Вселенная в тебе…

– Ну, мать, постаралась…Поздравляю, мальчик! – сказала хриплым голосом акушерка.

Я не совсем понимаю эту радость, которую доставляет половая принадлежность ребёнка, разница крайне мала, а шуму уж слишком много. Главное – это радость жизни! Хотя стоит ли радоваться? Ведь жизнь сложна, полна боли и разочарований…Нет, определённо радость! Есть вещи, которые перекрывают все эти недостатки. Именно эти минуты, уходя, мы вспомним, взявши их с собой, чтобы было не так грустно.

Единственное, что я помню – это выражение лица матери. Она была настолько вымотана, что не могла поднять даже глаз (они смотрели в стену вблизи нее и совершенно не двигались), алые губы слегка открыты, и она робко глотала воздух, вся мокрая, будто на неё вылили ведро воды, но прекрасная в моих глазах. На розовых щеках показалось лёгкое подобие улыбки – её было трудно заметить. Другой бы человек мог подумать что-то другое, но не я! Это первое, что я увидел, и это было прекрасно! Я сразу узнал в ней родного человека, я по-прежнему слышал ритмичную мелодию сердца, у которого я так долго находился.

Вскоре меня унесли туда, где находятся остальные новорождённые, осмотрели, прикрепили бирку, по которой меня можно было отыскать. К этому времени я уже спал и видел детские, непорочные сны. В них не было каких-то остросюжетных действий или сентиментов. Я видел темноту, но я слышал… «тук-тук, тук, тук-тук, тук». Эти звуки были для меня как колыбельная. Только под них я мог забыть о тревоге «нового мира», снова окунуться в безмятежность.

На этом моменте картинка приобрела эффект плавного затемнения, звук стал то ускоряться, то замедляться и искажаться, было похоже на плёнку, которую зажевало. Было болезненное ощущение возвращения в суровую реальность, где я продолжал своё падение (я уже и позабыл об этом). От испуга я начал махать руками, будто это поможет. Конечно же, ничего хорошего не случилось. Никто не подхватил меня, как это бывает в голливудских фильмах, и не опустил плавно на землю под звуки оркестра на фоне развивающегося флага. Я всё ещё летел в неизвестность. Чтобы было легче представить сколько времени я падаю, я скажу, что уже успел успокоиться. Даже наступило лёгкое наслаждение свободным падением: я парю над неизвестностью. Звучит весьма поэтично. Однако тот мир, куда я попал, устроен так, чтобы исключить, изжить и уничтожить любое проявление наслаждения. В нём обитает лишь неведение, порождающее страх. А страшно мне было каждую секунду.

Глава 4

Пролетев некоторое время, которое потеряло для меня всякий смысл, я вновь увидел что-то необычное: навстречу мне начали лететь капли воды. Будто двустороннее движение, с одной стороны я, а с другой стороны эти крохи. Чем дальше я падал, тем больше их было: мне это совсем не нравилось, я вымок и был напуган. По телу прошла волна мурашек, каждый волосок на моём теле почувствовал эту дрожь, зубы начали стучать от встречного потока холодной воды. Я перестал ощущать движение. Такое со мной бывает лишь в электричках! Сидишь в вагоне, неважно каком – они все одинаковые, предположим, остановка на станции «К», а навстречу проезжает другой поезд, и среди движения многочисленных вагонов начинаешь теряться: то ли ты едешь, то ли стоишь на месте. Согласен, очень странный пример, но, на мой взгляд, очень точный. Сейчас я не понимал то ли я падаю вниз, то ли они. Эта галлюцинация породила новое видение: у меня появилось ощущение, что я замедляю движение, я закрыл глаза, а когда открыл, то был уже в совершенно другом месте, и был ли это я…

Я всё ещё держал глаза закрытыми, но моё тело было уже не в горизонтальном положении, что весьма обрадовало меня. Я стоял, улыбался, но не помню отчего…Сквозь окно в ванной комнате били утренние лучи, слегка освещая маленькое помещение. Мне было настолько хорошо под этим тёплым потоком воды, что я по-прежнему стоял, улыбаясь, и совсем не собирался выходить, пока не услышал, что меня зовут. Я быстро выскочил, оделся, хотел бежать обратно, но решил зачесать волосы назад (тогда они были у меня немного длинноваты), как итальянский мафиози, подхватил на лету расчёску встал у зеркала, но в отражении был лишь мальчик лет 11, но никак не итальянский мафиози. Тогда меня это совсем не волновало, и я чувствовал себя необыкновенно крутым. Выполнив миссию по смене стиля, я стремительно отправился на кухню завтракать. Мама не изменяла своим предпочтениям в завтраке, поэтому по пути я почувствовал запах яичницы и жаренной колбасы.

Я буквально в заносе залетел на кухню, но через секунду встал, как вкопанный. Помимо меня и мамы в доме был ещё один человек. Я привык, что мы с ней вдвоём и больше никого нет, но, по всей видимости, так не могло продолжаться вечно. На стуле сидел мужчина лет 35, слегка покачиваясь. На его вытянутом мужественном лице была небольшая щетина, в центре которой располагался маленький рот, блестящий от масла, которое впитал в себя наш завтрак. Телосложение было массивное, он напомнил одного из моих солдатиков с узкой талией, но громадными плечами, так что рубашка сидела на нём «воблипку». Рукава на рубашке он закатал, наверное, чтобы не замазаться во время еды: мама всегда ругает меня за мою неаккуратность и зовёт «поросёнок». Позже выяснилось, что у него такой стиль.

– Эй, малец, доброе утро! – Услышал я в первую секунду своего появления на кухне.

– Здрасте. Вы друг моей мамы? – Робко спросил я.

– Нууу…эм. Можно сказать и так. – С лёгкой ухмылкой, которая была направлена в сторону мамы, сказал человек-солдатик.

– Приятно познакомиться! – Смотря чистыми детскими глазами, вскрикнул я и протянул руку.

Мы пожали руки. Я почувствовал в этом обряде что-то истинно мужское, потому что я видел, как все мальчики приветствуют друг друга таким жестом. Не будут же они целоваться в щёки, подобно девочкам. Какая мерзость!

Я принялся уплетать яичницу.

Как только я расправился с завтраком, мама отвела меня в сторону и спросила:

– Дорогой, как тебе мой друг? – С каким-то волнением прошептала она.

– Я не знаю… – Ещё с большим волнением ответил я, так как чувствовал, что от моего ответа зависело нечто важное.

– Если ты не хочешь, мы его больше не позовём. Только скажи! – Сказала мама более уверенным голосом.

– Нет, всё нормально. Тебе же с ним дружить! – Сказал я, увидев решительность мамы.

– Ой, солнышко, как скажешь! – Рассмеявшись сказала мама. Лучи солнца пробивали сквозь её волосы, и я щурился, поэтому не видел её улыбку, но слышал звенящий смех. – Ладно, собирайся, а то опоздаешь в школу.

Я послушно кивнул головой и также стремительно ушёл, как и пришёл.

Через некоторое время я уже готов был выдвигаться в путь.

Накинув рюкзак на одно плечо (так делают старшеклассники, а значит это круто), я отправился к остановке. По дороге мне попадались пустые бутылки, которые я пинал до конца пути, представляя себя футболистом. Однажды я так замечтался, что пришлось идти в школу пешком, так как прошёл мимо остановки. Но я не мог не пройти мимо, ведь я нападающий Португалии!

Вот я в очередной раз забил гол (на этот раз в ворота Англии), и подъехал автобус. Я прытко запрыгнул в него и улыбнулся водителю.

– Здравствуйте, водитель автобуса!

– Ты чего? Каши переел? Плати и садись!

– Щас, дяденька.

Я достал пару монет и бросил их в шершавую и мозолистую ладонь водителя автобуса. Мне что-то подсказывало, что сегодняшний день какой-то особенный: солнце светило не так, как всегда, автобус приехал не такой, как всегда, и я проснулся не такой, как всегда.

Мы проезжали мимо обшарпанных домов, красиво выстриженных кустов, мимо больших магазинов и маленьких. Создавалось впечатление, что я это впервые вижу: всё было какое-то светлое, в окнах отражались лучи солнца, что вызывало мою по-детски чистую улыбку. И вот мы уже не ехали в автобусе, а летели сквозь галактики на звездолёте «ЭД-3006» с водителем-пришельцем, который не знал межгалактического языка, поэтому ругался на своём диалекте, когда стоял, ожидая сигнала светофора.

Наш звездолёт прибыл к школе. Игра закончилась. Это была земная школа, да и мне пора бы спуститься на землю, чтобы не получить кучу двоек. Уверенным шагом я отправился к двери, мимо пробегали ребята, играющие друг с другом, по бокам, у стен, обжимались старшеклассницы со старшеклассниками, не замечая никого вокруг. Я подошёл к расписанию (обыденная процедура), нашёл свой класс среди прочих записей. «Та-а-а-к… кабинет 107». После я пошёл в класс, насвистывая что-то себе под нос.

«Дзздззз дрр дрр дз дррр дззззз».

– Здравствуйте, дети, садитесь, – монотонно сказала учитель.

Началась перекличка, чтобы выявить отсутствующих.

Я сидел на третьей парте второго ряда. Обычно мы сидели парами (мальчик и девочка), чтобы девочки за нами приглядывали, так как они были более ответственные. Но я сидел один: мне не хватило пары.

– Сегодня у нас новая те…, – растерянно обрываясь, пробормотала учитель из-за лёгкого стука. В нём была какая-то нежность, словно стучали не по деревянной двери, а по мягкому дивану.

С этого стука многое началось.

Вошла она, миловидная девочка. Это я сейчас всё хорошо понимаю и ясно излагаю, но тогда я не сразу заметил, как моё сердечко колыхнулось совсем не в такт моему организму. Как оказалось, её родители переехали из другого города, и она будет учиться в нашем классе. Конечно же, её посадили рядом со мной, так как это было единственное свободное место. Я почти не рассмотрел её из-за застенчивости. Помню чёрные, как уголь, глаза и сдержанное выражение лица, оно не выражало никаких эмоций (наверное, потому что тоже волновалась).

Так прошло несколько уроков, и наступило время пополнить запас сил в школьной столовой. Отстояв в очереди, я купил себе тарелку супа, чай и пару булочек, которые я так любил. Я приступил к одному из любимых занятий в школе – поедание столовских булок!

– Можно присесть, – сказал тихий голосок. При виде того, кто со мной заговорил, я начал «тормозить».

Я, как говорится, завис на некоторое время перед моей соседкой по парте. Не доводилось мне раньше так быстро заводить знакомства. Обычно это происходит размеренно, взвесив все «за» и «против». В этом деле торопиться нельзя!

– Так можно или нет?! – настойчиво повторила она.

– Уожено, – пробормотал я с забитым ртом.

– Что?! Я ничего не поняла, – продолжая стоять, уже с возмущением спросила меня черноглазая девчонка.

Я дожевал (уж слишком много откусил от булочки) и ответил:

– Можно, – ответил я и изрядно покраснел, – просто кусок был большой.

Мы оба расхохотались, да так сильно, что я подавился крошкой той злополучной булки, которую дожевал. Однако, повезло, так повезло…

– Тебя как зовут, чудик? – хихикая, спросила она.

Я ответил ей, всё ещё жуя булку.

– А меня зовут Летта. А ты забавный. – улыбаясь по-ангельски, сказала моя замечательная одноклассница.

К концу дня мы уже свободно разговаривали, одалживали ручку и карандаш друг у друга, разговаривали на уроке. Действительно, уж очень быстро мы сдружились.

После школы я тем же способом отправился домой; мне не терпелось поделиться этой новостью с мамой.

Автобус остановился на моей остановке, и я со всех ног побежал домой. Я бежал и подпрыгивал, словно на пружинках. Вот показался мой дом. Я со свистом залетел в дом.

– Мама, мама, мама, мама, – начал я кружить вокруг своей мамы.

– Тихо-тихо, что случилось, дорогой?

– Мама, у меня есть сосед!

– Какой ещё сосед?!

– Это девочка! Мы вместе сидим за партой. А ещё мы ели в столовой и смеялись!

– Ох, солнышко, я так рада за тебя. Ты меня познакомишь?

– Обязательно!

– Ладно, беги переодевайся, а я разогрею обед.

Об этой новости я «трещал» маме весь день. Даже когда я начал засыпать, я думал лишь о том, что произошло со мной сегодня.

Это был знаменательный день для нас обоих: для неё смена обстановки, а для меня вся жизнь перевернулась с ног на голову. Я обрёл не только соседа по парте, но и друга…и любовь, хотя сам не понял этого.

Эта мысль начала меня окончательно усыплять, и я, закрыв глаза, погрузился в мир детских мечтаний.

Глава 5

Как только мои веки сомкнулись, меня выбросило обратно в бездну, где я продолжал своё падение. Хотелось бы, чтобы это был сон, и утром я проснусь тем же сорванцом, обниму маму, пойду в школу, поздороваюсь с водителем автобуса, получу пятёрку, а может и двойку – неважно, хочу обратно. Я продолжал с бешенной скоростью лететь вниз.

Наконец, я что-то увидел…Среди полной темноты вдалеке что-то мелькало. Я заворожённо смотрел на них: каждый переливался разными оттенками. Это напоминало мне звёздное небо с его бесчисленными сияниями. С правой стороны были голубоватые отблески, за ними бледно-жёлтые, слева всё было усыпано белоснежными хлопьями. Как же мне хотелось прикоснуться к ним – единственному, что было безумно красивым в этом проклятом месте. Что же, желаемое становится действительным. Резкий звенящий звук, и в меня прилетел осколок бутылки, следом за ним целая бутылка разбилась о мою голову или моя голова об неё – настолько сильный был удар. Начали сыпаться осколки со всех сторон. Я был, словно под обстрелом. Прятаться некуда. Укрыться негде. Защититься нечем. От беспомощности я свернулся в клубок. Но они уже изранили моё лицо, верхнюю часть головы, тело и…душу.

Моё израненное тело тряслось, голову я закрыл руками и надеялся, что вскоре поток стекла, летящий быстро и безжалостно, закончится. Последний прозрачный мерзавец ударил меня прямо в плечо и рассёк на нём кожу: «Ауч!». Но он был последний! Пусть он ударит мне в глаз, нос, рассечёт всё лицо – он был, наконец-то, последний! Я скучал по той безмятежности, которую недавно проклинал, однако на моей дороге нет обходных путей – только прямо, не сворачивая в сторону.

Из-за страха я боялся убрать закрывавшие моё лицо руки. Набравшись решимости, на счёт три, я убрал руки и увидел, что я снова перенёсся в то школьное время…

С момента моего последнего визита в эту область памяти прошёл год, с нами жил «друг мамы», я был всё тот же, лишь выше на пару сантиметров.

Я сидел на полу и закрывал руками лицо, опершись на стену с бледными обоями, на которых изредка попадался цветочный узор. По-прежнему моё тело содрогалось время от времени и никак не могло успокоиться. Я чего-то боялся. Но чего? Что же могло произойти за такой небольшой промежуток времени? И тут среди тишины раздался бешеный вопль.

– Дрянь, – с яростью кричал мужской голос, – ты меня плохо поняла? Прошлого раза было мало? Дрянь…

Раздался шлепок. Следом ещё один. От каждого звука моё сердце сдвигалось на пару сантиметров в сторону то влево, то вправо, будто механизм настенных часов: тик-так, тик-так. Я всё ещё не до конца понимал, что здесь происходит. Я вроде бы был дома, но атмосфера была совсем не та: нет весёлого радио, звонкого смеха мамы, не пахнет чем-то вкусным. Было лишь угнетающее чувство. Оно было в каждой молекуле воздуха. Дом пропитался ругательствами, побоями и слезами.

– Милый, хватит, – стиснув зубы, плача, пробормотал женский голос, – я же ничего такого не сд…

– Закрой свой поганый рот, – перебил её мужчина, – каждое твоё движение выводит меня из себя, даже этот жалобный взгляд, ты думаешь это я такой плохой, причиняю тебе боль и страдания? Нет! Это ты, дура, делаешь то, что мне не нравится! Разве так трудно не делать того, чего я не хочу?

– Дорогой, я стараюсь…

Плохо стараешься! Прибери здесь, кажется, у тебя шла кровь, и ты немного запачкала паркет, который я недавно постелил, а я, пожалуй, прогуляюсь. Уж очень ты меня расстроила. – С сарказмом сказало подобие мужчины.

Когда всё стало тихо, я встал и тихо пошёл. Аккуратно наступая на пол, на носочках, я начал переходить через коридор, за ним была кухня, откуда доносились вопли. Вот я подошёл к краю стены, аккуратно выглянул, дрожа от страха, продолжил свой путь. Я ускорился, я чувствовал, что родной человек в беде: «Нужно помочь, что-нибудь сделать». Распахнувши двери кухни, я увидел сидящую на полу маму.

Она смотрела в одну точку, причём эта точка находилась вне пространства и времени, ни здесь и не там – нигде. Когда-то белокурые, пышные волосы были засалены, поломаны; розовое личико побледнело; около алых губ грязным пятном прилип кусок запёкшейся крови. Вид моей матери привёл меня в ужас. Если мне стало страшно от её вида, то как же ей? Как она всё это выносит? В моём умишке не нашлось ответа на такой сложный взрослый вопрос.

– Мама, – едва слышно прошептал я.

– Мама, – сказал я уже громче.

Но она сидела, не двигаясь, не моргая, будто не слышала меня.

– Мама! – крикнул я со слезами на глазах. Мне казалось, что она больше не очнётся или останется такой же странной навсегда.

С третьего раза мне получилось достучаться до неё. Она слегка повернула голову. Мама чувствовала вину за то, что я стал свидетелем этой страшной семейной драмы. Её глаза были наполнены слезами. Слёз было так много, что можно было полить все цветы у нас дома. Я сразу же понял, что мне нужно делать: я с разбегу упал на колени перед самым дорогим человеком в моей жизни и заключил её в свои объятья. Да, это может показаться банальным, кто-то скажет, что от этого не станет легче, но нет ничего сильнее, чем любовь детей и их родителей. Я обнял её так крепко, насколько смог своими детскими ручёнками. Мама не выдержала моего натиска и вновь зарыдала, но не от боли – это были очищающие слёзы. С каждой слезой уходила капля грусти и боли. С каждой каплей ей становилось лучше. С каждой каплей она вновь становилась похожа на того человека, которого я так люблю. Я плакал вместе с ней…

– Сынок, – вытирая слёзы, хриплым голосом сказала мама, – тебе нужно сходить прогуляться, пока я здесь всё приберу.

– Нет! Я не оставлю тебя одну с этим уродом!

– Милый, он ещё долго не придёт, а когда придёт, ляжет спать до самого утра, уж поверь мне. Ты мне веришь?

– Зачем ты с ним, мама? Зачем?

– Сложно объяснить, сладкий. Я, честно говоря, сама не совсем всё понимаю, но я обещаю, что всё наладится, – вытирая с щеки мои слезки сказала она, – иди, прогуляйся.

Я встал с колен, пошёл в комнату, чтобы одеться. Я оделся наугад, даже не посмотрев в окно. Вдруг там дождь? Вдруг там снег?! А вдруг пекло, от которого теряешь сознание? Мне было всё равно. Интуитивно взял свою любимую кофту, на которой был красно-чёрный узор – это всё, что мне захотелось взять. Надев кофту, я пошёл к входной двери.

За то время, пока я шёл, я представлял, что за дверью стоит он. Мамин обидчик. Обливаясь холодным потом, я провернул замок, но перед этим зажмурил глаза. На счёт три я резко открыл дверь и открыл напуганные глазёнки. Снаружи никого не было. Лишь ветер пронёс кучу мусора и листьев, но никого живого не стояло на пороге.

После нескольких робких шагов я зашагал по тротуару вполне уверенно.

Обстоятельства вели меня, как всегда, к мальчишке, с которым мы были хорошими друзьями. Он жил не сильно далеко, поэтому я быстро добрался до места назначения. Я шёл через пустынные улицы моего маленького городка; изредка кто-то встречался на моём пути, чтобы дать понять: в этом городе есть люди. Пройдя некоторое время вдоль большой дороги, я повернул налево к магазину «М…», а напротив жил мой друг. Я перешёл через дорогу, открыл дверь подъезда и поднялся на второй этаж.

«Дззз дз дззз» – нажал я на дверной звонок.

– Прив, – сказал, улыбаясь, дружок. Вообще он любил иногда сказать не так, как принято. Может быть, думал, что это делало его особенным, хотя выглядел он в такие моменты слегка глупо.

– Привет. Гулять пойдёшь? – сказал я с натянутой, наигранной улыбкой, но в душе я был подавлен.

– Нууу…можно пройтись. Я поем только быстро, ладно? Хочешь, подожди в моей комнате, – сказал он и распахнул дверь пошире.

Пока мой друг уплетал макароны, я ждал у него в комнате. До меня доносился запах котлет, наверное, вкусных.

Сидя в кресле, я откинул голову назад и закрыл глаза – мне было не совсем хорошо. Только я начал успокаиваться, как вдруг кресло, будто вылетело из-под меня, и я упал, но не на пол, а, как вы уже догадались, в свою пропасть – как же я устал от таких переходов. Только забудешь обо всем, словно заново проживаешь те события, как вдруг всё идёт под откос. Эти иллюзии уже не раз обманули меня. Чёртовы лицемеры. Вот бы узнать, кто стоит за этой шуткой. С этими мыслями я продолжал падение.

Глава 6

Кто такой человек? Каково предназначение каждого из нас? Откуда он появился? Этими вопросами, возможно, задаётся каждый пассажир космического корабля, который мы называем «Земля».

Неважно малец ты или старик, стоящий одной ногой в могиле, рано или поздно в голове возникает вопрос: кем я хочу стать или кем я стал? Какие любопытные! Я когда-то в детстве мечтал стать великим художником наряду с великими (в тот период я обучался живописи и графике). Мне хотелось слышать все те же лестные слова, летевшие из уст почитателей их гения. Мой брат в нынешнее время уже не маленький мальчик, но у него тоже есть мечта, которую он оберегает и навещает во снах – стать первоклассным тренером. Это вполне достойная мечта юноши. Список может продолжаться вечно, но разве в этом дело? Узнать бы, кто мы есть сейчас – это важнее.

Я слышал на этот счёт множество теорий: дарвинисты считают, что мы произошли из мира животных, уфологи, что наша жизнь напрямую связана с космическим пространством. Есть не менее интересная теория о том, что мы лишь сгустки энергии, которые засчёт разума визуализируют этот мир – именно так мы его видим. А кто прав? Что если каждый из них допустил погрешность? Тогда концепция того мира, который мы хорошо знаем и любим, напрочь рушится. Ведь есть, хотя бы какая-то доля процента, что все теории ошибочны, и мы наверняка не знаем ответа, даже не приближены к нему.

У меня на этот счёт своё мнение, исключительно авторское.

Каждый из нас подобие того комарика, бабочки, насекомого, которых великое множество, что живут лишь один день. Мы пархаем, танцуем для возлюбленных брачные танцы, но скоропостижно умираем. Взлетев чуть выше камыша или капустного листа, нам кажется, что мы чуть ли не гладим солнце своими крылышками. Как самонадеянно. Однако существование в глазах бабочки пролетает крайне быстро. Нам лишь остаётся вспоминать перед увяданием нашего цветка жизни те моменты: первый взлёт, может быть, и падение, ту, другую бабочку, для которой мы когда-то танцевали, капустный лист или камыш, выше которого взлетели. Хорошо бы не ошибиться – листы, камыши и бабочки бывают разными. Не хотелось бы в последний раз увидеть перед глазами уродства этого мира.

Так и человеческое существо измеряет свой день годами. Вздор! Время, оно неизмеримо ничем. Наша жизнь – день. Для кого-то долгий, для кого-то короткий – дело в восприятии самого человека. Но как бы мы себя не утешали, закат наступает всегда в одно время.

Так что же ты, читатель, вспомнишь, когда наступит твой закат? Дряхлый лист сгнившей капусты или куст сирени?

Глава 7

Провалившись сквозь кресло, я летел некоторое время в полной темноте. Я растворился в ней, как в тёплой воде кусочек сахара. Каждая частица меня впитывала в себя эту тёмную сущность – уж сильно мрачное место. Я понимал, что обратной дороги нет, но ожидание конца всё сильнее наступало на горло и перекрывало жизненно необходимый воздух. Где то, что нам обещают? Где тоннель? Где свет? Почему я один лечу вниз? Если это ад, то, наверное, я один грешник…думаю, вряд ли. Для себя я уяснил одно: обещаниям верить нельзя.

Тем временем я падал всё ниже и ниже навстречу новому воспоминанию.

Я уже знал, что меня ждёт, поэтому закрыл глаза, вдохнул во всю полноту моих лёгких и приготовился к новому обману. Свист, с которым неслось моё тело, слегка заглушался и сменялся другим не менее противным звуком. Непонятный звон! Ни то лязганье металла, ни то бьющееся стекло. Таких звуков в природе просто не должно существовать – кровь из ушей и сломанная психика вам обеспечены. Свист утихал, противное звучание всё нарастало. От боли я зажмурил глаза так сильно, что казалось, будто моё верхнее веко зашло за нижнее и наоборот. Я не смог больше это выносить и с огромным усилием резко открыл глаза.

«На автомате» я поднялся и не понимал сначала, что происходит. Этот мерзкий звук! Я осмотрелся, всё не мог понять, где трещит эта адская хрень. Развернувшись, я увидел на полке это истинное зло! Будильник, чёрт возьми. Это. Был. Будильник! До меня ни сразу дошло, что я в своей постели, но после отключения этого вредителя мозг стал думать быстрее. Критическое мышление сработало на ура, и я понял, где я.

Протерев глаза, я потянулся так сильно, что спина хрустнула в нескольких местах. Как же мне не хотелось покидать нагретую постель: мягкое одеяло, скомканную подушку, но будильник «орал» не просто так. Наверное, я должен встать и начать что-то делать. Посидев и подумав несколько минут, я всё-таки стащил свой зад с кровати и принялся заниматься обычными вещами, которые мы делаем утром: сходить в туалет, умыться, приготовить одежду. После первого я зашёл в ванную и увидел очередное перевоплощение.