скачать книгу бесплатно
– Мелочь можешь оставить себе, – сказал я, забирая помятые бумажки. – А теперь валите оба отсюда, и не дай бог я вас ещё увижу поблизости от этого магазина.
Через несколько секунд в магазинчике снова остались только мы с Лейбовицем. Тот вытер кровь носовым платком, а затем метнулся куда-то за ширму и вернулся с бутылкой бурбона и парой стаканов.
– Вы как хотите, а я выпью, – произнёс он на русском, дрожащей рукой разливая коричнево-золотистую жидкость по стаканам. – Всё-таки не каждый день тебя грабят.
– Пожалуй, тоже не откажусь, – согласился я, поднимая свой стакан.
– А у вас завидная выдержка, – сказал антиквар, немного успокоившись. – Признаться, в первый момент я даже поверил, что вы и впрямь работаете на ФБР. Сыграно весьма убедительно.
– Именно ваше предположение помогло мне придумать версию об агенте из Федерального бюро расследований.
– А что, у Гувера правда скоро день рождения?[2 - Дж. Гувер родился 1 января 1895 г.]
– Понятия не имею, сказал просто наудачу. Но, как видите, прокатило. Вряд ли они тоже это знают. С мафией также вариант пришёлся кстати, вон как перепугались ребята. Может, стоило всё же вызвать полицию?
– Да где их теперь искать, этих проходимцев… Тем более не лучший вариант для вас – вы же пока человек без документов.
Лейбовиц ещё плеснул себе бурбона, я же отказался, мне было достаточно.
– Как вы думаете, их кто-то подослал или они сами по себе? – снова спросил антиквар после того, как стаканы и бутылка были убраны со стола.
– Скорее всего, второе, слишком уж несерьёзно они выглядели. Наверняка обычная шпана, решившая грабануть беззащитного старика. А вы никому не отчисляете за охрану?
– Да кому нужен старик, промышляющий антиквариатом?! Что с меня взять? Если бы я имел подпольное казино или бордель – тогда другое дело.
– Кстати, вот ваши восемь долларов…
– Бросьте, оставьте их себе, вы их честно заработали.
Почему бы и нет, и я с довольным видом убрал купюры в карман.
– А кто сейчас в Нью-Йорке представляет реальную силу? – спросил я, вспомнив сюжет «Крёстного отца».
– Если брать тех, кто стоит по ту сторону закона, то это Комиссия[3 - 'Комиссия – коллективный руководящий орган американской коза ностра, учреждённый в 1931 г. по предложению Лаки Лучано пятью самыми крупными и влиятельными семьями итало-американской мафии, контролирующими Нью-Йорк и разграничивающими «зону влияния» между семьями.Лаки Лучано – Чарльз Лучано по прозвищу Счастливчик, он же Сальваторе Лукания, итальянский преступник, один из лидеров организованной преступности в США. Не имел гражданства США, в 1946 г. депортирован из страны.], та самая итальянская мафия, которую вы упомянули. Комиссия состоит из пяти влиятельных семей. Это семьи Дженовезе, Бонанно, Луккезе, Профачи и Гамбино. Можно ещё вспомнить Аль Капоне, но он работает в Чикаго, и Стефано Магаддино – тот подмял под себя Буффало. Есть ещё Мейер Лански, но он в Комиссию не входит, так как не является итальянцем.
– А что ещё вы о них знаете? Слухами, как говорят на нашей с вами родине, земля полнится.
– Честно говоря, немного. Основатель Комиссии и семьи Дженовезе Чарли «Лаки» Лучано три года назад угодил в тюрьму, вроде бы за сводничество. Его место во главе семьи должен был занять Вито Дженовезе, но он сбежал в Италию, оставив трон Фрэнку Костелло[4 - Костелло Фрэнк – американский мафиози итальянского происхождения, прозванный Премьер-министром преступного мира. Являлся одним из самых могущественных и влиятельных боссов мафии в США.]. Джо Бонанно является самым молодым главой семьи, его в своё время поднял Сальваторе Маранцано[5 - Маранцано Сальваторе – один из самых знаменитых деятелей организованной преступности первой половины XX в. вначале на Сицилии, а затем в Америке, где стал одним из ранних боссов коза ностра.], на стороне которого он выступал во время Кастелламмарской войны[6 - Кастелламмарская война – кровавый конфликт за контроль над итало-американской мафией между сторонниками Джо Массерия и Сальваторе Маранцано. Войну назвали так, потому что Маранцано был родом из Кастелламмаре-дель-Гольфо, Сицилия. Кастелламмарская фракция выиграла, а Маранцано объявил себя «капо ди тутти капи», став неоспоримым лидером мафии. Однако он вскоре был убит бандой молодых гангстеров во главе с Лаки Лучано, который установил новый, разделяющий власть орган – Комиссию, состоящую из пяти семей мафии равной мощи, ради предотвращения таких войн в будущем.]. Не брезгует продавать наркотики, хотя и легальный бизнес, по слухам, впечатляет. Кстати, в его ведении большая сеть похоронных бюро по всей стране. Семью Луккезе возглавляют два тёзки – Гаэтано Луккезе и Гаэтано «Томми» Гальяно. Они занимаются преимущественно перевозками и одеждой, хотя не чураются доходов от проституции, букмекерства, ростовщичества и других незаконных видов деятельности, что является основой благосостояния других семейств. Насчёт ещё двух семей у меня нет точной информации, а слухами не хочу вводить вас в заблуждение. Что касается Лански, на самом деле его фамилия Сухомлянский, он ещё больший мой земляк, чем вы, потому что является уроженцем Гродно. По приезде в США их фамилию укоротили, так они стали Лански. Мейер вместе со своим дружком Багси Сигелом возглавляет еврейскую мафию, если можно так выразиться. Занимаются тем же, что и итальянцы. – В лице Лейбовица мелькнуло что-то вроде легкого презрения.
Ага, видно, не по душе ему, что сородичи встали на неправедный путь. Но я этого самого Лански мог оправдать, человек решил не выживать, а жить в своё удовольствие, наверняка при этом помогая единоверцам. И я далеко не был уверен, что методы работы еврейской мафии были столь же жестокими, как и у итальянцев, о которых столько было писано-переписано.
– А вы, Абрам Моисеевич, неплохо осведомлены для простого антиквара.
– Так ведь, как писал ваш Ленин, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.
– Вы и Ленина читали?
– У меня имеется собрание его сочинений, – самодовольно усмехнулся Лейбовиц. – Собирал нелегально, иначе меня сочли бы коммунистом.
– И не боитесь мне об этом рассказывать?
– Не боюсь, есть в вас что-то, какой-то стержень. Знаете что, а вы мне понравились.
– Да ну! – позволил я себе лёгкую иронию.
– Я говорю серьёзно. Мы, евреи, народ в массе своей подозрительный, но вы сумели произвести на меня впечатление. Если только это не хитро разыгранная комбинация с подставными грабителями… Не перебивайте, молодой человек. Верю, что это не розыгрыш. Если у вас и имеется артистический талант, то те парни – совершенные олухи. Либо это будущие Гарольды Ллойды[7 - Ллойд Гарольд Клейтон (1893–1971) – американский актёр и кинорежиссёр, известен своими немыми комедиями.], в чём я сильно сомневаюсь. Да и какой смысл меня дурачить? Втереться в доверие? Считайте, вам это удалось, вот только я не столь богат, как некоторые думают, и почти всю имеющуюся наличность предпочитаю держать в банке. – Антиквар проворно вскочил, снова исчезнув за ширмой, послышался скрежет проворачиваемого в замочной скважине ключа, и вскоре он появился, держа в руках кинжал в ножнах старинной работы. Сел, вынул клинок из ножен, покрутил в руках, любуясь узорами на чуть потемневшем от времени, изогнутом лезвии. – Тринадцатый век, кинжал-хаджар, такой обычно входил в экипировку арабского конного воина. Этот же принадлежал лично Саладину. Саладин, он же великий полководец Салах ад-Дин, он же Юсуф ибн Айюб, является основателем династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом и Йеменом. Вы должны понимать, что обошёлся кинжал мне… Ну, не важно во сколько, но достаточно дорого. Подержите в руках. Чувствуете, как в нём кипит сила столетий? Можно только догадываться, сколько жизней он унёс, сколько на нём крови, потому что Саладин не чурался лично вести за собой отряды своих подданных в битвы против крестоносцев.
Честно говоря, я ничего не чувствовал, кроме волнистых узоров под пальцами. Но, чтобы потрафить старику, важно кивнул, соглашаясь, и вернул оружие владельцу.
– Так вот, возраст, как вы понимаете, у меня уже достаточно солидный, в следующем году шестьдесят пять стукнет, – продолжил Абрам Моисеевич, которому я с ходу дал не меньше семидесяти. – Родственников в Нью-Йорке у меня нет. Обе сестры разъехались за мужьями, а семьёй я так и не обзавелся. В то же время одному управляться в лавке стало трудно. Я давно задумывался о том, чтобы взять помощника, но это должен быть человек, которому я смогу доверять, и уж точно не мальчик. Отлучаться из лавки я часто не могу, тогда как нередко ситуация складывается таким образом, что нужно куда-то отъехать. Например, сейчас в Лос-Анджелесе меня ждёт покупатель как раз на этот кинжал. Перед покупкой он хочет лично осмотреть товар, а лететь ко мне ему, видите ли, недосуг. Сумма очень приличная, в несколько раз выше той, что я за него отдал. Но я не совсем уверен в надёжности покупателя, поэтому до сих пор оттягивал эту поездку. Теперь же хочу вам предложить побыть в этой поездке моим телохранителем, за это вам перепадет пять процентов от суммы сделки.
– И сколько это будет в долларах?
– Хм… Вы деловой человек, Ефим. Хотя, что я, собственно, вы всё равно произвели бы в уме вычисления и поняли бы, что общая выручка равняется десяти тысячам долларов. То есть ваши – пятьсот долларов. Согласитесь, сумма для вчерашнего заключённого немаленькая. А в дальнейшем, если всё пройдёт нормально, я устрою вас своим помощником. Будете выполнять кое-какие мои поручения. Ну как, согласны?
– Почему нет? Предложение и впрямь выгодное. Спасибо, что решились взять меня в дело. Единственное но – повторяю: у меня пока нет документов. А без них, сами понимаете, особенно не попутешествуешь.
– Действительно, – опять почесал свой нос Лейбовиц. – Официально вам паспорт никто не выдаст, даже на вымышленное имя, вас сразу сдадут в полицию. А знаете что, я сведу вас со своим хорошим знакомым. Зовут его Аарон Мендель, тоже эмигрант, правда, из Польши, хотя тогда, когда он уехал, она ещё входила в состав Российской империи, так что и с ним можете говорить по-русски[8 - Современный русский язык распространился на территории Центральной и Восточной Польши в конце XVIII в. после разделов Речи Посполитой и был единственным государственным языком Царства Польского. После 1875 г. в период наиболее интенсивной русификации Польши судопроизводство в стране было переведено на русский язык, хотя польский по-прежнему ограниченно использовался в школах для религиозного преподавания, а также повсеместно в устном общении и частной переписке.]. Он дантист, и его частная практика находится под защитой людей того самого Мейера Лански, о котором я вам рассказывал. Он им платит – они его охраняют. Может, Аарон сумеет как-то помочь решить этот вопрос. Вы не против? Тогда я сейчас же с ним созвонюсь из своего кабинета, а вы пока посидите здесь.
Через десять минут Лейбовиц вернулся с торжествующей улыбкой на тонких губах.
– Ну что ж, Аарон ждёт нас через час, у него как раз в семь вечера закрывается частная практика. И я заодно с вами прогуляюсь, навещу старого знакомого.
Аарон Мендель практиковал в таком же тихом переулке на Амстердам-авеню, недалеко от Центрального парка. По пути я избавился от браунинга, который до этого покоился в кармане пиджака. Не знаю уж, палёный ствол или нет, но лучше не рисковать, тем более у меня имелось своё оружие, на территории США точно нигде не засветившееся. Так что я при первой же возможности зашвырнул пистолет в озерко на территории Центрального парка, который мы миновали по пути к дантисту.
К нашему приходу очередной представитель древнейшей нации успел спровадить последнего на сегодня клиента и помощницу – она же секретарша – и лично встречал нас на пороге своей маленькой клиники.
С Лейбовицем они обнялись как старые друзья, каковыми, собственно, и являлись, даже чмокнули друг друга в щёки, общаясь, похоже, на иврите или вообще на идише. Мне же Мендель учтиво поклонился, на неплохом русском приглашая пройти внутрь.
– Присаживайтесь, молодой человек, – кивнул он на зубоврачебное кресло.
– Да я…
– Садитесь, я вам говорю. Сначала я должен убедиться, что с вашими зубами всё в порядке, а после этого мы уже поговорим о ваших делах.
Не сказать, чтобы я панически боялся стоматологов, тем более всё лечение зубов в моё время уже проводилось под местным наркозом. Но некий трепет я всё же испытывал. Сейчас же, глядя на разложенные передо мной на столике инструменты и дедушку бормашин будущего, я невольно содрогнулся. Об анестезии в эти годы вряд ли имели представление.
Опустившись в обитое потёртой кожей кресло, я оказался в полулежачем положении. Надо мной вспыхнула яркая лампа, и я невольно зажмурился.
– Ну-с, – по старорежимной привычке произнёс дантист, – открывайте пошире рот… А у вас неплохие зубы! И кто вам ставил пломбы? Из какого они материала?
Не буду же я рассказывать, что три акриловые пломбы мне обошлись в семь тысяч рублей каждая. Поэтому наскоро придумал версию о хорошем одесском стоматологе, лечившем первых лиц города, к которому меня привели по блату и работа которого мне обошлась в общей сложности в десять рублей. А уж что он мне там ставил, никакого понятия на данный счёт не имею.
– И всё же странно, я подобного ещё не встречал, хотя и слежу за всем новым в этой сфере, – продолжал удивляться дантист. – А нижняя семёрочка у вас всё же требует небольшого ремонта. Если сейчас не запломбировать, через пару месяцев начнёт побаливать. Не бойтесь, за одну пломбу я с вас денег не возьму, это вам от меня скромный подарок.
Таким образом, после примерно пятнадцати минут пытки я стал обладателем пломбы из амальгамы. Когда я, насквозь вспотевший, наконец покинул зубоврачебное кресло, мы втроём перешли в кабинет, обставленный вполне прилично, где расселись по удобным креслам. Хозяин тут же разлил по рюмкам сорокаградусный напиток из изюма под названием «пейсаховка», причём в количестве трёх экземпляров.
– И мне можно? – спросил я.
– В качестве антисептика немного можно, – кивнул дантист. – Но всё же пару часов рекомендую не употреблять горячего.
Когда мы вкусили чуть сладковатой водки с карамельным запахом, перешли к делу.
– Итак, Абрам по телефону в общих чертах рассказал мне вашу историю и как вы героически спасли его от грабителей, – без доли иронии произнёс Мендель. – Хотя, Абраша, я тебе уже не раз говорил, что телефонные разговоры могут прослушиваться, а ты все мои советы пропускаешь мимо ушей.
– Да брось, Аарон, кому нужен скромный антиквар? Ты лучше скажи, как нам снабдить молодого человека документами, пусть даже поддельными, но хорошего качества?
– Может, нашему другу попросить политического убежища? После революции в Соединённые Штаты хлынула волна белоэмигрантов, и многие из них стали обладателями так называемых нансеновских паспортов[9 - Нансеновский паспорт – международный документ, который удостоверял личность держателя, и впервые начал выдаваться Лигой Наций для беженцев без гражданства.]. Правда, пока не все страны их признали, но сути дела это не меняет. Можно попробовать обратиться в пункт приёма иммигрантов на острове Эллис[10 - Остров Эллис, расположенный в устье р. Гудзон в бухте Нью-Йорка, был самым крупным пунктом приёма иммигрантов в США, действовавшим с 1 января 1892 г. по 12 ноября 1954-го. Ныне остров – собственность Федерального правительства США, находится под юрисдикцией Службы национальных парков США.]. Это по соседству с островом Либерти, где стоит статуя Свободы. Не исключено, что там смогут решить ваш вопрос.
– Но всё же существует риск, что меня могут отправить обратно в СССР?
– К сожалению, ничего нельзя исключать.
– Вот видите! А тем более если я тут буду жить под своим именем, на меня может начаться охота. Вспомнить хотя бы Троцкого…
– Льва Давидовича?
– Ну да.
– Вы считаете, на него охотятся?
Блин, а он что, ещё живой?[11 - Лев Троцкий был смертельно ранен агентом НКВД Рамоном Меркадером 20 августа 1940 г. в Мехико (Мексика) и на следующий день умер.] Надо было лучше учить историю, хорошо ещё не успел ляпнуть, что Троцкого зарубили ледорубом.
– Хотя мерзавец ещё тот, – неожиданно огорошил меня Мендель. – Ваша революция стала лакмусовой бумажкой, благодаря которой мы поняли, что и среди евреев попадаются поцы… Я бы на вашем месте не переживал. Кто вы такой и кто такой Троцкий! Вы же обычный, хм, скажем так, уголовник, хотя на уголовника, по крайней мере манерой держаться и разговаривать, вы и не очень смахиваете.
– Всё же, мистер Мендель, я не хотел бы рисковать. Если есть возможность заполучить паспорт или водительские права на другое имя, это было бы здорово.
– Ну раз вы настаиваете… Хотя я слышал, что Лаки Лучано вплоть до своей посадки так и не являлся гражданином Соединённых Штатов, что не мешало ему до поры до времени спокойно обстряпывать свои делишки на американской территории. Но если вы, Ефим, настаиваете, я, пожалуй, попробую что-нибудь для вас сделать. За посреднические услуги вы мне ничего не будете должны, а вот уж сколько запросят люди, с которыми я свяжусь, – большой вопрос. Вы вообще какой суммой располагаете?
– Э-э-э…
– На паспорт у него точно не хватит, – вклинился антиквар. – Но если документ будет всё же получен, то я за него заплачу сам. А вскоре нам предстоит дальняя поездка, и потом уже – не обессудьте, мистер Сорокин, – я вычту эту сумму из вашего гонорара.
– Тогда скрепим наш договор ещё одной порцией божественного напитка, – заключил дантист, снова разливая по рюмкам свою пейсаховку. – Опустошив рюмку, он спросил: – Ефим, так вы, значит, сбежали от чекистов, если Абраша меня не обманул. А он не такой человек, чтобы водить за нос своих друзей, одним из которых, надеюсь, я всё же являюсь. Сделайте одолжение, расскажите свою историю, если вас это не затруднит, а заодно поделитесь впечатлениями от жизни в советской России. Так ли всё страшно, как это пишут в эмигрантских газетах? Я на днях читал в «Новом русском слове», что у вас там даже Ежова расстреляли…
– Серьёзно?!
Вот это номер! Это что же получается, мой враг номер 1 мёртв? Недаром я не видел его портретов в Архангельске. И что же, мне теперь, выходит, некого опасаться? И не стоит ли задуматься о возвращении на родину?.. Нет, не стоит, потому что никто не мог дать гарантии моей безопасности. Я даже Сталину не доверял, хотя он вроде заинтересован в моём возвращении живым и здоровым. Сегодня ты нужен, а завтра тебя пустят в расход. Не для того я проделал такой путь, чтобы пропасть ни за понюшку табаку.
– Да, причём уже несколько месяцев тому назад, наверняка ещё до вашего отплытия в Штаты, – вывел меня из раздумий голос Менделя.
– Что ж, получил по заслугам, – констатировал я. – А что касается жизни в СССР… – В течение следующих десяти минут я вкратце изложил своё видение жизни в Советском Союзе, которое, как оказалось, местами не совпадало с изложенным в эмигрантских газетах.
Ещё несколько минут мы обсуждали новый порядок на территории бывшей Российской империи, после чего Лейбовиц решил, что настало время прощаться.
– И кстати, Аарон, помнишь, в последний раз ты мне проиграл партию в шахматы? Не хочешь отыграться?
– Хочу, Абраша, и сделаю это в ближайший Шаббат.
– Тогда в эту субботу жду тебя у себя.
Глава 2
Абрахам Лейбовиц жил над своей лавкой, этажом выше, в скромной двухкомнатной квартирке, которую можно было даже назвать полуторкой.
– Пока я вас поселю в маленькой комнате, – сказал мне антиквар, как только мы по возвращении от Менделя поднялись в его жилище. – Для вашего же спокойствия, потому что за ночь я несколько раз посещаю уборную и не хочу мешать вашему сну. Простатит, знаете ли, как говорили у нас в России, старость – не радость… Ну а когда появится возможность – а она, надеюсь, скоро у вас появится, – снимете себе жильё, тут неподалёку сдают внаём недорого. А то я, знаете ли, привык к одинокой холостяцкой жизни, стараюсь в свою квартиру посторонних не пускать, вы – редкое исключение.
У меня создалось такое впечатление, что в эту угловую комнатушку старый антиквар стащил всё, что не поместилось в кладовые его магазина. Самая настоящая лавка старьёвщика, просто глаза разбегались при виде всего этого барахла. Надеюсь, клопов и тараканов тут не водится.
Лейбовиц стянул с кровати покрывало и встряхнул его, подняв облачко пыли.
– Бельё, в общем-то, относительно свежее, – сказал он, возвращая покрывало на место. – Если ночью будет жарко, можете открыть окно. Заодно услышите, не перепиливает ли кто-нибудь витринную решётку. – Лейбовиц хихикнул, снова став в этот момент похожим на Плюшкина.
Кухня тоже была относительно небольшой, зато здесь имелись газовая плита и – барабанная дробь! – маленький, но настоящий холодильник! Внутрь с разбегу я не стал заглядывать, это прерогатива хозяина, однако надеялся, что с голоду мы не умрём.
Санузел оказался совмещённым, причём возле унитаза был прикреплён рулон настоящей туалетной бумаги, на ощупь, впрочем, оказавшейся весьма сомнительного качества. Но всё же это лучше, чем газета.
Чугунная ванна на изогнутых ножках соседствовала с эмалированным умывальником. И там и там имелись краны с горячей и холодной водой, в чём я вскоре убедился, когда мне было разрешено совершить гигиенические процедуры.
Всё-таки какое это блаженство – иметь возможность возлежать в ванне, наполненной тёплой водой, и ни о чём не думать! Последний раз такое я мог себе позволить лишь в прошлой жизни. Положив под затылок мочалку, я закрыл глаза и погрузился в сладкую истому, которую спустя какое-то время нарушил деликатный стук в дверь.
– Ефим, – раздался голос Лейбовица с той стороны, – прошу прощения, что потревожил вас, но у меня уже готов ужин. И он может остыть.
– Хорошо, уже выхожу.
Я бы не отказался снова вкусить божественной пиццы от Филумены и её папаши, но мне было предложено чуть ли не вегетарианское меню, при виде которого я внутренне чертыхнулся. М-да, кусочком говядины в окружении зелёного горошка и шпината, пожалуй, не наешься. Даже лежавшая на тарелке маца, купленная, видимо, в какой-то кошерной лавке, не спасёт положения. Так и придётся ложиться спать голодным. Впрочем, бокал красного вина немного приподнял настроение, потому что напиток оказался на вкус совсем даже неплохим.
– Вино из Италии, – пояснил Абрам Моисеевич. – До тридцать третьего года в Штатах действовала поправка к Конституции, так называемый «сухой закон», и многие виноградники оказались вырублены под корень. Теперь понемногу винодельческая промышленность возрождается, но подавляющее большинство вин завозят из-за рубежа. Эту бутылку «Барбареско» мне подарил Сэмюель пару лет назад, привёз из очередного плавания.
Да уж, что в США чудили с «сухим законом», что у нас при Меченом все виноградники вырубили… А в итоге и там и там поняли, что бороться с этим бессмысленно. В конце концов, уж лучше водка, чем героин.
На следующее утро антиквар встал раньше меня и, пока я совершал гигиенические процедуры, успел подсуетиться с завтраком. Яичница-глазунья из трёх яиц, тосты с маслом и чашка кофе вполне удовлетворили мой аппетит. Сам же старик, как выяснилось, успел откушать, ещё когда я спал, потому как встает не позднее шести утра, и вообще ему на сон в этом возрасте хватало пять часов.
– Каков у нас план действий на сегодня, Абрам Моисеевич? – поинтересовался я, когда с завтраком было покончено.
– Я спускаюсь в магазин, он открывается ровно в девять утра, то есть через пятнадцать минут, а вы, если есть желание, можете составить мне компанию. Но, думаю, вам будет скучно в обществе старика, предпочитающего в свободное время праздным разговорам штудирование старинных фолиантов. На вашем месте я поближе познакомился бы с Манхэттеном.
– Не боитесь, что снова какие-нибудь придурки могут заявиться, угрожая вам пушкой?
– Снаряд дважды в одну воронку не падает, – хмыкнул Лейбовиц. – Если бы это были мафиози, то они просто поставили бы свои условия, сколько я им должен ежемесячно платить за покровительство. Но что с меня взять?!
Да уж, что взять с бедного еврея… Особенно после того, как он задвинет свой допотопный кинжал за вполне приличную сумму. Как антиквар только рискнул открыться едва знакомому человеку, то бишь мне? Видно, припёрло, не хотелось терять такой жирный кусок, а то, чего доброго, клиент взял и сорвался бы. Получается, пока мы нужны друг другу, что на первых порах для меня весьма кстати, а дальше посмотрим.
– С удовольствием воспользуюсь вашим советом, мистер Лейбовиц, – сказал я. – Только, если вы не против, револьвер я оставлю дома, например, засуну под матрас. Не вижу смысла таскать ствол с собой весь день. Вряд ли вчерашние грабители попытаются меня выследить и пристрелить, а попадись я с оружием полицейскому наряду – проблем не оберёшься.
Хоть и без оптимизма во взгляде, но антиквар согласился с моим предложением. Большинство наличности я тоже оставил под ответственность Лейбовица, а сам с десяткой в кармане собрался побродить по улицам Манхэттена. Но прежде Лейбовиц порылся в куче барахла, сваленного в моей комнатушке, и вытащил на свет божий карманные часы на серебряной цепочке, которые вручил мне с таким видом, будто презентовал как минимум «кадиллак».
– Zenith, вторая половина девятнадцатого века, до сих пор идут минута в минуту, – просвещал меня антиквар, заводя часы. – Вон у вас на жилетке как раз пистончик под это дело, а цепочка вот здесь крепится. Ну вот, теперь вы более-менее похожи на джентльмена.
