За то, что я руки твои не сумел удержать… (сборник)

Начало «Федры»

(Расин)

– Решенье принято, час перемены пробил,Узор Трезенских стен всегда меня коробил,В смертельной праздности, на медленном огне,Я до корней волос краснею в тишине:Шесть месяцев терплю отцовское безвестье,И дальше для меня тревога и бесчестье —Не знать урочища, где он окончил путь.– Куда же, государь, намерены взглянуть?Я первый поспешил унять ваш страх законныйИ переплыл залив, Коринфом рассеченный.Тезея требовал у жителей холмов,Где глохнет Ахерон в жилище мертвецов.Эвлиду посетил, не мешкал на Тенаре,Мне рассказала зыбь о рухнувшем Икаре.Надежды ль новой луч укажет вам тропыВ блаженный край, куда направил он стопы?Быть может, государь свое решенье взвесилИ с умыслом уход свой тайной занавесил,И между тем как мы следим его побег,Сей хладнокровный муж, искатель новых нег,Ждет лишь любовницы, что, тая и робея…– Довольно, Терамен, не оскорбляй Тезея…

«Опять войны разноголосица…»

Опять войны разноголосицаНа древних плоскогорьях мира,И лопастью пропеллер лоснится,Как кость точеная тапира.Крыла и смерти уравнение,С алгебраических пирушекСлетев, он помнит измерениеДругих эбеновых игрушек,Врагиню-ночь, рассадник вражескийСуществ коротких, ластоногихИ молодую силу тяжести:Так начиналась власть немногих…Итак, готовьтесь жить во времени,Где нет ни волка, ни тапира,А небо будущим беременно —Пшеницей сытого эфира.А то сегодня победителиКладбище лёта обходили,Ломали крылья стрекозиныеИ молоточками казнили.Давайте слушать грома проповедь,Как внуки Себастьяна Баха,И на востоке и на западеОрганные поставим крылья!Давайте бросим бури яблокоНа стол пирующим землянамИ на стеклянном блюде облакоПоставим яств посередине.Давайте всё покроем зановоКамчатной скатертью пространства,Переговариваясь, радуясь,Друг другу подавая брашна.На круговом, на грозном судьбищеЗарею кровь оледенится,В беременном глубоком будущемЖужжит большая медуница.А вам, в безвременьи летающимПод хлыст войны за власть немногих —Хотя бы честь млекопитающих,Хотя бы совесть – ластоногих!И тем печальнее, тем горше нам,Что люди-птицы – хуже зверяИ что стервятникам и коршунамМы поневоле больше верим.Как шапка холода альпийского,Из года в год, в жару и в лето,На лбу высоком человечестваВойны холодные ладони.А ты, глубокое и сытое,Забременевшее лазурью,Как чешуя, многоочитое,И альфа и омега бури, —Тебе, чужое и безбровое,Из поколенья в поколеньеВсегда высокое и новоеПередается удивленье.

«Жизнь упала, как зарница…»

Жизнь упала, как зарница,Как в стакан воды ресница,Изолгавшись на корню,Никого я не виню…Хочешь яблока ночного,Сбитню свежего, крутого,Хочешь, валенки сниму,Как пушинку, подниму.Ангел в светлой паутинеВ золотой стоит овчине,Свет фонарного лучаДо высокого плеча.Разве кошка, встрепенувшись,Черным зайцем обернувшись,Вдруг простегивает путь,Исчезая где-нибудь…Как дрожала губ малина,Как поила чаем сына,Говорила наугад,Ни к чему и невпопад.Как нечаянно запнулась,Изолгалась, улыбнуласьТак, что вспыхнули чертыНеуклюжей красоты.Есть за куколем дворцовымИ за кипенем садовымЗаресничная страна:Там ты будешь мне жена.Выбрав валенки сухиеИ тулупы золотые,Взявшись за руки, вдвоемТой же улицей пойдемБез оглядки, без помехиНа сияющие вехи —От зари и до зариНалитые фонари.1925

«Мне кажется, мы говорить должны…»

Мне кажется, мы говорить должныО будущем советской старины,Что ленинское-сталинское слово —Воздушно-океанская подкова,И лучше бросить тысячу поэзий,Чем захлебнуться в родовом железе,И пращуры нам больше не страшны:Они у нас в крови растворены.Апрель – май 1925

«Мир начинался страшен и велик…»

Мир начинался страшен и велик:Зеленой ночью папоротник черный —Пластами боли поднят большевик —Единый, продолжающий, бесспорный,Упорствующий, дышащий в стене:Привет тебе, скрепитель дальнозоркийТрудящихся! Твой угольный, твой горький,Могучий мозг – гори, гори стране!Апрель – май 1925

«Ты должен мной повелевать…»

Ты должен мной повелевать,А я обязан быть послушным.На честь, на имя наплевать,Я рос больным и стал тщедушным.Так пробуй выдуманный методНапропалую, напрямик:Я – беспартийный большевик,Как все друзья, как недруг этот!Май(?) 1935

Железо

Идут года железными полками,И воздух полн железными шарами.Оно бесцветное – в воде железясь,И розовое, на подушке грезясь.Железная правда – живой на зависть,Железен пестик и железна завязь.И железой поэзия в железе,Слезящаяся в родовом разрезе.22 мая 1935

«Мир должно в черном теле брать…»

Мир должно в черном теле брать:Ему жестокий нужен брат.От семиюродных уродовОн не получит ясных всходов.Июнь 1935

«Тянули жилы, жили-были…»

Тянули жилы, жили-были,Не жили, не были нигде,Бетховен и Воронеж – илиОдин или другой – злодей.На базе мелких отношенийПроизводили глухотуСемидесяти стульев тениНа первомайском холоду.В театре публики лежалоНе больше трех карандашей,И дирижер, стараясь мало,Казался чертом средь людей.‹Апрель› – май 1935

«Когда б я уголь взял для высшей похвалы…»

Когда б я уголь взял для высшей похвалы —Для радости рисунка непреложной, —Я б воздух расчертил на хитрые углыИ осторожно и тревожно.Чтоб настоящее в чертах отозвалось,В искусстве с дерзостью гранича,Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,Ста сорока народов чтя обычай.Я б поднял брови малый уголок,И поднял вновь, и разрешил иначе:Знать, Прометей разжег мой уголек, —Гляди, Эсхил, как я рисуя плачу!Я б несколько гремучих линий взял,Всё моложавое его тысячелетьеИ мужество улыбкою связалИ развязал в ненапряженном свете.И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,Какого, не скажу, то выраженье, близясьК которому, к нему, – вдруг узнаешь отцаИ задыхаешься, почуяв мира близость.И я хочу благодарить холмы,Что эту кость и эту кисть развили:Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.Хочу назвать его – не Сталин, – Джугашвили!Художник, береги и охраняй бойца:В рост окружи его сырым и синим боромВниманья влажного. Не огорчить отцаНедобрым образом иль мыслей недобором,Художник, помоги тому, кто весь с тобой,Кто мыслит, чувствует и строит.Не я и не другой – ему народ родной —Народ-Гомер хвалу утроит.Художник, береги и охраняй бойца,Лес человечества за ним идет, густея,Само грядущее – дружина мудреца,И слушает его всё чаще, всё смелее.Он свесился с трибуны, как с горы, —В бугры голов. Должник сильнее иска.Могучие глаза решительно добры,Густая бровь кому-то светит близко.И я хотел бы стрелкой указатьНа твердость рта – отца речей упрямых.Лепное, сложное, крутое веко, знать,Работает из миллиона рамок.Весь – откровенность, весь – признанья медьИ зоркий слух, не терпящий сурдинки, —На всех готовых жить и умеретьБегут, играя, хмурые морщинки.Сжимая уголек, в котором всё сошлось,Рукою жадною одно лишь сходство клича,Рукою хищною – ловить лишь сходства ось, —Я уголь искрошу, ища его обличья.Я у него учусь – не для себя учась,Я у него учусь – к себе не знать пощады,Несчастья скроют ли большого плана часть?Я разыщу его в случайностях их чада…Пусть недостоин я еще иметь друзей,Пусть не насыщен я и желчью, и слезами,Он всё мне чудится в шинели, в картузе,На чудной площади с счастливыми глазами.Глазами Сталина раздвинута гораИ вдаль прищурилась равнина.Как море без морщин, как завтра из вчера —До солнца борозды от плуга-исполина.Он улыбается улыбкою жнецаРукопожатий в разговоре,Который начался и длится без концаНа шестиклятвенном просторе.И каждое гумно, и каждая копнаСильна, убориста, умна – добро живое —Чудо народное! Да будет жизнь крупна!Ворочается счастье стержневое!И шестикратно я в сознаньи берегу —Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы —Его огромный путь – через тайгуИ ленинский Октябрь – до выполненной клятвы.Уходят вдаль людских голов бугры:Я уменьшаюсь там. Меня уж не заметят.Но в книгах ласковых и в играх детворыВоскресну я сказать, как солнце светит.Правдивей правды нет, чем искренность бойца.Для чести и любви, для воздуха и стали —Есть имя славное для сильных губ чтеца,Его мы слышали, и мы его застали.1937

Примечания

1

Здесь я стою – я не могу иначе (нем.) – слова Мартина Лютера.

2

Папское послание (лат.).

3

О, ‹мой› двойник, о, ‹мой› бледный собрат!.. (нем.) Г. Гейне

4

Друг! Не упусти (в суете) самое жизнь. // Ибо годы летят // И сок винограда // Недолго еще будет нас горячить! Эвальд Христиан Клейст (нем.)

5

Долина, что жалобами моими полна… Петрарка (итал.).

6

Тот соловей, что так нежно оплакивает… Петрарка (итал.).

7

Когда небо, и земля, и ветер умолкают… Петрарка (итал.).

8

Дни мои легче любого оленя… Петрарка (итал.).

9

Часть текста утрачена.

10

Часть текста утрачена.

11

Тютчев (примеч. О. Мандельштама).

12

Часть текста утрачена.

13

По старофранцузскому эпосу (примеч. О. Мандельштама).