Питерская Зона. Запас удачи

Когда она, матушка-кормилица, появилась, все произведения искусства, брошенные в одночасье, увеличились в стоимости в несколько раз. Серьезно так подросли. И дело касалось не только складов Эрмитажа и его же залов. Вот, представьте, какая беда случилась. Перед всем этим гадством, пожравшим Питер, в Академию художеств привезли на временную экспозицию несколько полотен из Третьяковки. Гвоздем программы стал тот самый «Черный квадрат». Там он, значит, и остался.

Знаете, сколько он стоил? Двадцать миллионов долларов. Двадцать гребаных вечнозеленых олешек за кусок холста с нарисованным квадратом. Знаете, что подумал, когда узнал об этом? Что мысли про мир, сходящий с ума, явно старше меня. А знаете, сколько он стоит сейчас? Да и не скажу. Не надо переживать. А, да, речь-то о планах похода в Зону и солдатиках на Невском.

Так вот. Перед самим Прорывом, когда культурная столица превратилась в монстро-заповедник, хозяин магазинчика привез десять образцов, отлитых в середине девятнадцатого века в Голландии. Откуда знаю? Это мне заказчик рассказал, трясущимися руками перегоняя на мой КПК изображения требующихся мне оловянных воинов. Стоили они, ясное дело, не как двадцатимиллионная хрень, но тоже немало. Месяца два можно было бы потом отдыхать, употреблять тяжело-спиртовое и наслаждаться не только мулатками. Хоть компанией оставшихся и относительно молодых женщин племени айнов с Курильских островов. Причем заказав им личный реактивный Ту-400 бизнес-класса из Находки. Вместе с тремя шкурами реликтовых дальневосточных леопардов. И сакэ на корне золотого женьшеня по пять тысяч иен за ноль пять объема.

А что вышло? На себе меня вытащил Баркас, дай ему Маниту долгих лет жизни. Хотя план-то рассчитывал на несколько другое развитие событий. Но это Зона. И удивляться сдохшему портативному реактивному планеру не стоило. Равно как и тому, что взятые патроны оказались наполовину бракованными. И даже тому, что Красные мутанты, никогда не забредавшие на Невский, припороли туда табором. А вы говорите, правильное планирование.

Так и сейчас. Зона. Скоро снова окажусь в ней, ненавидимой и любимой. А как еще? Кто ходит в Зону? Правильно, тот, кто отравлен ее сладким ядом от пяток до макушки. Кто жить не может без ее адреналина. Хотя, конечно, свое возвращение планировал чуть другим. И уж точно без красивой и опасной мегеры, сидящей напротив, и ощущением неродной клешни Маздая на шее…

– Эй, дурачок! – Мара пощелкала пальцами у меня перед лицом. – Ты снова сам с собою ведешь тихую беседу? Или просто заснул с открытыми глазами?

Наслаждается, зараза. С коммуникатором я ее уделал. Ну, ничего, будет на нашей улице праздник. Пусть и не скоро. Хм, почти приехали. Вот он, вполне себе знакомый хаб «Курумоча». Вон виднеется старенькое стеклянное здание, построенное где-то в две тысячи четырнадцатом. А вот и новое, принимающее раз в пять больше пассажиров. Жизнь не стоит на месте, что и говорить.

– Какое такси заказать? – Мара толкнула меня в бок.

– Куда?

– В Пушкин.

– Нам не нужно такси.

– Почему?

– Потому. И жить мы будем там, где обычно живу я. Ты же не хочешь подозрений со стороны полиции, дорогая?

– Доиграешься.

– Все мы доиграемся рано или поздно. Мне хочется попозже.

Мара не ответила. И хорошо. Общаться с ней желания не ощущалось. Надо сделать работу и поменять свою жизнь. Никаких больше компаньонов. А отдыхать надо летать в Европу. В Северную Европу. Там арабов все-таки выгнали. Точно вам говорю. Вон на огромной плазме новостная лента. Два старых либерала стоят и плюются. А то. Министр по национальным вопросам гере Брейвик, им это как скипидар гомосексуалисту на зад, только что обработанный бандой афро.

– Летим на «Сухом», – Мара надула пузырь жвачки, – это хорошо.

– Патриотка?

– И это тоже. Маздай вложился в «Свердловские авиалинии».

– И?..

– Теперь знаю, когда в последний раз закупались импортные самолеты независимых операторов.

– О как. И давно?

– Мы с тобой в школу ходили. В подготовительные классы.

– Да ну на хрен.

– Точно тебе говорю.

М-да. Тогда лучше «Сухой». И вообще, если честно, быстрее бы. Хватит, надоело мне как-то оно все вокруг. Политика, карьера, учеба ради дипломов, дипломы ради работы, работа ради денег, деньги ради хорошей спокойной жизни. Надоело. Лучше мне в Зоне. Там все проще. Яснее и доступнее. Подставили подножку – сломай ногу. Выстрелили – лупани в ответ. Заработал, так прокути и иди снова ищи счастье. Только не бегом. Погоня за счастьем в Зоне – это глупость. За счастьем в Зоне надо идти аккуратно и спокойно. Иначе идти нечем будет.

Когда лайнер оторвался от полосы, я дрых. В первый раз за последний месяц спал как ребенок, сам оторвавшийся от сиськи и уложенный мамой в постельку. И ни хрена мне не снилось. Ведь самолет нес меня домой. Там все будет на самом деле.

* * *

В Пушкине найти нужный транспорт не проблема. Просто надо знать, кого искать. Молчаливый Фархад, спокойно лузгавший семечки в своей «Гарпии», кивнул мне, когда мы с моей ненаглядной и дорогой протопали в пельменную. Ну да, пельменная здесь одна, и если ты в ней, то тебе нужен транспорт. Особенно если знать, что заказывать.

Фархад плюхнулся за стол позади. Попросил вареников с творогом и наклонился завязать шнурок.

– «Газель-нова», ноль пятьдесят. Через полчаса. Хэт, тебя с последнего раза мечтает увидеть Новиков.

Тоже мне новость. Новиков постоянно мечтает увидеть кого-то из сталкеров. Все ему не хватает чего-то.

– Спасибо, Фархад. Как оно вообще?

– Спокойно. Недавно какая-то странная хрень приключилась с Лордом. Он еще не вернулся. Говорят, ушел с каким-то спецназом в Зону.

– Лорд со спецназом?

– Точно тебе говорю. А что с тобой за красота?

– Супруга.

– А… Ну, не хочешь говорить, так не говори. Бывай, Хэт. Деньги оставишь у Сдобного.

– Бывай, Фархад. Спасибо.

Таксисты стучат в полицию. И «чекистам». А другим возить граждан за деньги нельзя. У-ню-ню и по рукам. Так что всегда лучше оставить деньги у Сдобного, тот Фархаду передаст. Зачем такие сложности вообще? Ну а как еще? Личности сталкеров хорошо известны. Лишний раз попадаться под руку полиции, когда та выполняет план по разнарядке, не стоит. А ребята Фархада гоняют по трассе, контролируемой только отдельным батальоном. Батальон подчиняется кому-то из замов министра, и к ним рядовое линейное начальство цепляться не может. Так что в этом случае сталкеров, желающих попасть или выехать из территории у Зоны, обдирают всего один раз.

Можно, конечно, и пешком протопать до Славянки. Только это долго. Зачем? Да и вертолеты тут летают часто, проверяют округу.

– Мы поедем в грузовике?

– В «газельке».

– Не один хрен?

– Нет. В армейском грузовике больше места и трясет не так сильно. Амортизаторы лучше.

Мара замолчала. И правильно сделала. Потому что спорить толку нет. Тем более водитель нашей овощевозки уже заказывал себе кофе и недвусмысленно мотал ключом от задней, надо полагать, открытой двери фургончика. Так оно и оказалось.

Трясло нас не так и долго, а остановка случилась всего одна. И нам даже не пришлось прятаться. Никто фургон не открывал. Водитель вышел, хлопнув дверью. Вот только Мару пришлось успокаивать. Эта дикая кошка явно потянулась за чем-то, спрятанным у нее в куртке. И как только протащила с собой, кто бы мне сказал? И в поезд, и в аэропорт, и в самолет, а? Не женщина, а кладезь сюрпризов. Но все обошлось. И где-то через часок, чуть запачкавшиеся пылью от мешков с картошкой, свеклой и другими корнеплодами, мы благополучно выгрузились точно во внутреннем дворе «Солянки». Моего, если не считать родителей, самого настоящего дома.

Почему «Солянка»? Ну, как говорил сам Сдобный, ее хозяин, традиции надо уважать. А «Борщ» и «Щи» давно заняты. Не «Ухой» же называть? Или там «Буайбесом».

– Халупа… – протянула Мара, выбивая пыль из своей модной юбки. – Натурально халупа.

– Не греши напраслиной, дорогая. Это наш с тобой личный рай для медового месяца.

– Трепло.

Ну, в чем-то она права. Процентов на сто двадцать. Потрепаться – это как меду ложкой зачерпнуть. И съесть, ясное дело. Вприкуску с хлебом, намазанным маслом. И запить горячим чаем. К чему это я? Правильно, к тому, что есть хочется. Тем более, и это полная правда, из кухни тянуло самым прекрасным запахом на свете. Запахом варящихся свежих пельменей.

– Пошли, милая. Буду тебя знакомить с местной аристократией.

Дом, милый дом…

Сдобный приехал откуда-то с Волги. Чуть ли не сразу после того, как все устаканилось и первые бродяги начали топтать Зону. Матерый волчара, сразу показавший клыки кому надо. Не особо молодой и не больно высокий, крепкий, с почти полностью седой головой и повадками серьезного «спеца». В том смысле, что не слесаря или сварщика, а прошедшего серьезную школу обладателя берета какого-то там цвета. Глядя на Сдобного и его спокойное лицо, лично я склонялся к мысли о зеленом берете разведки. Почему? Сталкерская чуйка, не более и не менее.

Так вот, приехал себе Сдобный практически в одно лицо. Вернее, как говорили, именно что в одно. При деньгах и с четким пониманием собственного бизнеса. Скупкой и перепродажей таскаемых бродягами из Зоны цацек и артефактов. Некоторые местные оказались таким подходом недовольны. Само собой, как водится, объяснения у нас тут простые и незатейливые. Чаще всего те, кто не смог доказать свою правоту, начинают работать по чужим условиям. Или их закапывают.

Со Сдобным фокус не прокатил. Ни сразу, ни потом. Лучше бы местные попытались договориться, честное слово. Как Папа Карло. Потому как сперва к Сдобному приехали двое. Брат с сестрой. Пикассо и Скопа. Почему сорокалетние дядька с тетей решили именовать себя как вольные бродяги, стало ясно позже. Когда выяснилось, что к Зоне им не привыкать. Так же как и к серьезным образцам огнестрельного вооружения и его пользованию в экстремальных ситуациях. В общем, чего тут огород городить. Никто так и не дознался об их прошлом, но все трое явно были опытными бродягами. Честными бродягами.

Где-то через месяц к ним присоединились еще трое. Сокол, спокойный и уверенный в себе белобрысый крепыш с явственно проглядываемыми ментальными погонами на плечах. И две огроменные оглобли, Казак и Барин. И тут Сдобный открыл свой второй бизнес. Зондер-команда из пяти ветеранов начала работать службой спасения для попавших в беду ребят. Процент Сдобный всегда брал один и тот же, не самый большой, но и вполне нормальный. И бизнес пошел. Тем более что за цацки, таскаемые из-за Периметра, он платил честно и полностью. Без обмана.

А «Солянка» как-то сама собой стала частью нашего общего куска спокойной жизни. Куском, наполненным всем необходимым. Спиртным, красивыми девочками и вкусной домашней кухней. И гостиницей на втором этаже, где селились многие, в том числе и я.

– Здравствуй, Хэт, – Сокол, покачиваясь, выбрался на крыльцо черного хода, – давненько не виделись. Тьфу ты, и вам здравствуйте, красавица. Ты бы, Хэт, предупредил, что ли. Мол, что ты тут не один.

– А мы уже уходим, да, дорогой? – мило проворковала Мара, беря меня под локоток. – Правда ведь?

– Конечно.

И мы пошли внутрь. Туда, куда мне так сильно хотелось вернуться. Вот только не совсем таким образом. Но уж как вышло, так вышло.

Первым, вернее, первой, если не считать Сокола, решившего наплевать на удобства бара, оказалась Элен. Как и всегда красивая, подтянутая и вообще. Мне ее «вообще» очень нравились. Что верхние, что нижние. И она, меркантильная зараза, прекрасно это понимала. Не счесть дукатов, потраченных на ее блажи и пожелания, чего уж там. Но Элен хотела стабильности и уехать. Причем с кем-то постоянным. Что лично мне как-то не особо нравилось. О чем и сообщил, вслед за чем и расстались.

Но даже факт расставания с вполне приличным сроком, не меньше целого месяца, не помешал ей фыркнуть вслед и что-то там по-женски заявить насчет Мары. Моя попутчица даже не обернулась. Просто ткнула назад ножкой. Воткнув каблук точно в какое-то больнющее место. Так что следующим нас встретил уже хозяин. Сам. Лично. Откликнувшись на вой хнычущей Элен, сидевшей на ступеньке лестницы, ведущей наверх.

– Так… – Сдобный вздохнул. – Прямо и не знаю, что сказать.

– Здравствуй, Сдобный.

– И тебе не хворать, Хэт. Давай-ка для начала познакомь меня с твоей спутницей.

– Мара, это Сдобный. Сдобный, это Мара. Очень приятно… в данной ситуации подходит. А, да, забыл сказать. Это моя супруга.

Элен на ступеньке зашипела. Как чайник. Или как кошка.

– О как… Рад познакомиться, Мара. Интересное имя. Если с любезностями покончено, разъясните мне, почему одна из моих самых любимых в народе танцовщиц сидит и заливается горючими слезами боли. Или теперь, после твоего, Хэт, громоподобного заявления, в ход пошли и слезы горя, смешивающиеся с раскаяньем и стонущей жадностью?

– Она сказала, что у меня жопа жирная и ноги кривые, – радостно хлопая глазами, улыбнулась Мара, – это же обидно. Каждая девчонка знает.

– Ну да… – Сдобный пожевал нижнюю губу. Есть у него такая некрасивая привычка. – Элен, хорош заливаться. Нога работает? Ну и хорошо. Хэт, выпишешь даме премию за свой счет.

– Хорошо.

– Разрешаю не прямо сейчас.

– Спасибо.

– Совершенно чудесно. А теперь, молодожены, прошу за мной. Думаю, есть о чем поговорить. Да?

Старый пес, как всегда, зрил в корень. Чего-чего, а понимания жизни ему не занимать. А ведь поговорить с умным человеком, чего уж там, иногда лучше хорошей выпивки. Или даже, хотя и редко, хорошей женщины.

Сам бар встретил тем, за что его и любили. Компанией, музыкой, едой, выпивкой и девочками. Хотя последнее мне и не светило. При всем желании и возможностях. Да и тех, в смысле возможностей, кот наплакал.

– Здорово, бродяга! – Бэтмен помахал стаканом с пивом. Пиво пролилось прямо на макушку Лысого. Лысый, раскинув по столешнице свои дреды, никак не отреагировал.

– Давно гуляют?

Сдобный поморщился:

– Пятый день. Как с цепи сорвались и в себя приходить не собираются. Говорят, их возле Зеленого фонтана чуть «серая слизь» не схарчила. А все потому, что никакого внимания на предупреждение Рыси не обратили.

– Рысь дурного не посоветует, дорогая. – Я с важным видом изрек мудрость и поднял вверх палец. Указательный, само собой. – В любой ситуации слушай Рысь.

– Ну-ну…

Сдобный улыбнулся.

– Ну, вообще да. Рысь дурного не посоветует. Хотя сейчас снова там.

– Где? – удивилась Мара.

– В Зоне.

Мара замолчала. Ну а как еще? Ведь ежу понятно, что здесь «там» может означать только нашу кормилицу.

– Слушай, Хэт, – пробурчал Мумий, зацепив меня за карман на куртке, – тебя Новиков искал. А, да, здорово.

– И тебе не хворать, Мумий. Спасибо. Новиков постоянно кого-то ищет.

– Ну, смотри. – Мумий побрел куда-то дальше.

– Садитесь вон туда, в уголок. – Сдобный лично проводил к столу. – Присаживайтесь, передам на кухню пожелания. Хэт, заберешь, короче. А, да, пока выбираете, чего поесть, напитки. Тебе как обычно?

– Да. А моей ненаглядной «Кровавую Мэри». А лучше две. Дорогая, меня так умиляет твоя любовь к этому простому коктейлю и вообще к помидорному соку…

Сдобный кивнул и отправился к стойке. Он сам любил постоять, посмотреть, поговорить. Правильно поступает, что сказать. Пьяный такого наговорит, что потом сам удивится. А информация, правильно, это власть.

– А ты наблюдательная сволочь, – протянула Мара. – «Кровавая Мэри», значит?

Ну а что? Вам, милая моя, причитается за пинок по моему боку. Не любите помидорный сок? Пейте его с водкой. Пусть вам станет еще более неприятно.

– Ты с той кошелкой спал? – поинтересовалась «супруга». – Ни вкуса, ни чего другого. Мне с тобой даже в одной комнате оставаться боязно. Мало ли, вдруг ты от нее чего подцепил?

– Слушай…

– Попробуй удивить меня и заставить тебя слушать. Вся внимание.

Глупый разговор. Последний раз так в школе общался. С девочкой, что сильно нравилась.

– Хватит.

Она смогла меня удивить.

– Хорошо. Только «за», дорогой. Особенно если ты закажешь ирландский виски и на этом успокоишься. И, кстати, что имелось в виду под «как обычно»? Ты таким образом сейчас дал ему что-то понять?

– Да нет… это как раз и есть ирландский виски.

– С возвращением, бродяга. – Сдобный поставил бутылку «Джеймиссон» и два чистых стакана. – Коктейли сейчас принесут.

– Лучше еще стаканчик. Чистый. Женщины такие ветреные…

– Ну да… – Сдобный махнул рукой. Как ни странно, его поняли. Наверное, у него здесь разработана своя система сигналов. Пальцами в одну сторону – несите водку, клиенту все равно, пальцами в другую – срочно необходим горячий и сладкий чай. Интересно, а средний палец что означает?

– Ты не говорил про свадьбу, уезжая. – Сдобный, хитро щурясь, смотрел мне в переносицу. – Совсем не говорил.

– Такое бывает. – В этот-то момент я взял ее за руку… А ладонь у Мары оказалась сухой и горячей. И бархатистой, очень даже приятно бархатистой. Молодец, даже не вздрогнула. – Случайно встретились. В парке.

– Да ты что?

– Да. – Моя «супруга» явно растапливала сердце седого Сдобного. – В тире. Я победила. Выбила сто из ста.

– Непорядок, – прохрипел над ухом практически незаметно подобравшийся Полоскун, – это, брати-ик-ишка, непорядок. Здорово, мелочь пузатая!

– Вот блин… – Сдобный встал, подхватив Полоскуна. – Отдыхайте, попозже подойду, потрещим.

Полоскуна уважают. Он из Зоны Че, ветеран по самое не балуй, как его не уважать. Жаль старика. Спивается, медленно и верно. А так как его все уважают, то сейчас Сдобный и потащит его на себе в небольшой чуланчик за кухней. И уложит спать на мешки с картошкой. Но очень уважительно.

Янтарь ирландского побежал по стенке стакана. Ирландия – это вам не абы что. Это красота и все оттенки зелени. Это волынка и темный портер. Это рыжеволосые красотки и виски с местных винокурен. Пафосно, конечно, но именно так. И если пьешь ирландское, то обязательно янтарь должен лениво стекать, бежать или струиться. А литься в стакан – прерогатива водки.

– Ты еще понюхай, лизни из стакана и помурчи, – Мара прыснула, – вылитый кот с валерьянкой.

– Да ну тебя… – Клеверно-изумрудное видение рассеялось. И все из-за одной совершенно не романтичной убивицы.

– Ладно… – Она протянула свой стакан. – С приездом.

Угу, с приездом. И именно в этот момент, вспомнив Маздая, принял решение. Окончательное и бесповоротное. Закончу дело, верну деньги и уеду в Ирландию. В Дублин, например.

– Веселое место, – Мара оглядывалась, явно находясь в своей тарелке и ничуть ничего не смущаясь, – мне нравится.

– Искренне рад.

Ну а чего не радоваться-то? И наплевать, что одно из самых любимых мест моей жизни выглядит как декорация к не самому лучшему фильму. Какая разница? Здесь чертовски клево. И никаких гвоздей.

Дым коромыслом? В углу кто-то щупает довольно визжащую го-го? За соседним столом пьют с выражением «атыменяуважаешь» и уже готовятся бить морды друг другу? Из колонок ревут гитары полувековой давности? На шесте наворачивает акробатику дева в одних стрингах из кристаллов Сваровски? Не, а чего? Мило. Уютно. Просто и по-домашнему, больше никак и не скажешь.

Криво прикрученная светомузыка в углу, запах мяса, жареного мяса, вареного и тушеного мяса, тяжело-спиртового разного происхождения, пота, табака и сигарет, пьяные разговоры за жизнь, Зону, жизнь в Зоне и Зону в жизни. Сборище поганцев, бродяг, опасных выродков, корыстных негодяев и крайне душевных личностей со склонностью к философии. То, что мне надо. Да-да, так и есть.

Сбоку резались в карты. В дурнющий и мало кому понятный голландский похер. С покером игра если и имела общие корни, то явно в виде самих карт, не более. А с Голландией и того меньше. Играли, как ни странно, на деньги. Чума, Бес и Паук. Парни меня не особо любили, и я не видел ни единственного повода отвечать им противоположным чувством. Лишь бы не мешали сидеть и есть.

Чуть дальше, очень увлеченно и с чувством, вешал лапшу на уши Дикой. Дикой, если уж честно, промышлял по самому краю Периметра. Таскал «чечевицы» на сувениры, приносил мешки с крошкой Стеклянного поля, обклеивая ими черепа, найденные на кладбищах. Не самый доходный бизнес, зато почти безопасный. Черепа он обычно выдавал за жертв «стекляшки», наклеивая брызги осколков вкривь и вкось.

Лапша равномерно качалась на ушах пятерки туристов, явно намеревающихся в Зону с таким вот героическим проводником. Сидевшие за спиной Дикого Шеф и Бульба только улыбались, но не вмешивались. Дикой, может, и так себе сталкер… но свой.

Вокруг шеста наяривала параболы и прочие окружности, заметно привлекающие взгляд, Милашка. Милашка, при всем создаваемом ею вихре из длиннющих тонких ног, копны светлых волос и радостно подпрыгивающих верхних полушарий, работала на результат. Результатом, как показалось, должен стать один из туристов, временами чуть не теряющий собственную отваливающуюся челюсть. Ну да, девочки здесь такие, старательно добиваются чего хотят.

Как ни странно, но у стены совершенно не обращал внимания на старающуюся Милашку кто-то из плохо знакомых бродяг. То ли Финн, то ли Швед. Да не суть, короче. Этот с очень умным видом ковырялся в коммуникаторе, судя по шевелившимся губам – читая. Что сказать… каждому свои понятия о библиотеках или читальных залах.

И никакого следа Урфина. Кто знает, может, и к лучшему.

– Вот эти вот рожи и есть крутые сталкеры? – поинтересовалась Мара. – Как-то прямо не верится. Хотя… если посмотреть на тебя, к примеру…

Затеять новый ненужный спор не дал кто-то с кухни, всем видом зовущий меня за самой вкусной едой в мире. За пельменями. За местными пельменями с фаршем из трех сортов мяса, политых маслом и приправленных сметаной, посыпанных мелко крошенным зеленым луком и вообще просто произведением искусства. Как полагается, к пельменям в пристяжку шли две стопки перцовки. Ну, не с виски же в качестве стременной их потреблять, не находите?

Есть грех у меня за душонкой, чего уж. Не, грехов у меня много, но один-то конкретный. Чревоугодие, мать его. Любовь, понимаешь, к вкусной еде во всех ее видах. Любовь к обсуждению еды и любовь к склонению других к чревоугодию. Гореть мне в Аду, думаю. Но потом. А пока… а пока у нас тут пельмеши.

Вообще, если разбираться, пельмень есть произведение искусства. Да-да, по-мещански, но именно так. Понятно, что у каждого своя шкала искусства и уж тем более его произведений. Но обычный пельмень и красивая женская задница явно ими являются. И относиться к ним надо соответственно. Хотя сейчас речь только об одном. О пельменях.

Не надо торопиться поливать его буржуйским кетчупом. Не надо ляпать на него сверху майонезик и, адски урча, кидаться пожирать. И уж ни в коем случае не стоит пользоваться соевым азиатским соусом. Для русского пельменя все это противопоказано. Только сливочное масло и сметана, только мелко рубленный зеленый лучок, только хардкор.

И не тыкайте вы в него вилкой и не старайтесь располовинить ножом. Это произведение искусства, его надо оценивать целиком. Дождаться, пока подостынет, перестанет парить и начнет неуловимо и безумно вкусно пахнуть начинкой. Дождались? Вот тогда берите эту самую перцовку, поддевайте, не разрывая теста, пельмень и, хлопнув рюмашку, нежно и аккуратно кладите пельмешек в рот. И, прямо как с женщиной, осторожно и ласково, кусайте, упивайтесь теплым соком, чувствуйте, как растопленное масло придает мясу еще больше вкуса, как…

– Новиков! Так же нечестно. Ты своей кислой физиономией весь аппетит отбил.

Старший инспектор МВД отдельного подразделения Периметра майор Новиков довольно улыбнулся. Если в его случае можно говорить и про улыбку, и про довольную. С его-то постной рожей ни то, ни другое никак не вяжется.

Не один? Конечно, один никуда не ходит. Троица опричников, не скрывая оружия, уселась чуть подальше. Новиков и его гоблины, о как. Видно, персона Хэта для чего-то ему и впрямь нужна.

– Мельников, охолони. – Майор закурил. – Рад видеть тебя живым. Хотя вас, поганцев, порой и запоминать не хочется. Так часто вы дохнете.

– У меня вредная работа. Тяжести, погрузчики, стеллажи…

Мара погладила меня по руке. Новиков хмыкнул. Хмыкать он умел разнообразно. Некоторые хмыки действовали на матерых ветеранов так же отрезвляюще, как ствол, приставленный к голове. Другие заставляли пересмотреть свое отношение к нарушению законов. А от совсем редких, говорили и про такие, хотелось вернуться к маме и снова пойти учиться в школу.

По всем документам сталкер Хэт, в миру Владимир Мельников, работал логистом в небольшой фирмешке неподалеку от «Солянки». Нет, а как еще? Зона, если уж серьезно, в некоторых смыслах режимный объект. Шастать по ней за просто так не получится. И торчать рядом постоянно, нигде не работая, сложновато. Особенно если ты не местный житель или беженец с Питера.