Последняя глава

– Вы даже не представились.

– А вы и не спрашивали, мисс Эвис, – с хитрой усмешкой ответил он.

Она на мгновение задумалась, но передумала спрашивать имя торговца. Еще решит, что это приглашение фамильярничать, начнет лезть в душу, а ей это совершенно ни к чему. Не прощаясь, она вышла из лавки, ощущая на себе пристальный, изучающий взгляд. Оказавшись на улице, остановилась и внимательно осмотрела камень. Ничего особенного, обычная побрякушка. Но какое-то смутное предчувствие подсказывало, что эта встреча и этот дар – не случайны. Паранойя, разросшаяся до чудовищных размеров, видела подвох в каждом повороте судьбы, и девушка, свыкшаяся со своей тревогой, как с дыханием, надвинула капюшон на лицо. Она просто постарается забыть этот день, убедит себя, что ей все померещилось, и попытается заснуть. Неважно, жива Глория или мертва, химчистка здесь или лавка странного торговца, – это не избавит Эвис от ее странностей. Нужно просто смириться. Принять это как данность и никому, в том числе себе, не вредить.

Пока ее худые ноги торопливо несли ее по улице, темноволосая вдруг вспомнила, что сегодня еще ничего не ела. Но это ее мало заботило, поэтому ужином станет стакан воды, а живот, смирившийся с голодом, даже перестал урчать в знак протеста. Эвис ускорила шаг, чувствуя, как знакомая усталость окутывает ее свинцовым одеялом. Холодный ветер подгонял, но ей было все равно. Главное – добраться до своей комнаты, до своей тихой гавани, где можно хоть немного расслабиться и притвориться, что мир за ее стенами не существует.

Подъезд. Лестница. Квартира. И вот, она уже в своей комнате, где её встретил приятный глазу полумрак. Небрежно швырнув камень на стол, даже не удостоив его взглядом, Эвис подошла к окну. Город внизу пульсировал жизнью, огни машин сплетались в калейдоскопический узор. Отвернулась, не желая тонуть в этом хаотичном потоке. Опустилась на кровать, поджав ноги под себя. Эвис пыталась обуздать поток мыслей, но они настойчиво рвались наружу, терзая сознание. Химчистка, лавка, торговец, камень, Глория… Звенья одной зловещей цепи, которая, казалось, вот-вот сомкнется вокруг её шеи. Открыв глаза, она взглянула на стол. Камень лежал там, холодный и чуждый, словно насмехался над жалкими попытками забыть о нём. Выругавшись сквозь зубы и послав всё к чертям, Эвис укуталась в одеяло, создав себе плотный, защитный кокон, и приказала себе заснуть. Немедленно.

Но сон не шел. В голове, словно заезженная пластинка, снова и снова прокручивались обрывки разговоров, лиц, теней. Каждое воспоминание отзывалось болезненным уколом вины и страха. Что было правдивым? Что было ложным? Что было на самом деле, а что создано её больным воображением? Она чувствовала себя загнанным зверем, окруженным со всех сторон невидимыми врагами.

Эвис резко села в кровати, сбросив с себя одеяло. Духота в комнате стала невыносимой. Она подошла к окну и распахнула его настежь, впуская прохладный ночной воздух. Город уже не казался таким хаотичным и враждебным. Он просто жил своей жизнью, не подозревая о драме, разворачивающейся в этой маленькой комнате. Взгляд упал на соседний дом. В одном из окон горел свет. Там кто-то тоже не спал. Интересно, о чем он думает? Какие тайны он хранит? Возможно, он тоже чувствует себя одиноким. Непонятым. Отвергнутым. Сумасшедшим. Но что ей до чужих страданий? Она захлопнула окно, вернулась в холодную постель и, съежившись, укрылась одеялом. На этот раз сон подкрался быстрее и принес с собой новые, ещё более изощренные кошмары.

Она стояла посреди улицы, затерянная в лабиринте серых зданий. Вокруг, подобно теням, маячили люди, но их лица – пустые холсты, лишенные всякого намека на жизнь. Без глаз, носа и рта, оболочки в костюмах. Они застыли в безмолвии, их взгляды, если они могли бы видеть, были направлены на неё.

– Что… что происходит? – прошептала она, голос дрожал от ужаса, но в ответ – лишь тишина.

Раздался утробный треск. Высотное здание, будто подкошенное невидимой рукой, начало рассыпаться. Бетон и стекло градом обрушивались вниз, погребая под собой неподвижные фигуры. Вслед за зданием идёт следующее, и так, поддаваясь инстинкту домино, человеческое величие устремлялось к земле.

– Бегите! Пожалуйста, бегите! – закричала Эвис, её голос сорвался в мольбе, но люди, как и она сама, не могли пошевелиться. Она попыталась сделать шаг, но ноги, как корни старого дерева, вросли в мостовую.

– Умоляю, уходите! – крик вырвался из её груди, полный боли и бессилия, но никто не слышал, никто не реагировал.

Здания рушились, одно за другим, как карточные домики. Обломки падали всё ближе, но безликие фигуры продолжали стоять, их пустые взгляды были устремлены на неё. Эвис не могла уняться: она кричала, взывала их к спасению, но её голос тонул в адском грохоте погибающего города.

Отчаяние захлестнуло её с головой, словно ледяная волна. Она знала, что должна бежать, спасти свою жизнь, но какая-то неведомая сила удерживала её на месте, словно невидимые цепи сковывали её душу. Страх сковал волю, оставив её беззащитной перед лицом надвигающейся смерти. И стоило ему проникнуть в её голову, как один за другим, безликие фигуры начали двигаться. Они приближались, окружая её плотным кольцом, сжимали пространство, отнимали воздух. Эвис пыталась вырваться, но их холодные, безжизненные руки хватали её, приковывая к месту. Она почувствовала, как её собственное лицо теряет свои очертания, стирается, как рисунок на бумаге. Их крепкие пальцы тянули её за уши, губы, лезли в глаза и вдавливали их. Чья-то рука раскрыла плотно сжатый рот и сначала пальцами, затрем целиковой кистью руки влезла внутрь, разрывая челюсти, тем самым подавляя крик. Мысли путались, сознание меркло от боли. Страх и агония уступали место апатии, ледяному безразличию в безысходности. Она становилась одной из них, частью безликой толпы, обреченной стоять и смотреть, как гибнет мир, не в силах ни помочь, ни спастись.

Глава 3 «Нарисованный мир»

Эвис распахнула глаза и вскочила с постели. Вязкое ощущение падения всё ещё оплетало её сознание. В горле саднило от беззвучного крика. Комната же хранила угрюмое молчание. Воздух, неподвижный и свинцовый, давил со всех сторон. Руки мелко дрожали, бессильно сжатые в кулаки.

Привычное пространство спальной казалось отчужденным, зловеще незнакомым. Незримая, мистическая завеса окутывала все вокруг: предметы парили в призрачной дымке. Она клубилась мягким голубоватым светом, едва уловимым, словно намекая, что этот старый письменный стол когда-то стоял не у окна, а у противоположной стены. Эвис испуганно моргнула, силясь рассеять морок, но видение не отступало. Мир, погруженный в туман неведомой природы, демонстрировал своё "прошлое", каким бы бредовым это ни казалось.

Эвис поднялась, на долю секунды застыв в нерешительности, и подошла к столу. Там, в компании черного камня, зловеще поблескивала книга. Обернувшись, она заметила у подножия кровати призрачный след той же книги, будто недавно она валялась у изголовья. Внезапная догадка обожгла сознание: ведь ей, кажется, привиделось, что она уснула с книгой в руках, и та, упав, осталась лежать на полу. Девушка нахмурилась, взяла телефон и замерла. Пятница. Снова эта проклятая пятница, которая была вчера!

Зажав рот ладонью, Эвис боялась издать звук. Сознание, и без того балансирующее на грани, отказывалось принимать происходящее. Один и тот же день не может повторяться. Это можно было назвать "днём сурка", но там все предопределено, а здесь… Эвис словно оказалась в искаженной временной петле, где меняется всё: мир, люди, даже память. Память… Воспоминания… Почему она постоянно забывает о повторяющейся пятнице? И почему проблеск осознания возникает так внезапно?

Серые глаза невольно скользнули по гладкому черному камню. В голове вихрем пронеслись обрывки: сувенирная лавка, торговец, подарок… Складываясь воедино, эти совпадения переставали быть случайностью. Это чертова закономерность.

– Я точно сошла с ума… – прошептала Эвис тихо, почти обреченно, и, задыхаясь, судорожно глотнула воздух. Паника сдавила грудь, выжигая кислород в легких. Конечности дрожали, всё тело сковал ледяной озноб. Последние островки рассудка отчаянно цеплялись за реальность, пытаясь убедить мозг, что всё в порядке, это просто галлюцинация. Как всегда.

На негнущихся ногах она добралась до ванной, потянулась к раковине и случайно бросила взгляд в зеркало. И отражение… дрожало. Едва заметно, на мгновение. Как мерцающий дефект на старой кинопленке, как глюк в видео. Эвис отшатнулась, затем, ощущая, как сознание покидает её, судорожно вцепилась в край раковины, заставляя себя дышать ровно.

«Это сон,» – твердила она себе отчаянно. «Мне просто нужно успокоиться.»

Девушка боялась снова взглянуть в зеркало, ожидая увидеть за стеклом что угодно, кроме своего лица. Она слишком ярко чувствовала на себе чужой, незримый взгляд. Вдох. Выдох. Ещё вдох, ещё один выдох. Дрожь не проходила, в глазах неотвратимо темнело. Разум не выдерживал эмоционального перенапряжения, теряя контроль над измученным телом. Собрав остатки воли, Эвис заставила себя посмотреть в своё отражение: рябь исчезла, и её лицо с острыми чертами, искаженными худобой, с выступающими углами нижней челюсти – смотрело с нежным, мучительным сожалением.

Зеркало больше не казалось простым отражением – оно дышало, мерцало потусторонним светом, словно заточенная в стекле "прошлая Эвис", с немым укором взирала на её страдания. Эвис едва слышно выдохнула и провела пальцами по ледяному фарфору раковины, пытаясь нащупать точку опоры в зыбком пространстве своей реальности.

– Я есть. Я настоящая. Я здесь, – голос дрожал, страх вздымал волосы на затылке, а последней каплей в море безумия стало её отражение. Измождённое лицо с запавшими глазами, выпитыми до дна горем. Слёзы хлынули без спроса, переходя из робкого шёпота утешения в утробный, разрывающий горло рёв. Она рухнула на колени, обжигаясь болью об кафельную плитку, и зарыдала, ненавидя себя, ненавидя соседку Лив и её чертову мать, ненавидя этот мир. Хрупкие пальцы впились в лицо, желая растерзать его, стереть глаза, нос, рот, лишь бы не видеть, не чувствовать, не осязать этот мир, обратиться в пыль и, наконец, спокойно осесть на земле, больше никогда не бояться, никогда не страдать, не бежать от призраков, видимых лишь ей одной.

Она задыхалась в собственных слезах, чувствуя, как мир продолжает сжиматься, превращаясь в тесную коробку ванной комнаты, в прохладные плитки, жадно впитывающие её отчаяние. Каждый всхлип разрывал грудь, дробил кости, сама реальность пыталась раздавить её разум, стереть индивидуальность, превратить в безликую тень. Но боль… Боль оставалась. Она вцепилась в неё стиснутыми зубами. Боль означала существование, подтверждая право на жизнь. Губы дрожали, руки бессильно опустились на колени.

– Если бы я просто исчезла…

Мысль, пугающе пронзительная, как остриё кинжала, и одновременно соблазнительная, как шёпот смерти. Перестать бороться. Перестать искать смысл. Перестать чувствовать. Она закрыла глаза, впуская эту мысль в самое сердце. Исчезнуть. Раствориться в безмолвии, стать пустотой, свободной от страданий. Но мир не отпускал. Цеплялся когтями, не давал соскользнуть в небытие. Отчаяние оплетало сознание, царапало изнутри, грызло душу, не позволяя погрузиться в желанную пустоту. Сердце всё ещё билось, настойчиво напоминая, что она жива, что существование – это страдания и борьба. Девушка судорожно втянула воздух.

– Ненавижу, – прошептал тихий, едва слышный голос. Её собственный голос. Она открыла глаза. Зеркало всё ещё стояло перед ней, но отражение казалось чужим, искажённым. Слишком острые скулы, слишком потухший взгляд. Она увидела себя такой, какой никогда не хотела быть. Измождённой, сломанной, почти побеждённой. И в эту секунду страх отступил, уступая место гневу.

Если мир так жаждет перемен, если он стирает её личность, её историю, её реальность… Почему она должна покориться? Пальцы сжались в кулаки, ногти вонзились в ладони, но боль почти не чувствовалась. Боль – это привычно, это реально.

– Если этот мир решил вычеркнуть меня… – взгляд, наполненный стальной решимостью, метнулся к отражению. – Я сотру его первым.

Она медленно выпрямилась, позволяя ярости заполнить себя без остатка. Всё это время она пряталась, врала себе, но теперь… теперь она вырвет правду из глотки этого мира. Гнев хлынул, как бурная горная река, затопляя каждый уголок разума. Пульс бешено колотился в висках, руки дрожали от переполнявшей её ярости. Она ударила. Зеркало разлетелось с оглушительным хрустом, осколки градом посыпались на холодный кафель. Эвис тяжело дышала, чувствуя, как горячая кровь стекает по пальцам. Она смотрела вниз, на разорванные куски стекла, в которых теперь отражалось не её лицо… а тысячи осколков "Эвис" из навсегда потерянного "прошлого". Но ей некогда оплакивать его. Теперь она будет драться за своё настоящее.

Интуиция, отточенная злостью, шептала, что разгадка ждет на письменном столе в спальне. Комната встретила Эвис привычным полумраком, сквозь который сочилась призрачная дымка. Все казалось знакомым и в то же время чужим, словно кто-то переписал пространство тонкими штрихами, раскрасил его тенями и фактурами.

Взгляд зацепился за камень. Его гладкая черная поверхность манила. До этого он казался лишь безделушкой, диковинным сувениром после встречи с торговцем. Теперь же он словно дышал, притягивал, звал. Эвис не любила такие вещи – загадочные, непонятные. Они всегда приносили больше проблем, чем ответов. Однако единственный способ узнать – попробовать.

Эвис медленно взяла камень. Зажмурившись, она сделала глубокий вдох, закрыла глаза. Пальцы крепче сжали вещицу, ощущая обжигающий холод, который странным образом помогал сосредоточиться. В этот момент она ярко ощутила, что её тело стало лёгким, как пушинка, будто бы она могла витать в воздухе без особого труда. Она открыла глаза – и реальность дрогнула, словно рябь на воде.

Сначала была пустота. Безбрежное, ослепительно белое пространство. Ни улиц, ни домов, ни людей. Чистый холст. А затем появились линии. Как чертежи, проступающие на поверхности, словно кто-то спроецировал их. Сначала очертания улиц, затем каркасы зданий, потом детали – стеклянные окна, вывески, фонари, двери. Все это накладывалось, уплотнялось, раскрашивалось, обретая форму. Мир не был миром. Он был кем-то создан.

Эвис почувствовала, как пульс отзывается в висках оглушительным эхом. Значит, этот город… он не строился веками, не рос, не развивался. Его просто нарисовали. В этот миг осознания, в памяти всплыли обрывки: мать Лив, словно кот Шрёдингера, то ли мертва, то ли жива. Дома, появляющиеся и исчезающие без видимой причины. Люди, вычеркнутые из общей базы данных, словно ненужный персонаж, удаленный из истории. Теперь у нее была нить. Хрупкая, безумная, но все же нить.

Если мир постоянно редактируется, то у него нет прошлого. Настоящего прошлого, которое должно быть у городов, у людей, у историй. Эвис напряглась. Брови нахмурились, глаза плотнее сомкнулись. Она попыталась заглянуть дальше – за пределы города. Ничего. Эвис медленно вдохнула, сжимая камень еще сильнее. Никакой древности. Ни веков, ни истории. Этот мир не проходил через эволюцию. Он начался в определенный момент, как будто кто-то нажал кнопку "Создать" – и вот он появился, готовый, нарисованный, без прошлого. По спине пробежал ледяной озноб. Это было похоже на…

– Фильм. Игру. Книгу. – она выдохнула, закончив мысль вслух. Кто-то взял пустой холст и написал историю, не удосужившись придумать, что было до, а просто «по дефолту» закинул туда все, что знал о мире сам, и привил это тем, кто здесь живет.

– «Этот мир – не настоящий. Не естественный. Не живой. Он был написан.» – на мгновение Эвис почувствовала слабое, обманчивое облегчение. Камень, словно якорь в бушующем море безумия, подтвердил её правоту. Такое не могло быть просто плодом воображения.

– «Кем? Почему? Для чего?» – вопросы вонзались в сознание. Она положила камень на стол и опустилась на стул, судорожно вцепившись тонкими пальцами в свои волосы.

– «Если кто-то создал этот мир, должны остаться следы. Я обязана их найти. Изменения здесь происходят не хаотично – в них есть своя логика, правила, последовательность. Что-то исчезает, что-то появляется. Значит, должна существовать точка контроля. Кто-то принимает решения. Но если это всего лишь иллюзия, почему остальные этого не замечают? Или… они замечают, но молчат? Возможно, кто-то уже пытался узнать правду, но его стерли из памяти мира, переписали его историю. Я должна попытаться что-то найти. А если мир – всего лишь текст, декорации, созданные для чужого развлечения… У него должны быть границы. Закон, пусть и безумный, заставляющий его существовать. Что можно изменить? Или мне лишь кажется, что я свободна? Если это сюжет, у него должна быть кульминация, развязка. Должен быть выход. Но где он? В тех, кто управляет этим миром? Если выхода нет… Я создам его. Сама. Я заберу свой ответ силой. Или умру. Но больше и дня не проживу притворяясь, что ничего не замечаю.»

Эвис столкнулась с новой проблемой. Мир, который уже давно доказал свою изменчивость, вновь бросил ей вызов. Несмотря на то, что она обрела хоть какую-то уверенность в себе, она боялась делать следующий шаг, ведь это был прыжок в неизвестность.

В её голове всплыла единственная зацепка – торговец, который дал ей камень. Возможно, он знал куда больше, но что-то внутри неё настойчиво предупреждало: его лавка, скорее всего, исчезла, как и многие другие вещи. Найти его казалось слишком просто, а значит нереально.

Нервно прикусив губу, она ощущала неудачу за следующим углом. Её пальцы терзали заусенцы. Адреналин бил в голову, а значит нужно действовать. Прямо сейчас.

Эвис сжала ладони, ощущая неприятное жжение на ранках и запах запёкшейся крови. Боль была мала, но она оказалась той самой точкой, на которой разум сфокусировался, прервав бесконечный поток тревожных мыслей. Девушка решилась, вновь взяв камень в свою ладонь. Зажмурилась, позволяя ему вновь втянуть её внутрь воспоминаний – или того, что от них осталось. Она хотела посмотреть в своё прошлое. Она хотела узнать, что пошло не так.

Перед её мысленным взором промелькнули сцены, но они были блеклыми, недоделанными, будто стертые резкими движениями автора, который решил, что они не нужны. Вот размытые силуэты – высокая фигура, теплая рука на её плече. Смех, детский, звонкий. Кто-то обнимал её, кто-то произносил её имя. А потом – ничего. Формы исчезли, голоса затихли, картина растворилась в пустоте. Она видела себя ребёнком, бегущей по узкому коридору, чувствовала запах старого дерева, слышала скрип дверей. Но затем стены дрогнули, коридор стал короче, и дом исчез, заменившись безликой комнатой. Кто-то решил, что семья ей не нужна. Что её история может существовать без этого.

Эвис дёрнулась, резко открывая глаза. Гнев наполнил её грудь.

– «Кто-то переписал меня.» – подумала она, переводя тяжёлое дыхание. Осмысливая увиденное, она не могла принять, что кто-то руководствовался её жизнью так, как считал нужным. Так, словно она и её жизнь была лишь черновиком, который правили, вычеркивая несущественные детали. Но кто сказал, что они были несущественны? Кто решал, что должно быть в её истории?

Она вновь выругалась, но камень не отпускала. Дала себе минуту, сосредоточилась и позволила камню расширить пространство в разуме. Мир привычно дрогнул, линии окружающей мебели поплыли. Почему-то Эвис была уверена: если её существование – лишь фон, где-то должен быть тот, ради кого всё было создано. Главный герой.

Её мысли ушли далеко за границы её улицы, бежали дальше, перепрыгивая через фасады схематичных зданий, приближаясь к центру мегаполиса, где всё казалось таким ярким и живым, каким не было здесь, на его окраинах.

И вот она увидела его. Высокий, уверенный в себе. Его шаги чёткие, целенаправленные – не такие, как у тех, кто просто заполнял пространство вокруг. Волосы тёмные, слегка растрёпанные, но словно нарочно небрежные, подчёркивающие его образ. Взгляд твёрдый, осмысленный, будто он знал, куда идёт и что должен сделать. Он не замечал странностей мира. Или не хотел замечать.

Эвис наблюдала за ним, пока тот двигался по улице, не замедляясь, не сомневаясь. Люди расступались, как будто сам воздух прокладывал ему путь. Всё вокруг него выглядело устойчивым, реалистичным – будто именно здесь реальность была прочной, законченной, в отличие от её мира, который постоянно менялся, исправлялся.

Она открыла глаза и выдохнула. Картинка вновь сменилась, девушка была в своей серой спальной. По крайней мере она теперь знала, как выглядит тот, с кем стоило бы попытаться пересечься и поговорить. Во всяком случае, Эвис ничего не теряет. Более того, если камню можно полностью доверять, то вокруг этого героя всё выглядело действительно… живым. И тени, как правило окружающие район, в котором жила сама Эвис, там почти не появлялись, лишь клубок небольшой дымки вокруг Центрального здания библиотеки.

Если её мир действительно был написан, значит, в нём должна быть логика. Пусть и чужая, пусть и жестокая – но какая-то система, удерживающая эту реальность от окончательного распада. Эвис нахмурилась, сжала и почти тут же разжала камень. Она не могла просто наблюдать. Не могла зависнуть в этой вечной петле вопросов. Нужна новая подсказка. Ей нужно найти самый ранний след, первое доказательство его появления. Начальную точку – момент, с которого всё началось.

И тут, очередная мысль поразила её. Если прошлое ограничено, настоящее циклично, то что тогда с будущим? Эвис сосредоточилась, снова сжимая камень в ладони, как будто могла вытянуть из него ответ. Её дыхание стало ровнее, мысли сузились до единственной цели: увидеть будущее. Она попыталась почувствовать движение времени, уловить тонкий импульс, который толкнёт её вперёд. Но сейчас ничего не происходило. Снова напряглась, сосредоточилась, но пространство вокруг неё было неподвижным, неподатливым, как будто будущее просто не существовало.

Странное осознание пробежало по её телу ледяной волной. Этот мир не знает, что будет дальше. Каждый день проживается заново, но с небольшими вариациями, как будто кто-то ищет подходящее развитие событий, пробует разные сценарии. Тот, кто пишет этот мир, не знает, что должно произойти дальше.

Эвис почувствовала дрожь в пальцах. Если это правда, значит, она тоже застряла в этом цикле. Но в отличие от других, она осознала это. А если она осознаёт, значит, у неё есть шанс нарушить цикл.

Девушка быстро натянула куртку, пальцы ловко затянули молнию. Каждое её движение сейчас было стремительным, решительным, словно в ней наконец-то сложился план, который нужно было воплотить в жизнь. Сегодня она не пойдёт на работу. Этот шаг был первым нарушением цикла. Если пятница повторяется снова и снова, если этот мир проживает один и тот же день в разных вариациях, то что будет, если она откажется следовать сценарию?

Пока она торопливо зашнуровывала ботинки, её мысли сменяли друг друга с бешеной скоростью. Первое: найти торговца. Если его лавка исчезла, значит, он мог оставить след, намёк, часть ответа.

Второе: использовать камень на улице. Проверить, как изменится что-либо вокруг. Если мир действительно написан, то он должен реагировать на её действия.

Третье: постараться хоть что-то понять. Хотя бы немного продвинуться в этом хаосе.

И четвёртое: не попасться в руки санитарам. Самое сложное в этом списке.

Она выскользнула за дверь, вырвалась из затхлой пасти подъезда, судорожно сжимая в кармане куртки чёрный, как уголь, камень. Но стоило Эвис поднять взор своих светло-серых глаз, как её настигло зрелище, от которого немедленно скрутило бы в рвотном спазме, не будь желудок предан уже долгому голоду…

Глава 4 «Тень перемен»

Первой пришла тошнота – жгучая, стремительная, словно удар под дых. В животе всё перевернулось, а в горле вздулся тяжёлый, давящий комок, который рвался наружу с желанием выплеснуть всё нутро девушки на пыльный асфальт.

Перед ней, в нескольких шагах, медленно и мучительно расползалось то, что когда-то было человеком. Это была некая масса: жидкая, как гуща, в багровом цвете, с ошмётками непонятного происхождения. Она дрожала, извивалась и пыталась двигаться, вытягиваясь вперёд, как тело улитки без панциря. Неестественная, безликая жижа, но всё ещё живая – или умирающая. Губы Эвис беззвучно шевельнулись – хотела закричать, но не смогла. Судорожный вдох стал ошибкой – запах гниющего, разлагающегося вещества вонзился в её лёгкие, заставив согнуться и рухнуть на колени, давясь рвотным спазмом. Позыв был ярким, нижнюю челюсть свело. Брюнетка впилась пальцами в дорогу, набрав под ногти приличное количество грязи. «Нечто» шевелилось. Оно оказалось так близко к девушке, что в момент, когда его рука приподнялась и дёрнулась, коснувшись бледной щеки Эвис. Скрюченные пальцы, на которых частично не было ногтей и местами отвалилась плоть, оголяя тёмные кости, оставили кусок мяса на её коже, а вместе с ним страшную вонь. От страха она не могла пошевелиться, лишь молча смотрела, как существо тянулось к ней, всё ближе и ближе, пока взгляд девушки не нашёл его глаза – человеческие, живые, полные осознания. Они смотрели прямо на неё. Они просили. Желеобразное тело дернулось, и еле слышный звук – нельзя было назвать его голосом – выдавило остатки его силы. Эвис отшатнулась, судорожно вдохнула – и в тот же миг глаза исчезли. Последняя вспышка жизни погасла. Субстанция дрогнула. Замерла. И… пропала. Словно ничего и не было.