглас» серии DC-3, совершавшем регулярные пассажирские перевозки по этому маршруту, обошлись по тридцать три доллара каждый. Вылет должен состояться в 19:30 из аэропорта Ньюарка, расположенного в часе езды от Манхэттена, но номинально уже находящегося в штате Нью-Джерси.
Также я узнал, что полёт с Восточного на Западное побережье США должен занять порядка семнадцати часов, тогда как обратно можно было долететь всего за пятнадцать. Как оказалось, виной всему – встречный ветер, дувший преимущественно в восточном направлении.
По пути предстояло сделать три посадки для дозаправки. Однако… Хотя что это я тут удивляюсь, хорошо ещё, не на поезде путешествовать будем. При нынешних скоростях неделю тащились бы через весь континент.
Вечером четверга, 26 мая, мы вылетели из аэропорта Ньюарка. Погода благоволила, голубое небо лишь местами было расчерчено перистыми облаками. А вот комфортом в салоне и не пахло. Хотя по нынешним временам, наверное, даже такие тесные места с узким проходом считались явлением вполне обычным. Народ в эту эпоху был куда как менее избалованным, нежели в моё время.
Большая часть полёта проходила ночью, и из-за дозаправок выспаться толком так и не удалось. Трижды переводили часы, поскольку Восточное и Западное побережье разделяют три часа. Лейбовиц не расставался с маленьким саквояжем, в котором покоился тот самый кинжал, стоивший десять тысяч зелёных бумажек. Я же постоянно находился при антикваре в роли телохранителя, однако без огнестрельного оружия. Абрам Моисеевич меня проинструктировал, что досмотра багажа и ручной клади при посадке на самолёты не производится, а что металлодетекторов пока ещё не изобрели – это я и сам догадывался. Проверялось только наличие билетов и вес багажа. Если человек был очень толстым, то могли попросить его взвеситься. Проносили всё, что угодно, но за опасное поведение во время полёта уже существовали санкции. И пусть почти во всех штатах страны оружие можно было приобрести без лицензии, я решил не рисковать, всячески ограждая себя от возможного рода негативных последствий.
Аэропорт Лос-Анджелеса представлял собой весьма убогое зрелище. Это было просто лётное поле под названием «Майнес-Филд» с несколькими строениями, одно из которых и оказалось терминалом.
– Вчера я звонил пресс-секретарю мистера Уорнера, за нами должны прислать машину, – сказал Лейбовиц, от слепящего солнца надвинув на глаза шляпу-федору. – О, а вот, кажется, и она!
К краю поля неторопясь подкатил «кадиллак» с открытым верхом, за рулём которого сидел щеголеватый водитель. Он вальяжно выбрался из автомобиля и, увидев, как мы приближаемся, сделал несколько шагов навстречу.
– Вы мистер Лейбовиц? – обратился он к моему партнёру.
– Да-да, это я, – несколько суетливо ответил антиквар. – А это – мой помощник, мистер Сорокин.
– Я – Тони, – представился водитель и кивнул на саквояж: – Вещей у вас при себе немного.
– Мы же сюда ненадолго, одним днём, у нас даже куплены билеты на вечерний рейс до Нью-Йорка.
– Что ж, надеюсь, за это время вы решите все свои дела. Прошу в машину.
Мы сели на задние просторные сиденья, напоминавшие обтянутый дорогой кожей диван, впрочем изрядно прогретый на голливудском солнце. Я тут же невольно начал крутить головой по сторонам, поймав на себе в зеркале весёлый взгляд Тони. Небось думает, мол, приехали из Нью-Йорка, типа крутизна… А самая роскошь – вот она, это вам не каменные джунгли вашего мегаполиса. Тут я с ним и не спорил бы, и впрямь здесь было на что посмотреть.
Мы миновали Беверли-Хиллз, где на Эльм-Драйв водитель показал нам «скромный» домик Сергея Рахманинова.
– Вон, видите, репортёры толпятся? Ждут, когда пианист выйдет из дома.
Что нам Рахманинов с его достаточно трудной для моего уха музыкой! Я вот с Утёсовым общался, этим и впрямь можно гордиться.
– Справа Китайский театр Граумана, – продолжал экскурсию Тони. – Там же Аллея Славы с отпечатками рук и ног всяких знаменитостей. – Сказал он это столь небрежно, будто на Аллее уже успели появиться и его отпечатки.
Далее начались более претенциозные постройки. Виллы, многие из которых, как выяснилось, принадлежали знаменитым артистам, режиссёрам и продюсерам, впечатляли, некоторые и вовсе напоминали дворцы.
– Здесь живёт Джудит Баррет[12 - Баррет Джудит – американская киноактриса, снимавшаяся в главных женских ролях с конца 1920-х и до начала 1940-х гг. Один из её творческих псевдонимов – Нэнси Довер.]. А вон там, за пальмами, особняк самого Кларка Гейбла[13 - Гейбл Кларк – американский актёр, кинозвезда и секс-символ 1930—1940-х гг., носивший прозвище Король Голливуда.]. А там жила Тельма Тодд[14 - Тодд Тельма – легендарная американская актриса первой половины XX в.], которую нашли мёртвой три года назад. Поговаривают, это была месть знаменитого гангстера Лаки Лучано за то, что она отказалась с ним встречаться, – понизив голос, как бы по секрету добавил Тони.
Мой взгляд тем временем зацепился за видневшиеся на холме справа огромные белые буквы: HOLLYWOODLAND. Вот не знал, что в это время в знаке Голливуда ещё присутствовали четыре лишние буквы.
– Абрам Моисеевич, а что это за Уорнер, к которому мы едем? – по-русски негромко задал я антиквару мучивший меня всё это время вопрос.
– Джек Леонард Уорнер[15 - Уорнер Джек Леонард – американский и канадский продюсер и киномагнат еврейского происхождения, который был президентом и «движущей силой» студии Warner Bros, в Голливуде. Вместе с братом Сэмом создал первый в истории звуковой фильм «Певец джаза». На протяжении своей карьеры считался противоречивой и загадочной фигурой. Уорнер выступал против европейского фашизма и критиковал политику нацистской Германии задолго до вступления Америки во Вторую мировую войну. Будучи противником коммунизма, после войны Уорнер давал показания в качестве «дружественного свидетеля» перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, добровольно называя имена сценаристов, которые затем были уволены по подозрению в том, что были коммунистами или сочувствующими им.] является одним из сооснователеей компании «Уорнер Бразерс», – так же негромко ответил антиквар. – Их, кажется, было четверо братьев, имена остальных я не помню. Один вроде несколько лет как умер. Причём – я навёл кое-какие справки – Джек Уорнер ведёт жестокую борьбу с двумя здравствующими братьями за контроль над компанией. Для евреев, где семейные узы ставятся во главу угла, подобное, согласитесь, неприемлемо.
Вот ведь, куда ни плюнь, подумал я, обязательно в еврея попадёшь. Но что любопытно, все они на моей памяти оказывались при деле. Ни разу не встречал еврея-бездельника или еврея-алкоголика, что у нас, славян, к сожалению, далеко не редкость.
«М-да, скучный он, богоизбранный народец, не умеют развернуться от души и порвать на груди рубаху, всё какие-то делишки обделывают», – с грустной самоиронией подвёл я черту своим размышлениям.
– Оказалось, мистер Уорнер также является большим любителем старинного холодного оружия, – продолжил Лейбовиц. – Как-то вышел на меня, хотя я не очень и афишировал, что у меня имеется такой кинжал, мне звонил его пресс-секретарь. А сегодня, наверное, мы с Уорнером увидимся лицом к лицу, хотя даже если этого и не случится, я не очень расстроюсь. Для меня главное – удачно совершить сделку.
Тони на нас в зеркало поглядывал неодобрительно. Мало того что прервали его монолог о красотах Голливуда, так ещё и болтаем на незнакомом языке, в котором периодически звучит имя его босса.
Мы въехали на территорию утопающего в зелени особняка – очередного небольшого дворца о двух этажах с американским флагом на крыше и фонтаном перед фасадом. «Кадиллак» притормозил у крыльца, на котором тут же появился молодой человек с прилизанными волосами.
– Как долетели, господа? – первым делом поинтересовался он.
– Спасибо, хорошо, – чуть приукрасил действительность антиквар.
– А кто это с вами, мистер Лейбовиц? Вы не говорили, что с вами будет кто-то ещё.
– Это… мой помощник, – запнувшись, ответил Абрам Моисеевич.
– Понятно, – хмыкнул встречавший. – Я – Адам Миллер, пресс-секретарь мистера Уорнера. Товар, надеюсь, при вас?
– Всё здесь, – потряс Лейбовиц саквояжем.
– Тогда прошу за мной, мистер Уорнер готов выделить вам полчаса.
Внутри всё дышало роскошью, в чём-то напомнив мне дворцы наших рублёвских нуворишей. Лепнина с позолотой, старинные гобелены, портреты мужчин и женщин в относительно современной и не очень одежде… В коридоре на стенах развешаны клинки старинных образцов, свидетельствовавшие об увлечении хозяина. Если Уорнер и еврей, то какой-то расточительный.
Продюсер ждал нас в зале, удобно устроившись в кресле. Закинув ногу на ногу, он попыхивал сигарой, держа в левой руке свежий номер «Лос-Анджелес таймс», свёрнутый посередине, а пальцами правой почёсывая за ухом прилегшего рядом здоровенного дога, который на наше появление отреагировал лишь равнодушным взглядом.
– A-а, приехали, – вынув сигару из зубов, прокомментировал Уорнер и кивнул на диван у стены. – Присаживайтесь. Адам, возьми у мистера Лейбовица кинжал, хочу рассмотреть его поближе. И заодно кликни сюда мистера Квинси.
Однако… Мог бы ради приличия поднять из кресла свою задницу и пожать нам руки, не говоря уже о том, чтобы предложить гостям с дороги по чашечке кофе. Публика такого рода всегда вызывала у меня, мягко говоря, недоверие.
Уорнеру на вид можно было дать лет сорок пять. Холёный, с усиками, одетый в дорогой костюм, он олицетворял собой человека, сумевшего воплотить в жизнь американскую мечту. Сколько в своё время пересмотрел фильмов этой киностудии, но об её основателях ничего не знал. И вот представился случай лично познакомиться с легендарным продюсером. По идее, я должен испытывать священный трепет, однако в этой ситуации на удивление для самого себя оставался совершенно спокойным.
Заполучив оружие, продюсер не без волнения принялся его разглядывать, посверкивая примостившимся на мизинце золотым перстнем с крупным алмазом. Видно было, как горят глаза Джека Уорнера, когда взгляд скользил по узорам клинка.
Между тем в зале появился ещё один персонаж. Невысокий старичок в очках и с маленьким чемоданчиком в руках, поздоровавшийся с нами кивком, подошёл к продюсеру.
– Мой эксперт по старинному холодному оружию мистер Квинси, – пояснил Уорнер, протягивая ему кинжал.
Старик уселся за стол, извлёк из чемоданчика набор загадочных для меня инструментов, вооружился лупой и под светом настольной лампы приступил к изучению кинжала. Периодически он бормотал себе под нос что-то неразборчивое. Продюсер как ни в чём не бывало вернулся к чтению, а лоб моего компаньона покрылся мелкими бисеринками пота. Вот будет фокус, если кинжал окажется подделкой.
Минут через десять эксперт удовлетворённо крякнул, выпрямляясь, и молча принялся укладывать инструменты обратно в чемоданчик. Уорнер оторвался от чтения, вопросительно взглянул на мистера Квинси. Тот, возвращая оружие боссу, кивнул, после чего, так и не проронив ни слова, исчез.
– Что ж, похоже, подлинность клинка подтвердилась, – констатировал продюсер. – А раз так, будьте добры получить причитающиеся вам деньги. Или вы, мистер Лейбовиц, предпочитаете чек на предъявителя?
– Лучше наличными, – прощебетал Абрам Моисеевич, и кадык на его худой шее дёрнулся вверх-вниз.
Киномагнат сделал знак своему пресс-секретарю, тот скрылся за дверью, вернувшись через три минуты с серебряным подносом, на котором, аккуратно перевязанные, лежали пять пачек двадцатидолларовых банкнот.
– Здесь ровно десять тысяч, – сказал Адам, передавая деньги Лейбовицу. – Если сомневаетесь, можете пересчитать каждую пачку.
– Не стоит, такой человек, как мистер Уорнер, не обманет, – криво улыбнувшись в сторону дельца, слегка осипшим голосом ответил антиквар. – Мы можем идти?
– Конечно, я вас не держу, – с царственной благосклонностью кивнул хозяин киностудии. – Хотя…
Его оценивающий взгляд остановился на мне, отчего я почувствовал себя не совсем уютно.
– Ладная фигура, симпатичное лицо, взгляд такой… проницательный. У вас неплохая фактура, мистер… – Он пощёлкал пальцами.
– Сорокин, – подсказал я.
Надеюсь, Уорнер всё же не любитель мальчиков, хотя и я уже, признаться, далеко не мальчик, но муж. В любом случае этому извращенцу ничего не обломится, кроме разве что пары хороших затрещин. И плевать на развалившегося у его ног дога.
– Так вы русский?
– Есть такое. После революции с родителями эмигрировал в США.
– Да, лёгкий акцент чувствуется… Но он же добавляет своего рода изюминку. Вы в кино никогда не снимались, мистер Сорокин?
Этот вопрос меня немного расслабил. Вон, оказывается, что за интерес у продюсера. Неужто хочет сделать из меня кинозвезду?
– Пока не доводилось. Честно сказать, не видел в себе актёрских способностей.
– Вы бы знали, скольких бездарей я сделал пусть не звёздами, но довольно известными актёрами, – хмыкнул Уорнер, вдавливая окурок сигары в пепельницу на стоявшем рядом столике. – Главное – умение подать, тут многое зависит от мастерства режиссёра и оператора. А в вас я вижу потенциал, поверьте моему чутью. Чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?
– Хм… Пока помогаю мистеру Лейбовицу.
– То есть ерундой, – безапелляционно заявил продюсер. – Семья, дети?
– Э-э… Можно сказать, что никого нет.
– Ну а с женщинами вы как? Можете? Или предпочитаете мальчиков?
Вот паразит, как в обратную вывернул! Теперь уже я в роли подозреваемого. Чувствуя, что щёки краснеют, выдавил:
– По этой части всё в порядке, на мальчиков меня не тянет.
– Ну так как, не хотели бы пройти кинопробы? Мы готовим к производству фильм о гангстерах, вы могли бы сыграть в нём одну из ролей.
– Я подумаю над вашим предложением.
– Только думайте недолго, фильм уже, как говорится, на сносях. Адам, дай гостю свою визитную карточку. Будем ждать вашего звонка, мистер Сорокин. А пока Тони отвезёт вас обоих в аэропорт.
По пути к «Майнес-Филд» мы молчали. И только когда попрощавшийся с нами Тони скрылся из виду, Лейбовиц спросил:
– Ну и что вы, Ефим, думаете по этому поводу?
– По какому именно, Абрам Моисеевич?
– По поводу предложения сняться в кино.
– Ах, вон вы о чём… Пока ничего не думаю, этот Уорнер меня порядком озадачил.
– В принципе, человек вы свободный, мне ничем не обязаны, так что можете устраивать свою жизнь в Америке, как вам заблагорассудится. Я всегда предпочитал держаться земли, у вас же появился шанс взлететь. Но и упасть потом можно больно.
– К тому же в ближайшее время мне нежелательно засвечивать своё лицо на всю Америку, – добавил я. – Ладно ещё, если достанется эпизодическая роль какого-нибудь мелкого гангстера, а вдруг режиссёру взбредёт в голову дать мне главную роль? И не дай бог копия фильма попадёт в СССР – что, правда, довольно фантастично – или здесь, в Штатах, картину увидит какой-нибудь засекреченный агент НКВД… Не то чтобы у меня мания преследования, однако не хочется лишний раз глупо подставляться.
– Слова разумного человека, – кивнул антиквар. – Кстати, не мешало бы перекусить. Пойдёмте к буфету, а после отойдём в сторонку, и я с вами уже, наконец, рассчитаюсь.
Глава 3
После всех расчётов в моём кошельке оставалось больше трёхсот долларов. 1 июня по наводке антиквара я отправился в «маленькую Италию» на Маллбери-стрит, где можно было относительно недорого снять жильё. Четырехэтажный доходный дом красного кирпича принадлежал итальянцу по имени Бруно Кастильо. На вид домовладельцу было лет под пятьдесят. Низенький, толстый, с густыми усами, он чем-то напоминал мультяшный персонаж из рекламы кетчупа. Итальянец был одет в широкие, державшиеся на подтяжках штаны, в рубашку с закатанными рукавами, котелок был сдвинут на затылок, а в мясистых губах торчала потухшая пожёванная сигара.
– Абрахама я знаю, хороший человек, хоть и еврей, – заявил Кастильо, глядя на меня с прищуром. – Он правильно сделал, что направил вас ко мне. У меня приличный дом, я не терплю грязи, драк и поножовщины, так что с соседями, думаю, вы поладите. Надеюсь, и от вас не будет проблем.
Однокомнатная квартирка была небольшой, но вполне уютной и, главное, относительно чистой. Однако недостаточно, так что, получив ключ в обмен на тридцать долларов – такой была месячная рента, – я сразу же попросил у Бруно веник и совок.
Маленькая кухонка, к сожалению, без холодильника, но с малюсенькой плиткой на две конфорки. Совмещённый санузел с фаянсовым унитазом, умывальником и душем со сливом в полу оказался тоже не таким чистым, как мне мечталось, здесь требовалась серьёзная уборка. Я не терпел антисанитарии, мне не хотелось подхватить грибок или вообще какую-нибудь кишечную палочку.
Направляясь в располагавшийся через дорогу маленький магазинчик, торговавший в том числе и чистящими средствами, я размышлял, существуют ли в США сейчас клининговые компании? Я бы заплатил пару долларов за нормальную уборку. Думаю, и не я один готов был платить за чистоту, чтобы не корячиться самому. А если таких компаний нет, то рано или поздно их создадут. Почему бы этого не сделать мне? Не бог весть какой бизнес, однако на хлеб с маслом должно хватать.
