Тест для менеджера. Мир реальный – мир пластиковый

– нет – пристально посмотрев в глаза Велунда ответил Кромхильд – и никогда не хотел бы узнать.

– вот поэтому и не стоит сейчас трогать Бриса – подвел черту Велунд – справимся втроем, позову из дома Скуббу.

– девушку – недоуменно спросил Сид – к этим дикарям.

– да – ответил Велунд – она тут не появляется только для того, чтоб не сокращать численность наших воинов, потому что в любом войске есть люди, которые думают членом, а не головой, а Хурай мы должны сломать морально за один раз.

– что же, думаю ты знаешь, что делаешь – пожал плечами Сид и все согласились.

––

Зачем мне это все? Куда я иду? Остаюсь ли я человеком, или стал настоящим чудовищем, как нас называют даже в этих суровых краях некоторые люди? Кто для меня свой, а кто чужой? Сид с его жаждой мести, Кромхильд с его думами о своем народе? Витек, чьи опасливые взгляды Борис нет, нет, да ловил на себе краем глаза. Все эти вопросы роем надоедливых мух летали в голове Бориса, который в данный момент сидел, спрятавшись за камнем от холодного, горного ветра и просто смотрел на восход светила. В последнее время, когда непосредственной угрозы жизни не было, не нужно вот прямо сейчас с кем-то драться, бежать и прочее, такие мысли терзали его как стая оголодавших волков. Он прекрасно понимал, что прежним, после всего что ему выпало он никогда не станет и дело не в самих событиях, а скорее во внутреннем состоянии. Он как бы прошел ту грань, за которой стирается все, нормы, мораль, принципы, не говоря о привычках и образе мышления. Остается лишь сущность животного, с желаниями, рожденными простыми инстинктами. Сущность зверя, которая не совместима с ежедневным хождением на работу и в супермаркет, тихими семейными посиделками и радостями от перепавшей квартальной премии. Зачем подчиняться человеку, если ты можешь его разорвать голыми руками? Зачем дарить цветы женщине, если ты можешь ее просто взять прямо сейчас? Пробужденная сущность зверя задавала эти вопросы насмешливым и холодным голосом рождавшимся прямо в голове с змеиным шипением. Борис вглядывался в бездну, которая отвечала ему тем же, и чувствовал, что если не найдет ответ ради чего ему жить, то навсегда потеряет в себе человека. Погружаясь все больше и больше в черную тоску, он отгородился от всего мира глухой стеной. Ел, пил, даже разговаривал, но стена все больше росла.

_____________________________________________________________________

Хлипкие стены горной хижины содрогались от громкого и хриплого смеха, больше похожего на лай степного пса. Вождь племени Хурай, могучий Нохма развалившись на подушках всем своим крепким телом, заросшим как у зверя рыжим волосом, играл с новой рабыней. Понимание игр у него было очень своеобразное. Скручивая небольшой хлыст, он неторопливо примеривался и стегал рабыню по разным частям тела. Маленькая рабыня, степнячка, подаренная вождю Хурай людьми Безита, едва достигшая двенадцати весен вздрагивала всем телом, но знала убежать тут невозможно, а кричать нельзя, иначе ее сильно будут бить и насиловать опять и опять. Сквозь уплывающее сознание она молилась вечному небу, чтоб поскорее даровало ей смерть или хотя бы забвение. Но Нохма знал, как причинять боль, не даруя жертве бегство в беспамятство. К таким играм он пристрастился еще в детстве и сейчас приучал старшего сына, которому, как и жертве исполнилось всего двенадцать весен. Несмотря на то, что насиловать его сын не смог, глаза у маленького звереныша нездорово блестели. Ничего, думал Нохма, скоро сын войдет в мужскую силу, а уж как укрощать рабов он и так понял. Вообще рабы в племени Нохмы долго не жили, любая прихоть хозяина могла стоить рабу жизни. Мужчин приносили в жертву богу войны и крови, который появился у Хурай не так давно, но даровал мужчинам племени бесстрашие и вечные наслаждения в загробной жизни. Сам Нохма не очень верил в бескрайние сады с едой питьем и толпами прекрасных женщин, но не мог не согласиться с жрецом, что такие обещания служат бесстрашию его воинов. Участь несчастных девушек и женщин была страшнее, часто рабынь просто насиловали до смерти или измочаленных, разодранных в клочья просто скидывали в глубокое горное ущелье. А детей при удачных нападениях просто не брали, зачем лишние рты в скудных условиях гор, легче проломить голову. Эта рабыня уже стала надоедать Нохме, и он подумывал отдать ее своим воинам, все равно скоро в степи праздник, и они захватят пленников или Безит подарит еще несколько. Пара горцев, стоявших в карауле около дома Нохмы ухмылялись и предвкушая потеху прислушивались больше к происходящему внутри, они привыкли к полной безопасности в своей укромной горной долине. А зря.

Велунд, Волчок и Скубба с легкостью расправились с постами горцев и уже расставляли бойцов, из тех, кто лучше всего обращался с луком. Для лучшей реализации своих целей ему даже пришлось буквально тащить степняков, которые были непривычны к горам и боялись каждой тени и шороха. Задача у окружавших селение Хурай лучников была предельно проста, стрелять на поражение во все, что движется по направлению из селения. Велунд отлично знал, что выстрелить в женщину или ребенка не все смогут, поэтому он попросил Стьюви рассказать об обычаях этого племени как можно красочнее. После рассказа ни у кого не оставалось сомнений. Удостоверившись, что все заняли свои позиции, Велунд и двое его приемных детей стали, не торопясь спускаться к домам горцев. Вообще племя было небольшим и домов всего было тридцать, считая хижину вождя и храм их кровожадного бога, к которому они и направились в первую очередь. Свирепые собаки горцев тихо скулили и жались к хижинам, их до дрожи пугал запах струи горного медведя, исходивший от трех силуэтов. Зрение и обоняние подкрепленные зельями Велунда работали прекрасно. Дом вождя найти не представлялось возможным, дома были практически одни у всего племени, а вот храм чуть выделялся украшениями и были они, как и вся зарождающаяся религия Хурай жуткими. Две пирамиды черепов по обоим сторонам массивных дверей глазели пустыми глазницами на ночных пришельцев. В основании пирамиды были крупные черепа взрослых людей, а венчали эту жуткую конструкцию маленькие детские. Зашли не через главные ворота, а через небольшую дверку сбоку. Храпевший на постели, в каморке у входа, привратник так и не почувствовал холода ножа, отправившего его на встречу со своим божеством. В главном зале горели три масляных светильника, неровным светом освещая большой стол с ременными креплениями и желобами стока крови, а прямо над ним на каменном постаменте стоял грубо идол Хурай, высеченное из черного камня изображение их жестокого бога. Глаза и губы у идола были бурого цвета, видимо их регулярно подмазывали кровью жертв. Вообще вонь, висевшая в святилище, была просто ужасная, запахи крови, испражнений, а главное страха, пропитала все окружающее пространство. Однако миазмы не мешали собравшимся у очага трем горцам, которые, обгладывая мясо на костях, гортанными возгласами подбадривали четвертого их собрата, насиловавшего маленькую женщину на небрежно брошенной на пол шкуре козы. Волосатое тело жилистого дикаря в пляшущем свете дергалось покрытое бисеринами пота, искаженный в жестокой ухмылке рот и нити слюны, свисавшие на лицо жертвы, которая уже не сопротивлялась и не показывала никакой реакции, уставившись в потолок невидящим взором. Велунд чуть придержал руку Скуббы, уже потянувшейся за метательным ножом. На щеках девушки играли желваки, а вздувшаяся на шее жила, говорила о еле контролируемом бешенстве.

– ждем – одними губами, беззвучно сказал Велунд. Он все никак не мог рассмотреть главного действующего лица. Но через минуту оно появилось. За еще одной перегородкой послышалось тихое бульканье и шаркающей походкой в главный зал вышел человечек. Сгорбленный с рахитичной грудью и плетями тонких рук и ног. Немытые редкие волосы сальными сосульками, свисавшие по бокам огромной головы, болтались в такт шагам. Тем не менее горцы бросили свои объедки и с почтением приняли металлический кувшин с длинным носиком из рук рахита. Даже насильник отвлекся и подтянув портки присоединился к общему действу. В четыре маленькие глиняные чашки полилось густое зелено – бурое варево, распространившее в окружающей вони еще и терпкий грибной запах. С наслаждением выпив отвратительное зелье у горцев разгорелся короткий спор, кто пойдет следующим к распростертому телу женщины. Рахит все время мерзко хихикавший, подсел к котлу и выловив кусок мяса впился в него редкими зубами. Очередной насильник окрикнул жертву и видя отсутствие реакции влепил ей пощечину. Голова женщины мотнулась, но реакции так и не последовало. Горцы заржали, а один гортанно крикнув, провел ладонью по шее, как бы перерезая ее. Насильник вынул кривой нож и в этот момент Велунд дал команду. Четыре метательных ножа как бесшумные вестники смерти нашли своих жертв, рахита же Волчок, который прыгнул в зал самым первым просто оглушил, ударив по затылку тыльной стороной кулака. Быстро обшарив помещение Велунд удостоверился, что больше тут никого нет. За перегородкой, откуда появился рахит, была обустроена кухня, и лежанка, где тот видимо и обитал. Вернувшись Велунд застал Скуббу, которая стояла над жертвой насилия не решаясь что – либо сделать. Мельком глянув на истерзанное тело, заглянув в пустые глаза женщины, он понял, что той вряд ли чем-то уже поможешь.

– Скубба нам надо идти – тихо сказал Велунд.

– дай мне зелья брааги – тихо, но настойчиво попросила она – я хочу убить всех этих зверей. Волчок тихо захихикал, он уже принял зелье и был готов крушить и убивать.

– ты уверена – спросил Велунд. В тайне он был рад этой просьбе, ведь зелье давало некоторое преимущество, но в то же время забирало время отведенной тебе жизни, а он никогда не принуждал своих близких к этому, оставляя им право выбора.

– как никогда уверена – ответила Скубба.

– тогда будь беспощадна – твердо сказал Велунд – не щадите никого, все, кто поднимет оружие пусть умрут, выходим.

Три тени выскользнули в мрак горной ночи и занялись своей кровавой работой. Велунд первым заходил в дом, бросал в тлеющие очаги пучки особого мха, а когда неуловимым дымом пропитывалось все жилище, туда скользили Скубба и Волчок и резали всех, главными целями были мужчины от подростков до стариков, но если просыпалась женщина, то и ее не щадили. Велунд же неумолимо шел дальше, как огромный вестник смерти. Все же совсем без шума не получилось, где-то заорал ребенок, перед тем как упасть оглушенным, завыли собаки почуяв смерти хозяев. К моменту, когда селение горцев всполошилось, нетронутыми вестниками смерти остались всего пять домов из тридцати. Велунд, понимая к чему идет дело, выстрелил в небо стрелой, с привязанным пучком горящей пакли и в дома горцев со склонов долины полетели зажженные стрелы. Хижины сначала неохотно, но потом все сильнее и сильнее разгорались, застилая небо дымом и заставляя хозяев, отравленных едким дымом тлеющего мха выбираться наружу. Женщины пытались разбудить своих мужчин и видя их мертвые глаза начали скулить и орать от страха. Они привыкли к спокойной и сытой жизни, где почти всю работу за них выполняли рабы, а звериные повадки их мужчин ничуть не смущали их души. Сейчас же потрясение оказалось столь сильным, что массовая истерика разгоралась сильнее чем пожар. К тому моменту, когда растрепанный Нохма сумел собрать остатки мужчин в строй, а женщин в воющую кучу, на поляне перед входом в храм, склоны долины, застеленые дымом от догорающих домов, осветил первый луч дневного светила. Дернув дверь храма и обнаружив ее закрытой, Нохма в недоумении уставился на нее. Он не понимал, что происходит. Жуткий крик, умирающего животного оборвавшийся грохотом, заставил отпрыгнуть Нохму от дверей и выдернуть из ножен короткий меч. Рука вождя заметно дрожала. Он, как и все его племя привык вселять страх упиваясь им, а не чувствовать, как его липкие щупальца опутывают тебя. Ворота медленно открылись и всем оставшимся людям племени предстала жуткая картина. Жертвенный стол, стоял перед самым выходом, таким образом, что было видна вся его поверхность, куда привязывали жертв. Сейчас на ней было привязано тело их главного жреца, выпотрошенное как рыба и без головы, которая вылетела в следующий момент, заставив непроизвольно отпрянуть толпу. Сразу вслед за этим стол упал, а в проеме двери показался великан, который пинком выкатил голову их кровавого бога, отломленную от остальной части идола. Великан прокричал непонятные слова, но сразу вслед за ним, их прокричал на понятном Хурай языке голос, срывающийся от страха и волнения.

– Вы оскорбили великое небо, все ваши мужчины умрут, а дети будут голодать и просить милости у других детей неба. Сам Велунд поморщился, когда голос переводчика от волнения дал петуха, но других у него тут не было, ему было важно, чтоб эти звери поняли его. Именно это волнение вселило в Нохму решимость.

– это всего лишь люди – прорычал он – я выпущу тебе кишки пришелец, ты захлебнешься в страдания, сражайся со мной. Тот же голос быстро протараторил перевод грозных слов вождя. Великан же засмеялся. И делал он это так искренне, что привел воспрявших духом горцев в недоумение.

– ты слишком слаб для меня помойная, рыжая собака – через переводчика сказал великан. Я отдам тебя своей младшей дочери, проверить остры ли ее ножи. Смертельное оскорбление и дерзость обескуражили горцев, привыкших к силе Нохмы и его свирепости. А из-за монументальной фигуры великана выскользнула гибкая девичья фигурка и с улыбкой пошла навстречу Нохме, который на минуту заколебался, а потом с рыком бросился на нее. Нет, эта девушка, в отличии от других не стала с визгом убегать от его налитых кровью глаз, наоборот она рванулась к нему. То, что произошло увидел только Велунд. Скубба метнула два небольших ножа, которые воткнулись в плечи Нохмы сбив его и пользуясь мигом, когда боль отвлекла противника, со всей силы вбила два ножа тому в диафрагму, рванув вниз и рассекая живот до паха. А потом, выдернув, мгновенно вбила их же в плечи Нохмы, разрезая сухожилия и мышцы. Мгновение, еще глядя в огромные от боли зрачки дикаря, Скубба выдернула ножи и вонзила один под подбородок, а второй в пах. Из толпы горцев с криком выбежал рыжий мальчишка и женщина за ним, оба выли как безумцы и тянули скрюченные руки к убийце их отца и мужа. Женщина упала с ножом в груди, а мальчишку Скубба убила, так же, как и его отца, ударив под подбородок. Все это произошло в мгновение. Крики и смерть родили хаос. Кто-то из горцев бросился на Скуббу, навстречу этим двум десяткам отважных из проема выскочил залитый кровью демон с рыжими волосами и началась бойня. Некоторые из женщин бросились с поляны и падали, пронзенные летевшими со склонов стрелами. Сам Велунд вступил в бой лишь один раз. Страхуя Скуббу, он метнул свое копье, пронзив сразу двоих горцев, выдернув его и снова наблюдая за бойней. Два брааги, перебили два десятка горцев быстро, хоть и не без потерь, у Волчка был порез на лбу, заливавший кровью его глаза, а у Скуббы намок кровью рукав. После того как из гордого, горного племени Хурай превратились в кучку воющих от страха женщин и детей, оставшихся без припасов, сожженных демонами и без пленников, которых они забирали с собой, горцы, своими руками разбив голову каменного идола, перестали существовать, навсегда растворившись со временем в степных семьях.

Степь цвела, всего через несколько недель она превратиться в знойное место, где жизнь появляется только ночью, а днем голая земля трескается от пекла. Сейчас же в разгар весны, степь буквально врывалась красками разнотравья и цветов. Красный, синий, зеленый и белый смешиваясь, давали тысячи оттенков, радуя даже слезящиеся глаза стариков, а горячие сердца молодежи выпрыгивали из груди, предвкушая предстоящие празднества. Все рода съезжались на заранее определенное место в степи, и тенге как глава степных народов Рахис встречал всех и назначал место для стоянки на время празднеств. Места, получаемые родами, имели статусное значение, чем ближе к шатру тенге, тем почетнее и не только, такое скопление народа требовало четкости и порядка, ведь люди не только веселятся и едят, но и наоборот, поэтому строительство отхожих ям производилось задолго до самого праздника. Тенге уже исчерпал все возможные варианты размещений, но род, а вернее семья Безита специально медлила с приездом, чтоб показать свое влияние. Если придут еще двое, то место рядом с шатром, отведенное для Безита будет занято и скандал неизбежен. Но самое главное, Сиюль, его прекрасная дочь, которая бесследно пропала, вместе с сыном купца. Конечно, тенге знал об их симпатиях и даже при случае сказал отцу Бахмы, чтоб тот выбил дурь из головы сына, получив полное понимание со стороны купца. И вот ни сына купца, ни, самое главное, его любимой дочери. Поиски, в которых участвовали и люди купца, дали неутешительные результаты и указывали, что скоро тенге получит ультиматум от Хурай, но в последние два дня к дальним отарам стали выходить женщины Хурай, ободранные, испуганные и голодные, утверждая, что их племени пришел конец от каких-то демонов. Ко всему прочему все те же пастухи донесли об огромном лагере северян в предгорьях, похожих на те, что строила империя. Долг Безиту, непонятные слухи от Хурай, пропажа дочери, а еще эти северяне, непонятно откуда взявшиеся, тенге всем нутром чувствовал, что потерял контроль над событиями. В тайне надеясь, что его дочь убежала с молодым парнем и, затерявшись в степи, будут вести простую кочевую жизнь, без интриг, долгов и прочих мерзостей, на виду он держал лицо и никогда бы в тех мыслях не признался. Для северных послов поставили два шатра, и они уже обживались, привлекая внимание своими габаритами и необычным для степняков цветом волос. У разгорающихся костров огромного, праздничного становища собирались люди, пели, смеялись, готовили в больших котлах угощения, атмосфера предвкушения ежегодного праздника и свежий весенний воздух пьянила не хуже перебродившего молока степных кобылиц.

В шатре тенге песен не было, там собрались сам Рахис и его доверенные лица, напротив них, на нарядной кошме сидели послы северян, Кромхильд, представитель из Легиона, Сид, Стьюви и Витек. На присутствии Витька настоял Кромхильд, прекрасно зная, что в своем мире тот не раз проводил переговоры, мог заметить то, что укроется от глаз остальных, ну и для солидности конечно, так как рост и сложение выгодно подчеркивали превосходство перед степняками. После взаимных дипломатических ритуалов пришла пора говорить прямо.

– до меня доходят слухи, что с гор приходят Хурай – глядя в глаза Кромхильда своими щелками глаз сказал Рахис – приходят женщины и маленькие дети и говорят о нападении демонов на племя.

– мы не просто помогли тебе тенге Рахис – ответил Кромхильд – мы сделали чуть больше.

– что же вы сделали – спросил тенге. Когда северяне через Стьюви попросили у тенге человека умеющего говорить на диалекте Хурай, Рахис думал, что дело ограничится разведкой или небольшим нападением. То, что рассказывал переводчик, не вязалось ни с какими фантазиями, да и помнил тот от страха не очень многое, как его тащили в темноте гор куда-то и жуткую сцену перед входом в святилище Хурай. Потом его просто оттерли бойцы северян и потащили сквозь дым обратно в горы.

– Хурай больше нет – уронил слова как камни надгробий Кромхильд – может несколько мужчин выжили, я точно не знаю, но, как племени их больше нет.

В шатре повисла пауза, степняки не могли скрыть волнения, перешептываясь и переглядываясь между собой. Все, кроме самого Рахиса и ветхого от старости степняка, который прибился к их роду, когда-то давным-давно. Как раз с ним то переглянулся Рахис и медленно выдохнул.

– если я не ошибаюсь – медленно сказал тенге, обращаясь к Сиду – ты был генералом имперских легионов и некоторые мои сородичи даже слышали имя, которое тебе было дано одним степным народом, это тебя называли степной пожар.

– у разных народов – в тон ему ответил Сид – меня, как только не называли, и так тоже было.

– я не могу поверить своей радости, но вам верю – сказал Рахис с облегчением – сколько времени эти разбойники терзали наших купцов и стада, давайте выпьем за эту радость. Степняки радостно загалдели, а северяне сдержанно улыбались, наполняя пиалы.

– теперь твоя очередь выполнить условие – напомнил Кромхильд.

– конечно, конечно – закивал Рахис – я очень рад видеть вас союзниками и добрыми соседями, после праздника я выделю самых лучших людей для охраны и проводников. Надеюсь, вы останетесь на нашем празднике?

– для нас будет радостью быть на вашем празднике – ответил Кромхильд – соседи должны изучать обычаи друг друга и где это делать, если не на празднике. Тут, конечно, мнения делегатов разделялись, Сид и Витек предпочли бы быстрее двинуться в столицу империи, но, как говориться, выбирать не приходилось.

– у нас для тебя тенге еще одна новость – задумчиво и деликатно начал Кромхильд – один наш воин случайно стал свидетелем стычки и, так уж получилось, что он спас главного участника, юношу.

Из глаз тенге моментально ушла вся приветливость и радость. Он жестом прервал Кромхильда и приказал всем присутствующим в шатре оставить их. Когда все, кроме, все того же ветхого старика, удалились с поклонами и церемонными прощаниями, Рахис развернулся к Кромхильду.

– прошу прощения – нетерпеливо сказал тенге – пожалуйста, продолжай.

– вели пропустить его к нам – сказал Кромхильд – пусть он сам все тебе расскажет. Через несколько долгих для тенге мгновений в шатер Вошел Витек, ведя под руку все еще очень слабого от потерянной крови сына купца и возлюбленного дочери тенге.

– Бахма – выдохнул Рахис и скривился, увидев повязку на лице юноши – где моя Сиюль, что произошло?

– нас застигли врасплох – начал говорить Бахма – прижали к горам и напали, Сиюль увезли, а меня хотели убить.

– мы нашли двух Хурай – резко прервал его Рахис.

– это были не Хурай – с трудом отвечал Бахма – они не наездники и не стрелки.

– да, мне тоже так показалось, но кто тогда – тенге буквально впился взглядом в лицо юноши. Отец боролся сейчас в нем с правителем. Отцу было все равно кто и почему, он хотел просто вернуть любимую дочь, но правитель понимал, что причина ведет к пониманию ситуации гораздо глубже, чем пропажа одного человека, пусть это и была любимая его дочь.

– я слышал голос Сахима и слышал, как его называли по имени – виновато сказал юноша – но меня тогда уже успели ранить, точно сказать я не могу.

– опять все ведет к этому шакалу – зарычал тенге – куда увезли Сиюль.

– прости тенге – потупился Бахма – я не знаю, если хочешь, возьми мою жизнь, я все равно готов был отдать ее за твою дочь.

Рахис, уже набравший воздуха для яростной тирады, был остановлен тем самым стариком, который за все время присутствия не подал ни звука. Вот и сейчас он просто положил руку на сжатые в гневе кулаки тенге.

– не гневайся на него тенге – проскрипел старик – влюбленное сердце не может врать, юноша сделал все что мог, один он наверняка бы ушел от них.

После этих простых слов Рахис со свистом выпустил воздух из легких и как-то сразу обмяк.

– я велю скрытно доставить тебя к отцу – сказал он Бахме – но ты понадобишься мне еще.

– я сделаю все, что скажешь тенге – сказал юноша и поклонился Рахису.

– спасибо вам – обратившись к Кромхильду, поблагодарил Рахис – вы подарили мне надежду, и я не останусь в долгу, помогу вам, как только умею, все, что в моей власти.

– мы слышали имя Безита – сказал Сид – не тот ли это, кого называют бездонной утробой.

– да, это он – мрачно проговорил Рахис – хотел взять мою дочь в жены, дважды я отказывал ему и это, видимо, привело его к безумию похитить ее. Я разберусь с ним.

– ага, разберется он – скептически, но тихо проговорил Витек – мог бы давно разобрался. После приема все собрались в шатре, выделенном им тенге для проживания, и подводили итоги приема. В шатре находились так же Велунд и Борис, Скубба и Волчок должны были появиться чуть позже, на самом празднике. Девушка есть девушка, хотела быть нарядной, а Волчку было невмоготу находиться в таком скоплении людей долго.

– да, тенге давно бы сделал это – согласно кивнул Стьюви – но нужен очень веский повод, для всех остальных родов, да и сам Безит собрал достаточно большую семью, так что непонятно кто еще победит в открытой драке.

– ну тут мы вообще вмешиваться как бы и не должны – задумчиво сказал Сид – хотя можно было бы.

– я понимаю твое нетерпение Сид – ответил Кромхильд, но ты уйдешь, а нам тут еще жить, мы согласились на то, чтоб разобраться с Хурай только потому, что эти разбойники уже всех тут достали, Безит же, как я понимаю, если и не уважаемый член местного обществ, то уж точно свой, в отличие от нас.

– да понятно, понятно – вскинул руки вверх в жесте согласия Сид – я так, ищу варианты.

– вариант тут только один – припечатал Кромхильд – ждать, тенге сам должен разобраться или хотя бы начать.

О чем они говорят, проносилось в голове Бориса, опять интриги и тайны, опять ритуалы и запреты. До чего все это осточертело. Если я буду сидеть без действия, я просто сойду с ума. Понимая, что любое действие сейчас будет всего лишь побегом от самого себя и тех главных вопросов, которые он сам себе задавал, Борис ничего не мог с собой поделать. Его тоска сменилась такой же злобой.