Под игом чудовищ. Возмездие

Телегу, уже с натянутым тентом, нагнали милях в трёх от городских стен. Кричу:

– Стой!

Мужик, сидящий на месте возницы, и так был напуган дальше некуда: ещё бы! Топот копыт коней приближающихся всадников слышно издалека. А ночью по дорогам ездят или королевские вестники, (Ну, те движутся поодиночке!) или грабители. И прочие весёлые люди, норовящие или жестоко пошутить, изнасиловав женщин… Или просто поубивать мужиков, изнасиловать женщин, а потом поубивать и их. Реквизировав у путников ценное добро в виде телеги, коня, и того, что окажется в телеге.

Так что остановил своего коня этот бедолага. Попытавшись, правда, достать из-за сиденья лук и стрелу. Но тут уже спешившийся и незаметно подобравшийся сзади справа (Гундарссон – с другой стороны, на подстраховке! Уж мои-то своё дело знают!) Поль быстро его утихомирил, просто отобрав оружие, и ткнув паршивца под рёбра своим увесистым кулаком – а кулаки у лейтенанта моей личной гвардии – только гвозди забивать! Мужик ойкнул, потом согнулся и зашипел, застонал. Коза, которая до этого тише мышки сидела в телеге, под тентом, попыталась воспользоваться этим звуком, чтоб потихоньку свалить в темноте, спрыгнув сзади.

Не на таких напала. Знаем мы все эти увёртки, уловки, и «хитрые» придумки!

Солер и Колеус быстро справились с ней, и упаковали, словно клушу. А поскольку опыта им, повторюсь, не занимать – она даже не смогла их покусать. И после этого осталось всего-навсего связать крестьянина, забросить внутрь его же телеги, да развернуть её к моему замку на ближайшем перекрёстке. Вот Колеус, Солер и Вондрак этим занялись, а мы с остальными погрузили связанную даму с кляпом во рту и мешком на голове ко мне на коня, и отправились туда же верхом. Так и быстрей, и удобней.

Доехали к рассвету: всего за каких-то пять часов. Поскольку уже не торопились: незачем коней заставлять зря потеть. Да, я теперь предпочитаю искать девушек для «развлечений» на стороне, потому что рачительный хозяин не должен подрывать экономику своей вотчины, лишая её здоровых и работоспособных рабов. И рабынь.

Дама за время путешествия буквально извертелась, пытаясь то соскользнуть с луки седла, то развязаться, то просто стащить мешок с головы, ерзая о бок коня, вытолкнуть языком кляп, и цапнуть кого-нибудь: не меня, так коня! А уж как выразительно мычала и рычала! Во дворе замка мне помогли сгрузить её довольно тяжёлое тело, и сразу понесли куда положено: в мой подвал. Уж мои-то холуи – самые вышколенные холуи в Тарсии. Да и во всём Семиречьи. Вот что значит – дисциплина. Ну, и хорошее знание того наказания, которое ждёт нарушителей и нерадивых!

Даму мою привязывал сам. Мои лишь придерживали её руки так, чтоб мне не приходилось особо напрягаться. Ноги пока оставили висеть свободно. (Ну, не обошлось, конечно, без попыток попинать меня, противного! Ха-ха. Не на такого напала – держался в стороне.) А вот гвозди ей я забивать пока не стал – первый день я стараюсь обходиться без лишнего кровопускания. И вот она готова. Руки растянуты на кресте горизонтально в стороны, их мышцы напряжены под весом её тела, изо рта вырываются заглушённые кляпом ругательства и крики.

Отпускаю своих, сажусь за стол в углу. Нужно записать, где, когда. Как выглядела изначально. Лицо, одежда, особенности строения тела. Ну, про одежду и лицо записал легко, а чтоб описать тело, пришлось повозиться: чтоб срезать с неё корсет, пришлось даже воспользоваться ножницами: уж больно прочной оказалась ткань, боялся, что ножом – порежу и тело. Юбку с неё просто сдёрнул. А нижней так и вообще не оказалось. Не шикует, стало быть, моя фермерша – продавщица моркови…

Ну что могу сказать: тело как тело. В меру плотное, почти без талии, крепкое и не слишком поджарое. Килограмм этак на шестьдесят пять. Нормально. А после моей «обработки» наметится и талия, и жирок спадёт с боков, и грудь опухнет, и станет чуть-чуть побольше – имеющуюся я бы оценил на второй размер. Вполне даже «секси». Недаром же она мне приглянулась! Отошёл снова в свой угол, описал особенности телосложения – до. Потом, дня через три, опишу и после. Мне это и правда – интересно. Как неузнаваемо могут изменить, что сознание, что телосложение – всего три дня физических мучений и моральных унижений.

Но вот и сорвал с её лица мешок. Смотрю: узнала. Взгляд словно сразу потух. Биться и ёрзать на своём кресте перестала, обвисла, словно обессилела, или напугана.

Как же – напугана она. Просто очередной «хитрый» приёмчик – чтоб я купился на её беспомощный вид, и подошёл сдуру поближе, а тут бы она меня и пнула! Обычно пытаются пнуть в пах. Но мы – Хе-хе! – учёные. Поэтому захожу сзади, и одну ножку вылавливаю с помощью петли. Специально сделал это сейчас, а не когда была с мешком на лице – так интересней! Спортивный азарт!.. Привязываю за щиколотку к вертикальному брусу креста. А потом – и вторую так же. А затем ещё и связываю на всякий случай эти ножки между собой. Я мог бы, конечно, поручить это и своим, но предпочитаю делать всё сам, потому что мне нравится именно – сам процесс. Вот теперь встаю прямо перед ней, развязываю полосу материи, и вынимаю кляп из затекшего ротика. Некоторое время она пытается привести челюсти в порядок. А я не мешаю ей – просто стою себе напротив и молчу. Вглядываясь в глубину её глаз. Всё понимающих. Поскольку – говорили мне! – есть в моём взгляде нечто…

– Вы – лорд Юркисс?

А приятный у неё может быть голосок – когда хочет. Но мне хочется ответить ей «с юмором». Отыграться, так сказать:

– Нет. Я – лорд Агуэро Кинтана, Канцлер его Величества сира Вателя. А сейчас изволит пожаловать и он сам! – и указываю небрежно так ладошкой на входную дверь.

Она прямо ощутимо напряглась, лицо побледнело, а глазёнки так и забегали!

Не выдержал: рассмеялся. Потом вернул на лицо серьёзное выражение: уж его-то себе придаю легко:

– Шутка. Конечно, я – лорд Юркисс. Кто же ещё? И сейчас я всё сделаю, чтоб у тебя, моя красавица, больше не было возможности выставлять на посмешище потомственного дворянина в двенадцатом колене!

Не сдалась, и не испугалась (Ну, или изо всех сил старается соблюдать хотя бы видимость того, что не боится!) моя ласточка. Думает, что я уважаю сильных женщин. Напрасно. Я «сильных» женщин – ненавижу.

Потому что все они так про себя думают. Вначале. Ну а потом, естественно, ломаются! Только одну знавал, которая не сломалась. Ну, это, вероятно, я сам виноват – разозлился не на шутку, поспешил, и она отбыла туда, откуда я уж не смог её вернуть… Но у этой в глазах вижу я совсем другое.

Не сможет моя гордячка ломать передо мной свой норов долго. Попробую предположить: начнёт умолять пощадить её уже на вторые сутки «работы».

Вот за неё я и принялся. За работу.

Плётки у меня – на любой вкус. Взял с толстым хвостовиком – чтоб оставляла следы пошире. Когда приступил, начала «обрабатываемая» поливать меня и площадной руганью, и забористым матом, и разными пожеланиями – высшей кары на мою седую голову (Ну, в те моменты, конечно, когда не вопила истошно, и конвульсивно вдыхала.). Дура. Лучше бы расслабила тело – так удары не столь болезненны.

Но работал я недолго: минут двадцать. Нужно дать её телу «отвисеться»: в таком положении, когда весь вес приходится на разнесённые в стороны руки. Так грудная клетка сдавливается, и человек начинает ощущать дикие муки чисто от положения – те, кто распинал первых христиан на крестах, знали своё дело! Ну а я пользуюсь. Опытом.

Вот так и действовал: двадцать минут обработки нагайкой, часок на «отвисание», двадцать минут обработки семихвосткой – часок на отвисание… Словом, к ужину всё её милое тело представляло из себя сплошной красно-синий кровоподтёк. Единственное, старался, чтоб кожу плеть не сдирала – крови страсть как не люблю.

Перед уходом на ночь подошёл поближе: взглянуть в глаза! Ну вот и получил плевок точно в глаз – где только смогла столько слюны в своём наверняка пересохшем как Сахара, рту, найти! Но я не злоблив: всего-навсего въехал ей по почке большой дубиной! После чего снова постоял перед ней, слушая, как воет, и наблюдая, как корчится, задыхаясь – говорю же, распятие здорово обездвиживает! И сдавливает. Но у этой – сердце должно быть здоровым и сильным: аристократка давно бы сдохла. Поэтому работаю с ними без распятия. Преимущественно на горизонтальном станке.

Ну, через пару минут вой утих, и я смог спросить:

– Может, ещё плюнешь?

Она честно постаралась так и сделать. Но слюны уже почти не было: вылетели только отдельные брызги. Но мы же реагируем не на количество – а на сам факт плевка!

Поэтому по второй почке въехал ей чуть посильней.

Ух ты, какая голосистая! Нет, не в том смысле, что обнажённые сиськи торчат – а они торчат! – а кричит громко. А уж воет!.. На этот раз отходила минут пять. В конце уже не дёргалась, а просто задыхалась. От меня просто отворачивалась. Сказать что-либо на моё предложение высказаться не соизволила. Губки только искусала в кровь. Ну и ладно: главное, что сил сопротивляться или бежать у неё уж точно не осталось!

Отвязал ножки, (Не-ет, не в том смысле, что вообще – а только от бруса креста!) ручки, да и снял её с креста. Да, всё верно: она почти не трепыхалась. И бежать – три ха-ха! – не пробовала! Уложил на пол, лицом вниз, влез на спину коленом. Стянул руки за спиной – одной верёвкой в кистях, другой – в локтях. Затем связал покрепче и ноги – ещё и в коленях. А теперь притянул ступни – к кистям. Вот и всё, моя милая. В таком положении ты и будешь ночевать. А чтоб тебе было повеселей, поставлю-ка я на полку в стене, так, чтоб тебе было видно, кувшин с водой. И даже покажу тебе, что в нём: я полил чуть-чуть воды ей на голову. Может, она – недоверчивая, и не поверит, что внутри – питьевая, свежая, родниковая…

Ну вот и всё. Уходя, слышал, как она всё-таки запоздало пытается что-то мне в след кричать. Неразборчиво, конечно, но понятно, что не пожелания спокойной ночи!»

Надгробье сира Вателя не отличалось портретным сходством.

Придворный скульптор в данном случае руководствовался скорее её пожеланиями, чем действительно старался передать подлинные черты. Да и заказывала она это изваяние, если честно, больше для детей – пусть видят, что их отец был вполне себе симпатичен. Даже красив. И они – в него и в мать.

Леди Наина вздохнула. Поднялась с колен, и развернулась к выходу из фамильной усыпальницы. Леди Файнберг поторопилась подхватить бархатную подушечку, на которой стояло её Величество, и пристроиться сзади королевы с видом грозной и немного консервативной и чопорной хранительницы чести и здоровья её Величества. Однако леди Наина не спешила сразу выходить – здесь, в прохладе под высокими и тёмными сводами хорошо думалось. Да и беспокоить её в такие моменты, когда она, якобы, молится о спасении заблудшей души мужа, и предаётся печали, никто не осмеливался.

Так что неторопливо проходя вдоль довольно длинной вереницы монументальных прямоугольных саркофагов, королева иногда приостанавливалась, как бы отдавая им дань уважения. Но думала она при этом о своём. Так, у гробницы сира Париса Красивого она вспоминала позавчерашние прощальные ласки лорда Айвена, а замерев перед мраморным прямоугольником надгробия сира Филиппа Могучего, вспомнила, как сильно махала кувалдой леди Рашель, вгоняя ей в вагину кол толщиной с человеческую ляжку… Несмотря на то, что происходило это несколько месяцев назад, дрожь ужаса и ощущение дичайшей боли заставляли её тело содрогаться, и она поспешила отвернуться и пройти дальше – ох уж эта «ассоциативная» память – «ощущения» свежи, словно это происходило вчера!..

Странно, но почти каждый раз каждая из этих плит с барельефами или скульптурами навевали на неё вполне определённые, почти всегда – одни и те же, воспоминания. Рефлекс, что ли? Как бы отделаться…

Она снова вздохнула – но так, чтоб не слышала камеристка. Ох уж эти камеристки! Но эта, вроде, проверена леди Евой – её возил в Эксельсиор лично лорд Айвен, теперь тщательно, но несколько суетливо на её взгляд, и назойливо, заботящийся о её безопасности… Ах, лорд Айвен, лорд Айвен…

Если б не его попеременно то лучезарный, то озабоченный взор, и преувеличенно осторожные движения, когда он подавал ей, например, руку, не было бы столь заметно, что он готовится стать папашей!

Ну что сделаешь: нет у человека ни склонности, ни способности к обучению этому сволочному ритуалу: дворцовому этикету! Нет и склонности к приобщению к местному менталитету. И, соответственно, к плетению интриг!

Впрочем, леди Наина не обольщалась: то, что она в «интересном положении» наверняка понял весь двор: недаром же у неё прекратились «эти дела», о чём сразу узнал придворный лекарь, как раз и осматривавший регулярно её Величество на предмет выявления отклонений от нормы. И никакая «врачебная тайна» или клятва Гиппократа в этом случае не спасает от хорошего мешка золота, выданного за пару намёков, подмигиваний, или недомолвок. Ведь при дворе ничего не говорится вот так, прямо, в лоб!

Разве что всё тем же бедолагой лордом Айвеном.

Поэтому леди Наина и не старалась как-то потуже зашнуровать корсет, да и вообще хоть сколько-нибудь затянуть его, чтоб не навредить нежному маленькому плоду – всё равно многие замечают, что её божественно статная фигура слегка увеличилась спереди благодаря уже чуть выпирающему животику. Плевать. Прецеденты с «погулявшими» на стороне королевами, и даже королевами-матерями, имеются. Недаром же даже сир Ватель однажды в сильно пьяном виде проболтался, что отцом считает на самом деле графа Россельберга… И позже леди Наина действительно уловила некое несомненное сходство. И в чертах лица, и в осанке, и – главное! – в любви к схваткам и боям. Вот во время одного из спарринг-боёв графа и ранили. Рана воспалилась и нагноилась. Причём как-то уж слишком быстро. И через каких-то полдня бедолаги не стало. Зато королева-мать даже на похоронах стояла с крайне довольным видом. Потому что теперь-то забывший честь и осторожность, и впадающий в гордыню граф уж точно болтать лишнего не станет!

Её Величество вышла из фамильной усыпальницы со вздохом: опять нужно будет заниматься делами. А как неохота! И лень. И ведь никому не поручишь: лорд Айвен человек, конечно, хороший, но не политик, нет, не политик. Вон: вчера еле удалось замять неприятный инцидент на вечернем приёме, когда он чуть не с кулаками кинулся на милорда Гангута, посла Люрингии, лишь за то, что тот не склонил (по его мнению) своей головы достаточно низко перед ней, королевой! А на нового лорда Канцлера, милорда Ракка, положиться пока тоже нельзя. Он на своей должности всего два месяца, и видно, что боится принимать на себя хоть какую ответственность, опасаясь, что его решения могут оказаться неверными, или вызовут недовольство её Величества, или лорда Айвена. Поэтому и избегает. Любых решений и приказов. Предоставляя ей изрекать или подписывать их.

Но исполнитель, нужно отдать должное – прекрасный. Пунктуальный и в какой-то степени даже занудный в своей пунктуальности и педантичности. А то, что не берёт на себя инициативы – даже хорошо. Потому что предыдущий Канцлер и дни-то закончил как раз из-за этого. Излишней инициативности. И предприимчивости. И карьерных амбиций.

С другой стороны, если б не леди Ева, коварно затаившего планы переворота профессионала леди Наина не вычислила бы никогда. До того самого момента, когда ей во сне перерезали бы горло. Или накинули на него шнурок от полога помпезной постели, да и придушили, как курёнка. После чего легко доказали бы, что сделано всё для блага Отечества. И теперь наглая самозванка и еретичка, побывавшая в проклятой Машине, и поправшая все человеческие и Небесные законы, сброшена с шеи несчастного народа…

Да, леди Ева…

Она, если честно, до сих пор пугала её Величество.

Потому что для неё не существовало укромных уголков ни в чьем сознании. А в сознании леди Наины имелось, разумеется, несколько закоулков и тёмных углов, в которые она не хотела бы пускать никого. Например, не нужно никому знать, что не без её непосредственного участия произошло убийство законной жены лорда Юркисса. Вину за которое он наверняка, даже при всей своей прозорливости, возлагал на королеву-мать! С соответствующими последствиями. Так что получается, она лично поспособствовала преждевременной кончине любимой свекровушки. Но жалеет не об этом.

А о том, что теперь благодаря леди Еве этот сволочь может узнать об этом. Если они когда-либо встретятся. Вот и не нужно допускать этого.

Кое-что она уже предприняла в этом направлении. В частности, её агенты достаточно легко вычислили и подтвердили, где предположительно забазировался сейчас этот мерзавец. Тайная полиция в Тарсии маленькая, но достаточно эффективная. Вычислить подозрительную личность проблемы не представляет. Так, и сир Ватель, и она отлично знали и имена и места проживания шпионов и резидентов из Карпадоса, Сапатии, Люрингии и от других «любимых» соседей. Единственная проблема состояла в том, чтоб подтвердить окончательно что это – действительно он. Сбежавший королевский узник.

А для этого непременно нужно обыскать его комнату, и почитать документики, которые там найдутся. Потому что вот так, сходу, хватать и пытать, или уж сразу – убивать, ни в чём неповинного незнакомого мужчину всё-таки… Неправильно.

Словно услыхав её мысли, к ней приблизился начальник сыскного отдела, лорд Жильбер, кланявшийся с хитрой улыбкой на устах:

– Ваше Величество!

– Да, милорд?

– Могу ли я рассчитывать на секунду вашего внимания?

– Разумеется, милорд. – она небрежным жестом отослала камеристку, – Леди Файнберг. Отнесите этот молитвенник и всё остальное в мой кабинет. Ждите там.

Камеристка, вспыхнув, но молча сделав книксен, удалилась.

– Ваше Величество. – улыбочка лорда Жильбера стала шире, а в глазах появился огонёк: словно масляная коптилка выплыла в чьей-то руке в темноте из-за угла, – Прибыл лейтенант Варгос. Позвать его?

Сердце леди Наины сделало словно прыжок: именно на пронырливом и весьма сообразительном лейтенанте и лежала миссия по выявлению и подтверждению личности бывшего королевского узника. Лорда Юркисса.

– Да, позовите. – а молодец лорд Жильбер. Понимает, что ей не нужен пересказ. И она захочет услышать доклад из первых уст.

Лорд Жильбер сделал жест ожидавшему, оказывается, тут же, неподалёку, и скрывавшемуся до этого в тени коновязи, лейтенанту. Тот поспешил приблизиться:

– Ваше Величество!

– Встаньте, лейтенант. Докладывайте. – она уже видела по его подрагивающим кончикам усов, что доложить ему и правда – есть что!

– Мы, как вы несомненно знаете, ваше Величество, не хотели ударить в грязь лицом. За объектом следили три недели, прежде чем нашему агенту посчастливилось: он смог достать нужный ключ, и незаметно проникнуть в отсутствие подозреваемого к нему в наёмную квартиру. И обыскал её. Тщательно и очень, – лейтенант выделил тоном это слово, – скрупулёзно. Сомнений не осталось! Агент даже почитал, поскольку время не подгоняло, те «живописные» мемуарчики, которые этот гад снова принялся кропать! Повторюсь: никаких сомнений нет – молодой и представительный на вид барон Ван Перси, как он теперь называется, и есть наш старый «друг», до неузнаваемости изменивший внешность, подло расправившийся с отделением охраны, и нагло удравший от заслуженной кары.

– Отлично, лейтенант. Отлично милорд капитан. Все вы заслуживаете моей благодарности. И наград от государства. Но… Ваш агент вёл себя достаточно осмотрительно? Потому что этот тип очень хитёр. И подозрителен. И наверняка подстраховался.

– Разумеется, ваше Величество! Не первый год работаем. Тонкую бумажечку, которую наш подопечный наклеил на ящик стола, агент аккуратно отклеил, а затем – приклеил обратно. И работал очень аккуратно, чтоб ничего там не сдвинуть с места. Мы знаем, что нельзя «этого типа» недооценивать. Ваше Величество совершенно правы: он и силён и умён. Есть уже прецеденты. Наш «друг» необычайно ловок и подвижен – реакция гораздо лучше, чем у… Обычного человека. Мы хорошо помним, что произошло в Эксельсиоре. Поэтому мы и не стали ничего предпринимать без вашего приказа.

Лейтенант снова поклонился. Леди Наина чуть закусила остренькими зубками губы.

Проклятье! А ведь лейтенант дело говорит! Тут понадобится как минимум рота! Как же досадно, что именно в этот момент лорд Айвен направился в Эксельсиор – подготовить её апартаменты к её прибытию «с визитом государственного значения». А проще говоря – на те пять месяцев, что она собралась пожить там в последние месяцы беременности. Плюс время, что уйдёт на роды. Впрочем, лорд Айвен-то – отбыл, а вот рота гвардейцев личной охраны осталась! И почему бы ей не заняться этим делом самой? Ведь на кону и правда – судьба и безопасность и трона, и Тарсии!

И задача достаточно проста: пытаться взять его живым нельзя ни в коем случае! Так что она пошлёт эту самую роту (Не меньше!) профессионалов не на его поимку даже – а на нейтрализацию. С прямым приказом – убить! Не облажаться бы только. А то она такой приказ однажды уже отдавала. Результат…

Не порадовал, мягко говоря.

Проклятье! И нет смысла дожидаться возвращения лорда Айвена! Он – человек чести. И может неправильно понять её позицию. Потому что лорд Айвен именно тем и отличается, что свято блюдёт и честь и Законы! И не станет никогда убивать без суда, даже по её приказу! Да и неудобно обременять этого бедолагу и его совесть и честь столь кровожадным делом.

Нет! Так не пойдёт!

Нельзя, как говаривали древние, усидеть на двух стульях! А ещё они говаривали, что если хочешь, чтоб какое-то дело было сделано хорошо – сделай его сам!

Значит, придётся-таки ей возглавить бравое воинство!

Топот копыт почти ста коней за спиной раздражал.

Её Величество невольно оглянулось: всё верно. Её бравое, и только что не сопящее от энтузиазма воинство опять догнало её, хотя она и приказывала держаться в пятидесяти шагах позади! Пришлось снова махнуть лейтенанту Стокману, и самой перевести коня на шаг. Ну вот, порядок! Теперь они похожи не на маленькую армию, мчащуюся на захват вражеского города, а на… Просто армию.

У ворот Везгорца леди Наине пришлось откинуть капюшон, и продемонстрировать своё запылённое и пропотевшее лицо. А то стража въездных ворот не поверила, что перед ней её Величество лично, а по ночам они, мол, посторонних, да и вообще никого, кроме королевских вестников, не пускают! Её Величество фыркнуло: молодцы! Бдят. И действительно не пускают.

– Благодарю за службу, солдаты! Я рада, что вы прилежно исполняете свой долг, и Уставы караульной службы!

– Служим её Величеству и Тарсии! – начальник караула оказался сообразительным малым, и не кричал, как полагалось по тому же Уставу, а говорил вполголоса.

– Как вас зовут, доблестный начальник караула?

– Капрал Дэхент, ваше Величество!

– Благодарю ещё раз. А сейчас выделите мне, капрал, двоих провожатых. Нам с гвардейцами нужно попасть на улицу ткачей, к дому мастера Пинеаса Фогга.

– Да, ваше Величество! Перкинс, Амренридж! Адрес слышали? Проводите её Величество! И её людей. И не вздумайте топать и шуметь! Кстати, ваше Величество. Возможно, ваши люди захотят оставить коней здесь, при кордегардии – городок у нас маленький, и если лошади будут цокать копытами по брусчатке улиц, то перебудят всех от мала до велика! А до улицы ткачей всего-то двести шагов. И, кстати, частным жильцам Пинеас Фогг сдаёт внаём только второй этаж. А наверху есть и третий, где хранятся ткани и фурнитура. А в подвалах хранятся запасы вина и провизии. Дом большой.

– Благодарю ещё раз, сержант Дэхент. – она выделила это новое звание тоном, чтоб не осталось сомнений, что она не ошиблась, – За сообразительность. Лейтенант! – она повернулась уже к своим, – Всем спешиться. Дальше идём пешком! И – не шуметь!

Пока они шли, двигаясь действительно тихо и осторожно, леди Наина думала, что дом, конечно, мог бы показать и лейтенант Варгос, одетый сейчас в штатское, но незачем подставлять так этого ценного агента, давая стражникам Везгорца запомнить его лицо. Так что пусть лейтенант побудет там, сзади. С тремя сержантами гвардейцев.

До дома почтенного мастера раскроя и пошива действительно оказалось рукой подать – да оно и верно: весь Везгорец площадью не превышал квадратной мили! Рядовые руками указали на дом. Лейтенант указал людям позиции уже своей дланью, и три взвода плотной цепью окружили и фасад, и тыл строения, благо, проход на улицу, оказавшуюся сзади, имелся тут же: узкий тёмный кривой проулок, почти тупик. Но её Величество не успокоилось, пока не убедилось, что лучники отделения прикрытия забрались и на все соседние крыши, и цепь её людей не имеет брешей. И только после этого она велела взломать парадную дверь почтенного торговца.

Окованное сталью бревно, которое люди лейтенанта привезли аж из самого Клауда, справилось с могучей конструкцией в виде двери из двухдюймовых досок за два удара. Леди Наина не стала суетиться: подождала, пока внутрь вбегут тридцать человек первого взвода. Затем неторопливо вошла в чёрный проём. Внутри уже горел свет: какой-то расторопный рядовой уже обнаружил на хозяйской кухне огарок свечи, и зажёг и его, и лампу, принесённую с собой, и масляную коптилку. Её Величество, убедившись, что протестующий хозяин со всей своей челядью затолкан в одну из комнат, из-за двери которой всё ещё слышна возня и возмущённые возгласы, но на страже у которой стоят трое непреклонных и крепких парней из её гвардии, поднялась по лестнице с истёртыми и скрипучими ступенями на второй этаж. За тылы она не беспокоилась: слышала, как расторопный лейтенант Стокмен раздал указания, кому – в подвал, а кому – на третий этаж и чердак!