Вселенная в тебе…

В зеркале, окантованным какой-то клейкой плёнкой, чтобы не была заметна его обветшалость, напротив меня стоял парень лет 16 (местами проскальзывала даже щетина, хотя я сам начал бриться только около 20). Худенькое тело, но при этом не последняя стадия анорексии, нет, эта худоба, было ровно такой же, какая присуща многим, в том числе и мне; лицо имело резкие черты для такого возраста, но некоторые ещё не полностью проявились, что давало нам увидеть все подростковые метаморфозы на одном лице. Однако есть у человека орган речи, который многое расскажет и не даёт соврать. Орган речи не предполагает звуковое общение или с помощью символов – важна подача этой информации. Глядя на человека, мы можем определить, говорит он правду или лжёт, лишь по его взгляду. Глаза тоже говорят, причём очень много, просто надо видеть это. У него они выражали не детскую серьёзность, но при этом уголки около рта были в небольших складках – много улыбается. Парадокс!

Ох, как много людей, которые живут при данных обстоятельствах, и это страшная трагедия. Согласитесь, что у многих есть такая же парадоксальная черта. Так сложилось общество, что никого не волнуют чужие проблемы. Ребёнок брошен и голоден – о нём позаботится государство, нам-то что? Нищий просит помощи – пьянь, пускай идёт работать. Бабушка считает гроши в магазине, чтобы купить хлеб – им пенсию подняли в этом году, на всё хватит, да дети помогут. Как же мы заблуждаемся: вдруг за ребёнком не придут госслужащие или он попадёт в совсем не доброе специализированное учреждение; вдруг нищему совсем немного не хватает, чтобы начать свою жизнь заново; вдруг у бабушки с грошами не хватит на хлеб, так как это остатки небольших денег, которые она получает, а детей у неё вовсе нет. Поэтому иногда мы можем увидеть на их лицах улыбку или её подобие. Она будет разной: у кого-то широкой, чуть ли не до ушей, у кого-то маленькой, но бесконечно доброй, у кого-то тяжелой и натянутой. Но им приходится это делать, чтобы скрыть своё истинное душевное состояние. Так делаем все мы. Лишь одно в нас остаётся неизменным – глаза. Только по взгляду можно определить «псевдоулыбку».

Это полудетское лицо с чистыми, но по-взрослому уставшими глазами, окантовывала, как и зеркало, копна волос, слегка вьющихся в разные стороны. Даже не акцентировав внимание на новом преображении, я засунул зубную щётку в рот и принялся чистить зубы. В перерыве несколько раз сплюнул кровью. Умыл лицо хлорированной водой. Вытер жёстким полотенцем, напоминающим наждачку, и вышел для продолжения ритуала пробуждения.

Окончательно проснувшись, я подошёл к своему гардеробу. Он был скудный: пара рубашек, футболок да джинсы на все случаи жизни. Поэтому я долго не выбирал свой сегодняшний «наряд».

Далее я окинул взглядом все углы комнаты: посмотрел влево, вправо, но не нашёл того, что искал. Мне было злобно и обидно, что я теряю драгоценные минуты на это пустяковое дело. «Такими темпами автобус точно уедет без меня, либо поеду голодный в школу: буду пугать одноклассников звуками урчащего живота.»– подумал я, нервно перебирая содержимое моей комнаты. Когда я наклонился к низу стола, то увидел сбоку, под кроватью, небольшую полоску ткани болотного цвета. Вот он! Рюкзак был найден. На скорую руку я накидал туда школьные принадлежности и на цыпочках прошёл на кухню: мама очень чутко спит. Каждый шаг издавал еле слышный шорох, но и он казался мне необычайно громким. Проходя мимо комнаты мамы, я увидел её, спящую в одиночестве. «Где тиран? Где этот козёл» – думал я. Действительно где же…впрочем, к черту его, я итак опаздываю.

Шум набирающейся воды. Бурление кипятка. Щелчок электрочайника. Журчание вытекающей воды из чайника в стакан.

Завтрак оставлял желать лучшего – чай и кусок вчерашнего хлеба. Конечно, я не особо люблю набивать желудок с утра, но от мясного бутерброда я бы не отказался. Я сделал последний глоток чая, попутно смачно зевнув, и вышел из квартиры в сторону остановки.

Навстречу мне попался забавный мальчуган, который пинал пустую бутылку. Я сразу вспомнил себя в его возрасте, как я не раз забивал голы в ворота мировых команд, как чуть ли не опаздывал на автобус, как я был по-детски счастлив – это меня улыбнуло. Я шёл позади него, засунув руки в карманы, мне был интересен исход этого матча. Паренёк был увлечён: по всей улице раздавались глухие удары пластиковой бутылки об тротуар. «А он хорош» – думал я и шёл за юным бутылочным футболистом. Иногда он пропадал из виду, так как утреннее солнце слепило меня своими тёплыми лучами. Мы почти дошли до остановки. Он сделал решающий удар, и бутылка, в которой когда-то была газировка, с глухим бочечным шумом улетела в близлежащие кусты. Мы встали рядом в ожидании автобуса. «Спасибо, малец, за минуты добрых воспоминаний». Подъехал автобус.

Я снова мчался на том самом звездолёте, что доставлял меня в мир моих фантазий когда-то в детстве. Но со временем межгалактический корабль стал просто автобусом. Забавно. В детстве всё прекрасно, однако стоит прибавить пару годков, как самые волшебные вещи, становятся просто «автобусом». Я ехал и просто смотрел на мелькающие силуэты тусклых домов сквозь запачканное множеством любопытных рук окно. У водителя через приемник играло радио с весьма поганой музыкой, изредка делали вставки ведущие эфира, но это у них получалось не особо талантливо. Один за другим менялись здания – скучно, серо, как-то по-осеннему, но была поздняя весна, плавно переходящая в лето.

Скрип тормозов. «Пшшшш». Трение старых металлических петель. Двери автобуса открылись, и люди с лицами, выражающими апатию к сегодняшнему дню, стали выползать из автобуса. Это была и моя остановка.

Я нехотя зашагал в сторону школы. Попутно я оглядывал остальных учеников, хотя вижу их каждый день, но это происходит само собой. Кто-то прячется у близлежащего угла с сигаретой, кто-то звонко хохочет, оскаливая свои жёлтые зубы – я бы постеснялся, кто-то просто идёт, как и я. Но нас объединяет общее место пребывания, поэтому хочешь ты или нет, но тебе нужно видеть всех, чтобы случайно не…

Глухой звук «птыщ», который возник от удара чьей-то ноги об мои ягодицы, помог мне быстрее открыть дверь школы и войти, а ещё быстрее понять, что пора уносить ноги в кабинет.

Сломя голову я домчался до кабинета географии. Кровь пульсировала в висках, сухость во рту, ком в горле, который невозможно проглотить, он будто перекрывает кислород, поэтому от обидчиков убежать невозможно, они все равно догоняют, только в облике страха. Я собрался с мыслями, сделал пару полных вдохов и выдохов, и трус на время вышел из меня. Мне очень гадко осознавать, что я трушу. Очень хочется дать отпор, но ватные ноги не хотят держать стальной удар противника. Вата против стали – не трудно угадать, кто победит. Когда я окончательно проглотил тот ком в горле, прозвенел звонок.

Один за другим начали заходить мои одноклассники, нарушая гробовую тишину. Миша, Даша, за ней Серега…Моё сердце ёкнуло. Летта. Ко мне снова начало возвращаться состояние трусости, но мне не хотелось сбегать. Эта трусость мне нравилась: те же ватные ноги, прерывистое дыхание и стук сердца в такт шагам девушки. Я, не отрывая глаз, смотрел на неё, изредка покусывал внутреннюю часть губы от волнения. Украшением нашего класса я считал именно её. Она, встряхнув головой, поправила волосы и даже искоса не посмотрела на меня. Молча, холодно прошла на своё место. Я был в небольшом недоумении от тех перемен, которые случились с нашей дружбой, а точнее с её остатками.

Мы уже не сидели вместе. Повзрослев, наши общие интересы и то, что нас связывало, стали совпадать всё меньше и меньше. Я был мечтателем, она – реалистом, мне нравились комедии, ей – ужасы, она любила гулять, я любил её, но чистой, искренней и непорочной любовью, боясь разрушить и без того умирающую дружбу. Сначала мы перестали ходить по гудящей на перемене школе, затем на мои предложения пойти пообедать в столовую вместе, она отвечала: «Что не хочется. Может в другой раз». Но сегодня она просто прошла мимо, даже не поздоровавшись. Чувство обиды перемешалось с теми светлыми чувствами, которые долго жили в моём сердце, и этот пучок, наполненный сильнейшей душевной болью, разорвался, подобно гранате: каждый кусочек долетел в самые далёкие уголки моего тела, что я каждой клеткой прочувствовал адские муки. С таким настроем я не заметил, как быстро летит время.

Прозвенел звонок уже последнего урока, сказавший на своём языке «Эй, вы, пора домой». Все подлетели, как ошпаренные, зашуршали тетрадями, складывая их в портфель, да так быстро, что к моменту, когда звонок умолк, в классе был только недоумевающий учитель.

Я шёл по улице к остановке, словно не замечая ничего вокруг. Нет, я ни о чём не думал, как бывает иногда. Шло лишь моё тело, а сознание всё ещё находилось в прошлом, будто на повторе, пересматривало сегодняшнее утро. Так незаметно для себя я зашёл в автобус, сел к окну, хотя ни разу не посмотрел в него – наверное, по привычке. Автобус проехал несколько остановок, как вдруг раздался требовательный голос.

– Молодой человек, у вас нет биЛЕТА.

Эта фраза выдернула меня из того серого места, куда я погрузился.

– Летта – пробормотал угрюмый подросток.

– Я сказала «би-ле-та», быстро платите, пока штраф не получили!

– Да-да, конечно, извините.

Издалека я увидел знакомые кусты, в которые некогда забавный мальчуган запустил бутылку – это моя остановка. «Пшшш» – открылись двери, я вышел. Также задумчиво я продолжил идти домой.

Дёрнув ручку входной двери, я не смог войти – значит дома никого не было. Я достал звенящую связку ключей – дверь открыта. Небрежно разулся. Идя мимо кухни, увидел небольшую бумажку: «Сынок, я ушла на работу, неожиданно позвонили и сказали подменить тётю Аню, поэтому буду поздно. Макароны в кастрюле в духовке, разогреешь. В микроволновке есть котЛЕТА…».

Дальше было написано про то, что её нужно разогреть, что-то про домашние обязанности, но я слегка завис. Наверное, я заболел. Или у меня уже хроническое заболевание. Чёрт его знает, но я знаю одно, что теряю рассудок каждый день всё сильнее, и каждый день мы всё дальше друг от друга. Невыносимо.

Проглотив очередной тяжёлый ком в горле, ставший мне завтраком, обедом и ужином, я пошёл в комнату и рассыпался на мягкой кровати. Закрыл глаза. По моей щеке текла слеза.

Детские, порой глупые и весьма безнадёжные мечты. Кто им не предавался? Лёжа в кровати, идя на работу, просто бездельничая – всегда есть минутка, когда мы выпадаем из реальности в особенное место. Там нет чёрного цвета, там мы художники с безграничной палитрой. Так и я мечтал о самом дорогом, что было у меня, что давало мне сил на каждый день, неиссякаемый запас надежды – любовь. Но для меня она была недосягаема… это тоже, что самая дальняя звезда с её великолепным блеском; она сияет разными холодными оттенками, лаская взгляд каждого, кто на неё посмотрит, а мои глаза она слепила, выкалывала, мне хочется отвернуться, но я, как под гипнозом, таращусь, не отрывая глаз.

«А что толку лить слёзы? Встань и иди, если ты этого не сделаешь сейчас, то когда? Люди живут лишь однажды, поэтому нужно действовать!». Вдохновлённый своим внутренним голосом, я решил сделать поступок мужчины, а не маленького мальчика (по крайней мере, мне казалось, что это достаточно по-взрослому) – сделать первый шаг к своему счастью, а не дожидаться чуда, ведь мужчину всегда отличает действие.

Я уже продумал свой план действий: денег мало, но должно хватить на розу да коробку конфет – тогда мне казалось, что я самый романтичный парень на свете. Я отправился отыскивать мелочь по карманам своих вещей – может где-то завалялась лишняя монета. Нашёл около сотни мелочью. «Чёрт…как придурок… буду выглядеть глупо, будто ребёнок расколотил свою копилку и вытряс оттуда все свои сбережения» – сказал наивный ребёнок.

Мне всё равно не хватало на то, что я задумал, если только на стебель от цветка. Отчаянный мальчишка. Я решил взять в мамином тайнике столько, сколько мне не хватает: около 500 рублей. С одной стороны стороны, меня мучила совесть, ведь маме эти деньги очень трудно достаются, а с другой стороны, это же Летта. Чувство к девушке растоптало все попытки поступить по совести, и не брать маминых денег.

И вот я гордой походкой, с пышной розой и коробкой конфет иду домой к той, которая даже не поздоровалась со мной – глупец. Тёплый ветер раздувает мои волосы в стороны, машины гудят, словно рой пчёл над ромашковым полем, лучи яркого солнца слепят мне глаза, и мне радостно, хотя совсем неясно почему: мне не известно, чем закончится эта авантюра, но сам процесс доставляет огромное удовольствие, наверное, отчасти осознание того, что я решился действовать.

Чувство эйфории, которое у меня возникло по пути, напрочь накрыло мои глаза какой-то розовой плёнкой; я шёл по дороге, но на самом деле мой разум был где-то далеко, наверное, слишком далеко, что я решился на такой отчаянный, нисколько не похожий на меня поступок. На этой плёнке были замечательные картинки: я стучу в дверь, однако вместо одной розы у меня целый букет, да и сам я симпатичнее, чем обычно являюсь себе в зеркале; открывается дверь, и появляется Летта, её волосы, слегка вьющиеся, плавно скользят, гладя плечи, от дуновения ветра, лицо выражает загадочность, а глаза смотрят прямиком в душу.

– Привет. Это тебе – непринуждённо, с небольшой хрипотцой в голосе (может быть, даже брутально).

– Как? Мне? Но…как же ты догадался? Это мои любимые цветы!

– А я знаю о тебе больше – перейдя на шёпот – чем ты можешь себе представить – и наклонился к ней, чтобы передать этот замечательный букет.

Она приняла его, и наши лица оказались совсем близки друг к другу. Небольшая пауза, неловкое молчание. И вот она заключила мои губы в жарком поцелуе.

Мечтая о своём успешном признании в любви, иногда шевеля губами, уж очень увлёкся, я подошёл к заветной многоэтажке. «Тааак-с, мне, если не изменяет память, нужно на пятый этаж». Я открыл двери, сердце начало стучать немного сильнее, чем обычно, с каждой ступенькой, с каждым лестничным пролётом оно стучало то подобно вальсу (раз-два-три, раз-два-три), то внутри меня на органах играл хардкор барабанщик, а вместо «бочки» от ударной установки было как раз-таки моё сердце, и оно сотрясалось больше всего. К моменту, когда я подошёл к двери Летты, от брутала в моих мечтах остался лишь блеющий ягнёнок, да и букет, как тыква из «Золушки», снова стал одним цветком, но справедливости ради стоит заметить, что количественное различие никак не убавило его красоты – я крайне старался, когда выбирал его, быть может, свёл продавца с ума, и он сейчас проклинает меня.

Итак, я подошёл к двери. От тишины на лестничном пролёте было слышно, как я ежесекундно глотал слюну от волнения. «Как же тяжело. Я думал, что будет проще…». Переминаюсь с ноги на ногу, в моём сжавшемся сердце не нашлось храбрости, а она так сейчас нужна. Я развернулся и начал спускаться на нижний этаж, но потом развернулся и снова поднялся и подошёл к двери. Это продолжалось несколько раз. «Уууух, так, Летта, безумно красивая, ты, я, мы вместе, если не вместе, то я все равно это самое, ну, ты поняла…ааааа!» – тихонько заорал я от каши в своей голове и неудачной репетиции перед соседской пепельницей, которую он сделал из жестяной банки из-под морепродуктов. «Так, засранец, на счёт три ты стучишь, а там как пойдёт. Раз. Два. Три».

Стук в дверь. Лёгкий шорох. Признаки жизни за дверью.

Кто там? Кто там?

Открылась входная дверь, сопровождающаяся протяжным скрипом.

Странно, никого нет.

Дверь закрылась. А я был этажом ниже, прижался к стене. Интересно, чтобы было, если бы она решила спуститься, может быть, я бы от страха слился со стеной, как хамелеон.

После закрытия двери я вытер пот со лба и всё-таки решил осуществить задуманное. С каждой ступенькой каждая нога прибавляла по килограмму. С окончательно окаменевшими ногами, я снова постучал в дверь. На этот раз, при всём желании, я не смог бы сделать ноги, даже если бы за дверью оказалось нечто страшное и невообразимо пугающее.

Снова за дверью раздались шорохи, говорящие о жизни за деревянной входной дверью. Знакомый мне протяжный скрип.

Привет, я знаю, мы давно не общаемся как прежде, но как прежде уже не будет, потому что я не такой как те, но и не хочу таким быть (что ты придурок несёёёёшь). Короче, ты мне нравишься, вот… этот цветок…тебе – самое интересное, что всё это я говорил с закрытыми глазами, а кому же я это говорил…

– Здравствуй – ошарашил меня голос, совсем не похожий на голос Летты.

– Здравствуйте – сказал я робким голосом, замолкающим на каждом слоге, – а где Летта?

– Она у бабушки. Ей что-нибудь передать?

– Да, пожалуйста. Передайте ей этот цветок и конфеты. А у Вас есть бумажка?

– Да – едва сдерживая улыбку, сказала мама Летты, – подожди минутку.

– И ручку.

– Само собой.

Она принесла мне небольшой листок и школьную ручку Летты. Я написал ей ровно то, что сказал её маме, но более внятно, отдал листок и пошёл прочь униженный, но сильно облегчённый.

Вечером, когда я сидел на кровати и просто обдумывал пережитые мной сегодня обстоятельства, мне пришло сообщение в соцсети. От волнения сводило ноги, поэтому я решил встать и на ходу начал читать это сообщение. Дословно оно звучало так: «Привет, давно не общались, как-то не получалось. Я получила твой подарок, мне очень приятно. Твоё внимание мне правда очень приятно. Я помню деньки, когда мы разговаривали на разные темы, я никогда их не забуду. Но для меня ты навсегда останешься тем отличным парнем, с которым мы познакомились в столовой, который ответил мне с набитым ртом. Понимаешь, я смотрю на тебя как на друга, но как парень ты меня не привлекаешь. Прости. Зато ты понравился моей маме!»

– И только! Как парень…Маме понравился, чёрт возьми!

Я начал набирать сообщение: «Я всё понимаю. Конфеты хоть понравились?».

Она лишь ответила «Какие конфеты?». Эта чёртова мамаша слупила конфеты и ничего не сказала! Ещё бы не понравился!

Полный отчаяния я ровно с того же места, где стоял, повалился на кровать, с мыслью о том, как бездарно я потратил мамины деньги: мне было стыдно. Но я не упал на твёрдую кровать, а вошёл сквозь неё, как в воду в бассейне, в свою привычную тёмную тюрьму, где мне только и остаётся, что находится в нескончаемом падении.

Глава 8

Злобный, завывающий ветер, который в процессе моего падения растягивал моё лицо, предавал моим мукам новые оттенки боли. Сначала я, можно сказать, «парил», подобно пёрышку, а теперь метеором несусь в бездну. По инерции хочется открыть глаза, хотя это абсолютно бессмысленно, так как перед мной только тёмная неизвестность, но ничего не выходит – поток ветра, будто выцарапывает глазные яблоки.

В этом театре обмана самое страшное в том, что едва поверишь в то, что ты снова ребёнок, юнец, у которого ещё вся жизнь впереди, как сразу же тебя снова выбрасывает в этот тёмный бездонный тоннель. Ни один космонавт во время своих космических путешествий не испытывал таких перегрузок. Я устал. Я морально истощён. Меня уже нет.

Будто не замечая жестоких порывов встречного ветра, я широко раскрыл глаза от испуга: вдали мелькнули небольшие светлые точки. Я подумал: «Это снова те проклятые осколки. Нет-нет, только не это». Но в отличие от осколков эти точки не увеличивались по мере приближения. «Хм, странно, – подумал я – может это всё-таки не осколки…». Я нёсся с огромной скоростью, но эти «плевочки» не увеличивались, а только притягивали меня своим тусклым и приятным блеском. Я любовался ими. Это жуткое место вновь пытается навязать мне какую-то иллюзию. «Нет уж, не выйдет!» – я ухмыльнулся и посмотрел прямо перед собой.

Пустынная улица. Настолько тихо и спокойно, что не слышно ни жужжания комара, ни треска сверчка, ни шороха ветра. Наверное, уже давно стемнело, так как лишь в немногих домах горит свет в окне.

А я, подобно уличному фонарю, скучающему в тёмном переулке, стою и завороженно смотрю вверх, на прекрасное звёздное небо. Оно чертовски прекрасное! Вон, прямо над головой, созвездие Большой Медведицы, а правее от неё Малая. Из меня астроном не совсем хороший: я знаю, как выглядят, лишь эти два созвездия. Но мне нисколько не надоедает любоваться их красотой. Каждый раз я поднимаю голову вверх, и вижу всё, будто впервые. Каждая из звёзд сияет с своим индивидуальным блеском, но все вместе они пульсируют, будто танцуют, отмечая общий праздник ночной умиротворённости.

Уметь наслаждаться прекрасным – это великий талант.

Всё же было поздно, поэтому я опустил голову и пошёл домой. Но изредка, не выдерживая соблазна, я поднимал голову, чтоб вновь увидеть приветливые блески небесных красавиц, и тут же спотыкался о какой-нибудь камень или бугорок.

– Чёрт побери! Как из-под земли вылезло, – бранил я неодушевлённый предмет вместо своей невнимательности.

Мне нравилось идти одному. Городская суета не для меня. Безусловно, я люблю каменные джунгли, но обезьян, населяющих их, я хронически не перевариваю. Хотя иногда размышления приводят меня к мысли, что я равно такая же обезьяна и ничем не отличаюсь от других приматов, но человеческое самолюбие, присущее каждому, пытается оспаривать факт такого родства. Что ж сказать – пожалуй, ничего и не добавишь.

Очередные мои думы прервал огромный баобаб – высотка, в которой примат, а именно я, снимал своё жильё. Мне не хотелось заходить внутрь, моё жилье меня совсем не радовало, если бы не моя усталость, то, возможно, я бы ещё немного прошёлся, осматривая окрестности, погружённые в ночное спокойствие. Однако я, действительно, очень утомился, и мне нужно было дотащить своё бренное тело до 5 этажа. В иерархии этажей моей высотки это была не самая большая высота, но человеку, вымотанному от тяжёлого рабочего дня, это то же самое, что подняться на Эверест. По пути на Эверест я разглядывал наскальную живопись: «Ленка из 6 мразь», «Cool», голова какого-то беса, однако он не вселял ужас, так как на дьявольскую сущность был нарисован отнюдь не профессиональный шарж, и просто беспорядочные абстрактные фигуры, возможно, в них был какой-то скрытый смысл, что маловероятно. Подобная мазня была на каждом этаже. Идя и рассматривая эти изображения, каждый раз возникает разное впечатление – всё зависит от настроения. В один день это похоже на поход в музей, где висят смелые произведения современных художников, которые никому не понятны, но каждый пытается найти в этом дерьме немного смысла. Как говорится, на вкус и цвет… да ладно. В другой день чувствуешь себя историком: такие рисунки присущи лишь неразвитому человеку, времён древних общин и ходивших по земле мамонтов; рассматриваешь и пытаешься увидеть скрытое послание, а видишь только «Ленка из 6 мразь» – сразу возвращаешься обратно в реальность. Забавно то, что «Ленка из 6» съехала несколько недель назад, однако в квартиру заехали другие жильцы, у которых в семье своя Ленка, но мразь ли она, покажет время.

Пройдя галерею подъездной живописи, я открыл дверь квартиры, которую снимал за вовсе небольшие деньги, но они всё равно были ощутимы в моём бюджете. Так как была ночь, и мне очень хотелось спать, я даже не включил свет в коридоре, а в абсолютной темноте прошёл в комнату, где в спешке разделся и быстро-быстро улёгся на диване, придаваясь мечтам и фантазиям, которые посещают нас перед сном, а после выливаются в яркий фонтан грёз.

Перед глазами мелькали отрывки сегодняшнего дня, что-то из прошлого, обрывки киноленты, которую я посмотрел на днях (кстати, так себе фильмец), просто цветные линии и пятна, перерастающие в цветную кашу – сон. Далее последовал фрагмент того, как я откуда-то упал, но предшествующие события я совершенно не помнил; моё тело резко дёрнулось, нога ударилась об угол дивана, и я на мгновение проснулся, однако боли не было, либо я её просто проигнорировал, и провалился снова в свой мирок внутри мозга. На этот раз до самого утра.

Среди тишины резко раздался хриплоорущий голос мужика, который курить начал, наверное, в утробе матери, ему подыгрывали шумом гитаристы и ударник – кто ставит тяжелый рок на будильник? Либо у тебя проблемы с пробуждением, либо ты напрочь отбитый шизик. В моём случае всё-таки проблемы с пробуждением. Да, мне крайне тяжело даётся подъём с постели. Мне кажется, что даже залп пушки лишь колыхнул бы мои волосы, и я перевернулся бы на другой бок. Однако от этих воплей можно было не только проснуться, но и уже сходить по утренней нужде, а может и не только утренней…

Широко раскрыв глаза, я резко очутился в вертикальном положении, схватил телефон и отключил этого гада. Мозг начал зазывать меня обратно в мир грёз, которые, кстати, улетают, как только откроешь глаза, я даже лёг обратно, но психологическая травма от вокалиста с ангельским голосом не дала закрыть мне глаза обратно, я снова встал и понял, что нужно приводить себя в порядок, так как скоро на работу.