скачать книгу бесплатно
– Полно!.. – отмахнулся эвакуратор. – Он бы и мать родную продал за глоток крови, так их ломает от инкарнации.
Разумеется, Гу был очень внимателен к моей просьбе не выдавать причину нападения.
– А дуре своей жалобной скажите, чтоб впредь не совалась в мешки для трупов, – объявил он родителям, пока те спросонья ошарашенно щупали мою битую башку. – Она там плеснула эзеру водички попить. Видали таких сестёр милосердия?
И бросил меня на растерзание. Под взглядом папы я вся съёжилась. Подумала вдруг, что не так уж и плохо было бы умереть от глупости там, снаружи. Чем теперь от стыда здесь. Взбучка запомнилась надолго.
– Мало того, что ты бы сама погибла, – плакала мама, распутывая мне волосы, слипшиеся от крови и грязи. – Ведь ты подставила бы весь бункер, дай ему уйти. Эмбер, представь: он бы тебя убил и полетел к своим – докладывать, где прячется атташе Лау!
– Но я не хотела, мама! Пап, я думала, он там изранен и плох, еле жив! Я думала… я решила, что дам ему хоть подышать, а после побегу к майору и буду умолять помиловать. Пусть бы он остался в плену. Живой. Это благородно, это правильно, это гуманно… я думала. Ведь мы же – разумные люди!
– Они не люди, – отрезал папа. – Почему ослушалась приказа? Почему не позвала патрульных? Зачем сама полезла?
У меня сердце зашлось от серых молний в его глазах. Что сказать-то? Что ненавидела своих же, когда пытали эзера? А потом чувствовала себя предателем, предателем, мерзким предателем…
– Я случайно.
– Случайно?!
– Ну, нарочно! И что!
– А то, что ты – не разумный человек, Эмбер. Ты ещё глупый подросток. Девчонка, для которой всё это – игра в войнушку, из которой можно выйти по щелчку. Ты думала, здесь можно сесть напротив врага и сказать: слушай, приятель, стоп-игра. Давай я отнесусь к тебе по-божески, и мы всё уладим. И он растает, расплачется и раскается. Так? Так?!
– А я не хочу взрослеть, если это значит, стать бессердечной, – губы затряслись, я заплакала. – Пап, ведь я ни слова не сказала, когда вы там его… Я всё понимаю. Но он же никому не успел причинить вреда. Гу сказал: молодой, первой линьки.
– Первой линьки – это не старше девяноста девяти! – отец хлопнул по трубе, и я опять прокусила губу и слушала, как гремит сердце. – Я тоже всё понимаю! Да, мы его пытали. Да, жёстко и безжалостно. Но иначе тварь привела бы других тварей. За нами! За мной! За тобой, Эмбер! И ты не вымолила бы ни зёрнышка милосердия в ответ. Жестокость насекомых твёрже законов природы! Точка! – он сжал моё плечо, взглядом забивая правду глубоко в душу. – Мы для них – вот как для нас племенная саранча. Хуже! Способ утолить жажду, голод и похоть. Хочешь остаться человеком, говоришь, – тогда не верь эзерам, а убивай всякого на шести лапах. Ясно?
По правде, ему незачем было тратить столько сил, чтобы доказать, какая дочь идиотка. Я уже усвоила урок. Ещё там, у мешка для трупов.
– Ясно.
Несмотря на рассвет, папа выбежал из бойлерной, чтобы успокоиться, а мама повела меня спать. Она ничего не добавила, спросила только, укрывая мои ноги нежной паутиной:
– А если бы эзер убил кого-то из нас, ты по-прежнему видела бы в нём человека? Бросилась бы защищать?
– Конечно, нет.
– Ты храбро сражалась и убила своё первое чудовище. Но убийство – это зерно, Эмбер. Не дай ему прорасти. Гуманность одна для всех без исключения, но не потому, что кто-то другой – человек, а потому что человек – ты. Иначе твоя теория несостоятельна.
Я запуталась. То есть поступила вполне «человечно»: первым делом убила, а после… запуталась.
Глава 10. Злодей добивается своего
Небо над Рубигеей раскололось, лёд зазвенел по крышам разорённых хижин и по обшивке гломерид. Из космоса хлынул целый водопад света. Тяжёлые туманы разметала радужная взвесь из бриллиантовых капель. Не посадка звездолёта, а сошествие богини.
Сверкающий частный борт не успел приземлиться, а лёд уже растащили проворные рабы. Корабль затих, заняв место в ряду других гломерид. За прибытием гостей наблюдал эзер в чёрном капюшоне. Провалы глазниц в маске-черепе горели красным. Никто в своём уме не рискнул бы подойти к нему, разве лишь за смертью. Клинкет частной гломериды пшикнул, выпуская клубы фильтрата перед выходом пассажира, и эзер в чёрном хромосфене отвернулся. Напротив так красиво догорал захваченный Альдой посёлок. Глаз не оторвать.
– Ку-ку! – зазвенело мелодично, и ладони смерти нежнейшей, сладчайшей – обняли его сзади и прикрыли огни глазниц. – Угадай, кто соскучился?
Эзер напрягся, застыл, как ледник. Потом взял пальцы гостьи в свои и обернулся. Белый, будто пуховый, хромосфен. Крылья шелкопряда в бархатистой пыльце. Даже в броне эта дьяволица была ангелом.
– Здесь не место для медиазвезды, Маррада, – заметил он.
– Я ведь говорила, у меня репортаж по заказу эзер-сейма.
– Ах, да. Кажется, ты упоминала, но невнятно: мешал член моего покровителя у тебя во рту.
– Берграй Инфер, не забывайся, – гостья металлизировала голос и отстранилась, высвобождая пальцы из его рук. – Ты знал, какая я. Видели фасеты, что лапки брали.
«Беспринципная, падкая на славу и деньги, самая прекрасная на свете шлю…бимая». О, эти мысли, став ежеутренней молитвой, давали облегчение.
– Знал, бесстыжая, – сдаваясь, смягчился Берграй. – И всё-таки зря ты явилась: для съёмок здесь слишком холодно и грязно. Да и нам не до тебя сейчас. Ему… не до тебя.
Белая смерть отмахнулась, несколько театрально вывернув хромосфеновые костяшки:
– А ему вечно ни до кого. Лучше прикажи меня проводить. Или лучше сам.
– Боишься столкнуться с Альдой? Не волнуйся, тебе не составит труда отыскать нужный штаб. Там вокруг всё, как у него дома.
Берграя осыпало пыльцой с роскошных крыльев. Снова он один, как в дурмане, наблюдал за тлеющим пожарищем. Нет, что за плутовка! Захотела, чтобы он своими же руками препроводил её к… А впрочем, Маррада наверняка ничего такого не замышляла. Нарочно мучают только те, кому не наплевать.
Над военным лагерем порхала бабочка-шелкопряд. Эзеры расположились неподалёку от Граная, на краю циклопического метеоритного кратера. Его глубокую чашу избороздили трещины и щели. В самом центре кратера качалась, балансируя на острой вершине, стеклянная пирамида. Что это было за здание такое удивительное, гостья и гадать не бралась.
Нужды таиться от караульных не было. Все знали Марраду Хокс, минори, светскую львицу, лауреатку медиапремий. Она предвидела: ещё до заката каждый солдат правдами и неправдами, под любым предлогом, через третьи руки или рабов выудит у неё автограф. Кремовые крылья будоражили смог в воздухе над лагерем. Вот позабытый ящик с провизией и нестройный ряд воланеров. Это всё было не то. Брошенный респиратор. Караульный завалился на шасси гломериды и спит. Не то. Не то.
За очередным воланером крыло ей обжёг тонкий луч. Маррада обернулась белой смертью и спешилась. Лазеры блестели повсюду в этой части лагеря. Значит, бабочка была на правильном пути. Неопрятные владения сестрицы закончились, и начались меры безопасности, близкие к параноидальным.
Она предъявила визитку бодрому капралу на пропускном пункте. Удостоверение, пожалуйста. Карта – фирменная улыбка. Затем ещё двоим. Карта – улыбка. Подпись тут? И тут… Марраду начало потряхивать от выверенных по линейке указателей запретных границ, от дотошных часовых, исключительно прямых углов между контейнерами с провизией и штабелей с отходами, больше похожими на стопки учебников. Прав Берграй: зачем она здесь – эфирная муза в цитадели чёрствого, доведённого до крайности порядка? Дома, на астероидах, эта пугающая дисциплина не так бросалась в глаза. Но здесь – даже война была причёсана, приглажена. Только сумасшедший мог сортировать мусор там, где сам же устроил ядерный апокалипсис.
Пш-ш… – сделал клинкет.
Его каюта. Фильтры так освежали блок, что голова закружилась. Прохладный воздух подрагивал. Подошвы Кайнорта Бритца упирались в библиотечные полки на уровне глаз Маррады: рой-маршал полуобернулся стрекозой, чтобы цепляться за стеллажи хитиновыми лапами и освободить руки. Крылья трепетали, сохраняя равновесие эзера. Равновесие – в этом был он весь, изнутри и снаружи.
– Здравствуй, милая, – эзер оттолкнулся от полки и спустился к гостье с «Грамматикой октавиара» под мышкой.
– Я думала, все эти книги здесь для красоты, – Маррада кивнула на галерею файлов. – Такие они… аккуратные. По цветам, по алфавиту…
– И по году выпуска.
– Говорят, если книги любят по-настоящему, в библиотеке хаос. Ну, знаешь, кофейные круги, заметки на полях, вавилоны начатых и брошенных томов. Крошки от печенья. А у тебя всё мертво.
Она сняла хромосфен, подставляя вырез на загорелом плечике для поцелуя. Лицо Бритца обдало травянистой свежестью от лавины волос Маррады.
– У меня всё в порядке. А бардак в том, что любишь, это не повод для гордости.
Рой-маршал был в футболке с дохлой божьей коровкой – лапками вверх – и надписью «Всё тлен». Его безмятежный вид возражал натянутой струне внутри зачёхленной в обольстительный наряд Маррады. Ей стало тесно, душно. На своей или чужой территории, Кайнорт наступал первым:
– Ладно, ты чего здесь? – он запустил пальцы ей в волосы, намотал и потянул к себе. – Где-то не приняли мою кредитку?
– Нет.
– Коридор снаружи выложен красной дорожкой?
– Нет, Кай.
– О. Сдаюсь.
Лицо Маррады ласкало тёплым дыханием, но рука маршала удержала её от поцелуя за локоны, как за поводок. Это он-то сдаётся? Запрокинутой мордашке, поддавшейся кончику его пальца?
– Я… соскучилась.
Бритц увернулся от грешных губ.
– Кажется, со мной уже не проходят номера для двухсотлетних, – он отступил к стеллажу с пособиями по октавиарским диалектам. – Прости, у меня нет времени на интервью.
– Нет времени на меня?
– Не передёргивай. Маррада, я здесь на работе.
– Я тоже! Кай, я… летела почти неделю, прорывалась в зону боевых действий. А ты говоришь…
– В зону боевых действий? – переспросил Бритц. – Прорывалась? Маррада, милая, опомнись, мы ни с кем тут не воюем. Рядовой конец света для примитивной добычи. Эзерам ничто не угрожает. Рейтинги провалятся. Тебя уволят.
– А в эзер-сейме считают, что здесь творится история. Это они заказали материал.
Кайнорт сощурил алебастровые глаза. После третьей линьки радужки минори седели, теряя окраску. Какого цвета они были до?
– Хорошо. С отбоя до без двадцати одиннадцать я в твоём распоряжении.
– Сорок минут? Ты шутишь?
– Мне важно хорошо высыпаться.
И вернулся к пособию по шчерским идиомам. Чтоб уж если угрожать – так остроумно. Маррада заглянула ему через плечо на разворот вариаций со словом «убить».
– Нет света, нет воды, – бормотала она. – Дикость. Неудивительно, что и ты озверел… Как хоть здесь моются?
– Языком.
В его ответе подтаяла улыбка. Быстрым шагом – только так, иначе осечка – Маррада порхнула к Кайнорту. Её руки были слишком холодны, чтобы ласкать, но… как он сказал? Кончиком коготка она отвела воротник Бритца и коснулась кожи язычком. Смелее, вверх по плечу, шее, по заколотившейся вене – к тёплой жилке на виске, впитывая парфюм-эксклюзив: кофе и бергамот…
– Так?
Спросила на вдохе, а выдохнула уже ему в губы. Кай развернулся и захватил её, как анаконда. После горечи уличного смога его язык казался сладким на вкус. Гибкая и упрямая, Маррада извивалась в шести стрекозиных лапах и двух сильных руках. Цепкие когти разорвали блузу рядом с застёжкой. Он не скучал, нет. Он жаждал. Властвуя над всею влагой на планете, он упивался одним этим раскалённым зноем. С преимуществом третьей линьки, как полубог драйва и пламени, Кайнорт растрепал волосы бабочки когтями. Его руки высвобождали грудь Маррады из тисков корсета. Под шумное дыхание Бритц приподнял Марраду хвостом к себе на пряжку, поцеловал и швырнул на край стола.
Галактики голографических карт разметались и маялись, сверкали вокруг, не имея возможности вернуться назад. Их место заняли двое. Маррада сжала бёдра Кайнорта коленями и потерлась о мягкие брюки, – требуя, требуя… Она завелась от силы его желания. Ее пальчики порхали под хлопком с божьей коровкой. По напряжённому рельефу на животе. По позвоночнику Бритца вниз. Вдоль спины с пластичными перекатами мышц к чеканным плечам. Вокруг ремня… Кайнорт позволил расстегнуть пряжку, наконец приласкать себя. В ответ он прикусил ей острый сосок и слизнул боль прочь.
Маррада, уже не владея собой, распахнула крылья и впивалась ногтями в затылок эзера. Стол шатнулся под телами, когда стрекоза рывком распяла бабочку на списках пленных. Вдыхая голографические звёзды, Маррада судорожно дёргала ремешки на своих чулках. Сейчас же: долой влажные кружева, прижаться обнажённым пеклом к горячему, опасному, люб…
– Мне… – шёпот болезненно хриплый, – некогда.
– Что?
Кайнорт спрыгнул со стола и отстранился, придержав Марраду за талию. Его не мигом отпустило. Ещё маниакально блестящие, глаза искали кратчайший путь от безумия к равновесию.
– Надо идти, – голос вернулся в безразличное русло. Дыхание эзер укротил, пока застёгивал брюки.
– Кай!
– Дело жизни и смерти.
Он выскользнул за клинкет. Ещё не вполне в сознании и надеясь подавить эрекцию по пути.
Маррада качалась в расхристанном наряде и пыталась прийти в себя. Между ног ломило – сладко, тяжело. Вдо-ох – выдох. Засаднили царапины от стрекозиных лап. На спине, шее. В пылу похоти она их не чувствовала. Символическая плата за близость с хищным эзером: автограф зверя. Маррада поёжилась и натянула рваный лиф.
Хотелось свежей крови.
* * *
Поперёк коридора тянулся стеклянный заслон. Он отделял основной рукав от закутка без окон и дверей. Изнутри закуток медленно наполнялся влажным чёрным песком – тем, в котором нельзя засыпать. В песке, глубиной уже до подмышек, барахталась шчера. Она не знала первого правила букашки в трясине: расслабиться, а если бы и знала, ничто в мире не заставило бы ему подчиниться. Давление песка не давало вдохнуть полной грудью, и пленница, уже не чуя ног, в паническом смятении делала себе только хуже. Для шчеры четыре стены вокруг были глухим бетоном. Стекло просматривалось только снаружи, и Альда едва не касалась заслона носом, изнемогая в нетерпении.
– Я ничего не знаю! Я не знаю! Не зна-аю! – пластинка за стеклом не менялась часа полтора.
– Ну… ну же… – Альда притопывала каблуком по полу, когда почуяла рой-маршала. – Бритц! Где тебя носит?
Он материализовался – иначе не скажешь – из темноты коридора и коснулся сенсора на стекле, убавляя звук криков.
– Уточнял спряжение глагола «увязнуть» на октавиаре.
– Зачем ты её заткнул?
– Соблюдаю акустическую гигиену. Я читаю по губам: она всё ещё не знает… не знает… ничего не знает.
Альда косилась на него сбоку. В профиль глаза Бритца были совершенно прозрачными, отполированными лупами.
– Значит, твоя зазноба явилась, – усмехнулась Хокс, жадно охотясь на его реакцию.
– М-м, – рассеянно моргнул Кайнорт. – Шчера говорила что-нибудь кроме этих четырёх слов?
– Нет. В помойку эти твои штучки! – она покрутила пальцем у виска. – Мой экзекутор час назад вытащил бы из неё координаты бункера.
– Вы, госпожа, вольны пытать своих пленных, как считаете нужным. Но это моя добыча.
В такие моменты Альде хотелось его стукнуть. Треснуть упрямого отморозка, разбить его ледяную корку, чтобы хоть одним глазком взглянуть: да есть ли там внутри кто-нибудь живой? Или сгинул столетия назад.
– Ну, согласись, – рассуждала она, – если хочешь послушную рабыню, физической боли не избежать. Я знаю, тебе ближе ломать внутренне, но с пауками нет ничего лучше старых добрых ударов током.
– Зачем? Она всё равно заговорит так или иначе, но будет счастлива, когда её выпустят. А не помешана на идее меня убить.
