Питерская Зона. Запас удачи

– Офигенное будущее. Не любишь, когда рассматривают, оделась бы приличнее.

Она показала мне сами понимаете какой палец и прошла в номер. И верно, зачем спрашивать разрешения, если у тебя гостевой ключ-карта?

– Мода диктует свои законы, малыш, – сумка, этакий безразмерный баул, легла на диван в гостевой комнате, – потому и приходится соответствовать.

Ну-ну, что тут еще добавить? Мода – она такая. Сейчас диктат кутюрье заставил прибывшую, кроме той самой юбки, надеть совершенно несочетаемый с ней топ, закрывавший разве что половину груди. Нижнюю ее часть. Все остальное само так и просилось на рассмотреть. И впечатляло. Рельефом и легко угадываемой силой удара плечевого комплекса. Мускулами бойца, а не фито-няши, пыхтящей в тренажерке до усрачки и только для той фигурки, за которую, не скупясь, отвалят счастьем до конца жизни. Счастьем, ясен пень, выражаемым в денежных знаках. Хоть в полновесных и недавно введенных червонцах, хоть в тех самых биткойнах.

А тут, к гадалке не ходи, мускулы другие. Рабочие, позволяющие пробить такой лоу-кик, что бедренная косточка сломается, не говоря про мышцы и связки. И тату, ясен пень, куда ж без этого. Красивая тату, скромная, всего в половину спины. И куда тот самый дракон, интересно, лапы и голову спрятал? Ну, как куда, под оттопыривающийся впереди топ. Хотя вот тут, скажем честно, оттопыривалось из-за какого-то там вондербра, не иначе.

– Все рассмотрел? – Валькирия села в кресло, закинула ногу на ногу. – А?

Оставалось только кивнуть. Все, да. Из доступного.

Прическа понравилась. Короткий ежик, красно-черный. Да и вообще лицо у нее приятное. Грубое, но приятное. Красивое, говорил же. Но на любителя. Подбородок твердый, нос то ли сломанный, то от природы слегка курносый, глаза серые, небольшие. И губы пухлые. Прямо зачет. Если бы не тень Маздая, так и нависающая за ее плечами, стоило подкатить. Наверное.

– Почему Хэт? – Серые глаза смотрели выжидающе. – Потому что шляпа по жизни?

– Потому что не Папаша.

– Кто?

Кто-кто… Папаша Хэт, да удлинится его седая бородища и годы жизни, как рубил, так и рубит металл. Генная медицина творит чудеса. Если ты не Рокфеллер, конечно. Когда из своего набора запасных частей организма остался мозг и кожа, то уж простите. Нового ничего не вырастишь. А вот лидер «Металлики», вовремя бросив бухать, жил не тужил и творил на радость уже черт знает какому поколению меломанов.

– Да и ладно, – серые глаза явно смеялись, – меня зовут Мара.

Гребаные нулевые и десятые с их модой на типа славянские имена. Что стоило ее родителям назвать девочку Леной? Или Катей. Или Дашей. Мара, угу.

– Рад знакомству. Так что ты здесь забыла?

– Невежливо.

– Уж простите, в институтах не воспитывались.

– Воспитываются дома, а в учебных учреждениях учатся. Те, кому хочется учиться, а не писать в социалках про бога Анунаха и прочую хрень.

Уела, надо ж…

– Ты здесь зачем? Если инструкции, так давай. А потом вежливо и воспитанно провожу до двери и с удовольствием поцелую руку на прощание.

– Не, не обломится. Меня воротит от одной мысли. Мало ли, сколько у тебя здесь всяких… доступных женщин побывало. И чего ты с ними делал. Фу, как представлю, что ты мне руку слюнявишь и что перед этим…

– Да у тебя комплексы.

– Нет, комплексы у министерства обороны. В основном зенитно-ракетные.

– Будем дальше сыпать несмешными шутками или уже нормально пообщаемся?

Мара решила, что если «нормально», то стоит сделать кофе. Говорил, что люблю хорошие и дорогие номера? Вот за кофе-машину их стоит любить еще больше. Тем более кофе финский. В смысле, не вырос где-то там, а привезен, обжарен и все прочее. Странное дело, почему скандинавы умеют делать кофе куда лучше тех же турок? Или даже армян?

– Карта. Топографическая. Сделанная на месте.

Она дождалась полной чашки и только потом заговорила. Гребаная красивая мерзопакость.

– Что?

– Ты тупой?

– Не особо острый местами, но не полностью. Карта чего?

Она подняла на меня глаза. Посреди серых спокойных озер плескалось убеждение в моей непроходимой глупости.

– Того куска питерской Зоны, что нужен Маздаю. И парочка образцов.

Угу, понятно. Теперь все на своих местах. Старый хитрец пронюхал что-то про что-то и делиться ни с кем не хочет. И скорее всего дело опасное. Раз до сих пор знает только он, то идти куда-то далеко. А дальше? Яснее ясного же, даже пню.

Там, в ЭсПэБэ, кто-то нашел что-то интересное. Мало того, что-то очень дорогое. И Дед Маздай, сложно его не понять, хочет, пусть и на время, стать монополистом. Что здесь плохого? Ну, тоже не секрет Полишинеля. Раз это тайна, то эту тайну какое-то время Маздай постарается сохранить всеми средствами. Включая отправку за Периметр нескольких «эскадронов смерти», отстреливающих любого, приблизившегося к его пока непонятному Клондайку на пару километров. Есть ли опасность больше никогда не посидеть в гостиничном джакузи в компании красотки-мулатки, или красотки-блондинки, или любой другой красотки? Да. Еще какая. А деваться некуда. Кроме самой Зоны.

Расклад, значит, такой, как кажется. Мы вдвоем топаем в Зону. Куда – пока непонятно, но это явно знает милашка-убивашка Мара. На месте, век живи и век поражайся, составляем схему прохода к нужной точке. Опытным путем, доперев туда на своих двоих. Так и будет, дева-воительница ко мне приставлена явно насовсем. И скорее всего вплоть до момента выхода за Периметр, когда своими чудесными красивыми ручками она меня и укокошит. Вопросов немного. Главный – это как выжить. Второстепенный…

– Краса писаная, правильно понимаю указания от боярина Маздая, что ты со мной идешь?

– Надо же, ты меня прямо поразил наличием интеллекта и умением составлять логические выводы.

– Скажи мне, дева-поляница, ты в Зону уже хаживала?

– Поляница… это кто? Ты меня сейчас походя оскорбил два раза? Непонятно обозвал и продемонстрировал, что как бы умнее меня?

– Полноте, барышня, даже в мыслях не вертелось такого оксюморона. Поляница есть дева богатырская. Марья Моревна, кстати, почти твоя тезка. Хотя в целом ты, пожалуй, что и права.

– Ясно… Нет, не хаживала.

Захотелось попросить у нее номер Маздая и немедленно его набрать. Но ну его к монашкам. Оно так и лучше. Не хаживала, опасностей не знает, может, и назад не доберется. А там посмотрим, глядишь, что и выкрутимся.

– Куда пойдем, чего искать будем?

Мара допила кофе и довольно улыбнулась. Стерва, у нее даже улыбка красивая.

– Сперва, Хэт, мы найдем бренные останки сталкера, не вернувшегося из ходки. Приблизительные координаты у меня. Заберем у него другие, те, что и нужны, и пойдем дальше. За чушками.

Ох ты ж мать моя! Кто-то уже умер из-за Деда? Мир праху твоему, бродяга. Хороший был человек. А вот остальное? Все яснее ясного. Чушки, значит? Ну-ну. Тогда жадность Маздая легко объяснима.

Чушки – артефакт редкий. Этакий небольшой кирпичик, очень легкий и прочный. И его, если не изменяет память, охотно скупает даже государство. Пусть и через подставные фирмы, созданные специально для сталкерской братии. Порой хочется введения лицензий, право слово, чтобы цена была нормальной для всех и у всех. Так вот, возвращаясь к искомому.

Они вроде как металлические. Причем металл такой, что космическая отрасль готова от радости его приобретения колотить в бубны и хороводить праздничные хороводы. Вот только находят чушек крайне мало и, что само по себе странно, только вольные бродяги. Ни одна экспедиция от всяких там НИИ успехом не завершилась. Только бродяги. Только хардкор. Каприз государыни Зоны, не иначе.

– Дед не отправляет штурмовую группу?

Ну, надо же проверить догадку.

Мара вздохнула. Очень театрально, ладно, глаза не закатила от моей глупости.

– Не прикидывайся. Группа очень заметна, это первое. Второе, ты же знаешь, организованные крупные экспедиции до Клондайков ваших никогда не доходят. Разве не так?

Так. Не поспоришь. А у Мары, судя по всему, есть и третье?

– Тебе же сказали, Хэт, что ты удачливый сукин кот. Это тоже важно в Зоне, как понимаю. Простой рецепт успеха для всех. Мы идем вдвоем, доходим, находим, возвращаемся, и тут же, сам понимаешь, все возвращают тебе.

– Ясно… мне спать на диванчике ложиться?

– Нет, вообще не ложиться. Поезд до Самары через пару часов. Оттуда самолетом. Так что, Хэт, пакуйся. Мы выдвигаемся.

Пакуйся, ага. Чего там паковаться старому псу? Ну, насчет старого погорячился, но в целом – все верно. Вон он, мой рюкзак, стоит себе в шкафу. А мирно-походная одежда спит на вешалке. Скромность украшает мужчину. Да и женщину тоже. Как там с гермафродитами и трансгендерами, не знаю. Не православно оно, тьфу и растереть. Пепел, в смысле, оставшийся после костра с бабомужиками. И сверху посыпать солью. И полить святой водой, точно вам говорю.

Остальное шмотье? Да я вас умоляю, хрен на него. Две пары джинсов даже не распаковал, костюм этот, «Боско», обувь какая-то. Пусть себе горничные заберут. У каждой небось дома есть сын, племянник или внук. Как раз подойдет.

Спросите, на кой ляд бродяга Хэт все ж таки прется в Зону? Вместо того чтобы слинять по-тихому? Ну, как сказать так, чтобы однозначнее однозначного? Да все крайне просто.

Это дело принципа. Это мои деньги. Мои деньги, что теперь как бы и не мои.

Воевать с Дедом Маздаем? Увольте, не самоубийца. Это только в кино штурмовик разведки спецназа морской пехоты боевой бурятской дивизии МВД ВМФ ГРУ ФСБ в одиночку уничтожит уголовного авторитета на два щелчка пальцами. С Маздаем у меня такое не проканает. Не беспокоить же ребят по этому поводу, правильно? Мало того что половина товарищей в Зоне за Периметром плевать на тебя хотели, так дело же не только в этом. Маздай живет в Столице. Здесь покупку серьезной партии оружия отследят быстро и накроют. А с собой везти – самоубийство. Так что…

Так что, пусть есть и еще сбережения, спрятанные так, что не найти, надо идти. Глупо? Да. Но за эти кусочки золота, пачки купюр и электронные цифры с несколькими нолями после единицы рисковал своей головой. И отдавать за просто так какому-то упырю? Да хрен на воротник.

– Ты долго с девой разговаривать собираешься? Она ж нарисованная.

Мара хохотнула. Какая дева? А, да. Местный колорит. Номер-то для влюбленно-новобрачных. Интерьер соответствующий, картинки всякие. И пялился-то аккурат на одновременно поджарую в талии и роскошнобедрую кофейнокожую красотку, подмигивающую самым что ни на есть развратным способом. Высунув кончик языка в самом краешке рта.

– Ритуал, на счастье. Не мешай опытному сталкеру свято соблюдать собственные причуды, связанные с мракобесием и предрассудками.

– Ну-ну… – Мара взяла с блюда яблоко и сочно хрупнула, прокусив зеленую кожицу, слизнула капли сока с нижней губы. – Тебе просто нравится на голых баб пялиться. Даже нарисованных.

А, ну тебя! Махнул рукой и начал переодеваться. Не, а что, мне еще во вторую комнату уходить переодеваться? Надо ей меня пасти – пусть пасет. Нового ничего не увидит, и брезговать особо нечем. Не фитнесообразный красавец, и что?

– Клевый шрам. Тебя медведица за задницу хватала?

Вот ведь, а?

– Типа того. Покажу в Зоне.

– Хорошо. Если что, то медведица. Ты же у меня охотник-любитель.

– Ты о чем?

Мара положила на стол небольшую карточку. Свидетельство о браке. Хренатушки себе…

– Мы с тобой едем в медовый месяц. А Зона – наш с тобой свадебный подарок, если что. На прощание с твоей работой у Периметра. Я же у тебя люблю экстрим.

Повернулся к ней и посмотрел с большим удивлением.

– Ты думаешь, кто-то там купится на это?

– А не по барабану?

Глава 2. Старый добрый бар

Радуйся дню. Завтра может не быть…

Песни Койота

Шаг за шагом. Шелест под ногами. Подошвы в труху стирают всякую дрянь, копившуюся годами. Штукатурку, обвалившуюся с порыжевшего потолка, украшенного весенними наплывами и глубокими трещинами. Жалкие останки мокриц, тараканов, жуков и прочего насекомьего царства. Кремово-желтое крошево рассыпавшихся старых костей.

Неприятное место. Любое подземелье неприятно. Но это неприятно как-то особенно. Как-то мерзко и жутко. Терпеть не могу темные гулкие коридоры. Ненавижу черные промозглые подвалы. Выть готов от серых склизких городских коммуникаций. Клаустрофобия? Да черт ее маму знает. Может, и она.

Динь-дан, динь-дан, вода капает. Где-то впереди, за поворотом. За темным поворотом, мохнатым от паутины, идущей поверху. Паутина почему-то черная. Тянется вяло колышущимся липким ковром от потолка и до растрескавшегося бетонного пола. Всю левую сторону прохода закрывает напрочь. Мерзко-ужасная черная паутина.

Ладно. Надо вперед. Назад не отступишь. Там свод обвалился. Потому как после взрыва самой обычной «эфки» в таких старых тоннелях именно так и происходит. На кой ляд надо было ее использовать? А другого варианта не выпадало. Когда за тобой прет здоровяк, а магазин ты не поменял, надо удирать. Или что-то придумывать. Вот, придумал.

Фонарь моргает, потрескивает. Его приложило вместе со мной об стену, когда прыгал вперед. Прятался от собственной гранаты. Плечо ноет и голова иногда еле ощутимо болит. Как иголку раскаленную, длиннющую, от затылка до ключицы, взад-вперед, взад-вперед, дергает чья-то безжалостная рука. Нехорошо, да. Очень нехорошо. Да что там, херово, если честно. Еще и фонарь моргает.

Занесло же сюда. Что тут такое вообще было? А хрен его знает, товарищ майор. Какая-то страшно секретная ерепень, полагаю. Давно брошенная и совсем забытая еще до Зоны ерепень. Излет СССР во всем великолепии. Пара встреченных стальных дверей – что твои крепостные ворота. Куда там «семерке», их только с граника брать, кумулятивным зарядом, не иначе. Надписи, порой еле виднеющиеся под наплывами весенних стоков, про что-то там предупреждают. Не влезай – убьет? Или еще чего? Толстостенные колпаки, убранные металлической сеткой по-над самым потолком, через каждые пять шагов. Жалко, не работают.

О, что-то впереди не так. Зуб даю, раз уж не работает датчик. Совсем не работает. Надо будет претензию по гарантии предъявить, как вернусь. Лучше всего предъявить прикладом в лоб. Но за такие проявления негодования может случиться и что-то нехорошее. Но предъявить стоит. Только сначала добраться до дома. Ну, как дома? Спокойного относительного места временного проживания у Периметра.

Сколько осталось колечек? Да, у меня даже не гайки. Металлические колечки с резиновой полоской по краям. Толстые, тяжеленькие, в дырке посередине просунут кусок марли и завязан узелком. Те, кто поумнее, пользуются шариками от подшипников, заправленных почти в пистолетный магазин. Знай себе выщелкивай, и нести удобно. А мне нравится по старинке, чтобы в отдельном подсумке на поясе. Потому что ретроград.

Так, что у нас впереди? Ага… Воздух чего-то «плывет», даже в тусклом луче многострадального фонаря заметно. Раз плывет, то… то ничего не понятно, как обычно. Это Зона. Здесь нет простых и постоянных решений сталкерских вопросов. Стереотипные решения не для нас. Они ведут к совершенно несовместимым с жизнью изменениям организма. Как-то Шмель решил, что перед ним «бенгалка». Так же жикает и все такое. Шваркнул в нее тем самым шариком, думал разрядить. Ага.

Воздух впереди волновался, как-то прямо густо ходил туда-сюда, чем-то встревоженный. За спиной все сильнее скрежетало и порой громко и недовольно порыкивало. Здоровяка за просто так не завалишь, если прицельно не попадешь. Вон, ворочает пробку из рухнувших кирпичей, цемента, арматуры и бетона. Совсем хреново.

Так вот, Шмель шваркнул шариком. Шарик прилетел назад. Пробил ему лоб ровно посередке. И аккуратно вылетел сзади, по дороге зацепив совсем ни в чем не повинного Гека. Тоже по голове, хорошо, что вскользь. Разве что «вскользя» хватило ровно на те километры, что пришлось тащить Гека на пару с Чуком. Нет, он ему не брат. Просто так сложилось.

Колечко полетело вперед. Чуть зашипело, вспыхнула резинка по краям и марля. Металл чуть позже мягко чавкнул горячей каплей. А воздух так и мерцал, наплевав на мои старания. Позади хруст, ворчание и гул падающей баррикады становились все сильнее. М-да…

Воздух мерцал, явно густея. Такое ведь невозможно, а он густел. Заворачивался крутой спиралью, начав переливаться всеми оттенками и переливами красного и желтого, раскаляясь на глазах. Да уж, дела… Спираль раскручивалась все сильнее, захватывая пространство, густела, превращаясь в ощутимо слышимый хлюпающий кисель. Густой, похожий на болотную жижу. Такую матово-черную, затягивающую в себя, не отпускающую, засасывающую глубже и глубже. Чернота охватывает со всех сторон, влажно хлюпает, не отпускает, воздуха меньше и меньше, до рези в груди и сияющих раскаленно-белых звезд в глазах. И сил сразу нет, совершенно… так, слабо трепыхаешься, сдаваясь…

Пот бежал по лицу, а воздух заходил внутрь натужно, с хрипом и всхлипываниями. Елки-моталки, как же меня пристукнуло-то, а?! Ни хрена себе тут бывает, под землей! Стоп, не падать!

АК звякнул, провиснув на ремне. Еле-еле успел опереться на скользкую от стекающих с потолка капель стенку. И сам стек вниз, почти упав на колени. Не сдаваться, ни за что, держаться и не сдаваться. Это Зона, это Зона…

Луч фонаря, прыгая в трясущейся руке, выхватил отблеск в двух больших провалах на голове кого-то, появившегося из-за поворота. Нет, господин местный житель, хрена вам лысого, а не меня. Ствол поднять, хотя тот и идет еле-еле, поднять, сволочь!

Удар по левому боку пришел сзади, из темноты.

* * *

– С добрым утром, родимый. – Мара, пнувшая меня в бок, звякала ложечкой в правильном железнодорожном стакане с подстаканником. – Кое-что мне стало ясно.

– А?.. – Господи Боже, надо пить успокоительное на ночь, да?

– Почему ты так на всех баб смотришь. Тебе тупо не хватает обычного тепла. Это я тебе как женщина говорю. А знаешь почему?

Отвечать не хотелось. Но ответ, судя по всему, был сам собой написан на лице.

– Какая дура будет жить с параноиком, скрипящим зубами во сне и несущим какую-то ахинею? Да еще и рожа у тебя, когда ты закрытыми глазами ворочаешь и что-то там вещаешь…

Скриплю зубами во сне? Ну, беда, что и сказать.

Поезд въезжал в Самару. Готовился втягиваться в кишки закрытых тоннелей нового железнодорожного комплекса. Да, Зона становилась все ближе. Перрон-аэроэкспресс-хаб-взлет-посадка, и мы на месте. Пушкинский аэропорт, выстроенный взамен Пулково, гостеприимно готовился принять очередной рейс желающих добраться до многострадального Питера.

– Нет, не томатный. Не томатный, что неясно? – Мара покупала сок в киоске на перроне. – Да, березовый сойдет.

Березовый сок в тетрапаке, жесть какая-то. Не знаю, глупо оно как-то. То ли дело в стеклянных фонарях «Соки-Воды», открывшихся за последние года три повсюду, да? Колбы с сиропами, банки с соками, продавец в накрахмаленном фартуке и белоснежной наколке на голове. Ретростиль «Back in USSR», войдя в моду не так давно, аннексировал свое родное, заграбастанное всеразличными «колами». «Колы», уже покусанные квасными будками, после появления «Соков-Вод» сдулись окончательно. Проиграли войну. Да и Его Темнейшество, переняв от своего Наитемнейшего предшественника любовь к «красной империи», выметал все западное на раз-два. Глядишь, скоро вокруг все начнут ходить с усами и в клешах, как в годы юности первого Господина Дракона. Да и ладно.

– Пошли на электричку, – буркнула Мара, – опаздывать не стоит.

Опоздать и не вышло. Обновленный ж/д-комплекс подхватил сразу же в тоннеле на движущуюся полосу траволатора и потащил к аэроэкспрессу. Большой город, все как в Столице. В кармане куртки попутчицы зажужжал какой-то гаджет. Чуть позже заиграла мелодия. Батюшки-светы, что за дела? Никак ария Мефистофеля? Ну да, так и есть. Люди гибнут за мета-а-а-ал, за металл. Сатана там пра-а-а-вит бал, да, правит бал. Интересно, откуда такая любовь к классике?

Мара достала вопящий коммуникатор, поднесла к уху, заворковала. Офигеть не встать, у нее есть подруги? А, нет, это какой-то родственник.

– Дорогой, – она повернулась к мне и улыбнулась, – тебя дядя.

Дядя? Вон оно чего, ну-ну.

– Здравствуй, сынок. – По телефону Маздай звучал немного по-другому. Величественно, гулко отдавая утихающим рокотом медных тарелок «Зилджан» и тихо вибрирующим двигателем люкс-внедорожника «Ровер Африкаанс», работающего на дорогущем авиационном керосине. – Надеюсь, все идет по плану?

– А тот идет по кругу? – Я решил блеснуть знанием ретромузыки.

– Что? – Видать, Маздай ретро не любил. – Шутишь? Ну, хорошо. Да, кстати, на всякий случай хотел сказать тебе еще кое-что.

– Случай всякий бывает, сказал Вовочка, смазывая задницу вазелином.

– Если ты думаешь, что твои тупые попытки пошутить хотя бы насколько-то хороши, то ты ошибаешься. Слушай меня внимательно, шпана!

Что оставалось делать, как не слушать? Тем более голос Маздая вместо ворчания дорогущего джипа наполнялся грохотом взлетающего Су-45 с полной боевой.

– Мне очень не хочется, чтобы твой воспаленный мозг, мечущийся в поисках выхода из ситуации, спровоцировал глупость. Более того, уверен в том, что ты уже активно над ней думаешь. Мол, неужели у меня не выйдет обмануть Маздая, провести его, сам понимаешь, как девчонку-институтку. Хрена лысого, Хэт, не напрягай буйну голову. Напрягать ее стоило раньше. Когда ты организовал кампанию на пару с этим мерзопакостником Григорием.

Ему бы на Селигере работать. Лекции читать юным коммунистам и прочим партийным.

– У меня для тебя сюрприз.

– Еще один? Куда же боле… – Старый хрыч, что он придумал?

– Так вот, сынок, раз уж ты любишь ретроклассику поп-культуры, то процитирую кое-что именно для тебя. Не стоит пытаться обмануть Деда Маздая, ты не Шерлок, не оскорбляй интеллектуально развитых людей. Это у него были чертоги разума, а у тебя просто ментальная изба. Но даже в избе может завестись что-то подозрительно хитрое. А мой сюрприз заключается в совете.

– Каком?

– Не ешь стейки в ресторанах, сынок. Культурное наследие пиндосов предполагает их разрезание с помощью больших, грубых и отлично наточенных ножей. Не столовых, а обычных.

Твою мать, ублюдок. Неужели он…

– Но пока, сынок, нож, изъятый из ресторана, где ты позавчера кормил мясом и байками свою пышнозадую цыпу-лялю, лежит у меня в сейфе. С твоими отпечатками, все как полагается, в отдельном пакетике. И я уже продемонстрировал его Грише. Гриша испугался и пообещал быть очень хорошим мальчиком. Так что, сынок, если ты все-таки решишь побороться с жадным Маздаем, то лишишься не только своих ненаглядных денежек. Ты еще лишишься и свободы. Причем, сынок, тебе повезет. На тебя будет объявлена шикарная облава за убийство невинного, по сути, человека. Уел я тебя, сопля зеленая?

Пришлось промолчать. Отвечать совершенно не хотелось.

– Теперь отключись и совершенно незаметно урони телефон и наступи на него. Потом выкини в мусорку. Только не забудь забрать обе карты. А, да. Наступи со всем прилежанием. Чтобы наверняка.

Угу, щас раздавлю.

– Дорогая…

– Да?

– Это тебя. Упс…

Реакция у девочки оказалась на загляденье. Во всех смыслах. Хоть в театральный поступай. Одновременно повернулась, шагнула вперед, ахнула и чуть надавила на тонкий корпус. И даже огорченно заохала. Коммуникатор полетел в первую попавшуюся урну, а карты памяти перекочевали в ее куртку.

– Ты мелочный засранец, – проинформировала меня «супруга», по-королевски ступая на перрон аэроэкспресса, – постоянно будешь изводить такой ерундой?

– Постараюсь сделать наше путешествие незабываемым.

– Сломаю что-нибудь, подонок, – ласково пообещала моя богатырша, – изощренно и мучительно. Это так сексуально.

Ага, сломает. Сломалка не выросла.

Аэроэкспресс мягко качнулся, зажужжал, загудел, тронулся. Вот ведь как бывает.

Еще три дня назад, думая о возвращении в Зону, приходилось бороться с самим собой. Из-за чего? Да как обычно, из-за дуализма человеческой натуры. С одной стороны – на кой ляд оно мне? Шанс выбраться из нее всегда пятьдесят на пятьдесят, как ни готовься заранее. Это же не помогает. Зона не то место, где срабатывают все предварительные планы. Скорее даже, что вообще срабатывают редко.

Как-то решил добраться до Невского. Недалеко от Казанского собора, на первом этаже красивого старого дома, был магазин исторической миниатюры. Ну, там, знаете, танки, самолеты, корабли один к восьмидесяти или больше или меньше. И оловянные солдатики. Хозяин магазина был явно упоротым на этой теме человеком. И даже организовывал у себя какие-то там показы этих самых игрушек для давно выросших детей. Привозил из коллекций своих знакомых и партнеров из-за рубежа редкие образцы.

Так и вижу очами души своей: в небольшом зальчике собрались разновозрастные странно выглядящие (а как по-другому) дядьки и рассматривают какого-то «черного» прусского гусара работы Эрнста фон Захер-Мазоха из Нюрнберга, сделанного в конце восемнадцатого века. Причем смотрят на фигурку и вполне отдают отчет – что тут стоит несколько тысяч евро. Представляете? Несколько тысяч евро. И это тогда, до появления Зоны.